Сух стебелек, наполнен болью
Был скошен луг. Но вот осталась
Пред скошенной травой в долгу
Немая, грустная, как старость,
Одна травинка на лугу.
Сух стебелек, наполнен болью,
Согнулся, искривился весь.
Он, как старик на поле боя,
Пришел оплакать павших здесь.Фазу Алиева
"Презирать суд людей не трудно, презирать суд собственный – невозможно".
А. Пушкин
Я стою перед твоей могилой, одета, как ты любил – вся в голубом. Сегодня пятница, ты ведь просил, чтобы я приходила по пятницам в твоем любимом наряде, и тогда ты увидишь меня. Мне нелегко сюда приходить. Я в своем одиночестве бываю, как подсудимая без адвоката, без сочувствующих взглядов. Самосуд – это страшная пытка. Как все изменилось, как ты ушел, когда до меня дошло, что больше никогда тебя не увижу, не услышу твой колючий голос, твои жалобы на головную боль.
– Фазу, у меня мигрень. Это мне досталось в наследство от отца!
– Муса, я это уже слышу тысячу раз. Более достойного наследства не мог он тебе оставить! – смеялась я.
Мне тогда казалось, что ты всегда чем-то недоволен. Это тяготило первые годы нашей совместной жизни, а потом я привыкла, и все превращала в шутку. Когда ты был жив, в моем сердце ты занимал место обвиняемого, а я – пострадавшая. Но Аллах мне дал крепкое, несгибаемое терпение. Никогда у нас дома не было скандалов, упреков. Аллах освободил меня от разрушительного чувства – ревности. Ты проводил по три месяца в Переделкино, писал повести и романы. Мне ни разу в голову не пришла мысль, что у тебя там может кто-то быть. И весь дом, дети, заботы – все было на мне, и закипала обида: почему ты все взваливаешь на меня? Но ни разу я тебе об этом не говорила. Вечная разлука выпрямляет любые прутья и даже кривые бревна обиды.
Я стою сейчас, как обвиняемая, перед твоей могилой. Все мои обиды исчезли, словно они были написаны на песке. Даже твои неласковые слова окрашиваются в радужные цвета. Услышать бы их хоть один раз! Сколько сожаления сегодня во мне! Я признаюсь, что была плохой женой: дети, дом, поездки в разные страны и главное – каждая украденная у тебя и у жизни минутка, часы, дни, которые я отдавала чтению, творчеству. Почему все это время я не тратила на тебя, почему тебе не досталось нежности, которая билась во мне, как в горячих источниках, ведь они целебные! Зачем я собирала по шерстинке мелочные обиды, создавала бурку черную и бросала в мыслях на твои плечи. Сегодня это черная бурка на мне, а белоснежная – на тебе. Я говорю, когда ты не слышишь: я – обвиняемая, а ты – пострадавший. Вечная разлука все меняет, все освещается по-иному.
…Но поздно! Очень поздно! Ничего не исправишь, кроме того, что самосуд мучает, и он, оставшийся на земле, видит, что все могло быть иначе! Тоска – худшее из всех страданий. Но я возьму себя в руки.
Да будут только светлыми цвета
В моем дому! Я темный быт разрушу.
Коль моль съедает шерсть, так темнота
Съедает мне тоскующую душу.
Я мысленно расписываю впрок
Все комнаты, готовя перемены.
Так пусть же будут голубыми стены
И белым, словно лебедь потолок!
Все бы я это сделала, но как тяжело идти по тропинке от нашего дома до твоей могилы. Но я иду, глотая слезы, и не будет этому конца…
Адвокат
Как ты чужое счастье понимала,
Хотя сама счастливой не была.
Чужое горе разделить могла,
Хоть своего пережила немало.
Ты всем дарила теплые лучи
И отводила грозовые тучи,
Меня быть щедрой, мама, научи,
Чтобы жилось и мне, и людям лучше.Фазу Алиева
"Недостаток опыта вызывает уверенность в себе".
