– Сели на мель, – просипел он.
– Что же делать? – беспомощно простонала Сонечка, чуть не плача.
– Я так и знала! – зло воскликнула тётя Настя, и её полный горячего обвинения взгляд упёрся в Гришу.
Тот попытался веслом, как рычагом, сдвинуть севший на мель катамаран. Не вышло. Тогда Гриша стал опускать весло в воду у попавшего в западню баллона. Наконец весло глухо щёлкнуло, упёршись в валун. Гриша осторожно спустил ногу и ступил на скрытый туманом и водой камень. Туман кружил у колен, а вода едва доходила до икры. Даже любивший риск Марк опасливо сглотнул и порадовался, что не он капитан. Гриша наступил на камень второй ногой, навалился на застрявший катамаран всем телом. Судно со скрипом поддалось. Гриша чуть отпустил и навалился резче, сильнее, баллон выскользнул из-под него, и Гриша свалился в воду, но, падая, успел выставить вперёд руки и замочил только рукава.
Капитан опять занял своё место. Тая уже увела свой катамаран вперёд. С бешеной силой она отталкивалась веслом от воды. Гришу тянуло за ней. И он, подчиняясь тяге, шёл за девушкой, взявшей след, как охотник за собакой на пути к добыче. В Тае прихотливой стрелкой подрагивал компас, прокладывая красной линией вектор движения.
Река разлилась. Стены деревьев по обе стороны неожиданно разошлись, и катамараны вышли на зеркальногладкую поверхность озера. Туманная дымка и дождь закончились в одно мгновение, оставшись во владениях реки.
Катамараны скользили по залитой солнцем бескрайней водной глади. Купол ультрамаринового неба сферой раскатывался высоко над головой. Нежные пёрышки-облака легко парили под ним.
– Мы вышли в море? – спросила заворожённая Соня.
– Держитесь левого берега! – скомандовал Гриша. – Нам нужно пропустить первый поворот и с течением войти во второй.
Солнышко припекало. И члены команды начали раздеваться. Первым скинул свитер Марк. Весло в его руках замелькало в два раза быстрее. А Иришка украдкой посматривала на игру мышц на его спине.
Примеру Марка последовала Тая – одежда намокла, и Тая кинула её поверх поклажи, оставшись в маечке и термоштанах. Сама же отложила весло и, прикрыв глаза, отдалась во власть солнца.
Спустя три четверти часа катамараны завернули в извилистую речку, с обоих берегов поросшую тиной и камышом.
– О-о-о! – потёр руки отогревшийся, довольный Кирюха. – Самое время для рыбалки!
Он залез под брезент, покрывавший поклажу, и выудил оттуда новенький спиннинг.
– Ловись рыбка, большая и маленькая! – промурлыкал он, слез с надувной подушки и, облокотившись на неё спиной, забросил удочку.
– Кирюха прав, – сказал Гриша. – Пока течение само несёт нас, можно и передохнуть. – Сушим весла! – скомандовал он.
Весёлый щебет голосов – солнце наполнило команду жизнерадостностью.
Только тётя Настя продолжала смотреть вперёд и упорно грести. Дядя Гена же то пытался вывести её на разговор, то отнять весло.
Марк разговорился с Кирюхой о рыбалке. Поймав момент, когда катамараны соприкоснулись бортами, Марк перешагнул с одного на другой и устроился рядом с Кирюхой. Марк с видом знатока трогал спиннинг, проверял степень натяжения лески и грузила.
– Уху сегодня сварганим, – убеждал Кирюху Марк. – Как пить дать! С местной рыбёшкой!
У Кирюхи заклевало. Он аж подскочил и потёр руки.
– Ловись рыбка, большая и маленькая, – приговаривал Кирюха, торопливо крутя колёсико с леской.
– Колдуешь, что ли? – с вызовом спросил Марк и толкнул Кирюху в плечо.
– Ты чего толкаешься? – насупился Кирилл и потёр ушиб свободной от удочки рукой.
– А ты что, как кисель, раскис? – возмутился Марк.
В один момент Крилл подсёк рыбку, рывком вытянул её из воды, и она повисла на блестящей леске. Рыбка дёргалась, пытаясь сорваться с крючка, но Кирилл проворно схватил добычу.
