Тая, всегда так судорожно цеплявшаяся за друзей, за постоянное общение, за новые знакомства, постоянно доказывающая себе и всем, что она – часть существующего общества, вдруг поняла всю прелесть Священного Одиночества, когда высвобождаются все силы, доселе запертые в глубине, и их не нужно больше сдерживать.
Тая ощутила огромную мощь собственного духа и то, как в ней с треском пробуждается нечто звериное. Ей показалось, что чёрные сосны расступились, приглашая её войти. Тая чувствовала, что стоит ей ступить во владения заповедного леса – и энергия жизни взорвёт её изнутри. Отпечаток на рассыпчатой, как пудра, земле – лапа дикого зверя – словно заманивал в лес, говорил: иди по следам, иди же!
"Что-то не то со мной творится, – подумала Тая. – Не узнаю себя". Она закусила нижнюю губу. Странное ощущение покинуло её. И Тая вновь почувствовала беспокойство. Нужно возвращаться. Команда ждёт её… Комаром зазвенело одиночество.
Может быть, это мерзкое жужжание стражем прячет от неё давно потерянную истину? Сейчас она так близко к тому, чтобы заглянуть в прошлое и наконец обрести себя…
"Одна в лесу?! Смешно и глупо! – воскликнул голос разума в Таиной голове. – Вокруг – опасность, дикие звери, холод! Не глупи. Ты слишком взрослая для этого".
"И вправду, я слишком взрослая. Пора возвращаться".
…Марк очень удивился, когда Тая пришла в палатку.
– Не спишь? – спросил он.
Все остальные давно мирно посапывали. И только Марк упорно вытачивал деревянного идола.
Тая молча застегнула на "молнию" вход.
"Ещё посмотрим, кто кого", – мстительно подумал Марк.
…Эду не спалось. Параллельно с блёклыми грёзами в голову ломились события прошлых лет. Эд пытался отгородиться от них, но сон брал своё. И Эд покорно потянул знакомую временную нить.
– Почему ты не сказал им правду про жертвоприношение? – спрашивает Тая сотни сотен лет назад.
– Так спокойнее. Посмотри, какие они радостные, как на прогулку вышли, – звучит Гришин ответ.
В голове мелькали события разных времён, Эд проскользнул сквозь них и уснул.
С первыми лучами рассвета крепкий мужчина с упругим шариком-животиком, босой, вышел к заливу и спустил на воду небольшую деревянную лодку.
– Людок, где ты там? – позвал он.
– Бегу, милый! – На берег, шлёпая босыми ножками, выбежала небольшая кругленькая женщина с растрёпанными волосами.
Мужчина поднял на лодке парус, помог подруге в неё забраться. Он взял весло и вытянулся во весь рост, оттолкнулся веслом от берега. Женщина встала рядом с ним и голубкой приникла к его груди. Мужчина прокашлялся и затянул зычным оперным баритоном арию Сусанина. Он делал равномерные гребки и пел.
Народ, почёсываясь, стал выползать из палаток. Те, кто не первое утро просыпался под раскатистый голос местного певца, ворчали и недовольно хмурились. Другие с заинтересованными лицами стекались на побережье.
Мужчина с дамой сердца сделал несколько кругов вокруг островка с идолом, распевая арию, и под аплодисменты своей подруги причалил. "Карельский соловей" сошёл на берег, поклонился публике и, величаво вышагивая, удалился.
"Соловьиная" ария Сусанина оживила остров. Люди засуетились и наполнили мирским шумом воздух. Их торопливые шаги равномерной вибрацией разносились по земле. Утренняя тишина рухнула. И наша команда проснулась. Один за одним стали выходить они из палаток.
Часа через полтора после арии они все столпились вокруг рукотворного идола. Наслаждались своим творением. На них смотрели тринадцать деревянных лиц: четыре грани, по три лица на каждой.
Лица нижнего яруса смотрели грозно, четыре лица посередине задумчиво глядели вверх, а четыре верхних – смеялись. Завершала пирамиду лиц деревянная голова снеговика с кривой ухмылкой.
