Гриша и Эд сели поближе к костру, чтобы их жаром обдавало. Тая облокотилась спиной на Гришу. Ириша нерешительно подсела к матери. Тётя Настя грустно улыбнулась. Ириша положила голову маме на колени, и та погрузила пальцы в её густые рыжие волосы. Гриша поглядывал на почтенное семейство. Он начинал сомневаться в правильности собственного решения. А сомнения его злили. Но злость прошла, когда на глаза попалась художница.
Соня поджала ноги под себя и смотрела на огонь – не на кончики танцующих алых язычков, а в центр пламени, в самое сердце.
Отдельно ото всех – Эд. Он полусидел-полулежал и упирался в бревно локтями, отчего его плечи заострились, и юноша стал похож на циркуль. Он смотрел в огонь так же внимательно, как Соня. Только он пытался уловить не призрачное сердце, в языках пламени ему виделись рыжие пряди девичьих волос.
Кирилл упорно вытачивал миниатюрную курительную трубку из пихты. Деревяшку он прихватил чуть ли не на первом острове, но до дела дошёл только сейчас.
Сердце полыхнуло в огне, и Соня удовлетворённо зажмурилась. Несколько секунд она держала образ перед внутренним взором, а затем отправила в копилку памяти. Ещё один кусочек Карелии совсем скоро отразится на бумаге. Соне захотелось побольше узнать о путешествиях и о Русском Севере. И она обратилась к Грише.
В начале он отвечал неохотно, короткими фразами. И сам не заметил, как увлёкся. Воспоминания оживали. Как по цепочке, одно извлекало из глубин памяти другое. Обычно неразговорчивый, он потеплел и провёл Сонечку через все походные приключения, которые для него начались с тринадцати лет.
Тая с непониманием посмотрела на Гришу. "С чего бы вдруг ему предаваться ностальгии? Да ещё с таким рвением! Кто бы мог подумать, что в нём кипят страсти! И как эта малышка Соня, ни то ни сё, сумела разбудить в нём вулкан? Всё же не так проста эта с виду наивная и беспомощная художница. – И Тая испытала смешанное чувство раздражения и интереса. Она признала Сонину силу. – Неужто и вправду, самое соблазнительное в женщине – беспомощность?" – подумала она, а вслух сказала:
– Я тоже хотела рисовать научиться. Не сложилось.
Соня пожала плечами и полуулыбнулась.
– Я просто живу так, мыслю образами, – тихо ответила художница.
В глуши леса послышался шум. Сквозь ветви еловой чащи пробивался бледный свет. Кирюха поднялся.
– Что там ещё? – обратился к нему Марк.
– Помоги-ка, – ответил Кирилл и клацнул раскладным ножом.
– Что ты там увидел? – Марк подошёл поближе.
Кирюха уже прорубал дорогу вперёд.
– Дай-ка лучше я, – Марк подвинул его, плюнул на руки и взялся кромсать деревья топором.
– Что там? – одновременно спросили Гриша и тётя Настя.
– Свет, – неуверенно сказал Кирилл, выглядывая из-за плеча Марка.
– Где? – Гриша аккуратно приподнял Таю, поднялся с бревна и подошёл к парням.
Тая тоже сделала несколько неуверенных шагов в направлении загадочной чащи. Тминное зёрнышко на тропке привлекло внимание девушки. Почему-то она подумала, что это дурной знак. И неприятное дребезжащее чувство очистками рыбьей чешуи налетело изнутри на рёбра.
– Строение вдалеке, кажется, – сказал Гриша, вглядываясь в чащу леса. – В несколько этажей. Нужно отправиться туда, проверить…
Кирюха отчётливо услышал лязг механизмов. Центрифугой закрутился мозг, и барабанной дробью запрыгали мысли. Напряжённым до предела слухом Кирюха уловил, как вдалеке захрустели под ногами сломанные ветки и люди с красными хищными глазами, не видя преград, уверенно продираются вперёд – к нему. Хохотом громыхнуло небо.
– Нет! – взвизгнул Кирюха. – Вы что, не понимаете?! Та самая больница, про которую я говорил! Нужно срочно спасаться. Все на катамараны!
