Таин рассказ выбил Гришу из привычного безразличия к подобным россказням. Голос Таи приобрёл странную власть над слушателями. В её глазах билось сине-сиреневое отражение пламени.
"Сама на себя не похожа", – подумал Гриша.
Тая стала средоточием воли. Она вела мысли путешественников за собой. И именно яркая, неожиданно открывшаяся харизма лидера напрягала, в глубине души пугала Гришу.
Даже Марк заглох. Над рассказом Кирюхи он посмеивался, но Тая вызывала в нём внутреннюю дрожь.
Тая в очередной раз прикусила губу, и тонкая струйка крови скользнула к подбородку.
– Тая, – Соня хотела тронуть её, но Гриша не позволил – отвёл руку девушки.
Для него очень важным стало дослушать Таю до конца. Он просто защитил её – не позволил прервать.
И в то же время Тая горела, а он не позволил остановить сожжение.
– Мы с подругой сели в чёртову лодку. Я сама видела всё своими глазами. Никто не рассказывал мне этого. Мы вышли в штиль. Когда оказались на острове, погода резко испортилась. Приняли решение возвращаться. Сильный ветер дул в лицо. А на середине озера нас застал настоящий шторм. Лодку швыряло по волнам, как скорлупку. Капитану долго удавалось выруливать так, чтобы волны не повредили наше маленькое судно и не перевернули его. Но в какой-то момент природа обхитрила нас. Лодка перевернулась. Технику безопасности мы соблюдали – плотно затянутые спасательные жилеты обхватывали грудную клетку каждого. И я видела свою подругу за секунду до переворота. Вынырнув, не увидела её головы над водой. Мы все забрались обратно – все, кроме неё. Мы кружили вокруг места крушения до тех пор, пока ветер не стих и небо не прояснилось. Она пропала! В этот же день собрали поисковую экспедицию. Они прошли вдоль и поперёк все окрестные острова, прошли на лодках и баржах озёра. Через неделю поисковики нашли её спасательный жилет. Он качался на волнах того озера, где перевернулась лодка.
– Эй, я уже рассказывал о людях, бесследно исчезающих под водой, – неуверенно возмутился Марк.
– Она не исчезла, – Тая посмотрела на него таким взглядом, что Марк пожалел, что заикнулся. Черты лица Таи заострились. А глаза стали неправдоподобно большими на её аккуратном лице.
– Её нашли спустя три месяца охотники в ста с лишним километрах от места исчезновения. Она ничего не помнила, никого не узнавала. Она одичала и не говорила год. А когда заговорила, так и не вспомнила того, что произошло. Последнее, что сохранилось в её памяти, – падение в ледяную воду. Вода поглотила её. А как вынырнула, она уже не помнила. Но самое интересное – то, как она выжила, и то, где её нашли. – Тая обвела всех сверкающими бешенством глазами. – Её нашли в стае волков – волки приняли её. Охотники заметили девчушку и вырвали из стаи. Но прежде они некоторое время выслеживали её. И вот что они рассказали: она спала, согреваясь о тела волков. Она рычала, как пёс. Её вылизывала волчица. Она сумела выжить, но на пути к выживанию прошла точку невозврата.
От очередного раската грома содрогнулось небо.
– Что же это? – растерянно прошептала тётя Настя.
– Всего лишь история, – шепнул ей на ушко дядя Гена.
– Ладно, ладно, Тай, – вмешался Кирюха, расплываясь в широченной улыбке. – Признаём, ты – самый талантливый рассказчик. Нам с Марком ещё расти и расти!
– Пошел к чёрту! Придурок! – взбесилась Тая.
Она резко поднялась и врезала Кирюхе мощную затрещину, топнула ногой и, давясь слезами, убежала к воде.
– Она топиться пошла? – потирая ушиб, поинтересовался Кирюха.
Гриша поднялся и пошёл за Таей.
– Да, ребята, ну и развлечение у вас!.. Помнится, мы тоже страшилки рассказывали, – сказала тётя Настя, которая решила не отрываться от коллектива. – Я слышала, не помню, то ли от тётушки, то ли от соседки, что Карелия наводнена призраками, некоторые играют с людьми, другие сами не знают, что мертвы, и продолжают жить, не задумываясь, чередой одинаковых дней.