– У-у-у-у! Что такую малявку поймал? – всплеснул руками Марк.
– Зато всё мое, – ответил Кирюха.
– О! Рыбка! – умилилась Иришка. – Загадывай желанье и отпускай!
– А ну-ка дай-ка! – Марк протянул руку. – Что думаешь? Давай-давай!
Кирюха протянул ему рыбку. Крючок ещё поблёскивал в её щеке.
Марк резко дёрнул крючок – рыбья губа так и повисла на нём. Рыбка задёргалась ещё сильнее.
– Что ты делаешь?! – возмутилась Иришка.
– Разделываю. На ужин пойдёт, – самодовольно заявил Марк. Он кинул крючок Кирюхе, а сам достал перочинный ножик и принялся выковыривать рыбке глаза.
– Она же живая! – взвизгнула Иришка.
– Прекрати немедленно! – возмутилась Тая.
А тётя Настя, не сдержавшись, плеснула в него водой. Но до Марка долетели только мелкие брызги. Гриша бросил безразличный взгляд на изуродованную рыбёшку.
– Смотрите! – крикнул Кирилл и вскочил на ноги.
За деревьями прятался низенький домик в одно окошко. Его покрывал мягкий бурый мох, так что дом в прямом смысле сросся с природой. Иришка так загляделась на него, что чуть не выронила весло. Соня тоже с интересом смотрела на домик. А Тая даже губу закусила. Только тётя Настя продолжала загребать воду веслом и даже не взглянула на лесную диковинку. Гриша прикинул, что они прошли больше половины запланированного на день пути. А домик сулил им соблазнительные перспективы.
– Остановимся? – неуверенно предложила Соня.
– Наверняка охотничий домик. Осмотрим, – одобрил Гриша.
– А если там лесник? – спросила Иришка.
Марк фыркнул и бросил на Иришку недовольный взгляд.
– Совсем глупая, – буркнул он себе под нос, хорошо, что его никто не услышал.
Гриша отдал приказ о внеплановой остановке.
В домике очень кстати оказалась сложенная из камня печка. Марк и Кирюха, продолжая разговор о рыбалке, углубились в лес за дровами. Остальные принялись оборудовать лагерь. Вещи решили сушить на солнце – натянули верёвку с солнечной стороны острова.
Тая, Соня и Иришка готовили ужин. Иришка быстро утомила девушек болтовнёй, и её отправили собирать чернику.
Кирюха принёс пяток полешек и, улучив момент, отправился на рыбалку, залёг на солнечной стороне острова так, чтобы тень от промокших вещей на лицо падала, а тело чтоб солнышко щекотало. Закинул удочку.
Дядя Гена пошёл за перочинным ножиком, который забыл в кармане мокрой куртки. Когда он подошёл к Кириллу, у того заклевало.
– Подсекай, левее бери! – выпалил дядя Гена.
И Кирилл вытянул краснопёрку.
– О-о-о! – воскликнул юный рыбак. – Это вы вовремя, а то я задремал.
Парень похлопал рукой по песку рядом с собой, предлагая дяде Гене сесть. Мужчина вытащил перочинный ножик, сломал тонкую ивовую ветвь и сел рядом. Пара движений ножиком – и ветвь очищена от коры.
– Можно нанизывать улов, – предложил дядя Гена.
Кирилл передал ему рыбёшку, вновь закинул удочку.
Помолчали.
– Как супруга? – участливо спросил Кирилл.
– Словно дитя, – спокойно ответил дядя Гена.
– Воспитывать нужно? – с пониманием спросил Кирилл.
– Баловать, – вздохнул собеседник и добавил грустно: – Может, хоть я смогу оправдать их ожидания…
– Семьи, – догадался Кирилл.
Дядя Гена кивнул:
– Одни девчонки у меня…
– И ваших ожиданий не оправдывают, – прервал его Кирилл и заулыбался.
Дядя Гена сел и сощурился от ослепившего его солнца.
– Есть в бытийной семейной суете особая сила, – сказал он задумчиво. – Как в картах, когда "шестёрка" бьёт "туза", а мышь губит слона. Есть такая слабость, которая силу переигрывает.
