Грише слышалось, как за стеной леса тихо шепчутся волны. Значит, там бурлит параллельная речушка, и они на верном пути.
Он опасался говорить о своем "открытии". Опасался, что шум голосов стихнет, а вместе с ним исчезнет и тихий шёпот волн… И он молчал, прислушиваясь, чтобы не потерять ниточку.
– А просвета всё нет… – по-кошачьи растянувшись на катамаране и свесив весло, затянул Кирюха.
Тая смотрела на воду, туда, где врезалось в неё весло. Ей запомнилось, как быстро проплыло мимо них тминное зёрнышко.
– Кирилл, сядь нормально! – рявкнул на него Гриша.
– Они плыли и плыли по бурным волнам… – не обращал на него внимания Кирюха.
– Кирилл, – мягко обратилась к нему тётя Настя, – технику безопасности нарушаешь, рискуешь.
Ей вспомнилось, как они в своё время боялись нарушить эту пресловутую технику, и по коже побежали приятные мурашки.
Гриша молча грёб.
Он уже понял, что они заблудились.
– Неужто потерялись? – робко спросила тётя Настя.
Никто не удостоил её ответом. Только дядя Гена перегнулся через багаж и погладил её по плечу.
Они заплыли в заводь, поросшую камышом.
– Отсюда должна выводить тонкая речушка. Ищем! – скомандовал Гриша.
Они сделали круг по краю камыша. Ничего.
– Может, зарос?.. – нерешительно предположил дядя Гена.
– Нет, – возразила Тая. – Если бы зарос, то течение всё равно стремилось бы в русло – по воде всегда видно, если она уходит. А здесь – тишь да гладь, стоит всё! – И она с силой опустила весло в воду, но вместо того, чтобы погрузиться, оно упёрлось в дно.
– Хорошо, что на катамаранах, а не на байдарках, – сказала Тая. – А то бы пришлось вытягивать.
– С болотом шутки плохи. Я бы не полез, – пробурчал Эд.
– Возвращаемся! – скомандовал Гриша.
Путешественникам пришлось изрядно повилять по узким изгибам реки, прежде чем они вышли на маршрут и беспокойные, соединяющие в себе несколько течений воды Тиш-озера не приняли их в своё лоно. Над поверхностью озера стайками вились крупные стрекозы и мелкие мушки. Деревья изящно склонялись листвой к воде, как звери, собравшиеся на водопое.
Дно заросло странными светлыми растениями. Их длинные листья тянулись по течению.
Эду вдруг почудилось, что это вовсе не растения, а армия утопленниц стоит на дне, и течение треплет их длинные волосы. Они спят, укачиваемые мерным движением вод… А вдруг катамараны потревожат их покой?
Он обернулся, желая увидеть весёлые взгляды, услышать голоса и рассеять неприятное видение. Но угрюмые лица путешественников были обращены к воде, а взгляды скользили по мерзким растениям. Эду показалось, что, если сейчас он встанет на катамаран и прыгнет вниз, – вода навсегда сомкнётся над его головой, открывая дорогу в другой мир… Ему даже захотелось откинуть весло, подняться и прыгнуть, не говоря ни слова, вниз…
Несколько минут он боролся с соблазнительным желанием, пока не осознал всё происходящее. С осознанием пришёл страх. Панический. Эд понял, что действительно мог прыгнуть сейчас, ничего никому не объясняя… А вдруг Карелия больше не отпустила бы его? Но оказался бы он не в другом мире, а был бы поглощён вязкой трясиной!
Эд тихо застонал, так тихо, что стон его потерялся в шуме волн и плеске вёсел. Могучие руки вырвали Эда из тела, протащили сквозь сырость облаков, сквозь атмосферу к звёздам.
И Эд вдруг прозрел. Время потеряло значение. Эд не встал на край катамарана и не прыгнул вниз. А вот сознание – напротив. Эд понял, что все события в жизни уверенно вели его к этому моменту.
"Дежавю", – подумал Эд.
Внутри сидела уверенность, что всё происходящее уже произошло в прошлом. Не с ним, конечно, а много-много лет назад с похожим на него юношей.
