Цена добра - Фазу Алиева 16 стр.


Хромая Хатун

Мне главный принцип четко ведом,
Всегда он в силе и везде:
Коль чьим-то радуешься бедам,
То сам окажешься в беде.
Коль ты другого оклевещешь,
Сам оклеветан будешь ты.

Фазу Алиева

"Существуют лишь два смертных греха: злость и эгоизм".

Р. Хаммерлинг

Все ее называли хромая Хатун. Она была маленькая, толстая и хромала, качаясь налево и направо. Лицо у нее было как у мадонны, жемчужным блеском сверкал лоб, глаза горели, будто в каждом из них навсегда поселилось солнце и никогда тучи к этим солнышкам не приближались. Увидев издалека идущего навстречу человека, она улыбалась, сверкая ровными белыми зубами; с каждым здоровалась первой. Казалось, что она никогда не думала о своем физическом недостатке. В ауле ее все любили и рассказывали о том, как мачеха безжалостно поступила с ней.

Мать ее умерла, когда ей был всего один год. Отец Хатун, Сай-пудин, был видный, красивый, трудолюбивый мужчина, потому этот вдовец стал желанным женихом многих девушек и женщин. Больше всех старалась соседка Калимат, у которой было три дочери на выданье. Они часто брали к себе маленькую Хатун. Стирали ее одежду, купали, кормили, и Хатун сильно привязалась к ним. Отец Хатун ровно год выполнял все мусульманские адаты, поставил жене надгробие из хорошего камня и решил жениться. Наблюдая, как дочка привязалась к семье Калимат, он решил жениться на ее старшей дочери – Сухайнат, которой было почти под тридцать.

Пока новоявленная жена не родила первого сына, она относилась к Хатун терпимо, при муже называла ее доченькой. А когда появился сын, детство Хатун кончилось: мачеха не выпускала ее из дома. Девочка стирала пеленки, качала колыбель, ухаживала за братишкой. Росла Хатун красивой, длинноногой девочкой, у нее было красивое лицо, черные блестящие волосы. Но мачеха не давала им подрасти – все время подрезала. Хатун была умная, тонкой души девочка: она все понимала и очень страдала; она реже стала смеяться, и все время перед ней сиял придуманный образ матери. Между тем Сухайнат родила и дочку – Джавгарат.

Хатун любили все, она не умела просто ходить – все бегала, порхала с кувшином у родника, с граблями или серпом в поле. Казалось, что она несла с собой радугу и раздавала всем ее цвета. А дочь Сухайнат была маленького роста и почему-то все время зевала; с людьми она говорила мало, а на лице всегда недовольное выражение, как будто все окружающие были ей чем-то обязаны, а она – никому и ничего.

Не знаю, я сама не видела, но весь аул говорил об этом. Однажды под вечер Сухайнат послала Хатун на мельницу принести оттуда мешок уже смолотого зерна. Сайпудин в это время был в горах с отарой. В большинстве горских домов сначала делают временные лестницы, пока подготовят камень, служат деревянные. У этих лестниц бывают толстые, широкие ступеньки, и никакой опасности по ним подниматься не возникает.

В тот вечер все были дома, кроме Хатун, которая должна была вернуться с мельницы. Вдруг раздался страшный крик, на крик выскочила Сухайнат и прибежали все соседи. Они увидели, что на лестнице сорвалась одна ступенька и Хатун лежит без сознания на острых камнях, что были под лестницей. В то время в ауле не было даже фельдшера, поэтому пригласили кузнеца Гаджидаду, который, считалось, все знал. Он покачал головой и сказал: "Здесь только Аллах может помочь". Кто-то на арбе отвез девочку в больницу крепости Арани. Сразу же послали гонца в горы сообщить о происшедшем отцу. Самое странное было то, что, когда Сайпудин захотел посмотреть сломанную ступеньку, потому что он знал – лестница была добротная, крепкая, устойчивая, ее не нашли.

Долго лежала Хатун в больнице. Сначала она еле-еле двигалась на костылях, потом с палкой. Она сразу стала какой-то маленькой, бедра раздобрели, как будто на каждом из них лежали полные мешки соли, ноги укоротились и стали тонкие. Первое время она ходила мрачная, мало говорила и старалась прятаться от людей. Но постепенно стала отходить, перестала чуждаться людей, хотя предпочитала общаться не со взрослыми, а с детьми. О своем увечье говорить не любила. Когда шел сенокос или жатва, она выходила в поле, и за ней гурьбой мы, дети. Она медленно, обстоятельно и аккуратно косила, что за ней оставались чистые, как бритые головы, полосы. Иногда она ложилась на скошенное сено и, приложив ухо к земле, прислушивалась к чему-то.

