В глубоком низеньком – не всякий здоровый мужчина сможет стоять в полный рост – затемненном гроте, отделенном резными воротцами от основного помещения Храма Свято-Успенского мужского монастыря, полностью вырубленного в скале, скрыта от праздных взглядов ещё одна знаменитая святыня Крыма – Чудотворная икона Божией Матери. Служка заботливо затворяет и отворяет воротца всякий раз, когда настоятель дает благословение на то, чтобы позволить паломникам, мирянам, туристам поклониться прославленной святыне.
Служка пропускает посетителей по одному, потому у входа в грот всегда собирается очередь. Встав в самый конец и машинально делая по шагу или по два вперёд, когда кто-то выходит, озаренный благодатью, она разглядывает иконы, лица пришедших, товары церковной лавки. Окно над пропастью растворено. Оттуда веет приближающейся грозой. На подоконнике – букет свежих роз.
Очередь подходит. Склонив голову в наспех повязанном платке, чуть робея от царящего здесь всеобщего молитвенного благоговения, и она вступает в тесную обитель чуда.
"Матерь Божия, спаси и помилуй меня грешную…"
Она не умеет молиться. Трогательно неуклюже крестится три раза.
"Пожалуйста, я очень хочу увидеть Макса, ну хоть ещё один раз…"
"Нет. Нельзя о таком просить. Большой грех."
"Пусть мои дети будут здоровы, и муж тоже, и папа…"
Опомнившись, беззвучно шепчет она. Вновь торопливо крестится. Подходит, чтобы приложиться к иконе губами.
Она высокая. Выпрямившись, задевает головой лампадку. Та печально звякает, качается со скрипом на тонких цепях.
– Осторожнее вы, девушка! – возмущенно восклицает служка.
– Простите, пожалуйста… – лепечет она сконфуженно.
– Бог простит.
На миг почему-то суеверный ужас охватывает её.
"Как нехорошо вышло… Вдруг это предупреждение о грядущем несчастье?.. Знак, что Богоматерь не примет моих молитв?.. Может, я проклята?.."
Она покидает грот, потирая ушибленный висок. В церковной лавке долго уговаривает мужа купить ей освещенный крестик. Он, учёный человек, атеист, нехотя соглашается:
– Женская прихоть. Бывает. Только, смотри, не очень дорогой.
В Поповку в тот день вернулись уже затемно. Посетили воспетый Пушкиным Фонтан Слёз в Ханском Дворце – две свежие розы, красная и белая, неизменно лежат там – заглянули в дегустационный зал и старейшую лавку с восточными сладостями.
"Рахат-лукум" – в переводе это означает "кусочек счастья".
Накупили целую коробку ароматных разноцветных кубиков, сваренных по оригинальным рецептам из соков различных фруктов и ягод с добавлением орехов, специй или семян.
Она долго ворочалась в постели – с неизъяснимой тревогой думала о своём досадном столкновении с лампадкой – а когда все уснули, тихо встала и, набросив на плечи шаль, покинула номер. Путь её лежал на берег. Море имеет свойство успокаивать, снимать наваждения, оно отгоняет дурные сны.
На чёрном небе – яркими точками звезды. Время от времени невдалеке коротким белесым всполохом сигналит маяк – словно выпархивает из кустов жар-птица и тут же исчезает. Ночь. Август. Крым.
Постояв немного у воды, полюбовавшись её темной, блестящей – как лакированная кожа – поверхностью, она отправилась прямо по пустому пляжу туда, где, разбрасывая снопы радужных огней, призывно сияя разноцветными переливами света, гремела ночная дискотека.
Танцпол был пуст. Только две девушки, по-видимому, близкие подруги, одна в коротких джинсовых шортах и вторая – в маленьком облегающем платье, обе стройные, танцевали, встряхивая густыми волосами, изгибаясь плавными волнами, красиво свивались друг с другом, кружились за руки под восторженными взглядами нескольких юношей, сидящих за столиком на возвышении.