Античный афоризм
Хадижат была самой старшей из дочерей Магомеда и Асмы. Все время они мечтали о сыне, он так и не родился. Конечно, мать переживала за их будущее, несмотря на то, что тухум считали достойным и Магомеда уважали все. Но свахи не заставили себя долго ждать. Как только Хадижат закончила десятый класс, ее, семнадцатилетнюю, выдали замуж. Свадьбу, как это обычно бывает в горах, сыграли на аульском гумне. В ауле на свадьбу персонально каждого не приглашают. Один из родственников поднимается на крышу и провозглашает о том, что будет свадьба. И все женщины начинают готовиться, открывают сундуки, вытаскивают оттуда старинные платки, мамины или бабушкины хабало (старинные платья) проветривают, выглаживают. Каждая мать старается одеть своих детей как можно лучше, красивее.
Тогда нам, малышам, казалось, что самые красивые и счастливые – это невеста и жених. Не принято было, чтобы они сидели вместе. Невесту, закрытую тонким гурмендо, окружали женщины. Она тихо сидела в углу и молчала. В ауле даже бытовала такая пословица: "Держи рот на замке, как невеста". А жених сидел с мужчинами; они смеялись, шутили, произносили тосты. Я любила аульские свадьбы, веселые и непосредственные: все танцуют, и старые, и молодые, а мы, малыши, образовав себе отдельный круг, тоже кружили, не забывая лакомиться халвой и другими сладостями.
Свадьба Хадижат была очень красивой: все родственники в старинных национальных одеждах, словно соревнуясь, парами, одна за другой, выходили в круг и так танцевали, что просто дух захватывало! День прошел, как одно мгновение; молодоженов увели, и мы в приподнятом настроении разошлись по домам. Бабушка похвалила меня за танцы, но мама сделала замечание, что ноги я ставлю как солдат, а надо плавно, как бы одну ногу не отрывая от другой.
– Слышишь, Апипат, в наши ворота стучат, – выбежала бабушка, за ней мама и, естественно, я.
– Патимат, открой, это я. Сенкевич послала меня, чтобы привели Апипат.
– Что-нибудь случилось? – разволновалась бабушка.
– Не знаю, – ответила Халун, – только попросила, чтобы она быстро пришла.
Бабушка маму одну не пустила, пошла с ней. Они вернулись уже утром. Обе были бледные и сонные.
– Далеко пойдет эта Хадижат! Видела, что она устроила?! Защитила себя! – ворчала мама.
– Ну, надо же было ей догадаться! Мне бы даже в голову не пришло, – вздохнула бабушка. – В нашем ауле, сколько я живу, это первый случай.
На другой день это стало главной темой обсуждения. Когда жених с невестой остались одни, он, будучи выпившим, поднял шум, что привели ему не девственницу. Сгорающая от стыда, Хадижат встала, открыла дверь и стала звать свою тетю, которая ее сопровождала. Тетя Сафинат прибежала.
– Что случилось? – обняла она свою племянницу.
– Кого вы привели? Она не девушка, вон из моего дома! – кричал Хамид.
– Успокойся, не кричи! – пыталась урезонить его Сафинат.
– Я не дурак, вон из моего дома! – все больше распалялся мужчина.
– Я никуда не уйду с этим клеймом. Позови сюда моего дядю Ахмеда, тетя Сафинат, и врача; моего тела даже крыло летящей бабочки не касалось.
Позвали родителей Хамида, послали в больницу за врачом. В селах существовал врач во всех лицах: и хирург, и кардиолог, и гинеколог. Позвали и мою маму. Врач Раиса Петровна подтвердила невинность девушки.
– Мы в этом ни на минуту не сомневались! – заплакала Сафинат.
– Я очень Вас прошу, Раиса Петровна, дайте мне справку с печатью, – попросила Хадижат.
– Хорошо! – кивнула Раиса Петровна и села писать.
– Тетя Сафинат, позови сюда моего дядю. – Хадижат, видимо, решила поставить все точки.
