Бывали у него и замужние, и холостые, и молодые, и не очень, весьма разные, и Артем уверен, что способен уговорить любую или почти любую. Один фактор мешает в дороге - присутствие посторонних. Спереди, сбоку, сзади пассажиры ловят от скуки вялыми ушами что им надо и что не надо. Поэтому дамы не сразу идут на контакт, особенно, как ни странно, те, кому нужнее, - женщины в печальном возрасте от тридцати и выше, все сплошь, как понял Артем, не обласканные, либо обласканные так плохо и неумело, что приходится переласкивать. Проще с легкими и свободными девушками, приезжающими в столицу на честные заработки, а также со студентками. И, к изумлению Артема, сложнее всего оказалось с проститутками, которые, бывает, тоже ездят этим автобусом. Но ездят, как выяснилось, деловитые, хозяйственные, для которых проституция - промысел ради оставленной в какой-нибудь сарайской, или пензенской, или рязанской глуши семьи. Часто у них есть безработный или бездельный муж, смирно ждущий жену с деньгами и рассказом о тяготах службы официанткой или курьершей, есть любимый ребенок, такие девушки стерегут каждую копейку, поэтому и выбирают автобус, а не гораздо более удобный поезд или, тем более, быстрый самолет. У них, как у колхозниц, вечно сумки, узлы и пакеты, откуда выглядывают плюшевые зайцы, медведи и большие коробки развивающих игр. Но Артем угадывает профессию этих барышень по ровному искусственному загару, который они для наилучшего товарного вида приобретают в соляриях, по кукольно красивым кроссовкам или туфелькам, обязательно с какими-нибудь вставочками, по бриджам со стразами, стоящими, если брючки иметь в виду, в десять раз дороже проезда (а куда деться, производственная необходимость), а еще по озабоченному взгляду при посадке и по той освобожденной тихой улыбке, которая появляется на их лицах все чаще по мере удаления от постылой Москвы, которую они, однако, любят странною любовью, и приближения к милой родине, из которой они мечтают уехать к чертям собачьим - в ту же Москву, чтобы стать тут - розовая мечта каждой проститутки - риэлторшей: покупать квартиры дешево, продавать дорого, иметь чистую прибыль, а себя давать только по любви. Ну, совсем редко за деньги или, если понадобится, по делу.
Артем видит их насквозь, но все равно любит. Он любит вообще все женское: эти изгибы, бархатистость кожи в одних местах и гладкость в других, переливы голоса, прерывистость дыхания, хрупкость - независимо от телосложения, - эту их доверчивость в моменты близости у самых недоверчивых, это желание доставить радость, всегда немного наивное, как у детей, которые хотят порадовать папу, но еще толком не умеют этого делать. Артем поэтому не может полюбить какую-то одну и предпочесть ее другим - слишком любит Женщину в целом, как вид, как источник вечного счастья, как-то что-то единое и при этом разнообразное. Всегда ему кажется, что он лелеет в одной женщине всех остальных, а себя при этом чувствует единственным мужчиной на свете, способным стать мужем для всех. И даже если бы разрешили завести ему гарем из тысячи жен, на тысяча первый день после тысячной ночи он пошел бы искать тысяча первую, еще неведомую. Кстати, в неведомости и есть самое интересное, быть может. И в Сарайске, и в Москве он любит так организовывать встречи, напросившись с каким-нибудь приятелем в женскую компанию, чтобы никого там не знать, а придя - удивиться и обрадоваться. Что-то есть в этом, словами не выразимое: вот жила она, как звезда, которая очень далеко, ее не увидеть ни в какой телескоп, ее для тебя не было - и вдруг рядом, близкая, настоящая. Она приносит с собой всю свою жизнь, и это Артему тоже интересно, он расспрашивает женщин, вникает, задумчиво слушает, и может быть, именно за это они его больше всего и ценят.