В те доисторические времена деревянная лодка шла по волнам карельских вод.
"Невозможно дважды войти в одну и ту же реку", – сказал античный философ. Но прошло бессчётное количество лет, и цикл замкнулся.
Эд точно знал: река та же. Только лодку сменили катамараны. А паломников, как и тогда, – девять. И те – из далёкого прошлого, и эти, что гребли рядом с ним, отправлялись в захватывающее путешествие.
Вода хлестнула по колену. Эд испуганно вздрогнул. Ему стало страшно от собственных мыслей.
Ничего непонятно! – кричал дядя Гена. Ветер трепал карту, норовя вырвать её из рук. Дождь безжалостно бил в лицо. Катамараны плутали в туманной дымке. – Нужно остановиться, разобраться с маршрутом! – крикнул он Грише.
Берега, как назло, шли крутые. И острова не появлялись. Русло реки расширилась. Густой туман полотном обрамлял воду, которая стала чёрной, непроглядной. Даже бывалый Гриша опасливо поглядывал на неё, но вода не пропускала взгляд дальше глянцевой поверхно-сти.
Клоки тумана низко скользили по поверхности реки. Они соединялись и всё плотнее укрывали её. Густой туман, казалось, можно зачерпнуть рукой. Но стоило Соне наклониться и слегка его коснуться, он отступил и зашипел…
Соня испуганно отдёрнула руку.
– Как на чужака, – улыбнулась Тая, искоса глядевшая на Соню.
Из тумана дрейфующим кораблём выглянул остров. Вокруг него, раздуваемые сквозным, несущимся между деревьями ветром, вились волны. Возвышавшиеся над водой валуны прикрывал тонкий слой земли, укреплённый извилистыми корнями деревьев. Узкий каменный мыс острова врезался в терзаемую пенными волнами реку.
На мысе стояла женщина в длинном платье. Её голову покрывал платок. Она стирала бельё в бурлящей воде.
Сбоку, в небольшом каменном углублении, находились ушат и несколько тазов.
Катамараны подошли ближе, и путешественники смогли разглядеть смуглое, обветрившееся на бесконечных карельских ветрах лицо женщины, испещрённое глубокими морщинами.
Она подняла голову и уставилась на них серьёзными, внимательными глазами. Островитянка вытянула из воды простыню и сжала её в руках.
У босых ног женщины стояло вырезанное из цельного куска дерева корыто, украшенное резными рисунками.
Соня обратила внимание на её крупные, покрытые мягкими морщинами руки. Ей почему-то захотелось стать маленькой-маленькой и оказаться в натруженных, заботливых руках незнакомки. И чтобы эта побитая временем женщина затянула старинную песню, а в глубине лесов заиграла губная гармошка.
– Мать, – Гриша накренился к женщине. – Мы путь на Юшк-озеро держим. Тот ли курс?
– Не туда заплыли, – покачала головой женщина. – Даже и не знаю, как вам лучше выбраться, ребятушки… Дед мой лучше расскажет. Я-то чего… Я-то тут… всегда тут…
– Причаливай! – скомандовал Гриша экипажу второго катамарана.
Пока команда высаживалась на берег и крепила катамараны, женщина сложила бельё в ушат и выпрямилась. Она оказалась высокого роста – выше Гриши.
– Пойдёмте, – она зашагала по узкому и скользкому каменному мысу.
– Катамараны на берег вытягиваем и закрепляем! – командовал Гриша.
И мужчины потянули суда по воде. Женская часть экипажа вслед за местной жительницей зашагала по мысу. Покончив с катамаранами, мужчины догнали спутниц. Между деревьями Гриша разглядел старенький дом с резными ставнями.
Они вышли к покосившемуся домишке с выложенной деревянной черепицей крышей, которую нежной россыпью покрывали бледно-лиловые цветы. Мох украшал подножие дома. Гости обошли жилище, подошли к крыльцу с красивым резным козырьком. На крыльце сидел старичок – сквозь седину ещё пробивались русые пряди. Лицо его обрюзгло, мохнатые брови нависли над глазами цвета небес. Под серым карельским небом его глаза дарили надежду на то, что рассеются тучи и выглянет солнце… В натруженных мозолистых руках дымилась папироса.