– Девочки, послушайте биение сердца земли, столько мелодий в земле, наверное, корни каждой травинки, каждого цветка поют свои песни. Я люблю слушать эти мелодии, они раскрывают каждый клапан моего сердца. У меня не было бабушки, мать свою я не помню, и мне кажется, что земля поет мне колыбельную, и я ухожу в другой мир. Я люблю общаться с землею наедине. Бывают такие моменты, что мне кажется, что я травинка с корнем в земле, что я семечко в борозде, обязанное превратиться в колос. Но самое главное то, что эту мелодию я слышу, и когда ложусь спать, и когда просыпаюсь, будто меня она будит.

Она рассказывала такие вещи, что я стала тянуться к ней и тоже начала убегать в одиночество, чтобы слушать землю, приложив к ней ухо. Сперва я ничего не слышала, а потом научилась, и мне это очень нравилось. Однажды бабушка рано утром послала меня искать янтарные бусы, что забыла на меже нашей делянки. Травы и цветы были насыщены росою, и какой-то аромат, ранее мне незнакомый, обжигал мне ноздри; я была охвачена таким волшебным чувством, что забыла, зачем пришла сюда. И вдруг вижу: на нашей меже лежит Хатун и полузакрытыми глазами читает: "На заре молюсь на пестром коврике цветов и трав; щедро одаряй, Аллах, землю радостями. Пусть, как эти бутоны цветов, раскрываются навстречу заре ключами добрых вестей сердца людей; пусть радуется все живое; пусть ясный рассвет сметает зло и зависть с душ. Направь их делать друг другу добро, и чтобы дерево разрасталось гуще и гуще. Небо высоко и далеко, а земля близко. Земля дает нам хлеб и воду, без которых нельзя жить. Чем больше слушаешь песни земли, тем сильнее и мужественнее становится человек".

– Хатун, что ты здесь делаешь так рано? – подошла я.

– Каждый день, когда росою покрывается земля, я бегу в поле, а эти слова мне подсказывает земля, и, когда я произношу их, мне кажется, что нахожусь между небом и землей, и хочется петь так громко, чтобы услышал весь мир.

И она стала петь, а я слушала и словно воспарила над землей вместе с ней и ее чудесной песней.

Пусть всем день запомнится
Сделанным добром,
И пусть улетучиваются
Болезни и лень с сердец и душ людей,
Руки пусть будут проворными,
Ноги быстрыми, слова ласковыми,
Пусть Аллах прощает наши грехи,
Ограждая нас от злых дел и бед.

Голос у нее был звонкий, как у жаворонка, который старался выталкивать из себя песню с такой силой, что казалось, что эти звуки были больше, чем он сам. Я забыла, что бабушка меня послала найти янтарные четки, и тоже улеглась на мокрую траву.

– Давай молча послушаем песню земли! – сказала Хатун и закрыла глаза.

– Я ничего не слышу!

– Услышишь, только молчи и закрой глаза.

Я так полюбила Хатун, что постоянно искала с ней встречи. О своем недуге она никогда не говорила; когда шли куда-нибудь, хоть и сильно хромала, никогда от нас не отставала, смеялась громко, руки ее в работе легко порхали в траве, как птицы в небе.

Вместе с нами дружили еще две девочки – сестры Разият и Рабият. Они молча, разинув рты, слушали Хатун. Девочки были сироты; уже четыре года как умерла их мать, а их отец так и не женился. Кто бы с ним ни заговаривал о женитьбе, он отвечал: "Не хочу, чтобы мои девочки видели мачеху. Вот они подрастут, тогда посмотрим". Он часто во время сенокоса подходил к нам и смотрел, как его дочки учатся косить сено. Когда он подходил, Хатун молчала, будто в рот набрала воды. Однажды Магомед, улыбаясь, обратился к Хатун:

– Мои дочери дома все время говорят только о тебе: "Хатун слышит, как поют корни цветов и трав, она слышит мелодию земли". А почему, когда я подхожу к вам, ты молчишь?!

Вскоре в ауле пронеся слух, что Магомед женится на Хатун. Как бывает в маленьком ауле, одни говорили: "Зачем ему калека?", другие – что он делает это ради детей.

И однажды в прохладный весенний день люди увидели, как Магомед и Хатун, держа за руки девочек, шли к своей делянке. Были слухи, что мачеха Хатун – Сухайнат категорически была против, чтобы Хатун выходила замуж. Понятное дело, ведь она лишалась бесплатной, притом такой преданной прислуги – ведь Хатун умела делать все, и вся черная работа всегда лежала на ней.

Но Хатун все решила сама, она не оказалась, как говорится, орешком, который можно ломать между пальцами. Выбрав момент, она сказала своему отцу:

– Я выйду за Магомеда замуж, потому что хочу иметь свой дом, и, кроме того, у меня будут две дочери, то есть своя семья.