– Постой, не глупи, – попытался остановить его Гриша. – Куда среди ночи?! Опасно.
– Я здесь умирать не собираюсь! – закричал Кирюха. – Я знаю, что с моими друзьями произошло. Я шум слышал. Они уже отправили за нами отряд.
Кирюха не договорил, махнул рукой и бегом бросился к своей палатке. Через пару минут он, как ужаленный, выскочил оттуда, хотел ринуться к спуску, но Гриша преградил ему дорогу.
– Ты куда собрался? – жестко осадил он Кирюху. – Ты думаешь, я дам тебе катамаран увести? Сопляк! А ну-ка вернись в палатку и прекрати истерику!
Кирюха всхлипнул и чуть не расплакался.
– Мы тоже уходим с острова, с тобой или без тебя, Гриша, – раздалось за спиной капитана.
Гриша обернулся и увидел дядю Гену с семьёй.
– Нас четверо, а это половина команды, – уверенно заявил дядя Гена.
Тётя Настя опиралась на мужа, её мутило, голова кружилась.
– Я с вами, – тихо сказал Эд и зашёл за спину дяди Гены.
Кирюха юркнул в палатку, схватил сумку с вещами.
Хлюпнул носом, проскользнул между дядей Геной и Гришей и бегом бросился к "выходу" с острова. Кирюха съехал на попе по сырой земле и, прижимая сумку с вещами к себе, забрался на дальние места катамарана. Он боязливо озирался и всхлипывал, пока дядя Гена и Эд разбирали палатки и паковали вещи.
– Ясно, – мрачно сказал Гриша. Он не мог позволить команде расколоться. – Собираемся.
– Почему я обязана отъезду с острова суевериям и маленькому психу? – простонала тётя Настя. Она сидела на походной пенке поверх гнилой земли. Ириша устроилась подле матери.
Команда погрузилась в течение пятнадцати минут.
Гриша улучил момент и схватил дядю Гену за плечо.
– Не стыдно быть приложением к скандальной бабе? – спросил Гриша с вызовом.
– Как будто ты не за женщиной идёшь, – ответил дядя Гена, резким движением стряхнув руку капитана.
– Что ты ноешь как девчонка?! – Марк больно пнул Кирюху, отчего тот разрыдался в голос.
Марк с презрением поморщился и подумал, что было бы неплохо накинуть петлю на шею этого слабака, позорящего всё мужское племя.
Катамараны отчалили от острова. Ива на прощание склонила к воде ветви-виселицы. Их мрачные тени бликами побежали по воде.
– Пожалуйста, гребите быстрее! – причитал Кирилл, изо всех сил налегая на весло.
Вскоре каты уткнулись носами в берег небольшого песчаного острова. Тонкие деревья покрывала зелёная мякоть мха. И когда экипаж ступил на берег, когда катамараны закрепили у подножия слабых деревьев, что-то огромное, невидимое, поросшее многолетними травами, попискивающее, прошло за их спинами, качнув ветви. Иришка ойкнула, обернулась, но оно уже остановилось холмом. И только хриплое дыхание волной разнеслось по земле. Иришка окинула недоумённым взглядом ночной простор. Но ничего не заметила.
Зато Эд увидел, как холмом отразилось в её глазах северное чудище. "Я никому ничего не скажу", – возникла в голове смиренная мысль. И Эд почувствовал, как склонило голову невидимое нечто за его спиной.
Раскинули лагерь.
Голова тёти Насти болеть перестала. Команда разбрелась по палаткам. Только Кирюха дрожал на страже, так и не сомкнув глаз. Он боялся, что неизвестные с острова, чей свет он обнаружил, отправят за ними отряд.
Ночью из палатки вышла Соня. Посидела с Кирюхой у костра. Ей не давало покоя ночное приключение. В полусне мерещились люди с пустыми глазницами. Они всё тянули к ней руки и тяжело дышали.
– Ты уверен, что там именно окна больницы горели, а не просто дома?
Кирилл закивал:
– Я так боялся… Думал, расскажу в компании, ну, помнишь, когда мы все по очереди байки травили, посмеёмся, не так страшно станет. А здесь, видимо, воздух особый. Видать, я вслух сказал, и мне, пожалуйста, – что сказал, то на блюдечке с золотой каёмочкой и преподнесли.