– А я слышал, – нерешительно добавил Эд, – что тут остров есть… Там девочка маленькая на камнях сидит. Ждёт она, а кого, никто не знает. Только глазками жалостливыми смотрит на лодки, проходящие мимо. А приблизиться к ней боязно…
Эд хотел рассказать нечто не менее интересное и пугающее, чем то, что только что услышал, но, как назло, ничего не шло в голову. И теперь вместо того, чтобы красиво обыграть вспомнившуюся историю, он просто сдул хорошую идею. Эд с досадой пнул ногой землю. Сегодня ему не хотелось оставаться в тени. "Поздно вспомнил, – укорял себя Эд. – После такого сильного рассказчика, как Тая, у меня просто не оставалось шансов". Эду казалось, что все на него смотрят и посмеиваются, и он упорно разглядывал пламя. Больше всего Эд опасался непредсказуемого Марка. "Наверняка лыбится, глядя на рассказчика-неудачника", – думал про себя Эд.
– Не знаю, правильно ли мы сделали, что согласились на это приключение, – услышал Эд слова тёти Насти и краем глаза увидел, как она ласково погладила дядю Гену по щеке. – С каждым часом я всё больше сомневаюсь в нашей затее.
– Милая, мы просто поотвыкли от походной жизни.
– Не знаю, – она покачала головой.
– Город нас не поглотил. Мы всё ещё дети природы, – зашептал дядя Гена супруге на ушко. – Помнишь, как ждали лета?.. – Он продолжил говорить совсем тихо, так, чтобы слышала только светлеющая от его слов супруга.
Эд набирался смелости, чтобы взглянуть в глаза потенциальном обидчику. А когда решился, обнаружил, что Марка у костра нет. Эд с облегчением вздохнул.
Марк тем временем прятался за кустарником жимолости. Когда Тая ушла, он последовал за ней на побережье. Она спустилась к воде. Марк остановился за кустарником, левее Таи. Девушка села на сплетение коряг. Она дрожала. "Слабая", – подумал Марк.
Через пару минут пришёл Гриша. Он молча накинул ей на плечи куртку и сел рядом. Некоторое время только облачко сигаретного дыма клубилось над их головами. По-собачьи взвыл ветер, ринулся с воды и рассеял табачное облако. Гриша спросил – Тая ответила. И теперь Марк подслушивал их разговор.
– Мне больно, даже когда ты просто говоришь со мной, и когда молчишь – тоже. Мне от людей тошно, – говорила Тая. Она выбирала камешки из песка и складывала их в горку рядом с собой. – А наедине с собой страшно. Пустота в ушах звенит. – И Тая ударила рукой по песку, сгребла камешки и по одному стала кидать их в воду.
– Деньги, – сказала Тая, кидая очередной камешек.
– Власть, – ещё один камешек полетел и булькнулся в воду.
– Статус, – камешек.
– Семья, – камешек.
– Любовь, – камешек. – К дьяволу всё! Не моё!
Молчание.
– В сказках старых, – сказал наконец Гриша, – волки оживляют мёртвых героев: дают им вторую жизнь. Может, и тебе волки вторую жизнь сулят?
– Глупо, – сказала Тая.
– Твоя жизнь. Твоя судьба, – ответил Гриша. – Только ты знаешь, каким путём идти. Никто тебе не советчик.
Если бы Марк разбирался в человеческих чувствах, то услышал бы нотки нежности в Гришиных словах. Но Марк слишком боялся Гришу.
– Ты меня не возненавидишь? – спросила Тая.
Он погладил её по руке.
– Если бы я только помнила! – покачала головой Тая.
– Звучит дико, – Гриша прокашлялся и затушил сигарету. – Я слышал, древние уходили в лес на девять лет, чтобы жить, как волки. И, только вернувшись, становились полноценными членами общества.
– Смешно, – голос Таи горчил. – Они на девять лет к волкам уходили, а я от волков – к людям.