Кирилл с пониманием замотал головой:
– Так вы огонь в очаге поддерживаете или "шестёрки" множите?
– Ты сам-то сюда зачем приехал? На рыбалку и в городе сходить можно, – дядя Гена отклонился назад, спрятав голову в тень.
Кирилл оживился и ответил с пафосом:
– Что не убивает, делает сильнее!
– Верно и обратное, – спокойно произнёс дядя Гена. – То, что не делает сильнее, убивает.
Кириллу стало неуютно.
Дядя Гена напугал его, и парень поспешил вернуться к предыдущей теме.
– Всё равно не понимаю, как вы её терпите, – непроизвольно огрызнулся Кирилл.
– Иногда, друг мой, мужчине нестыдно послушать женщину. – Дядя Гена смерил Кирилла оценивающим взглядом, вздохнул и сказал совсем тихо: – Много лет назад она позаботилась обо мне, спасла сначала от карточного долга, а потом и от карт. И я понял, что она выведет меня в нормальную жизнь. Она и вывела. И теперь мой черёд о ней заботиться.
Дядя Гена отряхнулся, вручил нанизанную на лозу рыбку Кириллу, а сам вернулся в лагерь.
У Кирилла пропала охота рыбачить. И он последовал к костру, жарить пойманную рыбку.
Никто не заметил отсутствия тёти Насти. Мужа она предупредила, что идёт в лес по ягоды и травы. На самом деле она никак не могла смириться с тем, что команда покинула остров, повинуясь глупым предрассудкам. Да, старички и ей самой показались странными. Ей даже привиделось, что, когда старик поднял руку против света, солнечный луч прошёл через неё как через нечто прозрачное. Но, обдумав всё ещё раз, тётя Настя пришла к выводу, что увиденное – просто иллюзия.
В лагерь она вернулась ближе к заходу солнца, села подле мужа. Под её суровым взглядом прекратились разговоры.
– Все вы трусы, – гордо сказала она. – Сбежать от предрассудков в пучину! Верх глупости и малодушия. Неужто вы не понимали, что жизнью рискуете, губите себя!?
– Всё же хорошо, что вы переживаете, – попытался успокоить тётю Настю Кирюха.
– А ты вообще!.. Без царя в голове! – взвизгнула тётя Настя. – Как таких только земля носит! Мягкотелый, как девчонка!
Кирюха покраснел и отвёл взгляд.
Марк хохотнул.
– Умолкни, животное! – прикрикнула на него тётя Настя.
– Анастасия, я бы вас попросил… – встрял Гриша.
– Да ты ещё мне!.. Дрянь!.. – попёр на тётю Настю Марк, но Гриша схватил его за плечо и больно сдавил.
– А ты, Гриша, пуще всех виноват. Именно ты возглавляешь наш поход, а ответственности никакой.
– Идите в палатку, – настойчиво, с оттенком угрозы, сказал ей Гриша.
Дядя Гена подхватил супругу под локоток.
– Пойдём, милая, ты устала…
Она хотела ещё что-то сказать, даже рукой взмахнула в сторону Гриши, зло посмотрела на Марка, но эмоциональный заряд спал, она сникла и послушно поплелась за мужем.
После её ухода разговор не клеился. Яростный выпад тёти Насти отбил желание общаться. Кирюха, обычно не в меру говорливый, умолк и грустно смотрел на пламя.
– Я пойду… – мягко сказала Соня. – Хочу закат сфотографировать. – И ушла.
Тая обхватила себя за плечи в попытке сдержать собственную ежистость.
У жаркого костра её отпустили все мысли и тревоги. Она от души смеялась и общалась в открытую – не пытаясь продумать направление разговора, не представляя себя со стороны. Она наконец-то расслабилась, как можно расслабиться только после тяжёлой физической работы в компании близких друзей.
И тут эта ведьма разорвала, растрепала в лохмотья атмосферу близости и доброго веселья. Тая вмиг ощетинилась. Её мир помрачнел.
Она поднялась и молча пошла к воде.
Пара сотен метров по тонкой линии берега свели Таю с тётей Настей.
– Невесело? – мрачно спросила женщина.