Отец не стал упрямиться и выдал ее замуж за Магомеда. Разият и Рабият просто расцвели: всегда чистенькие, ухоженные, с причесанными волосами, в выглаженных платьях, они бегали за Хатун: "Мама! Мама!" Магомед сразу будто помолодел, он рано вставал, занимался домом, скотиной, пахал, сеял, молотил, как положено семьянину. Если Хатун поднимала тяжести, он тут же бежал на помощь. Хатун как-то выпрямилась, стала передвигаться быстрее и часто говорила: "Ой, мне некогда, надо, пока Магомед придет, обед приготовить, он просил сегодня сделать чуду".

А однажды случилось удивительное. Состоялось сватовство дочки Сухайнат – Жавгарат, и ей в ночь ураза-байрам должны были от жениха принести подарки. Невестина родня готовилась встретить достойно женихову родню. И Хатун со своими дочками тоже готовилась к этому событию.

Вдруг раздался сильный крик – сельчане кинулись в дом Сай-пудина. Все увидели – около печки без сознания лежала невеста – вся левая сторона тела, начиная от головы, была залита кипящим маслом. Оказывается, Жавгарат нечаянно задела платком ручку кастрюли, в которой кипело масло для халвы. Кастрюля упала, и все масло вылилось на девушку. Несостоявшуюся невесту увезли на арбе в больницу, потом в Махачкалу. Целых два года ее лечили. Но она осталась калекой навсегда: половина лица обожженная – вся в рубцах, левая рука высохла. В ауле перешептывались: "И все же возмездие есть на земле, Сухайнат свою падчерицу сделала калекой, и Аллах наказал ее за это".

На горе я, как в седле

В долинах яростно-зеленых,
Где травы ласковее щек,
На тучах, звездами крапленных,
Луна раскидывает шелк.
Ее глаза, лицо и руки,
Мгновенно превращаясь в свет,
Летят, опережая звуки,
Мерцанья требуют в ответ.
И реки струями бряцают,
И кони сбруями трясут,
И всеми силами мерцает
Планеты голубой сосуд.

Фазу Алиева

"Искренность – источник всякой гениальности".

К. Берне

Унас в горах, а именно на Хунзахском плато, нет многоводных, глубоких рек, поэтому они текут быстро, легко, разбиваясь о скалы и камни, а многоводные реки текут не так шумно, они, как умный, мудрый человек, спокойны и неторопливы. А в этих шумливых горных речках, которые берут начало с высоких вершин, столько прелести, если суметь терпеливо и внимательно их выслушать – в них столько музыки, которая способна окрылить человека.

Я с самого детства любила горные реки и в то же время боялась их. У меня ни разу не хватило мужества искупаться в речке, но часами стоять на берегу и слушать ее музыку стало моей слабостью. Однажды я поднялась на снежную вершину, солнце, казалось, опустилось прямо на нее и грело своими теплыми лучами, эта любовь солнца не осталась безответной. Лед сначала будто вспотел, на нем появились капельки, чистые и прозрачные, как утренняя роса, а потом они, превращаясь в маленькие струйки, соединились, и я стала свидетелем рождения горных ручейков. А уже в низине маленькие ручейки стекались, образуя молодую речку.

Как мужественно она прокладывает себе дорогу, прыгая с камня на камень, как неукротимо она рвется вперед, сверкая под солнцем многоцветьем радуги! Речка не знает, куда она спешит, зачем шумит и гудит. Очутившись на краю пропасти, на миг останавливается, но не возвращается и в пропасть глубокую падает головою вперед, мгновенно превратившись в водопад. Дитя любви, солнца и льда – речка, которая соединила много чистых струек из-подо льда, не остановится перед пропастью. Падает, рождая величественный водопад. Я стою на краю пропасти и слышу уже не оглушающий гул падающей воды, не шум, а настоящую оркестровую музыку.

Вы когда-нибудь слушали музыку водопада? Если нет, то вы многое потеряли. В ней грозный Бетховен, трагичный Шостакович, в ней умирающий лебедь Чайковского, в ней все незабываемые мелодии наших предков, их зов на защиту родной земли, их клятвы верности и любви…

На Хунзахском плато четыре водопада, падающих в пропасть Цоботль. У каждого из них своя симфония, которую я унесла с собой.

Речка на все решается,
Речка летит наугад,
Над голубым столбом
Светлые – светлые капельки,
Ну, а на платье моем -
Темные – темные крапинки.

Когда мне очень трудно и тоска давит на меня, я мысленно поднимаюсь на ту гору и вижу, как солнце дарит любовь льду, и капелька за капелькой рождаются тоненькие ручейки. Им скучно в одиночестве, они соединяются, и рождается бурная, грозная горная река, которая, не задумываясь, может прыгнуть в пропасть. И как это прекрасно, что, стоя на улице или дома, я вижу эти водопады и слышу их симфонию.