– Девятый год уже? – переспросил Гриша.
Марк видел, как Тая утвердительно склонила голову.
– Мне кажется, – добавила Тая совсем тихо, и если бы не ветерок, донёсший её слова до Марка, то он не услышал бы их вовсе, – они зовут меня. Я слышу их призывный вой.
– Чашу нужно испить до дна, – прохрипел Гриша, глядя на размытую линию горизонта.
– Ты предлагаешь мне уйти? – с вызовом спросила Тая.
– Язычники замуровывали детей в стены, принося в жертву богам, дабы те сделали стены неприступными. Кровь от крови. Что по сравнению с этим девять лет?
Тая поднесла руку к губам. Марк, как ни силился, не мог ничего разглядеть, а Тая просто закусила ноготок большого пальца. Марку захотелось получше рассмотреть Таю. Ветви жимолости мешали, и он осторожно раздвинул их. Хрустнул сухостой. Марк замер.
Гриша поднялся и посмотрел в сторону Марка. Тонкий серп луны освещал берег, и Марк отчётливо видел силуэт капитана команды. Марк знал, что мягкий свет не пробьётся сквозь заросли жимолости. Но он не мог избавиться от ощущения, что Гриша смотрит прямо на него.
– Кто там? – спросила Тая и скрестила руки на груди.
– Завтра день тяжёлый, – сказал Гриша. – Пойдём спать.
Он помог ей подняться.
Марк испугался, что Гриша вернётся и будет его искать. Как только шаги стихли, Марк опрометью побежал к своей палатке.
Он укутался в спальник. Эд и Кирюха ещё не появились. Марк слышал писклявый голос последнего. И неразборчивые голоса других членов команды. Звук шёл от костра.
До Марка донёсся голос Гриши.
– Завтра после обеда мы сворачиваем лагерь, и начинается наше большое приключение, – сказал он мрачно. – Постарайтесь выспаться.
Тучи медленно рассыпались и таяли. Белая ночь проглядывала сквозь щели чёрных облаков.
На следующий день предстояло преодолеть несколько озёр, соединённых сетью узких речек-капилляров. Гриша решил, что команда готова, а остальное придёт во время путешествия. Он – вожак – и ему нужно вести своих людей к цели, а не в игрушки играть. И, уж точно, не потакать их слабостям. Они отправились в путешествие, чтобы стать сильнее, закалиться телом и духом, а не хиханьки-хаханьки тут разводить. По крайней мере он, Гриша, придерживался такой версии происходящего.
Соня смотрела на шипящий сок дерева, выступивший на одном из полешек в костре. Истории, повисшие в воздухе, взбудоражили её, сделали более чувствительной, до предела натянули струны души. Девушке казалось, что так ей скорее удастся разобрать далёкие голоса. Ей, как и в пустом городе при станции, слышалась странная далёкая речь. Как ни старалась, Соня не могла разобрать её. Но чувство тайны грело изнутри, делало её, Соню, особенной. Девушка представляла себя доверенным лицом при шахе. Ночь и день пролетели смазанными картинками. Соня обратилась в слух. Но после обеда начался сбор лагеря. И мирская суета затянула девушку, не дав сделать последнего шага.
Вещи раскидали по сумкам и погрузили на катамараны. Палатки и прочий скарб положили поверх них.
Но команда не заняла свои места на баллонах. Иришка пропала. Не появилась она ни на материнский зов, ни на крики команды.
Тётя Настя побледнела. Дядя Гена охрип. Даже у Марка сквозь насмешку проглядывала тревога.
Кирилл носился по стоянке, разыскивая рыжеволосую девочку.
– Организуем поиск! – властно объявил Гриша.
И члены команды сплотились вокруг него. Он построил их в шеренгу. И в линию под его чутким надзором путешественники пошли прочёсывать остров.
Иришка плакала под кустом дикой малины. Тётя Настя, завидев дочь издали, бросилась к бедняжке, обняла, зацеловала лицо.
– Что ты тут делала? – резко спросил Гриша.
– Не нужно грубости, – вступилась за дочь тётя Настя. – Разве не видно – ребёнок напуган!