Дядя Ахмед ходил по крыше, положив руку на кинжал. Он зашел в комнату, и Раиса Петровна тихо и спокойно все ему объяснила.
– Дядя Ахмед, я больше здесь не останусь, забери меня домой, он хотел меня опозорить.
Хадижат ушла, но, уходя, она бросила в лицо несостоявшемуся мужу: "Завтра же весь аул узнает, что я была девушкой, а вот ты оказался не мужчиной!"
Сколько я помню, это был первый такой случай в нашем ауле. Уже на другой день Хадижат стали в ауле называть "адвокатом"; все восхищались ею, тем, что она не растерялась, защитила себя и свою честь. Ее сватали лучшие парни аула, но она всем отказывала, говорила, что, если отец разрешит, она поедет учиться, и не куда-нибудь, а в Ленинград. Отец не только разрешил, но и поехал в Ленинград устраивать дочку в вуз.
Прошли годы, я окончила Литературный институт имени Горького, стала работать. И вот однажды пришла ко мне пожилая женщина, очень бедно одетая, с заявлением, рассказала, что муж погиб и она одна растит десятерых детей. Как выяснилось, она уже несколько раз писала заявление, но ответа так и не получила. Мне стало ее очень жалко, и я решила сделать все, что от меня зависит, чтобы помочь ей. Я позвонила в прокуратуру, представилась и попросила, чтобы меня с заявительницей принял прокурор одного из районов города Махачкала. Через пять минут мне сообщили, что меня готова принять заместитель прокурора Хадижат Омарова.
Нас встретили у входа в здание. В кабинете в служебной форме сидела пожилая, ухоженная и по виду очень уверенная в себе женщина. Она обняла меня:
– Вы, наверное, не знаете, что мы односельчане; вижу вас только по телевизору, читаю ваши книги и горжусь вами.
Нам принесли чай, мы поговорили, но я не знала, что она и есть тот "адвокат", которым восхищался весь наш аул. Внимательно прочитав заявление, сказала:
– Я сделаю все, но для этого вы должны, Фазу, написать от президиума Союза женщин на мое имя ходатайство.
– Спасибо! – поблагодарила я.
В тот же день мы отправили письмо и вскоре получили ответ, что вопрос решен положительно. Потом я узнала, что Хадижат закончила в Ленинграде юридический факультет, там же защитила кандидатскую диссертацию, вышла замуж за юриста и родила троих детей.
Как часто я вспоминаю тот вечер, когда семнадцатилетняя девушка сумела защитить себя и свое доброе имя. Моя бабушка всегда твердила: "На кинжал можно надеяться, но на нем нельзя сидеть". Человек с детства должен научиться надеяться только на себя и не бояться говорить правду, какой бы она горькой ни была.
Она верила в свои силы,
Как верит скала нерушимо
Горе, на которой стоит.
Я собой дорожила,
Как будто весь мир огромный
Не мог без меня обойтись.
Тропинка в рай
Море не только как детство
Я воспеваю, любя.
Море – извечное действо,
Где каждый берег – судьба.
Все как в законченной драме,
Эта мне тем дорога,
Что невозможно мостами
Соединить берега.
К этой свободе безумной,
К этой разлуке навек
Не прекращается шумный
И легкомысленный бег
Всех омостованных рек.Фазу Алиева
"Наша земля – это большая проселочная дорога, а мы, люди, – путники".
Г. Гейне
Однажды после вечернего намаза бабушка трижды стряхнула свой платок с густыми кистями. Этот платок она надевала, когда шла на какой-нибудь важный разговор.
– Мать, куда ты собралась в такую пору? – спросила ее моя мать.
– Три раза сегодня пришли и попросили с именем Аллаха, чтобы я помогла в одном маслиате. Род Асхаба и Мусы буквально на ножах. Не пойти туда – грех будет. Как говорится, хорошее слово и змею из норы может выманить. Если они прислушаются к моему совету, Аллах воздаст и мне.