Женщина встала подле мужа и стянула с головы платок. Взглядам путников открылись её длинные седые волосы. Мгновенно она состарилась лет на двадцать. И уже никто не осмелился бы назвать её женщиной. Двое стариков на крылечке грустно улыбнулись путешественникам.
– Годы здесь летят быстро, – сказала старушка. – Один момент – и… – Она вздохнула.
– Что ты! Гостей пугаешь! – махнул рукой старичок. – С чем пожаловали? Пойдёмте, я вам всё покажу.
Погода и не думала улучшаться. Небо хмурилось. И мелкий дождь вновь грозил перерасти в настоящую бурю.
– Нам к Юшк-озеру. Мы, видимо, сбились с пути, – сказал Гриша.
– Да-а-а-а, – протянул старичок. – Сбились. Не беда! Как на посудины свои плавучие грузиться будете, я вам покажу, куда да как добраться.
– У нас карта есть, – начал было Гриша, но старик только рукой махнул.
– Что там ваша карта! Не понимаю я ничего в каракулях ваших. Я так, по-человечески, объясню. Вы лучше в дом проходите. Гостями дорогими будете.
Старичок весь аж сиял от радости. С каждым словом он всё больше волновался и старался угодить путешественникам. Он торопливо открыл дверь и нырнул в дом.
– Проходите, проходите, отогрейтесь, всё не на ветру. У нас тут и печурка есть. А то погода хмурится.
Соня с любопытством заглянула внутрь.
Дохнуло тёплым ароматом трав. Девушка изрядно замерзла. И торчать на ветру ей совсем не хотелось. На стене при входе висело старинное зеркало в тяжёлой резной оправе. Соня заглянула в него и испуганно отпрянула: по краям зеркало покрывала туманная пелена. А само оно создавало ощущение непривычной углублённости и реалистичности – там, за мутной поверхностью, стояло чёткое отражение.
– Не бойся, милая. Хорошее зеркало, старинное, – успокоил её старичок.
Соня (а за ней и вся команда) прошла в комнату: печь с изразцами, два комода да стол, а вокруг стола – кресла с грубыми спинками и кровать пружинная. Из-под выцветшего покрывала выглядывал подзор, украшенный декоративной вышивкой диких зверей, приземистых домишек, тонких женщин, деревьев да трав. От печки к стеночке тянулась верёвка, на которой сушились травы – они наполняли дом пьянящими запахами.
– Чабрец, череда, мята, – старуха любовно перебирала плотные пучки.
Соня вдохнула поглубже – перед глазами поплыл туман.
– С непривычки… – ласково сказала ей старуха. – Голову кружит. Они жизни полны. А вот жируха, – и старуха взяла с печи небольшой пучок. – Я вам чайку заварю.
Касаясь трав пальцами, старуха приговаривала:
– Иссоп, солодка голая, сныть, чтобы детки крепкими росли.
Соня пригрелась у печи, приникнув к тёплой кирпичной кладке всем телом. На полу без стеснения развалились Иришка, Марк, Кирюха и Тая. Они сняли обувь и вытянули ноги. Старичок со старухой сидели за столом. Он без умолку говорил, захлёбываясь в детской радости от возможности общения.
Соня протянула руку и взяла у Гриши карту.
– Я как художник посмотрю, – мягко сказала она.
И Гриша неожиданно для себя самого отдал ей карту. Настроение его поднялось. В конце концов всё сложилось очень даже неплохо: остров и старички – мечта путешественника. Настоящее приключение. Гриша улыбнулся и подсел поближе к печке.
Он заблаговременно прихватил пакет с гречневой крупой и теперь решил сготовить еду. Но старуха не позволила, отстранила его от печи и сама принялась за дело.
Вскоре и чай был готов. Горячий, бодрящий! В нём чувствовалось столько нежных оттенков!
Тая сделала глоток – и пробежали по телу жёлтыми волнами лепестки-бабочки. Ещё глоток – и взорвались под сердцем салюты искр. Ещё – и планета, что вращалась внутри, забилась жизнью.
А у нас с бабкой даже угостить вас нечем! Корешки всё да растения… – сетовал старичок.
