– Ребята, спокойней. Там Егорка и Серега. Простые охранники. У них сейчас одна задача: самим выехать и деньги вывезти. У них у самих дети, у Сереги внук даже, маленький. Надоело просто мужикам копейки считать, вот и решились. Каждый день миллионы возят, а домой – три рубля. Мы с Андрюхой сейчас пойдем и все разрулим. Вам лучше не надо – психанете еще. Оружие-то у них есть, служебное. Я прав, Андрюх? – он посмотрел на Калинкина.
– Да, – ответил тот. – Подъедем только поближе. Согласны?
– Ага, – ответил Игорь. А мой батя промолчал.
13
Тем временем обстановка накалялась. Сергей так и не мог дозвониться до Бурыгина, а Егор минут пятнадцать ковырялся в машине и вот теперь вернулся, чем-то расстроенный. Сел за стол и внимательно посмотрел на коллегу:
– А денег-то там, Серега, меньше, чем думали…
– Сколько?
– Миллионов шестьдесят навскидку. Не двести уж явно.
– А по радио твердят – сто двадцать…
– Ну нет, Серый, не сто двадцать точно, иди сам глянь.
– Да не до того, если честно. Надо думать, как вывозить то, что есть. Без Бурыгина. Машину надо.
– Дяденьки? – влез я. – А давайте мы все вывезем? На великах?
А Гриша зашипел на меня:
– Хватит их раздражать, мелкий!
Сергей молча встал из-за стола, подошел к нашей скамейке и тихо спросил у Лены:
– Девочка, у тебя есть платок?
– Какой платок? – удивилась Ленка.
– Носовой. Есть?
– Да.
Влезла в сумочку, достала платок и отдала Сергею. Тот скомкал его и запихал мне в рот.
– Я ведь тебя предупреждал, парень, – сказал он без всякого раздражения. – Просил помалкивать. Не обижайся теперь.
– Слушай, Серега. – Егор достал из нагрудного кармана форменной инкассаторской куртки пачку "LM" и, выбив сигаретку, хитро посмотрел на товарища.
– Чего еще?
– У нас там, на входе, закупорено все. А если Бурыга приедет и начнет ломиться, мы услышим? Телефон-то у него сдох…
– Вопрос…
– А вы проверьте, дяденьки… Проведите эксперимент… Один снаружи, другой внутри, – сказал я, но наружу из-за платка вырвалось лишь мычание..
– Давай, наверное, ворота просто прикрытыми оставим. Приедет – сам откроет.
Егор ушел. Вернулся минут через семь, не один. За ним в комнату вошли двое мужчин, один небольшого роста, коротко стриженный, другой худощавый, в элегантном светлом костюме. Сергей вылупился на них, прыгая взглядом с одного на другого. Остановился на крепеньком:
– Николай, ну как так можно, а?
– Прости, Серега, – отозвался тот, – Не зарядил ночью, а аккумулятор старенький, похоже, разрядился почти сразу…
– А это кто?
– Андрей Калинкин. Он за детьми.
– Ни фига себе няня, – буркнул Серега. – Пошли-ка, выйдем, перетрем…
И они вышли из комнаты, впервые оставив нас одних. Я вытащил носовой платок изо рта и повернулся к ребятам с улыбкой:
– Я отправил сообщение папе! Вслепую! – Достал и продемонстрировал им свой телефон. – Это, наверное, из милиции дядя.
– Не думаю, – отозвался Гриша. – Милиция обычно по-другому приезжает.
– А ты специалист, что ли? – ехидно спросила Ленка.
– В телике видел.
Через минуту в комнатенку зашел Егор.
– Малышня – на выход, – скомандовал он. – Повезло вам.
Мы синхронно встали. Пройдя через дворовую территорию участка, вышли из ворот и сели на заднее сиденье черного BMW. Ленка – на колени к своему папе, а я – к своему. Между нами дремал дедушка в светлой смешной панаме, а на переднем сиденье вполоборота к нам, улыбаясь, сидела девушка из кафе. Дядя Игорь расцеловал Ленку, батя же, молча усадив меня, повернулся к окошку, не желая, видимо, чтобы кто-то видел слезы в его глазах.
Калинкин задержался на минутку с Мишей и Гришей, которым вернули велосипеды, строго объяснял им что-то. А затем, потрепав Мишу по волосам, сел в машину:
– Ну чего, отпускники? Скоро три часа. Во сколько там у вас поезд?
– Можешь отвезти нас на Московский? – спросил батя.
– Вокзал? – уточнил Андрей.