– Ребёнок… – процедил Гриша. – Скорее, барышня на выданье. В чём дело?
– Не хочу уезжать, – пропищала Иришка. – Мне этот остров понравился. Я не хочу на другой.
– Дура! – выругался Марк и, приправляя свою речь неразборчивой бранью, зашагал к катамаранам.
– Моя необыкновенная девочка, – прошептала тётя Настя.
Иришка съёжилась под взглядами искавших её людей, всхлипнула и поспешила спрятаться за маму.
Ошарашенная Соня поняла, что в её голове сложился этюд: дочь, как щит, заслоняет мать от собственной жизни, даря ей достойное оправдание.
– По местам! – отдал приказ Гриша.
Гребли под счёт, на разговоры ни сил, ни времени не оставалось. Приходилось бороться с течением из норовистых потоков. Катамараны кидало из стороны в сторону. Только и оставалось, что выруливать. Речка принимала в себя всё новые и новые потоки и наконец сама впала в спокойную и широкую реку Айзу. Воды её несли катамараны в нужном направлении. Экипажам оставалось только подгребать и выруливать.
Кирюха воспользовался моментом и развалился на катамаране, приспособив надувную подушку (её нужно было зажимать между коленей, как опору для уставшей спины). Он вальяжно закинул удочку в воду. Марк гоготнул и последовал его примеру – только без удочки. Довольная Иришка с улыбкой оглядывалась по сторонам. Тая с непониманием смотрела на рыжую путешественницу. Казалось, та уже забыла о желании не покидать остров. А может, желание просто стало поводом для каприза. И Тая подумала, что в Иришкином мире всё происходит как-то наоборот, причины и следствия меняются местами.
– Отдыхаем! – запоздало отдал команду Гриша.
Незаметно небо затянуло тонкой вуалью облаков, из которых, как из укрытия, выступили тучи. Сверкнула молния. Весёлый трёп прервался. Свет алой дымкой высветил на небе женское лицо. Ещё молния – и алый крест перечеркнул его.
Река заложила крутой вираж и влилась в озеро. Заморосил мерзкий дождик – крохотные капли иголками кололи кожу. Животы урчали всё настойчивее. И чувство голода будило и обостряло злость.
Гром раскатами прошёлся по земле и отзвуками женского смеха повис над горизонтом.
– Греби нормально! – крикнул Марк Иришке, старательно окунавшей весло в воду.
– Я… – растерялась Иришка. – Я гребу.
– Ты просто мочишь весло в воде! Так мы никогда не доберёмся до берега!
– Может, для ночёвки этот остров подойдёт? – предложила тётя Настя, указав на высившуюся по левому борту груду камней.
– Нам сухостой нужен – без него никакого обеда не выйдет, – ответил Гриша.
Дождь усиливался.
Они плыли вдоль обрывистых берегов с плохим подходом. Гриша не рискнул направлять туда катамараны.
Волнение нарастало. Предложения становились настойчивыми до истеричности. И Гриша повёл катамаран к неприглядному, но более или менее подходящему для остановки островку. Команда выгрузилась на берег. Повеяло сладковатым запахом вереска.
– Осторожнее с огнём, – предупредил Гриша.
Он приметил, что на три четверти остров заболочен. Оставшаяся четверть делится на узкую кромку покрытой зеленью суши, обращённой к рассвету, и сырую, мягкую, не пригодную даже для травы землю.
Вереск цвёл на болоте, значит, на дне – торф.
– Не курить! Костёр разводим у воды! – приказал Гриша. Достали котлы и провизию.
Гриша собрал мужскую половину походников, раздал топоры и пилы и отправил искать на острове дрова. Женщинам предстояло готовить. Котлы наполнили водой. Решили делать макароны с тушёнкой.
На сухостой остров оказался небогат. Зато насквозь был изъеден змеиными норами. Сырые ветви разгораться не хотели. Гриша поручил Марку разжечь огонь. Задание Марка взбодрило. Он надменным взглядом прошёлся по Эду и Кирюхе. Дрова, однако, не подчинялись задиристому юноше и не загорались. Даже ком бумаг не спас положение – вспыхнул, облизнул рыжими язычками сырое дерево, обхватил мелкие ветви и погас.