– А где же вы еду покупаете? – спросила тётя Настя.
– Какой там! – махнул рукой старичок. – Всё своим трудом.
Тае вспомнился скудный огород, который они прошли по пути к избушке.
– Честно признаться, на старости лет как-то и есть не хочется. Да и у еды вкус один – всё трава… Травой и порастёт.
– Может быть, присоединитесь к нашей скромной трапезе? – спросил дядя Гена, когда старичок поставил котелок с гречкой на стол.
– Ой! Нет! Что вы! – отказались старики. – Мы не голодны. Жаль гостей угостить нечем. А мы-то…
– Мы рады видеть вас за столом, – сказал Гриша. Он подошел к остальным членам команды. – Мы приглашаем вас присоединиться! – Гриша доброжелательно улыбнулся и потянул к себе Таю.
Несмотря на уговоры, старички к еде так и не притронулись. После обеда гости вышли на улицу. Старичок показал им махонький сарайчик метрах в десяти от дома – там он хранил самодельные удочки и всякие нужные для хозяйства мелочи.
– Вот, – и старичок достал тонкий прут, завершающийся длинной серой нитью. – Хороша для тех, кто по дну плавает. Сомы всякие…
– Гриша, – решительно обратилась к нему Тая, перехватившая карту у Сони. – Не могу найти этого места…
– Обратись к дяде Гене – пусть он посмотрит, – беззаботно ответил Гриша.
Дикое место их внеплановой остановки пришлось по душе Грише. Ему не хотелось отвлекаться от приятного ощущения тёплой радости. Давно житейские мелочи не дарили ему столь удивительного и глубокого удовлетворения. Старичок закончил показывать коллекцию самодельных удочек.
– Время идёт. Пора в путь, – сказал Гриша с неохотой. Он знал – нужно двигаться.
Но погода не располагала к поиску приключений. А остров оказался на удивление уютным. Команда так и норовила разбрестись по разным сторонам и растеряться. Соню привлекла яблоня, что росла на мысе у поворота реки. Её ветви касались земли. Соне хотелось прилечь под неё и рисовать. Травяной чай согревал изнутри.
– Пойдёмте хоть до катамаранов прогуляемся, – сказал Гриша, пока члены команды окончательно не рассредоточились. – Отдых отдыхом, а за снаряжением присмотр нужен.
Старушка со старичком пошли вместе с гостями. Пока они шагали заветной тропкой, ветер разогнал тучи и блестящее солнце выглянуло из-за облака.
Первые нерешительные лучи начали пробиваться сквозь кроны деревьев.
– Ну что, отец, расскажешь, как до Юшк-озера добраться? – спросил Гриша, когда они подошли к катамаранам.
– Озеро… Давно я на него не выходил, – грустно сказал старик.
Вдруг с безоблачного неба заморосил дождик, и бледная радуга перекинула семицветный мост через остров.
– Послушай, Гриша, может, нам остаться здесь на ночёвку. Место достойное. Люди хорошие. Да и природа волшебная. Островок старой Руси! – предложил дядя Гена.
Тётя Настя и Кирюха одобрительно закивали.
– Мы тоже так решили, – вздохнула возникшая рядом старушка. – Дождик шёл, лодку нашу волны стегали нещадно. А мы к городу плыли – там остаться хотели. Деревню родную покинули. А тут дождь и безысходность какая-то. Мы и остановились. На день. На два. На месяц. Так и состарились… – Она тяжело вздохнула.
Соня почувствовала тревогу. Она впервые обратила внимание на пустые стеклянные глаза старушки. И голос – слова отголосками эха разносились по острову, и Соня уже сомневалась, слышала ли она его, или это ветер говорил устами старухи.
Соня потянулась к ней, хотела дотронуться – потрясти за плечо, сказать что-то, что вывело бы старушку из пугающего оцепенения. Но остановилась: испугалась – вдруг пальцы пройдут сквозь руку старухи? Эхом пронеслись в памяти слова тёти Насти, сказанные ещё на первом острове, когда накануне отъезда под покровом ночи звучали страшные истории: "Карелия наводнена призраками, некоторые играют с людьми, другие сами не знают, что мертвы, продолжают жить, не задумываясь, чередой одинаковых дней".