Ярослав подошёл к путникам, оценивающе оглядел идола, со знанием дела причмокнул и сказал:
– Гости дорогие! Пойдёмте возведём нового языческого бога на пантеон богов!
Команда с радостью согласилась. Гриша с Кирюхой подхватили идола с одного конца, Марк – с другого, дядя Гена с Эдом страховали посередине. Женская половина дружно столпилась вокруг. И команда двинулась к пантеону. Шествие возглавил Ярослав.
Они прошли под верёвочно-шалашным городком, сконструированным на деревьях, обошли низину, поросшую камышом, преодолели холмы. Путникам открылся Пантеон. Высокие, в несколько обхватов идолы грозно смотрели с поднебесной высоты. Маленькие идолы-пни врезались давно высохшими корнями в землю. Создавалось ощущение, что смотришь на бал при дворе озёрного князя. Только собравшиеся почему-то стояли неподвижно или двигались настолько медленно, что для человеческого глаза их движение оставалось незаметным.
На несколько мгновений команда замерла от ощущения причастности к грандиозному. На гостей пантеона смотрели и метафоричные люди-быки, и минотавры, и сказочные волки, и мощные медведи – дикий карнавал лесных стражей. Вот-вот и оживут: ощерит пасть волк, того и гляди резко обернётся огромный лесной кот. И острые глаза щепой вопьются в незваных гостей. Или сойдёт с пьедестала многорукий идол и откроет кривую пасть, требуя жертву. В других угадывались суровые лица карельских жителей и дух стихии с картин Айвазовского.
Прошли меж дриад, сплетённых из гибких стволов молодой поросли и украшенных бусами и монистами из металлических крышек от пивных бутылок.
Пантеон принял идола с головой снеговика, определив ему место между стройными ивами. Марк с Гришей выкопали яму. Усилиями команды установили идола. Голова с носом-морковкой замаячила под облаками.
Сонечка набросала несколько рисунков, а тётя Настя сделала общие фотографии – собрала членов команды около идола, всех расставила по местам и запечатлела на цифровой носитель.
Как ни странно, кутерьма с созданием и возведением идола окончательно вернула тёте Насте душевное равновесие. А общественность, пребывавшая на острове, создала привычную для неё среду обитания: нужно держаться бодрячком и улыбаться. Это стимулировало. Сказать по чести, тётя Настя была удивлена своим срывом. Она не могла поверить, что и вправду выплеснула все свои мысли и переживания на команду. Да, она часто злилась. Но раньше всегда держала подобные мысли и слова в себе. А здесь случилось что-то, границы между ней и остальными рухнули. Возможно, не осталось места для уединения, и команда невольно стала восприниматься как часть её самой. Но когда тётя Настя высказывалась – зло, сердито, она не чувствовала, что переходит грань, не чувствовала, что выходит за рамки. Она негодовала. Но впервые в жизни делала это легко. И ей не было стыдно.
Нужно признать – на кухне, окружённая едой и кулинарными книгами, в шаге от телефона и в паре сотен метров от магазинов, когда волей-неволей оказываешься на виду, а точнее, на слуху у соседей, тётя Настя чувствовала себя комфортнее всего. Она внимательно продумывала каждое слово, чтобы, упаси господь, соседи не услышали лишнего… А здесь мысли о конспирации исчезли. Им на смену пришли другие – о себе самой. Она почувствовала тоску и одиночество. И злость. Походы, о которых длинными вечерами они так любили вспоминать дома, здесь предстали в ином свете. Дома тётя Настя сбегала в отмытые временем, превратившиеся в блажь и обогатившиеся мечтами воспоминания. Она отдыхала в них. Действительность же безжалостно расколола прошлое. Спрятаться было негде.
После обеда команда погрузилась на катамараны. Остров на прощание покачал ей макушками деревьев и взвыл порывом ветра. Мордастенькое солнце вовсю резвилось на небосводе. Катамараны сделали почётный круг вдоль побережья, обогнули остров-пятачок с идолом в центре и вышли на реку. Течение подхватило их и понесло вперёд. Соня посмотрела на языческий остров. На мгновение между деревьями мелькнула голова деревянного снеговика с оскалом. Девушка уже не увидела, как великанша погладила идола.