– Да. Я думаю, мы наотдыхались. С запасом. Да, Игорь Васильевич?
– Ага, – ответил дядя Игорь.
Калинкин улыбнулся Лиде:
– Ну что, красотка, отвезем москвичей? Или пообедаем и отвезем? Поезда-то все вечерние…
– Да, пообедать самое время, – встрепенулся дедушка. – Самое время!
– Не, Андрей Григорьевич, давай на вокзал, мы сегодня без обеда.
– Ну ладно, – ответил тот, – как скажете.
И через сорок минут он высадил нас напротив вокзала, на площади Восстания, и, вытащив из багажника наши рюкзаки, сложил их на дорогу. Мы попрощались и отошли в сторону, а мужики чуть задержались, что-то активно обсуждали. Потом уже я понял, что речь шла о вознаграждении. Попрощались с дедом и с Лидой и медленно пошли к вокзалу. Метров через пятнадцать я оглянулся. Троица так и стояла у машины. Лида и Андрей, улыбаясь, болтали, куря тонкие сигареты Лиды, а дедушка нетерпеливо выхаживал вокруг них, видимо, в ожидании обеда. Через минуту мы скрылись в здании вокзала.
14
Я сохранил текст и, закрыв ноутбук, спустился сварить себе кофе. Лето подходило к концу, но в этом было и нечто хорошее: возвращалась в Москву Соломатина. Я ждал ее в первые дни сентября, а она приехала вчера и сегодня к двум обещалась быть здесь. Дом пустовал: батя укатил на переговоры, несмотря на субботу, а мама отправилась к бабушке на другой конец Москвы. Я сварил кофе и, включив телевизор, погрузился в новостную ленту. Странные там показывали вещи, поэтому я достаточно быстро переключился на телепутешествия.
Маринка приехала через полчаса. Скинула босоножки и, вихрем залетев в холл, кинулась мне на шею.
– Ты мне желание должен, за мэра, помнишь?
– Помню, конечно, – ответил я, обнимая ее.
Она прошептала мне на ушко свое желание, и, хвала богу, оно полностью совпадало с моим. Я утащил ее в свою комнату, закрыв дверь изнутри, и включил музыку. На всякий случай, если пораньше явится с переговоров трудоголик-батя. А через час, надев мою футболку, Маринка спросила, закончил ли я свою писанину. Она все-таки вытащила из меня этот секрет, болтая как-то по телефону. А делали мы это почти каждый день. Я ответил – да, и Соломатина тут же заявила:
– Ну так тащи, зая! Ноутбук, кофе и круассан…
Я уставился на нее, думая: шутка или всерьез?
– Где я тебе круассан возьму, звезда моя? Мы не едим такое…
– Во французской пекарне на Красной Пресне, – засмеялась она. – Внизу пакет мой лежит, я купила, принесешь с кофейком?
– Конечно, милая, – ответил я и, надев шорты, направился вниз.
Читала она часа полтора. Не отрываясь и иногда подхихикивая. Съела два круассана, выпила две чашки кофе. А дочитав, взглянула на меня, улыбаясь:
– А дальше, зая? Что дальше? Что было, когда вы приехали домой?
– Все было.
– Это как?
– Папа с того путешествия ни рюмки в себя не влил. Как отрезало. В бизнес легко вошел. Очень сфокусировался как-то. И до сих пор вон как…
– А ты стал домоседом? – рассмеялась она. – Теперь понятно, почему тебя лишний раз из дома не вытащить.
– Ну да. Все так. А я – домосед.
– А мужиков из ангара? Инкассаторов? Поймали?
– Да вроде. Через пару дней по новостям проскользнула информация, что взяли их где-то под Всеволожском… Причем говорили, по данным банка, денег в машине было шестьдесят миллионов, а их взяли с пятьюдесятью пятью. Сдается мне, что Калинкин не только нас оттуда вывез…
– А ты понял, что этот Калинкин тогда говорил про первую любовь? Или как там это?
Я промолчал тогда, а Соломатина не стала больше ко мне приставать, наверно, что-то увидев у меня на лице.
15
Я много раз думал об этом. Сам много раз перечитывал эти строки.
…Когда-то давно, лет в восемь, я, взяв листок бумаги и ручку, начал писать историю о нашей собаке Лизке и ее приключениях, а написав, показал родителям. Они похвалили меня, но я и сам, как сейчас помню, был очень счастлив, что завершил задуманное и тут же нашел читателей. Эйфория! Восторг совсем маленького еще человека. Мурашки по всему телу.