Марк извёл три коробка спичек. Кирюха не выдержал и захихикал. Взвинченный неудачей, Марк взорвался руганью и кинул в насмешника четвёртый коробок.
– Давай-ка, умник, разожги, а я посмотрю да посмеюсь! – Марк стал угрожающе надвигаться на Кирюху.
Тут вмешался дядя Гена, молча взял коробок из рук Кирилла, присел на корточки у шалаша из полешек, отгораживая парня от Марка.
Слабый огонёк зарделся под его руками, забился сердечком в мрачном шалаше, объел кору с поленьев, стал вгрызаться глубже и потух от таившейся в глуби дров влаги.
Гриша пересобрал полешки из "шалаша" в "колодец", запалил, с одной стороны подул, с другой – рукой прикрыл, щепы подкинул, пару светлых веток поверх положил, и костерок зашёлся.
Котёл стал нагреваться, закипел, но в самый неподходящий момент костёр погас. Дрова закончились, а остров больше не мог дать дров. Макароны ели полусырыми.
…Отобедав, вернулись на воду.
Гриша, видя мучения неопытных гребцов, отдал команду причаливать – на этот раз для ночёвки.
Остров представлял собой груду камней, поросшую травой и мхом, с проплешинами заболоченности и тремя естественными песчаными пляжами. Узкая полоса деревьев шла вдоль острова. Гриша решил поставить палатки между деревьев: с одной стороны, прикрепить их к стволам – подстраховаться на случай сильных ветров, с другой – кроны худо-бедно защищают от дождя.
Неровная каменистая поверхность острова отображалась внутри палаток – ни пенки, ни даже надувные матрасы не спасали: ложась, путешественники чувствовали под спиной выпуклые камни.
Засыпая, Эд вспомнил о девочке с жалобным взглядом, про которую ему рассказывали ещё в городе. По рассказам, она сидела на каменистом острове. Эд, переворачиваясь с боку на бок и чувствуя, как камни впиваются в тело, задался вопросом: почему она нагоняла на людей страх такой силы, что они даже боялись к ней приблизиться? И кого она могла ждать? Ему представилась груда камней, окружённая водой, и девочка, сидящая на них. Она взяла его за руку, и он уснул.
Утро встретило искателей приключений густым туманом.
– Как же мы пойдём? – тревожно спрашивала тётя Настя у дяди Гены. – Может, передумает Гриша? Опасно же! Да и дороги не разберёшь.
– Гриша – опытный путешественник, – успокаивал её дядя Гена. – Всё хорошо будет.
Тётя Настя кивала и вновь начинала причитать о густом тумане и о трудностях передвижения в такую погоду, об опасности и о Грише. На самом деле она стеснялась признаться, что устала, что в её памяти походы запечатлелись в ином свете – в свете песен под гитару и тёплой погоды. Она помнила, как легко и комфортно чувствовала себя в условиях тягот и лишений походной жизни.
То ли годы отделили её от радости приключений, то ли приключения оказались другими… Возможно, время не то и молодёжь не та… Или же воспоминания обманывали её, стёрлось всё ненужное – остались только радость и позитив… Она хотела воскресить прошлое – оказаться вновь в тех же походах и с теми же людьми, а окунулась в нечто новое.
– Геночка, не по мне это, – наконец сказала она. – Лучше бы нам занять себя чем-то новым, более подходящим нам, теперешним, чем гоняться за переживаниями минувшего.
Он поцеловал супругу:
– Настюш, мы уже здесь. Давай постараемся насладиться отдыхом.
Его слова прозвучали насмешкой в сыром тумане под мрачным небом.
– Сомнительное наслаждение, – сказала она.
Туман стал медленно рассеиваться. Осталась густая дымка над водой, в полметра высотой.
Гриша решил выдвигаться.
Выдвинулись без особого энтузиазма. После тройного порога путешественников ждала развилка. Поворот, потом ещё поворот, расширение русла реки – шли по течению, хоть и зажатые с двух сторон стенами деревьев.