Тая промолчала.
– Ничего, – устало выдала тётя Настя. – Замуж выйдешь, детей родишь, хандрить станет некогда.
– Бессмысленно и бесполезно. Лучше смерть, – отрезала Тая.
– Что ты? – тётя Настя положила руку Тае на плечо, и девушка почувствовала, как пальцы больно впиваются в тело. – С ума сошла? В детях, в семье – счастье.
– Для вас, – ответила Тая, поморщилась и убрала руку тёти Насти с плеча.
– Для меня – да, – гордо заявила тётя Настя.
Тая обошла женщину и побрела дальше.
"А что, если бы замуж не вышла, детей не родила?" – подумала тётя Настя. В одно мгновение она прожила свободную от семьи жизнь, и ей не хотелось возвращаться в реальность.
…Гриша устало смотрел Тае вслед. Он знал, что обречён, что таким же отщепенцем, как Тая, идёт на смерть. Любовь? Деньги? Секс? Статус? Семья? Дети? Смешно. Слишком мало, чтобы ради этой мелочи цепляться за жизнь. Когда-то давно горел в душе огонь, да иссяк. Может, поэтому их с Таей жизнь друг к другу прибила? Оба, как скорлупа, полые внутри.
Тая прошла вдоль берега до корявого, нависшего над водой пня. Часть корней, как когти, торчала над водой, другими же пень цепко впился в берег.
Тая села на него, свесила ноги, мыском она зачерпнула воду, и зелёная ряска осталась на мыске. Так же когда-то она заглянула на первый этаж многоквартирного дома. В переоборудованных под социальный центр комнатах она сидела на самодельном табурете и болтала ногой. Она пришла, чтобы научиться рисовать в течение полугода, посещая занятия два раза в неделю. И вместо этого записалась на йогу. Здесь она и встретила Гришу. Едкий запах сигарет протравил всю его одежду. И Тае тогда показалось, что не человек это вовсе, а густой дым огромного ритуального костра. Он долго её не замечал. А когда заметил, понял, что она – его.
Родители давно перестали искать Таю. А она давно перестала им звонить, перекати-полем убегая из секции в секцию и меняя бесполезные работы. Она говорила случайным знакомым, что делает свою жизнь насыщенной.
Так они с Гришей стали жить вместе.
…Гриша посидел у костра с Марком, раздумывая о чём-то, неспешно поднялся и ушёл в свою палатку.
Толстокожий Гриша, конечно, не почувствовал сосредоточенного взгляда из-под бровей и хищного выражения на лице Марка.
Ночью на Соню снизошло озарение. Она расшифровала голос – негромкий, клокочущий раскалённой подземной мощью. Дикарка, ни разу не видевшая себя в зеркале и знающая свой облик лишь по отражению на рябой воде, боязливо попросила, опасаясь отказа:
– Нарисуй меня.
Робость, предвкушение и страх на огромном поднебесном лице.
– Нарисую, – тут же ответила Соня.
И мощная, как скала, выше макушек деревьев, новая знакомая стала позировать: в каждом сплетении облаков, россыпи камней, в янтарных волнах и порослях трав, в низком полёте птиц и аромате воды.
Теперь Соня поняла, для чего отправилась в путешествие. Соня знала, что никому не скажет о произошедшем. Ведь из девяти членов команды Карелия, дикая, необузданная, доверилась только ей.
Соня чувствовала себя принцессой, к ногам которой склонилась стихия.
Но скажешь слово – вспугнёшь. И раненный предательством зверь, лапами-раскатами по земле, по воде, по небу убежит в лес.
Или взбунтуется от боли и яростно разгромит маленьких человечков, раздавит, пережуёт. Тогда получится, что она, Сонечка, будет виновата в гибели девяти человек, в том числе и в своей гибели.
Художница Соня не знала, что во времена, когда ледник сошёл с гор и родилась Карелия, на церемонии принято было звать художников, коих сейчас люди гордо величают наскальными живописцами.
День начался с заурядного серого утра и мелкого противного дождичка. В такую погоду обычно хочется спать. Сонная команда погрузилась на катамараны. Русло реки быстро сузилось и вывело путешественников в неглубокое озеро. Вёсла задевали дно и тучки ила сопровождали каждый гребок.