Она повесила шаль на спинку стула и тоже спустилась на танцпол. Расправила плечи, запрокинула голову, пустив по спине искристые струйки белокурых волос, призывно качнула бедрами… Отбросив стеснение, отдалась музыке, льющейся из динамиков, мерцанию цветных лампочек, чуть слышному ласковому шепоту моря.
Устав танцевать, она присела на крайний стул возле стойки бара. Очень хотелось пить, а никаких денег с собой она не взяла. Пятеро парней за прямоугольным столиком с гоготом распивали коньяк. У них стояла невостребованная двухлитровая бутылка "АкваМинерале". Она решилась попросить.
– Да для тебя мы… всё что угодно… – отвечали разомлевшие юноши пьяными голосами, – куда же ты, красавица? Иди к нам!
Она удалилась. Это довольно странно, но люди, даже если они сами порой не прочь выпить, будучи трезвыми, всегда испытывают лёгкое чувство гадливости при виде пьяных.
Она вышла на пляж. Вдохнула немного свежего запаха волн. Постояла неподвижно, запахнувшись в шаль. Подумала обо всех мужчинах, что были так мучительно желанны, но так и не достались ей…
А потом она увидела Макса. Он шёл по пляжу по направлению к танцполу, отбрасывая на песок длинную тонкую тень. Богородица всё же решила поучаствовать в её судьбе. Или это было просто совпадение. Помолился – чудо, не помолился – случайность. Так религия и проникает в сознание…
Макс не заметил её, или сделал вид, что не заметил. Он пересек танцпол и, ловко запрыгнув на высокую балюстраду, спустился на другую сторону, куда-то за звуковые динамики и огромный светящийся экран, на котором, сменяя друг друга, маячили причудливые электронные узоры фонового видеоряда.
Она продолжила танцевать. Но прежние расслабленность, томность, нега бесследно исчезли: хоть и старалась она двигаться плавно, неторопливо, вливаться в мелодию, но в теле её ощущалось напряжение – где-то там, совсем рядом, находился Макс, он мог посмотреть в её сторону – и нужно было быть идеальной… И ей стало вдруг невыносимо страшно, что она не сможет, как всегда становилось страшно, когда она влюблялась, до невозможности вздохнуть, до мушек перед глазами, страшно как при Сергее, как при Михаиле-доценте, как при Родионе…
Она решила, что ей следует немного выпить. Все знают легенду о рюмочке "для храбрости". С приходом легкого опьянения эта позорная несуразная паника, по идее, должна была отступить.
Она бежала по пустынному пляжу к гостинице. За кошельком. Скорее. Скорее. А вдруг он уйдёт? Лихорадочно вспыхивал маяк – как будто вздрагивал от ужаса, поворачиваясь лицом к темноте. Негромко гудело, спокойно дыша во сне, невозмутимое, мощное, огромное море.
Когда она вернулась на пляж, Макс стоял возле стойки бара и разговаривал с какой-то маленькой брюнеткой – та даже до плеча ему не доставала… Ревность хлестнула её – как кнутом между лопаток, заставив резко выпрямиться и гордо, цаплей, прошествовать к столику молодых людей, что совсем недавно столь заманчиво предлагали ей "всё".
За время её отсутствие состояние компании несколько усугубилось. Парни уже готовы были предоставлять "всё" немедленно; раздетые до трусов, в мелких каплях морской воды, сидели они вокруг стола – только что вышли из моря. Освежились. Но, судя по всему, это не особо им помогло.
– Пошли купаться! – зычно произнёс самый хорошенький, ванильноликий, ясноглазый, беззастенчиво положив руку ей на талию. По словам остальных у него сегодня был день рождения – да ещё какой важный! – восемнадцать лет.