Кирилл горько усмехнулся:
– Поскорее бы убраться отсюда. Я в эти места больше ни ногой!
Они помолчали.
– У меня такое чувство, – Кирилл сосредоточенно смотрел на собственные руки, – что они теперь меня преследовать будут…
– Да нет, глупости. Мы же ушли с того острова… – без особой уверенности возразила Соня.
– Будут, будут, – покачал головой Кирилл. – Чтобы мой страх меня настиг. Страшно-то как!..
– Не выдумывай, – сказала Соня и шмыгнула носом. – Я спать пойду.
– Не уходи, пожалуйста, – жалобно попросил Кирилл.
И Соня осталась.
Следующий день прошёл по обычному графику. Привал устроили на небольшом каменистом островке. А вечером команду ждал приятный сюрприз. Они вышли на реку, с одной стороны ограждённую крутым берегом и глыбой леса, с другой – сменяющими друг друга живописными заливами. Посередине одного из заливов клубился пыреем да багульником небольшой остров-пятачок. На нём возвышался истукан наподобие индейского. Лица в три ряда устремлялись к каждой стороне света. Берег залива усеивали палаточные лагеря, у воды суетились люди: кто-то стирал, кто-то загорал, другие прогуливались по бережку. Над деревьями высились головы выточенных из дерева истуканов. Все члены команды прилипли взглядами к побережью залива.
– Что это? – спросила Соня.
– Чудо, – ответил Гриша. – Деревенька язычников, – и громко крикнул: – Причаливаем!
Катамараны послушно коснулись мели. Команда выгрузилась у восточного побережья залива.
Соня заметила, что на возвышении прячется между сосен низенькая деревянная избушка. Дверь её распахнулась и к путешественникам спустился крупный бородатый мужчина.
– Здравствуйте, гости дорогие! – промурлыкал он, поглаживая густую бороду. – Рады вам наши яровые земли! Постой – сто рублёв с палатки, коли остановиться решите. Банька есть, хорошая, три тысячи рублёв два часа. А коли купить чего хотите – сигарет там, сухариков, семушек, крупы, овощей, так прошу в домишко. Всё для гостей! Меня Ярославом величать. – И мужчина выставил вперёд ногу в высоком рыбацком сапоге.
– Мы на постой и в баню тоже, – ответил Гриша.
– Тогда прошу наверх – рассчитаемся, – и мужчина пошёл к дому.
Команда поднялась за ним.
Соня хорошо разглядела низко посаженную, обитую толем крышу, в которую упирались узкие оконца, врезанные в смолёные, видно, сложенные из шпал стены. В дом вело добротно сколоченное крыльцо.
Ярослав поднялся по ступеням, открыл дверь и, пригнувшись, нырнул под накренившийся козырёк. Через пару минут он вышел с несколькими бумажками в руках и стал их методично заполнять.
– Дело, оно порядок любит, – приговаривал Ярослав.
Он уточнил, сколько людей и сколько палаток, насколько гости желают снять баню. Перед крыльцом впивался корнями в землю чёрный пень в два обхвата шириной. Ярослав закончил заполнение бумаг, плюнул на палец, оторвал одну из бумажек и передал Грише. Тот присвистнул и полез за деньгами. Ярослав деньги внимательно пересчитал и сделал широкий жест свободной рукой.
– Располагайтесь, гости дорогие! – пробасил он. – Любое свободное место на острове – ваше. Осмотрите нашу уникальную коллекцию древних божеств. А как насмотритесь, навдохновляетесь, и сами смастерите языческого божка. И будет память о вас на сём острове жить вечно!
– А сухарики где купить можно? – спросил Марк, который, прослышав про еду, больше и думать ни о чём не мог. Запасы вкусненького он исчерпал ещё в первые дни.
– Проходи, – и Ярослав махнул ему рукой.
– Это змея? – Соня впилась взглядом в место у подножия пня.
Ярослав обернулся: недоумённо посмотрел на девушку:
– Ну да, гадюка. Сегодня утречком лопатой её прикончил. Один меткий удар – и голова отсечена. – С этими словами Ярослав шагнул в дом.