– Я не понимаю: зачем столько сил тратить, чтобы регулировать чужие сплетни! – выразила недовольство моя мама.
– Не клади, Апипат, камни перед моими ногами. Я обещала прийти. Сам Аллах велел говорить нужное слово в нужном месте. Если мое слово поможет наладить мир среди враждующих, нет лучше этого ничего. Мне моя мать, дай ей Аллах светлый уголок рая, всегда говорила: "Никогда не говори такого слова, которое сеет обиду между людьми, старайся смывать любую обиду добрым словом". Я так и делаю. Послушай, что она мне рассказала. Однажды умершие увидели неописуемо красивый сад, где на деревьях росли разные фрукты. Больше всего было финиковых пальм; под ними сидели люди, ели фрукты, слушали песни райских птиц и благодарили Аллаха. Умершие спрашивают: "Кто эти люди?" А им говорят, что это те, кто вел людей к маслиату, умел делать врагов друзьями, старался не допускать кровопролития. И я тебя, Апипат, прошу: когда меня не станет, ты тоже иди к людям с маслиатом.
Бабушка сняла платок, опять трижды стряхнула его и, читая молитву, вышла. А я на всю жизнь запомнила ее слова и тоже стремилась говорить людям только хорошее.
Я стараюсь всю жизнь быть похожей на бабушку.
– Маслиат – это тропинка в рай, – повторяла бабушка.
И я всегда помню и повторяю эти мудрые и святые слова.
Два глаза, две пуповины
Два глаза жар-птицы – прозрачное небо
И утренний свет на зеркальной волне.
О Боже, того же покоя и мне бы,
Такого же на сердце света и мне!Фазу Алиева
"Глубже всего смотрят в сердца людей те глаза, которые больше всего плакали".
Э. Ожешко
Бабушка всегда говорила: надо смотреть в глаза людей не для того, чтобы убедиться, какого они цвета, – чтобы увидеть их сердце, понять их боль и радость. Я, маленькая девчонка, удивлялась, как можно, глядя в глаза увидеть сердце? Потребовались годы, чтобы я постигла эту тайну. Теперь я легко, глядя в глаза человека, понимаю, что у него на душе. Этому меня научила жизнь. Я поняла, что люди делятся на две разные категории. Как говорят мудрые горцы, при рождении у человека бывает две пуповины. Одна – которая связывает его с матерью; ее перерезают, чтобы человека выпустить на свет; а другая – что привязывает его к той земле, где похоронены его предки, где живут его родители, где он получает тепло очага и ароматы всех даров земли. Эта пуповина невидимая, но человек должен знать о ее существовании, беречь ее. Чем человек становится старше, тем больше крепчает пуповина, связывающая его с землей. А чтобы она стала крепче, глаза человека должны видеть двойной свет. Этому подмогой бывает природа…
– Выйдем вместе на лужайку, чтобы очистить душу, чтобы звенели струны сердца всеми мелодиями земли и неба, – говорила часто бабушка, беря кувшин для родниковой воды и передавая мне гулгун (маленький кувшин). – Ты знаешь, внученька, иногда я думаю: наверно, та пуповина, что связывает меня с этой землей, – самая крепкая и надежная: с каждым днем больше и больше люблю я эту жизнь. Никак не могу насытиться этой красотой и щедростью. Аллах, сколько красоты ты нам подарил!
Около родника, что журчал между двумя скалами, бабушка сначала читала молитву, а потом, подняв руки, продолжала:
– Пусть никогда не замолчат бьющие родники. Пусть легкими будут пути стремящихся к рекам маленьких речек.
Она выпрямлялась, и я тоже.