Она испуганно отшатнулась – не дай бог Макс увидит! – подумает ещё, что она дешёвка…
Поискала глазами Макса и не нашла. Вероятно, загадочное пространство позади экрана вновь поглотило его. Интересно, что там?
Алкоголь начал действовать. Несколько минут тому назад в номере она тихо достала из холодильника бутылку вина "Царица Ночи", купленного в Бахчисарае, перед сном они с мужем выпили по бокалу, как обычно, и вина оставалось ещё много; она вытащила пробку и сделала несколько крупных глотков прямо из горлышка – вино было великолепное, холодное, сладкое, в нём вообще не чувствовалось крепости – лучше в своей жизни она ещё не пила…
Она ощутила приятную теплоту в груди. Огни вокруг как будто стали ярче… Она спустилась вниз, выбежала в центр танцпола, и принялась танцевать – как никогда энергично, страстно – она пленительно изгибалась, выпрямлялась, разбрызгивая фейерверком длинные волосы, кромсая ночь своими смелыми, быстрыми движениями – сияя в этой ночи – так призывно, ослепительно, надрывно…
– Офигенно ты танцуешь! – сказала ей девушка в джинсовых шортах. – Меня зовут Вера, я из Москвы! Жалко, что тут нет больше Казантипа, вот было бы круто!
– А ты была на Казантипе? – спросила она, просто чтобы как-то поддержать разговор. Все её мысли незримыми тонкими щупальцами тянулись сейчас к Максу.
– Была! Ты представляешь: отсюда на километр примерно продолжался нудийский пляж, сексом занимались прямо на песке… Сейчас тут скучновато стало…
– Ты с подругами здесь?
– Нет. С парнем! Ты представляешь, мы с ним всего месяц знакомы, и уже вдвоём отдыхать поехали! Наверное, это любовь!!!
Весёлая москвичка была пьяна уже в той степени, когда случайные знакомые кажутся родными. Вера полезла к ней обниматься. Она из вежливости не отстранилась, продолжая оглядываться вокруг в поисках Макса.
– Пойдём в нашу кампанию, – пригласила Вера, потянув её за руку, – Ты такая классная!!!
За столиком все перезнакомились.
Вера и её подруга пришли в восторг, узнав, что ей тридцать, и у неё уже есть дети.
– Просто фантастика! И даже фигура не испортилась! Мы думали, тебе лет двадцать!!! Ты не выглядишь на свои.
Она знала, что не выглядит. Более того, она этих "своих" никогда не ощущала. Ей по-прежнему хотелось интригующих встреч, танцев, головокружительных поцелуев – вечного праздника юности. А свою налаженную устоявшуюся жизнь хотелось иногда вот просто снять, как ставшую вдруг жаркой кофту, и повесить куда-нибудь на спинку стула. Но делать это надо, разумеется, пока никто не видит; и, само собой, как только появится на горизонте кто-то знакомый, нужно успеть напялить свою жизнь обратно, и чтобы всё хорошо, и пуговицы ладно застёгнуты, и воротничок в порядке. Как будто и не снимала…
Москвичи поделились с нею каким-то пойлом, и вскоре она окончательно расслабилась. Стала шутить, хохотать, как хохочут некоторые красивые пьяные женщины, соблазнительно выпячивая большую грудь, взмахивая роскошными волосами; вновь пошла танцевать с Верой, почти охотно обнималась с нею прямо в центре площадки, на глазах у всех …
А потом она увидела Макса. Он вылез откуда-то из-за экрана, спрыгнул с балюстрады, пересек танцпол, поднялся по ступенькам и приблизился к стойке бара. Теперь он наконец заметил её, и по его глазам она поняла, что можно подойти…
– Привет! – воскликнула она радостно и бросилась ему навстречу. – Я думала, что больше не увижу тебя!
Она сказала это шикарно, ярко улыбаясь. Как бы в шутку.
– Привет! – Макс тоже шагнул к ней.