Соня с неприязнью поморщилась.
Палатки раскинули вдали от воды, на мягкой подушке сухой сосновой хвои.
– Кто в баньку? – задорно спросил Гриша.
Первыми вызвались Марк и Кирюха. Тётя Настя, видя, что дяде Гене тоже хочется попариться, подтолкнула его, и он отправился в баню. Гриша по-мужски приобнял Эда, который поддержал коллектив. Женская половина в баню идти отказалась. Тётя Настя боялась простудиться. Тае хотелось побродить по лесу, а париться в бане, поддерживать разговор – нет, сегодня к тесному общению она не готова. Сонечке не терпелось позарисовывать языческих идолов. А Иришка не могла ослушаться маму.
Сонечка пошла к противоположному краю залива. Она миновала палаточный лагерь, проигнорировала заигрывания подвыпившего парня, который с удочкой лежал на остывающем берегу, прошла под навесами верёвочного города с гнёздами-шалашами на ветвях и устроилась на возвышении под раскидистым орешником. С этой точки ей открывался живописный вид на пятачок-островок в центре залива. Многоликий идол позировал ей с острова. Его косматые брови поросли ягелем. Бордовыми украшениями сочно налилось волчье лыко у ликов языческих богов.
С другого берега острова на божество смотрел Эд. Ему оно казалось угрожающим. Именно такие многоликие боги требовали у людей кровавых жертв. И юные красавицы восходили на алтарь, принимая смерть. Эд знал, что Карелия выдрала его из родной эпохи, поставив смотрителем в стороне. Он смирился с проклятым непрошеным даром. Может, он никогда не являлся частью толпы современников, только внимания на это не обращал? И очевидная истина оставалась незамеченной вплоть до этого путешествия? Эд вздохнул.
…Мимо него проплывает по гладким водам выточенное из сосны судёнышко. Девять гребцов отталкивают плоскими палками воду. Впереди – не ошибёшься – вожак. Взгляд из-под нависших бровей – Гриша? За ним – тонкая мрачная девушка, Тая. И два старика (по тем временам – долгожители), дядя Гена и тётя Настя. Рыжеволосая девчушка с глупой улыбкой – Иришка. Нахохлившийся Кирюха пытается отклониться от россыпи мелких капель.
Косичка, с вплетёнными в волосы камешками, в ореоле цветов, – Сонечка. У неё на коленях бесценный груз – цветная глина, чтобы для потомков запечатлить самые важные события. За ней – тощий, даже в кругу соплеменников одинокий парень, это он сам, Эд. Последний – Марк.
Вот и они, древние, причаливают к острову, сходят. Как и сейчас, островитяне суетятся, поглядывают на новых постояльцев. Утекают часы-минуты – наступает вечер, и древние – у большого костра. Натруженные мозолистые руки дяди Гены в оранжевых отблесках пламени взмывают вверх. Он горд, как никогда. Он – отец своего далёкого, оставленного за семью озёрами племени, откуда родом Эд, Иришка, Гриша, Тая, Кирюха, Марк, Сонечка и его бесценная Настя.
Дядя Гена рассказывает о великой жертве, которую следующей ночью они принесут на алтаре. И его руки взлетают, выражая восторг. Он с гордостью указывает на Таю. Они с Настей взрастили смелую дочь, которая принесёт себя в жертву ради племени. Ввосьмером её сопровождают на алтарь. Пусть же свершится древний обряд!
Незнакомцы у костра ухают – слова дяди Гены производят впечатление. А тётя Настя прижимается к нему. Эта парочка – старшие в племени. Именно они воспитывают и обучают всех детей. И теперь одна из воспитанниц, одна из дочерей, спасёт их всех своей гибелью.
Хочется плакать, ведь больше они не увидят Таю. И хочется смеяться от радости – в её смерти родится жизнь.
Эд отвёл глаза. Слишком много сил нужно, чтобы видеть все времена в одном моменте. И как нестерпимо сложно из общего скопления времён выделить одно время, распутать тонкую нить и пойти по ней. Теперь он, кажется, понял, зачем природа блокирует людям способность видеть сквозь время: они бы просто не успевали жить, мозг бы сгорел от слишком большого давления, треснул бы от поступающей информации.