Будучи великодушно неприхотливым, Артем все же особо любит в женщинах две заманчивости: чтобы голос был легким и негромким, почти шепчущим, но без писка, и - живот. Не грудь, не бедра, от чего обычно сходит с ума заурядное мужское население, не пухлые губы - именно живот почему-то волнует Артема больше всего. Точно говоря, не живот, а та часть, не имеющая единого названия, что начинается от изгибов талии и сходится центром красоты во впадинке пупка. Поэтому легко представить, что с ним произошло, когда настала мода топиков, коротких всех этих маечек, обнаживших любимые Артемом поверхности. Козырева же, напротив, это раздражало, и он иногда ворчал, косясь на окружающее безобразие: "Чего уж стесняться, разделись бы совсем!"
И вот, недовольный скудным ассортиментом подобравшегося в автобусе женского пола, Артем сидел на ящике у двери и рассматривал проходящих девушек, мечтая: вдруг эта свернет? Или эта? Или вон та?
Поэтому проморгал момент: живот явился на уровне глаз, прямо пред ним - и ударил, если можно так выразиться, Артема в самое сердце. Он был идеален по всем параметрам: золотист, нежен, ровен, а талия при этом настолько тонкая, что, кажется, одной ладонью обхватить можно.
Артем посмотрел выше. Над полосатой (розово-белой) маечкой светилось лицо, которое хотелось назвать личиком: глаза большие, синие, носик маленький, прямой, губы - ну, какие губы, как сказать про губы, когда они не большие и не маленькие, не пухлые и не тонкие, а просто нормальные губы без лишних изгибов, но что-то делает их очень красивыми. Только после этого Артем обратил внимание на то, с чего другие обычно начинают осмотр, - на ноги, которые в значительной мере были открыты джинсовой юбкой. Ноги оказались правильные - не в смысле какой-то геометрической прямизны, а в смысле резонанса в душе Артема. Аккуратные ноги, не тонкие и не толстые, не длинные и не короткие. Оптимальные, можно сказать. После этого Артем вернулся взглядом вверх и, скользнув по груди (тут он был не требователен - лишь бы имелась), уставился на девушкино лицо.
Девушка смотрела на Артема строго и вопрошающе. Он понял, что проморгал не только ее появление, но и вопрос.
- Сколько до Сарайска? - повторила девушка.
- Для вас -… - Артем назвал цену.
- При чем тут для нас? - Девушка сделала вид, что не понимает шутки. - И я не про это, а - ехать сколько?
- При попутном ветре восемнадцать часов, при встречном десять и еще восемь. И даже меньше.
Молодой человек, спутник девушки, которого Артем тоже видел, но не рассматривал, решил, что пора показать себя мужчиной.
- Вас серьезно спрашивают! - строго сказал он.
- А я серьезно и отвечаю. Семнадцать с половиной часов, если точно. Коротко, как наша молодость.
- Ничего себе, - сказала девушка.
- А я тебе говорил, - сказал юноша.
- Я думала, быстрее. На поезде шестнадцать часов - то же на то же почти получается.
- Поехали на поезде завтра… Или послезавтра.
- Мне надо завтра уже там быть, я же сказала!
- Почему?
- Потому! И где ты денег возьмешь, интересно?
- Найду, только не сразу.
- А мне надо сразу!
Тут затронута была тема интимная, поэтому они отошли в сторонку и начали совещаться. Артем всей душой желал, чтобы они решили ехать автобусом. Спутник девушки не казался серьезным соперником - совсем молодой, лет восемнадцати, драные кроссовки, драные джинсы, линялая драная футболка - то ли по бедности, то ли это мода, сейчас не разберешь, - через плечо холщовая сумка, тоже драная, однако новая, драли ее уже при производстве - значит, все-таки мода. Ноги и руки длинные, лицо розоватое, в веснушках, волосы соломенные, ресницы пушистые, губы развесистые - в общем, теленок теленком. Вот полез в сумку, достал деньги, считает. И девушка роется в своей, тоже тряпичной, сумке.