Я на этой горе,
Как сама весна.
Я царица года -
Перед миром волна.

Кому ты не дорог?

Колокольчик мой лиловый!
Нет цветка, что мне дороже,
Столько раз воспетый мною,
Ты бесстрашен и красив.
Сам из каменного плена,
Ты на свет явился
Божий, Толщину породы скальной
Клювом крохотным пробив.
Ты на камне рос пустынном,
И с безмолвным обожаньем
Пред тобою на колени
Опустилась я тогда.

Фазу Алиева

"Больше всего цветов получает человек тогда, когда уже не может наслаждаться их красотой и запахом.

Э. Севрус

К себе это высказывание Э. Севруса применять я не могу, потому что я выросла в горах, где еще чуть выше полян лежат снега, а внизу цветет шиповник, раскрывают свои бутоны кажущиеся простыми, но величественные и гордые полевые цветы. Каждый из них несет людям что-то свое: аромат, дарующий радость, лекарство от какой-нибудь болезни, дарит нектар труженицам-пчелам, вдохновляя и притягивая их к себе. И сколько целебного несет человеку мед, полученный из этого нектара…

Я с детства имела целые поляны цветов! Мне их дарила земля, мое родное Хунзахское плато. Но с самого детства мне внушили старожилы, что рвать их нельзя, они растут не только для одного человека, а принадлежат всем, кто живет на этой земле…

Тогда, в раннем детстве, мне казалось, что это большой грех, если я сорву цветы. Не знаю, сколько мне тогда было лет, когда я уже полюбила все цветы, но однажды мы с бабушкой за лечебными травами поднялись высоко в горы. И вдруг я увидела на высоком твердом стебле синие колокольчики, которые, рассекая скалу, вырвались на свободу. Что-то светлое, сияющее разлилось в моем сердце, и этот свет проник во все мои клеточки. Я опустилась на колени и начала осторожно гладить колокольчики. Они оказались полны росой, и мои руки стали мокрыми от влаги.

– Бабушка, синие колокольчики! – крикнула я.

– Это мои любимые цветы! – улыбнулась бабушка и тоже стала на колени. – Видишь, из-за любви к жизни, от жажды красоты они просверлили скалу и дарят нам красоту. Так и человек должен бороться за свою судьбу, за свое "Я", иначе он превратится в пепел.

С того дня синие колокольчики стали моими любимыми цветами, будто они просверлили не скалу, а мое сердце и душу и звенят: "Дзинь! Дзинь! Дзинь!"

Как больно, что сейчас я не могу подняться на ту вершину, где впервые встала перед синими колокольчиками на колени!

Пробудилось все в округе,
Все ликует по весне.
До краев полна, как чаша,
Щедрой радостью природа,
Только грустно почему-то,
Почему-то тяжко мне.
И тогда, мой колокольчик,
Из безвестья,
Из разлуки,
Чтобы трепетно коснуться
Стебелька -
Живой струны,
Как лучи, тебе навстречу
Я протягиваю руки
И мгновенно обретаю
Твердость горной крутизны.
И печаль моя уходит,
И согласным хором птицы
В честь весны поют светло…

О мои синие колокольчики! Как вы мне помогли на моем жизненном пути, когда мне ежеминутно приходилось тоненьким стебельком пробиваться сквозь толщу скал, укрепляя в себе мужество, стойкость, уверенность в своих силах. Я вижу себя мысленно на вершине скалы, стоящей на коленях перед синими колокольчиками.

О, как нужен ты мне снова,
Мой отчаянный цветок!
Не страшат тебя ни тучи,
Ни ветра, что вокруг шало, -
Ты вперед с надеждой смотришь,
Запасая силу впрок…

И моя душа с вашей душою слита, синие колокольчики, и я стою перед вами на коленях с вечным обожанием и любовью.

Природа – творец всех творцов

Будь верен высоте – коль ты вершина!
Но от себя, -
Все злей день ото дня, -
Ты камни отрываешь беспричинно
И мечешь их разгневанно в меня.
Гневись, да помни:
Я вершина тоже
И быть хочу поближе к небесам.

Фазу Алиева

"В природе нет ничего бесполезного".

М. Монтень

Мама каждый вечер приносила из больницы белье для стирки. А воды мы с младшими сестрами должны были таскать из озера, расположенного за аулом. Позднее я написала:

Наше озеро невелико,
И не редкость оно, чтоб о нем
Слава шла далеко-далеко.
Чтоб о нем говорили кругом.

Но воды оно давало не только нашему аулу, но и другим тоже.

И когда мне с крутых берегов
Лишь осенние тучи видны,
Вдохи тысяч старух, стариков
Мне на озере этом слышны.

Это озеро – как человек, твердо знающий себе цену: никогда оно чужих тайн не выдавало, храня их в своей таинственной глубине. А сколько это озеро знало!..

Назад Дальше