Тая спряталась в теневой части острова. Ей стало грустно оттого, что так неожиданно на них свалился этот полный людей остров. Мирская суета, по которой она так скучала в начале похода, теперь ранила Таю. И она диким волчонком сидела на берегу, покусывая нижнюю губу. Она долго смотрела в переливающееся облаками небо, затем сняла тонкую серебряную цепочку с шеи, несколько минут помяла её в горячей ладони и кинула в воду.
– Тебе, Карелия, – прошептала Тая.
В этот момент небо опустилось к макушкам деревьев и взглянуло сквозь ветви на гостью, преподнёсшую дар.
– А где художница-то? – спросил Марк, резкими движениями ножа соскабливая со ствола лишнее.
Гриша нахмурился и не ответил. Ему не нравилось, что в столь поздний час её ещё нет в лагере.
"Она – не Тая, – размышлял Гриша. – Может легко потеряться".
В то же время он понимал абсурдность своих мыслей. На острове идолов потеряться сложно – слишком уж он мал и густонаселён. Несоответствие степени беспокойства и реалий сдавливало Грише горло. "Неужто он потерял душевное равновесие?"
Гриша сам не заметил, как прикипел к Сонечке. Ещё там, во владениях накренившейся над водой ивы, когда он рассказывал о былых приключениях, походах и экспедициях… Она слушала так внимательно, впитывая каждое его слово!.. Гриша провел её по всем путешествиям, в которых побывал с тринадцати лет. И она будто прошла все трудности вместе с ним, будто сидела у костра в этих походах, работала веслом. И сейчас он беспокоился не просто за чужую ему, неосторожную девушку, а за близкого друга, разделившего с ним не одно странствие.
Сонечка вернулась в лагерь уже по темноте. Правда, на острове идолов власть ночи оставалась не такой явной, как на других островах: на деревьях горели гирлянды цветных фонариков, остров полнился кострами. Лучи фонарей то и дело рассекали фиолетовое небо. Соня чувствовала себя на карнавале в честь осеннего солнцестояния, а не в глубине древней полноводной Карелии.
Она очень удивилась, когда застала остальную часть команды за вытачиванием из соснового ствола нового идола.
– Давайте его в форме снеговика сделаем или хотя бы верхнюю голову – в форме шара, с морковкой! – настойчиво и уже в который раз предлагал Марк.
Соня занесла рисунки в палатку и с удовольствием присоединилась к созданию идола.
За творческой суетой никто не заметил Таиного отсутствия. А она, взяв обувь в руки, ступала по мягкому илистому дну.
Вода доходила ей до колен. Тая чувствовала, как исчезает раздражение и тревога, она успокаивается. Тая сама не заметила, как, бесцельно бредя по воде, отошла метров на пятнадцать от электрических огней острова.
"Кажется, я нашла брод", – подумала Тая. И, осторожно ступая, пошла всё дальше и дальше от острова. Мягкое илистое дно облизывало ступни. Иногда Тая чувствовала прячущиеся под одеялом ила небольшие камни. Вода глицериновым блеском играла с взошедшей луной. Мягкие сальные волны разбивались о Таины икры.
Остров остался далеко позади. Под ноги стали всё чаще попадаться камни. Они становились крупнее.
Наконец Тая вышла на небольшую каменную площадку. Та скрывалась под водой глубиной по щиколотку.
У ног блеснула флуоресцентным бочком маленькая рыбка. Тая завернула брюки выше колена и опустилась на корточки. Рыбка высунула из воды мордочку. Пару секунд они смотрели друг на друга. Неожиданно малышка вынырнула, ловко перевернулась и ушла в глубину, на прощание помахав Тае мерцающим в водной толще хвостом.
Тая поднялась, оглянулась. Вдалеке сверкал остров, где осталась команда. Впереди и куда как ближе к подводной каменистой площадке оказался дремучий, упирающийся макушками деревьев в густое чёрное небо лес. Эта махина притягивала Таю. Девушка с трудом боролась с желанием ступить на его земли. Она чувствовала уверенность: где-то там, в самой чаще, начинается космос, и небо открывается бесконечно манящим пространством.