И они обнялись с той гротескной горячностью, что обычно сопутствует столичным клубным тусовкам. Постояли, чуть дольше, чем следовало бы, не разжимая объятий.
– Ооооо! Какая встреча! – откуда-то выплыл Максов брат Игорь, очень сильно нетрезвый.
Он тоже попытался её обнять, но она отстранилась. Ей было важно продемонстрировать Максу её особое отношение. Она порядочная девушка. Она не обнимается с кем-попало. И не целуется. Она никогда не изменяла своему мужу… Просто теперь она влюбилась. И именно в него. В Макса.
Макс подошёл к стойке и взял себе газировки. Он был абсолютно трезвый, и не выказывал никаких намерений продолжать начатое несколько дней назад… Может, он просто стесняется теперь. А может… Она отогнала неприятную мысль.
Макс попил минералки и отправился обратно за экран. Он ловко запрыгнул на балюстраду и, спустившись на другую сторону, исчез в темноте.
Да что там, в конце концов, такое интересное?
Она немного потанцевала, неохотно, лениво. Машинально допила чей-то коктейль, стоящий на ступеньках…
И решилась. Приподняв длинную юбку, она тоже залезла на балюстраду, ловко балансируя, прошла по ней несколько шагов, и, почти достигнув экрана, спрыгнула на другую сторону.
За экраном находился пульт ди-джея. Всего лишь… И довольно просторное помещение с шезлонгами и мягкими мешками для отдыха.
За спиной самого ди-джея, бородача средних лет, в профиль стоял Макс, уставившись в небольшой монитор, на котором непрерывным штрих-кодом тянулись строки с названиями малоизвестных музыкальных композиций. Они нигде не слышала таких танцевальных мелодий, как здесь. Лицо Макса освещали красные, белые, голубые отсветы прожекторов. Такой длинношеий. Такой юный. Такой далёкий всего в двух шагах… У неё сладко и печально сжалось сердце.
– Сюда нельзя, – неожиданно строго сказал Макс, повернувшись к ней.
– Почему?
Он пожал плечами.
– Но ты ведь здесь?
– Мне можно.
– Ты что, знакомый ди-джея?
– Вроде того…
Он снова уткнул взор в штрих-код на мониторе.
Она немного постояла рядом с ним возле ди-джейского пульта.
Попросила глотнуть минералки, стоящей в стакане на столе, которую время от времени пил Макс. Ей не хотелось пить, она искала способ вновь дотянуться до него, заговорить с ним на прежней волне… Но ничего не получалось.
Потом они удалились в мягкую темноту помещения позади пульта посидеть на мешках. На одном из них спал уже вдребезги пьяный паренек. Она вспомнила, что именно он предлагал ей купаться.
Макс с размаху опустился на мешок. Она села рядом. Они вроде бы были опять очень близко, предельно близко, но между ними почему то сохранялось расстояние, упругое, как автомобильная подушка безопасности…
Она первая нарушила молчание.
– Ты что, не рад меня видеть? – вопрос был задан вроде бы с уместной в данной ситуации шутливо-кокетливой интонацией.
– Я разве сказал такое слово? Рад… – его ответ показался ей несколько более серьезным, чем её вопрос, но и более прохладным.
Вспомнив о маленькой брюнетке, с которой он разговаривал у стойки, она нахмурилась.
– Ну что, все твои женщины уже ушли домой, Макс? – та же игривая интонация. Она нисколько не ревнует, она просто шутит.
– У меня не было тут женщин. – Простой и опять до странности серьезный ответ.
Она испугалась, что ляпнула не то и замолчала. Он тоже ничего не говорил.
Она сидела, чуть склонившись над ним, полулежащим на мягком мешке. Немного осмелев, слабо провела ладонью по его щеке. Пересчитала кончиками пальцев нежные земляничинки его юношеских прыщей. Поцеловать не решилась. Он не сделал попытки освободиться от неё, но и не ободрил встречной лаской.