– Смотри на эти горы, на скалы, наклонись и понюхай эти цветы, подними голову к небу, и кровь станет чистой, здоровой; и крепче становится та невидимая святая пуповина, что связывает нас с родной землей. Любовь к земле дает человеку уверенность в себе; он будто поднимается на вершину горы и смотрит оттуда; и мир – как на ладони: каждая травинка, цветок, камешек становятся для него близкими и дорогими. В нем начинает кипеть желание беречь все, что Аллах дал нам. На этой же ладони всходят семена мужества…
Под напевным говором бабушки и я начала видеть все по-другому: с неба лилась голубизна, травы и цветы шелестели такой таинственной мелодией, которая будто завораживала, и, возвращаясь домой, я думала: "Буду крепить свою невидимую пуповину, что связывает меня с землей. И порвется она только с последним дыханьем". Это моя земля, здесь похоронены мои предки, и я тоже когда-то стану предком моих внуков и правнуков, и новые пуповины их пустят корни в землю.
Я вся наполнена любовью и трудом,
Душа моя – звонка, рука моя упруга.
Труди любовь! Их бесконечность в том,
Что силу и огонь они дают друг другу.
Когда бы вдруг любить я перестала
И труд мой остудился бы, остыл, -
Я и сама б опустошенной стала,
И стал бы мир вокруг меня пустым.
В минуты отчаянья
Судьба не раз меня стегала,
Неумолима и крута,
На мне до сей поры немало
Отметин от ее кнута.
Уж не по собственной ли воле
Я принимала в свой черед
И горький вкус сиротской доли,
И нищеты вседневный гнет.Фазу Алиева
"Отчаяние удваивает наши силы".
Английская пословица
Наверное, нет человека, который хоть раз в жизни не испытал бы отчаянье. Одни выражают это бурно, другие молча терзают свое сердце. Я часто впадаю в отчаянье от своего бессилия перед наглостью, но у меня хватает мужества не показывать, не отвечать тому, кто толкнул меня в эту бездну. Эти минуты у меня, наверно, отнимают годы здоровья.
Дожив до солидного возраста, острее чувствуешь и свое былое. Каждый понимает, что жизнь коротка и никому не дано знать, когда он с земли уйдет в землю; но если подумать, то можно прийти к выводу: все неприятности и горе человеку несет другой человек. Иногда я, закрыв глаза, думаю: если бы все люди рождались добрыми, понимали, что Аллахом земля им дана на радость, тогда мы жили бы и на земле, как в раю. Никто никого не ранил бы, на земле не существовало бы зависти, которую я считаю источником многих злодеяний. Любовь царила бы повсюду, дети не становились бы сиротами, не разрушались бы семьи. Не строили бы дома престарелых, и земля сохранила бы свой первозданный вид. Журчали бы ручьи, стремясь к реке, клокотали б родники, не боясь, что кто-то захочет вмешаться в их судьбу, загрязнить их, уничтожить. Людям не приходилось бы глотать таблетки, если бы все натуральное, хлеб пекли бы из собственноручно выращенного зерна, пили бы парное молоко, что дают коровы, вобравшие в себя энергию альпийских лугов. Звучали бы только тихие колыбельные песни и звонкие – свадебные.
Я в отчаянье, и теперь я знаю противоядие: это так нужно в наш кошмарный век, когда нравственность, чистота и честность – под ногами и люди ослеплены, стремясь побольше захватить…
Такой прекрасный день, словно небо и земля сошлись воедино; идет снег большими хлопьями, каждая снежинка искрится, словно не сверху падает, а будто с низин поднимается в высоту. Идет снег, в неизвестность, такими чистыми хлопьями, рождая светлые надежды, но на земле иные законы. Здесь чистота и самоотверженность не остаются безнаказанными. Снежинки, не успев соприкоснуться с землею, уже под ногами: под сапогами, под шинами машин и уже смешаны с грязью.
Я иду и шепчу себе: "Нет иного лекарства в минуты отчаяния души, чем уверенность, что я сильная, что преодолею и это. Разве отчаянье – не урок человеку? Всю силу надо собрать, чтобы с ним бороться. Стараться не радовать завистников и недоброжелателей и не печалить друзей, верить, что снежинки весною взойдут цветами и травой.