"Глупости!" Но Соня не смогла отделаться от неприятного ощущения.
– Нам пора, – выдавила Соня. Подбежала к Грише и схватила его за руку. – Пожалуйста, уходим отсюда скорее! На каты – и в путь! Прошу тебя!
А старушка со старичком стояли и как растерянные дети провожали путешественников.
Тая внимательно посмотрела на Гришу с Соней, на несколько секунд задумалась и обратила взгляд к небу. Если бы небо могло, оно бы прошептало ей ласковые слова, только бы Тая не взвыла диким зверем, только бы бедняга не ощущала острую боль одиночества. Тая не ревновала, просто почувствовала себя чужой.
Грише передалось Сонино беспокойство.
– Не зря говорят, женщина на корабле – к беде, – пробубнил Гриша.
Но скорее для острастки. И без Сониных слов тонким комариным писком засвербел в груди страх: вот оно – вечное пристанище потерянных душ!
Катамараны спустили на воду быстро.
Старик со старушкой стояли поодаль обнявшись и смотрели.
Их фигуры сливались с панорамой редкого леса.
Тучи опускались всё ниже. Казалось, вот-вот – и небо коснется земли.
Макушки деревьев погрузились в густые облака.
– Гриша, опасно плыть по такой погоде, – попыталась образумить капитана команды тётя Настя.
– Да, – поддержал жену дядя Гена. – Это самоубийство.
– Пожалуйста, уходим! – взвыла Соня и потянула тётю Настю за рукав.
– Мне моя жизнь дорога! – неожиданно взвизгнула тётя Настя. – Хотите угробиться – пожалуйста! А наша семья останется на берегу.
Иришка посмотрела на взволнованную мать: на лбу той залегла глубокая морщина. А отец придерживал её, прямо-таки как старичок-островитянин свою старушку. Иришка улыбнулась и нервно хихикнула, переводя взгляд с родителей на Гришу.
Тот сурово посмотрел из-под бровей на тётю Настю. И Иришка, трусливо съёжившись, рысцой побежала к катамарану, неуклюже забралась в него и стиснула коленями подушку-плавник.
Тётя Настя обречённо вздохнула и направилась к дочери. Демонстративно села на противоположенном баллоне посередине, дядя Гена – за ней.
Гриша решил не устраивать разборок и не заставлять семейство Смолиных рассесться по разным экипажам. Главной задачей было – отчалить.
Гриша и Марк заняли оставшиеся места на оккупированном Смолиными катамаране. Остальная команда погрузилась на соседний кат.
Погода разбушевалась не на шутку.
– Тая, ты за главную! – крикнул ей Гриша.
Тая кивнула, но не посмотрела на него: позади взволнованно дышала Соня.
Отчалили. Старичок со старушкой смотрели им вслед до тех пор, пока пар, исходивший от воды, не поглотил их вместе с островом.
Ветер с завываниями дул с разных сторон. Иришка нахохлилась и стала похожа на шар. Соня ёрзала, пытаясь согреться, и периодически отогревала руки собственным тёплым дыханием. Тая сидела со стороны ветра, и волны реки захлёстывали её по пояс. Ледяная вода залила одежду, не оставив на девушке ничего сухого. Чтобы не замёрзнуть и не заболеть, Тая гребла изо всех сил. Физические нагрузки помогали телу держать температуру и не подпускать болезнь, а ещё отгоняли слёзы.
Она сжала зубы и налегала на весло, стараясь при каждом гребке задействовать весь корпус. Единственной, кого волны не трогали, оказалась тётя Настя. Ещё никто из команды не видел её сердитой и сосредоточенной до озлобленности.
Дядя Гена то и дело склонялся к ней, гладил по коленочке, но она лишь провожала его прикосновения ледяными взглядами.
Гриша не оборачивался. Он взял чёткий курс – вперёд.
Баллоны Таиного катамарана противно заскрипели.
"Пробоина!" – пронеслось в голове. Девушка отчаянно заработала веслом, но поняла, что судно стоит на месте. Гриша вырулил к Таиному экипажу.