Она окончательно оробела и убрала руку.
Внезапно кто-то позвал его. Макс встал и, бросив ей на ходу "я скоро вернусь", куда-то убежал.
И всё обрушилось. Она поняла вдруг – ослепительно и страшно – что произвела на Макса впечатление значительно меньшее, чем он – на неё. Или даже вообще никакого… Богородица не сотворила для неё чуда, Богородица дала ей лампадкой по голове…
На соседнем мешке пробудился хорошенький паренек, который звал её купаться. Он по-прежнему был в одних серых трусах с надписью BOSS на широкой резинке.
Она немного поговорила с ним. Оказалось, что он в этом году поступил на первый курс физфака МГУ и хочет стать физиком-теоретиком.
Беседа вскоре иссякла, как маленькая речушка в крымскую июльскую сушь. Она встала и выбралась из обиталища ди-джея наружу.
Москвичка Вера зажигательно плясала на стойке бара. Макса нигде не было видно.
– Мы домой, красавица. Пойдёшь с нами?
Мимо неё снова проследовала нетрезвая компания, праздновавшая восемнадцатый день рождения будущего физика.
Она брезгливо отвернулась. На столиках, залитых невесть чем, повсюду стояли пустые пластиковые стаканчики и бутылки, в пепельницах громоздились окурки. Люди расходились. Было уже очень поздно.
И тут она увидела Макса.
Он шёл, поддерживая своего брата, по выложенной крупными серыми плитами дорожке к выходу с пляжа. Он уходил…
Она постояла, бессмысленно глядя ему вслед. Потом подобрала свою шаль, оставленную на спинке стула в самом начале вечера и тоже направилась к воротам. Всё. Хватит. Нагулялась.
Упоительно тепло. Темно. Звёздно. Всхлипывает своими короткими всполохами маяк. В окнах гостиницы прямо напротив выхода с пляжа – ни огонька. Только желтеет в конце улицы уютным комочком света и гремит попсой закрываемое только под утро заведение "У Ильича".
Муж крепко спал. Она пристроилась к нему, ласково, виновато. Несколько раз легко – он даже не пошевелился – поцеловала его колючий подбородок. Закрыла глаза.
Они побывали потом в Ялте, в Алупке, в Гурзуфе, в Севастополе. Видели Ласточкино Гнездо, Воронцовскую усадьбу, домик Чехова, посетили древний Херсонес – бледно-бежевые крошащиеся от времени камни на ярком солнце – она глядела сквозь зыбкую пелену знойного воздуха – и ей казалось, вот-вот выйдет из арки атлетичный молодой грек в развивающихся на приморском ветру сияющих белых одеждах…
По одной из версий, именно здесь, в Херсонесе, был крещен в Православной вере князь Владимир Красно Солнышко.
С древних времен до наших дней самые разные народы селились на крымских землях, и каждый из них внёс свой неоценимый вклад в развитие, культуру, традиции полуострова.
В восемнадцатом веке князь Григорий Александрович Потемкин, фаворит императрицы Екатерины Великой, прибыл сюда, чтобы строить города, закладывать основу будущего черноморского военного и торгового флота.
Так сложилось, что Крым регулярно становился центром различных военных и политических конфликтов – на протяжении всей истории полуострова ему так и не удавалось занять прочное положение в составе отдельного независимого государства.
Обилие памятников воинской славы в Крыму ещё раз доказывает, что перспективу обладания этими землями находили привлекательной правители многих могущественных держав.
Крымская война, нанёсшая огромный урон экономике николаевской России и значительно пошатнувшая её положение на мировой арене, однако, смогла вновь продемонстрировать врагу непоколебимый дух русского народа.
Длившаяся почти год – 349 дней – героическая оборона Севастополя, ставшая решающей битвой в ходе войны, послужила причиной сохранения Крыма в составе Российской Империи после подписания Парижского мирного договора.