– Отпусти их! Они и так достаточно с тобой повозились и больше не придут к тебе на поклон, – пронеслись по небу мягкие слова. – Время старого мира ушло. Покорись движению. Неужто ты не чувствуешь, как отслаивается от земли туман? Призраки-хранители прошлого собираются здесь, толпятся в ожидании рейса. Они готовы к пути. И древнему миру нужно переродиться. Одряхлевший, он хоронит сам себя. А ты всё ходишь и ходишь по кругу. Хотя и знаешь, что самому пора измениться.
– Бобры! – восторженно взвизгнула Иришка и захлопала в ладоши.
– Греби, – и Марк толкнул её ручкой весла.
Иришка обиженно хмыкнула. А бобры пересекли путь катамаранов и преодолели расстояние от берега до берега. Юркнули в отделанную ветвями норку.
Русло реки медленно расширялось. Солнечные лучи теперь пронзали водную толщу под другим углом. И речные воды светлели. Катамараны вышли на озеро.
Сонечка прикрыла глаза, чтобы уловить тонкий аромат цветов, разносимый встречным ветром над водной гладью.
– Сирень, – прошептала Сонечка.
Берега виднелись вдали узкой лентой.
– Здесь глубина доходит до двадцати двух метров, – сказал Гриша.
Эд взглядом скользил по поблёскивающей глади волн. Он чувствовал, как неумолимо тянет его мощь этих вод. Ему представлялось, как он ныряет в сверкающую воду и брызги разлетаются жемчужной россыпью. Как вода обхватывает его тело, крепко обнимает и тянет вниз. И быстрое течение утягивает его за собой холодным подводным потоком. От этих мыслей внутри стало свежо. Захотелось окунуться, чтобы та же свежесть передалась всему телу. Будь он один, обязательно нырнул бы хоть разок. Времена выстроились в стройные ряды. Эд подумал, что начинает управляться со своим даром.
Катамараны прошли мимо каменной насыпи – крупные белые камни горой высились над гладкой поверхностью озера. Деревянные опоры выступали из воды, сдерживая насыпь.
– Интересная конструкция, – сказал дядя Гена.
Показались крыши домов.
– Странно, – сказал Гриша. – Берег вроде ещё далеко.
Катамараны подходили всё ближе. Стали различимы помосты над поверхностью воды. Ещё ближе – и показались каменные насыпи в основании помостов. Насыпи были укреплены столбами. К столбам крепились деревянные настилы, на которых располагались дома в полуметре над водой. Вода плескалась под домами, редкие волны лизали деревянные настилы.
– Маленькая Венеция, – улыбнулась Сонечка.
Несколько десятков домов с хозяйственными пристройками высилось посередине озера. Катамараны пошли по центральной улице. Узкие мостики, завершавшиеся беседками, тянулись от каждого крыльца. Около беседок покачивались на волнах привязанные лодки.
На одном из помостов пожилая женщина поливала из лейки куст белоснежной сирени. Он рос в расколотой бочке, окружённый маргаритками в грубо сколоченных деревянных ящиках.
Вода в лейке закончилась. Женщина подошла к краю настила и спустила лейку в озеро на привязанной к ручке верёвке. Лейка булькнула и утонула.
Женщина потянула верёвку, упёрлась ногами в помост и вытащила её из озера полную воды. Теперь можно полить и маргаритки. Женщина повернулась и случайно задела плечом белоснежную шапку сирени. Лепестки легко опали на озёрную гладь.
Катамараны шли между домов. Несколько теплиц стояли на отдельных помостах. Сквозь их матовые стенки виднелись бочки помидоров.
Перед одним из домов раскинулся палисадник. На лавочке у крыльца сидели несколько пенсионеров.
– Не затапливает по весне? – крикнул Марк.
– Какой там! – махнул рукой один из них. – Вода больше чем на ладонь и не поднимается.
Марк довольно хмыкнул.
– Угостишь сигареткой, дед?
Старик бодро встал и поковылял к резной ограде.
– Гребём! – приказал Марк.
Гриша, сидевший на соседнем катамаране, бросил на Марка прохладный взгляд.