Тупой же ты, теленок, думал Артем о юноше. Если девушка говорит, что ей где-то надо быть завтра, не надо спрашивать, почему. Возможно, она обещала маме. Но не исключено, что девушка просто забыла покормить любимого котенка. Или по телевизору завтра вечером идет передача, которую она обязательно должна посмотреть. Или даже вообще ни почему, решила, что надо быть завтра - и все тут. Очень уважительная причина, если подумать. При этом девушка гордая: сделала сначала вид, что ее не цена билета интересует, а время в пути.
Конечно, не москвичи они, а из Сарайска. Дело не во внешних признаках: в Сарайске нет никакого особенного выговора и одеваются точно так же, как в Москве, особенно молодежь, особенно продвинутая, но москвичи, если куда-то соберутся ехать, стараются это делать с максимальными удобствами, они берут с собой деньги в дорогу, вещи. Нет, так не уезжают, так возвращаются. Скорее всего, эти молодые люди решили съездить в столицу - проветриться, прогуляться. Не рассчитали с деньгами, отсюда и проблемы.
Они вернулись.
- Два билета, - сказала девушка, протягивая кипу мятых десяток с редкими сотнями.
- Садитесь, в салоне обилечу, - радушно пригласил Артем.
- Почему не сейчас? - подозрительно спросил юноша.
- Да ладно тебе. Иди лучше, возьми что-нибудь, - велела ему девушка. - Какие-нибудь йогурты, что ли. Автобус ровно в шесть отправляется?
- Ровно в шесть! - доложил Артем, который любил в начале знакомства показывать девушкам, что он послушен и исполнителен.
- Смотри, не опоздай!
Теленок торопливо пошел к вокзалу, девушка поднялась по ступенькам. Артем повел головой, как бы разминая затекшую шею, и увидел то, что хотел.
Возвращая шею на место, чуть не сказал вслух: "Ого!"
17.50
Москва, Павелецкий вокзал
К автобусу торопливо шла женщина, совсем автобусу не подходящая. Нет, в "мерседесах" она может ездить, и даже за рулем, но не в таких, не общего пользования, а в роскошных, черных и длинных. Белые тоже допускаются, главное - чтобы все блестело и сверкало. Женщина была в бирюзовом костюме спортивного типа, облегающем - и было что облегать, ни одного местечка не отыскалось бы, которое не хотелось бы облечь. Она напомнила Артему Светку, только та была чрезмерна, многое в ней выходило за пределы гармонического контура, а у этой все совпадало с идеальными формами, задуманными природой.
Артем оглянулся на Козырева: видит ли? Тот видел. Но лицо осталось спокойным и равнодушным. Артем улыбнулся и встал навстречу бирюзовой красавице.
- В багажном отсеке места есть? - спросила она, не поздоровавшись. Спросила так, будто автобус подали только для ее необходимости.
- Сколько угодно! - обрадовал ее Артем.
Женщина повернулась и крикнула кому-то:
- Подгоняй!
Подъехала "газель", шофер выскочил и стал помогать бирюзовой женщине вытаскивать из кузова тюки и переносить их в багажные ячейки автобуса. Тюков было много. И шофер, и женщина трудились в поте лица. Козырев вышел посмотреть. Артем щелкнул языком, глазами указывая на женщину, но Козырев не отреагировал. Он прислонился к автобусу, закурил.
- Помогли бы, мужики! - обратилась женщина к Артему и Козыреву с грубоватой, но сердечной простотой - так, наверное, она в процессе своего бизнеса общается с капризными грузчиками, складскими рабочими и прочим низовым звеном, с кем не хочется, да надо иметь дело. Козырев остался стоять, лишь стряхнул пепел на асфальт, а Артем медленно подошел, медленно взял один тюк, отнес к автобусу, запихнул - и, пользуясь близостью, осмотрел бирюзовую красавицу во всех деталях.