– Как всё мерзко, – поморщилась тётя Настя и отложила весло. Она сняла перчатку и протёрла влажной рукой лоб.
– Ты просто устала, милая, – дядя Гена положил руку ей на плечо, немного его помассировал и вернулся к гребле.
Озеро сузилось. Катамараны вошли в узкую речушку. Обильные кусты бузины и барбариса тучно нависали над водой. Ириша не удержалась, потянулась за гроздью ягод и чуть не плюхнулась в воду. Эд вовремя подставил весло, за которое Иришка ухватилась.
– Ну, герой! – присвистнул Марк. – Прям мужик.
Эд помог Ирише усесться обратно на место. В её ладони переливалась гроздь бузины.
Колючий барбарис ощетинился шипами, но поздно – похитительница плодов к тому моменту удобно устроилась на катамаране.
Речка снова развернулась белым озером.
Путешественники сделали привал на острове с крутым берегом, нависшим над водой. Небольшой узкий подъём приглашал пуще красной ковровой дорожки. С берега бросила в воду длинные изящные ветви плакучая ива.
Катамараны закрепили под её ветвями. Гриша посчитал их надёжным укрытием – с воды не видно.
Первым по крутому подъему взобрался Кирюха. Гриша помог забраться дамам – подсаживал их, а Кирюха принимал наверху. Вскоре вся команда перебралась на верхний ярус острова. Последним сюда взобрался Эд. Он несколько раз скатывался вниз, но всё же поборол природу и оказался вместе со всеми на узкой полянке, окружённой с одной стороны берёзовой рощей, а с другой – густым елово-сосновым лесом. Ива отчуждённо стояла на краю обрыва.
Поляна, пригодная для привала, раскинулась в низине. Трухлявое бревно лежало ближе к роще.
По Гришиной команде принялись за обустройство лагеря. Остров оказался куда как недружелюбнее, чем могло показаться на первый взгляд. Елово-сосновая часть леса практически была непроходимой. Берёзы – сырые.
Земля чавкала под ногами. Деревья и землю покрывал склизкий плешивый мох, от которого дрова плохо горели. Из-за него от костра веяло плесенью и чем-то неприятно-кисловатым.
Мелкий дождик набирал мощь.
На обустройство привала и приготовление обеда путешественники потратили много времени и сил. Все члены команды чувствовали усталость. Возможно, так влиял на них остров, а возможно, сказалось напряжение последних дней. Отобедав, Гриша сам не заметил, как уснул. Солнце безжалостно клонилось к горизонту. И к тому моменту, когда он проснулся, мягкие оранжевые лучи вечера уже короновали остров.
Гриша посчитал, что, пока команда соберётся и погрузится на катамараны, стемнеет. А идти в ночи по карельским водам – серьёзная опасность. Капитан принял решение разбить лагерь на ночь.
– Гриша, давайте снимемся и пройдём хоть полкилометра до любого ближайшего острова, – попросила его тётя Настя.
– А в чём, собственно, дело? Почему не на этом острове?
Гриша держался с ней прохладно и надменно. Прошлым вечером маленькая женщина осудила его решение. Она должна понять, кто тут главный.
– Здесь слишком сыро и от запаха трав голова раскалывается.
– За одну ночь ничего не случится, – строго сказал Гриша.
Тётя Настя болезненно поморщилась. Тон разговора неприятно задевал её. Сил на борьбу у неё не хватало, и она смирилась.
Через несколько минут к Грише подошёл дядя Гена.
– Нехорошо, Гриша, – сказал он сдержанно. – Женщину, годящуюся тебе в матери, вот так… Хороший капитан прислушивается к нуждам команды.
– Команда должна уважать решения капитана, – категорично заявил Гриша.
Последние лучи солнца ещё выглядывали из-за горизонта, даря небу оранжево-розовые перья, когда путешественники расположились у костра.
Марк с Гришей принесли пару стволов поваленных деревьев, положили их возле костра, как лавки.
Дядя Гена с тётей Настей устроились поодаль.
Тётя Настя выглядела плохо – лицо осунулось, глаза потускнели.