– Пожалуйста, – добавил Марк.
Дед передал Марку сигаретку.
– Спасибо, старый. Ну, бывай!
Катамаран отчалил. Странная деревня осталась позади. А озеро и не думало заканчиваться. Через несколько часов оно разлилось на два равных рукава. Течение усилилось. Крутые берега обозначили русло реки. Длинные ивовые ветви спускались к воде, роняя слёзы.
Речка стала петлять, кидая катамараны из стороны в сторону. Риск проколоть брезентовый баллон (опору катамарана, наполненную воздухом, благодаря которой судно держится на воде) при очередной встряске был очевиден. Каждому члену команды пришлось приложить максимум усилий, чтобы вывести свой катамаран на нужный курс. Несколько раз всё же садились на мель. Волны захлёстывали по пояс, накрывая баллоны. Реку пересекал высокий ржавый мост.
Около него русло выравнивалось. Но волны продолжали хлестать. Мост опирался на тяжёлые опоры, между которыми были видны четыре узкие арки.
"Проскочим", – подумал Гриша, меряя взглядом пространство между опорами.
– Уходите левее! – крикнул Гриша экипажу второго катамарана.
Кирюха с Марком вырулили в левую арку.
– Табаньте! – крикнул Гриша.
– Притормаживайте, – перевёл Кирилл своему экипажу команду Гриши и поставил весло поперёк течения.
Марк, Иришка и Эд последовали его примеру. Катамаран замедлил ход. Гриша аккуратно подрулил, и катамаран вошёл в узкую арку.
Мост оказался широким – напоминал пещеру. Низкий свод навис над головами путешественников. Течение вытолкнуло их из-под моста, так и не дав услышать шелест крыльев летучих мышей, дремавших в темноте.
Ещё три таких же моста встретились на пути команды в течение следующего получаса. Путешественники вымотались. И, несмотря на то, что до сумерек ещё оставалось время, Гриша отдал приказ причаливать к берегу.
От борьбы с мощными водными потоками тела ломило. Палатки ставили медленно, без лишних разговоров. Расположились у основания одного из мостов.
Кирюха, Марк и Гриша, которые поставили палатки первыми, а Гриша даже успел помочь Соне, отправились за дровами. В нескольких сотнях метров они наткнулись на дом, по окна утонувший в жирной почве. Высокая тяжёлая крыша нависала над серыми окнами. Дом был огорожен редким забором. Территория поросла полынью и крапивой.
Гриша подошёл к ограде, уверенный, что дом заброшен. К его удивлению, дверь открылась и на улицу выпорхнула девчушка лет шести. Вприпрыжку она подбежала к верёвочным качелям, привязанным к ветке дуба, села на них и стала раскачиваться.
Девчушка Гришу не заметила. И он, смущённый неожиданным появлением ребёнка, ушёл.
– Чёрт подери! – с таким возгласом минут через пять подлетел к Грише Марк. – Видел там, в избушке Бабы-яги, девчушка… Я-то думал, что ведьмы только в сказках уносят маленьких девочек в чащу лесов.
Гриша строго посмотрел на Марка.
– Да ладно, ладно! Понял я, что и здесь жизнь есть. Просто редкая, – Марк пошёл на попятную.
Стемнело. Разожгли костёр. На скорую руку приготовили еду, отужинали и разошлись по палаткам.
Тая долго ворочалась. Гриша, закрыв глаза, лежал рядом. Она знала, что он не спит.
– Посмотри на меня, – попросила девушка и повернулась к нему лицом.
– Спи, – ответил Гриша. Его закрытые веки не дрогнули.
– Почему ты не смотришь мне в глаза? – спросила Тая с отчаянием.
Ей так хотелось зацепиться за тёплый человеческий взгляд, только бы не спать одной. Ещё хуже – в объятиях такого мужчины, с которым остаёшься более одинокой, чем без него.
Он не ответил. Тая испытала горечь отвержения, и слёзы подкатили к глазам. Она отвернулась.