То никого не было, а то сразу две, думал он. И кого теперь выбрать? Случалось, конечно, он умудрялся подцепить двух одновременно, у одной выпросив номер телефона, а с другой договорившись о встрече сразу же по приезде, но это когда автобус битком и объекты сидят в разных концах. А сейчас пассажиров мало, все на виду. Да еще, не дай бог, бирюзовая сядет рядом с той малышкой…
Наконец мешки были перетащены. И Артем, и Козырев поняли: женщина занимается доставкой товара из Москвы в Сарайск и прекрасно знает, что отправлять отдельным багажом или посылками намного дороже, а так вот, в автобусе, хоть и труднее самой ехать, но товар переправляется даром. Таковы условия автобусных перевозок в их компании: за багаж пассажиры не платят, считается, что это входит в стоимость билета. Но ведь и не бывает обычно много багажа. А женщина вот додумалась, использовала прореху. Странно, что они раньше не видели бизнес-красавицу - может, недавно занялась переправкой товаров? Да нет, судя по ухваткам, бизнесменка опытная. Значит, просто не везло - не один их автобус ходит этим маршрутом.
Бирюзовая, расплатившись с шофером и отпустив "газель", вошла в автобус.
Потом прибежал рыжий с йогуртами.
Козырев, глянув на часы, пошел садиться за руль.
Артем потянулся. Сейчас вздремнет от души столько, сколько позволит Козырев. Но не разоспаться бы до темноты, когда все заклюют носом и ни у кого не будет охоты общаться.
Он взял мегафон и прокричал неувлекательным голосом:
- Москва - Сарайск, быстро, комфортно! Авиационные кресла, биотуалет, ужин в пути, несравненная цена, самый удобный и самый дешевый транспорт! Отправление через пять минут, автобус находится у центрального выхода вокзала, он же центральный вход! Отправление через пять минут, осталось несколько свободных мест! Отправление через пять минут!
После этого Артем взял свой ящик-сиденье, чтобы внести в салон - и тут подошли пятеро мужчин.
17.55
Москва, Павелецкий вокзал
Обычные мужики, работяги. Скорее всего, земляки-гастарбайтеры. На всех дешевенькие кроссовки, джинсы, футболки, на головах бейсболки и легкие кепочки. В руках у двоих литровые бутыли с пивом.
- В салоне во время рейса пить запрещается! - предупредил Артем.
- А что тут пить? На пятерых? - удивился молодой мужчина, примерно ровесник Артема, такой же высокий, только потоньше, пожиже, со светлыми нагловатыми глазами.
Второй был с интеллигентным и печальным, как у всех интеллигентов, занимающихся не своим делом, лицом (Артема знал одного кандидата биологических наук, работавшего в Москве на мусороуборочной машине - обеспеченный теперь, кстати, человек): он, входя в автобус, оглянулся на третьего, словно в чем-то сомневался.
Третий негромко сказал:
- Лезь, лезь, другого не будет!
Мужчина этот был крепок, но легок, лицо загорелое, глаза светлые, похож на смелого и остроумного ковбоя из американских фильмов, при этом ему уже около пятидесяти. Артем хотел бы сохраниться таким в его годы.
Четвертый был без кепки, лысоват и добродушно усмешлив.
- Люкс! - сказал он, входя.
Ну и жизнь у человека, если ему междугородный автобус люксом кажется.
А пятым был совсем молодой парень, лет двадцати с чем-то, наверное, подручный этих работяг, поэтому и встает в очереди привычно последним - за раздачей ли зарплаты, за вечерним ли стаканом водки.
- Все? - спросил Козырев.
- Все, - ответил Артем, входя.
Дверь плавно закрылась, автобус тронулся.
18.00
Павелецкий вокзал - Садовое кольцо
Артем приступил к сбору денег за проезд и раздаче билетов.
Это можно было делать и при входе, но Артем соблюдал свои интересы: при входе глянул на человека (особенно на женщину), взял деньги, отдал билет - и нет его, ушел человек в глубину автобуса, и никакого повода подойти и рассмотреть получше. А тут, пока идешь в проходе, можешь издали оценить всех, кто интересует, а потом и вблизи, уже набело.
Помимо пятерых работяг, сгруппировавшихся сзади, в автобусе было шестнадцать человек.
Бирюзовая красавица села впереди, слева - по ходу автобуса, у окна. Это Артема огорчило. Одна из его подруг, психолог и специалист по межличностным отношениям, объяснила однажды, что характер человека проявляется во всем. Например, в кресле у прохода сядет человек осторожный, склонный к мнительности, либо не очень здоровый, он всегда вольно или невольно заботится о том, чтобы в случае чего свободно выйти. Садятся там и люди общительные, которым приятнее чувствовать людей и справа, и слева. К окнам же стремятся люди более замкнутые, эгоистичные (и таких, видимо, большинство, сделал вывод Артем, потому что все спешат устроиться у окон), но тут надо смотреть, один человек или с кем-то. Если он (или она) с кем-то, значит, спутница или спутник ему изрядно надоели. Отвернешься, уйдешь в себя, и хоть на время один. Но если он или она в одиночестве - это уже особый случай. Желание сесть к окну естественно, объясняла умная женщина, любой человек, если его посадить на пустую длинную скамью, обязательно прибьется к стенке, чтобы иметь защиту хотя бы с одной стороны. Вся соль в том, сядет он к окну левым боком или правым. Если правым, то сердце его, оставшееся открытым, готово к общению, если левым, человек закрывает сердце, не хочет общаться.
Именно так, сердцем к окну сидела бирюзовая красавица, но Артем не стал слишком расстраиваться. Может, бирюзовая просто села, куда пришлось, не зная никаких психологических законов. И умная психологиня говорила то же самое: всегда надо иметь в виду, что кто-то может сесть не на свое место случайно - или элементарно потому, что нет других свободных мест.
- Мадам! - встал над красавицей Артем.
Мадам хмыкнула, но при этом все-таки невольно окинула взглядом стройного молодого человека - чтобы посмотреть, кто это так выражается. Того Артему и надо было. Получив деньги, он элегантным движением руки выдал ей билет и пожелал:
- Счастливого пути!
- Спасибо, - отозвалась бирюзовая, и на душе Артема потеплело.
Далее сидели две тетеньки, как называет Артем женщин подобного рода; таких тетенек очень удобно рисовать детям: прямоугольник, две палочки внизу, две палочки по бокам, кружок сверху - вот и получилось. Они еле помещались плечами и бедрами, сидя рядом, - и ведь можно же отсесть, места имеются, но тут семейная привычка держаться друг друга, да и не отпустит старшая, которая, судя по всему, мать, младшую, которая наверняка дочь - очень уж похожи. Мать хмуро обмахивается газеткой, дочь во все свои черно накрашенные глаза откровенно пялится на Артема, но тут же, бросив взгляд на мать, поникает головой и что-то рассматривает под ногами. Строга у нее матушка, наверное, очень строга. За дешевым барахлишком в Москву приезжали, на оптовые рынки, предположил Артем. Билеты на автобус легко окупятся: приличные туфли за триста, а не за четыреста пятьдесят, платье за четыреста, а не за семьсот, куртка теплая на зиму - восемьсот, а не полторы тысячи, на круг наберется тысячи две выигрыша, это уже деньги. Нет, сам бы он, конечно, повесился, если бы пришлось жить под таким гнетом учета, но людей, озабоченных экономией, понимает: жить надо как-то.
Он обилетил тетенек так же вежливо, как и бирюзовую красавицу. Это людям нравится, они, возможно, захотят из-за этого еще раз прокатиться в автобусе - выгода. Те, к кому он только что обращался с подчеркнутой культурностью, полагали, что это лишь для них, а теперь услышат, что и всем такая честь, начнут слегка ревновать - опять выгода. И вообще вежливым и культурным быть намного выгоднее, давно понял Артем, и удивительно, что люди этого не понимают.