Гриша хотел обнять подругу, утешить. Но в подкорке бился страх, что стоит заглянуть ей в глаза – и инстинкт неведомыми тропами вскроет тяжелые двери и нитью Ариадны выведет из глубин хищника. Освободившийся пленник, яростный и голодный, растерзает, затопчет самого Гришу.
Марк уснул быстро, довольный собой. Голова идола сделана им, Марком. Властолюбивому парню снилось, что изнутри его сжирает круглое снежное чудище с острыми, как колотое стекло, зубами. Марк умирал, терзаемый мощными челюстями, в агонии, пока под скорлупой кожи не остался один хищный монстр. Сон стал выталкивать Марка на поверхность, но тот сопротивлялся, предпочитая остаться в кошмаре. Сон хотя бы не оставлял его в пустоте. Страшнее было проснуться в родительской семье, беспомощным перед судьбой, когда жизнь из прихоти может сделать с тобой все что угодно и ты ничего не сможешь изменить. И Марку необходимо было чувствовать власть. Ему казалось, что чем больше этой власти сосредоточится в его руках, тем больше шансов подчинить своей воле судьбу. А как же иначе! Ведь он отнимет у жизни право распоряжаться другими людьми, подомнёт это право под себя, а если не удастся, то хотя бы выменяет свою жизнь в полное своё распоряжение. Подчинит судьбу и отклонит линию жизни в соответствии со своим желанием.
Спустя несколько часов после отбоя Соня вернулась к кострищу, подкинула на ещё алеющие угли несколько полешек. Зашипело тёмное дерево. Хрустнули угли, и между ними пробился трепещущий язычок пламени.
У Сони из головы никак не шла маленькая Венеция. Ей хотелось вернуться. Неожиданно для себя девушка поняла, что там чувствовала себя защищённой, чувствовала себя дома. Соня знала, что Венецией Карелия позировала ей.
"Нужно было придумать что-то, задержаться там", – отругала себя Соня.
Грише тоже не спалось. Он повертелся в спальнике. Не помогло. Хотел обнять Таю, но она колючим ёжиком повернулась спиной к нему. Тогда он накинул куртку и вышел из палатки. Он удивился, когда увидел у костра Соню, и молча сел напротив. Соня делала набросок в блокноте.
Гриша несколько минут смотрел на девушку. Она так увлеклась, что, казалось, не замечала его. А может, и вправду реальный мир для неё отступил на второй план? Гриша подумал о маленькой девочке, которая сегодня скользнула мимо, не обратив на него внимания. О том, что, наверное, уже пора обзавестись семьёй. Ему стало любопытно, что же такого интересного прячется в Сонином блокноте. Он, тихо ступая, обошёл её со спины и заглянул в блокнот.
Узорчатая крыша домика-башенки отправляла воображение путника в подводные царства древнерусских легенд, в липкие объятия русалок, во владения водяных и пиявок. Казалось, крыша собрана из рыбьих чешуек. И поверхность неба над головой пошла рябью белёсых волн. Маленькая Венеция покачивалась на волнах и мистическим образом представала перед ним рыбой. Глаз воспринимал то одни штрихи рисунка, – и зритель видел дома на помосте, то другие, и перед глазами вставала причудливо изогнувшаяся рыба. Вот-вот разойдутся волны ближайшего водоёма, и цепкая костлявая рука водяного вцепится в щиколотки и утянет на самое дно. Широкая ладонь непроизвольно опустилась на Сонино плечо. Мышцы, налитые усталостью от ежедневной гребли, встрепенулись. Соня растаяла от прикосновения. Блокнот выскользнул из её ослабевших рук. И Соня чуть застонала от удовольствия. Где-то в глубине Гришиного сердца загорелась церковная свеча.
С первыми лучами солнца запели птицы. Новый день. Новый путь. Река продолжала извиваться. За узеньким горбатым мостиком команду ждал резкий поворот и крутой спуск, со стороны смотревшийся как водопад в полтора метра высотой.
Марк пришёл от "аттракциона" в восторг и завопил о том, что срочно нужно остановиться.
Катамараны причалили. Марк быстро соскочил на землю и бегом бросился вверх по течению. На небольшом песчаном выступе он скинул одежду и нагишом забежал в воду.