С годами я забыл про писанину. Оставил ее. Играл в футбол, учился, влюблялся, танцевал, дрался, бегал, смеялся. А вот сейчас, спустя пятнадцать лет, открывая ноутбук, я ощущаю те же мурашки по телу, тот же мой детский восторг. Ту же эйфорию.
И я шепчу, засыпая: Господи, я каюсь, что оставил первую любовь свою. Каюсь и творю прежние дела.
Так я начал долгий путь, возвращение в мой городок, который я оставил когда-то очень давно. Возвращение в Мальпасо.
Яблоки Гесперид
I
Утро началось весело: Соломатина, вскочив с кровати, в ужасе побежала в ванную. Проспала! Телефон с будильником разрядился. Маринка, недолго поскитавшись, уже два месяца работала в отделе маркетинга крупной торговой сети. Продажа парфюмерии. Я же третий год – заместителем управляющего дилерского центра "Audi" на Волоколамке. У папы. Мой рабочий день начинался на час позже, чем у Соломатиной, поэтому я думал остаться в постели, чтобы спокойно понаблюдать за ее беготней. Но не тут-то было…
– Зая, свари мне кофе! – требовательно прокричала она из ванной.
Некоторое время назад я перестал бороться с ее привычкой называть меня разными видами животных, сдавшись на милость победителя, и она почти сразу прекратила так делать. Но сегодня что-то опять прорвало. Видимо, еще не совсем проснулась.
– А где же "пожалуйста", милая? – пробормотал я. – Волшебное словечко где?
Слез с кровати и, натянув штаны и футболку, пошел на кухню. Мы уже полгода как снимали двушку на Нагорной и были очень довольны и проживанием отдельно от родителей, и квартирой, достаточно просторной для двоих, и ее расположением, удобным для перемещения к местам, где протекали наши рабочие будни.
Я за пять минут сварил турку кофе, и к моменту его разлива как раз и подоспела Соломатина, уже одетая, с феном в руках.
– Юрка, подстрахуй меня, а… С будильником… Сам знаешь, какую жесть Ольга мне там устраивает за опоздания…
– Я позже ложусь, – пробурчал я, – и хочу поваляться подольше…
– Юрий Юрьич, молодец, – заявила Маринка с сарказмом, – по ночам считать овец. Тоже мне друг называется!
Двумя глотками выпила кофе и побежала сушить волосы. И через семь минут пулей вылетела из квартиры, оставив аромат духов от Нины Риччи в прихожей и сибирского шампуня в ванной.
Я допил кофе и, не торопясь, начал собираться на работу.
II
– Тебе отец звонил, по местному, – заявил мой сосед по кабинету, главный технолог Миша Рожин. – Перезвони ему, а, Христа ради…
– Чего, мобильных нет, что ли? На местный звонил…
– Не бубни, Юрий Юрьевич, а действуй. А то он меня в первую очередь это…
Миша чуть присвистнул, изображая, что же с ним сделает мой папа, и я набрал его номер.
– Здорово, Юр, – приветствовал меня папа. – Метанись ко мне, а? Есть разговор.
– Конечно, пап, бегу, – весело закричал я в трубку и, положив ее на стол, действительно побежал к двери, громко топая. Миша, округлив глаза, смотрел на меня, а я вернулся к столу и снова взял трубку.
– Не переигрывай, – спокойно ответил папа, – дело срочное.
– Пап, ну что значит "метанись", я только что приехал…
– Повторюсь – дело срочное. Давай не гунди. Руки в ноги – и ко мне.
Папа снимал для себя офисные помещения в другом месте, на Краснопресненской, в ЦМТ, и добираться туда, а потом обратно, – это как минимум половина рабочего дня. Но делать нечего – поехал.
По дороге он еще раз набрал меня, уже на мобильный, и попросил, чтобы я не поднимался в офис, а шел сразу в кофейню на первом этаже.
Через час я приехал на место и, заказав американо, набрал папе СМС, что жду его.
Он пришел через десять минут. Без ежедневника, только с телефоном, необычно для него. И начал с места в карьер:
– Юра, надо в Питер ехать. В командировку. Есть один проект. Время начинать. Два даже. Но по одной линии. Вместе пойдут.
Я замер от неожиданности и промолчал чуть дольше, чем, видимо, ожидал папа. Он привык к моей мгновенной реакции.
– Ну, Питер, – продолжил он, улыбаясь. – Забыл, что ли? Питер… Погода – дрянь… Кафешки – на каждом шагу… Дворцы-колодцы… Надо салоны делать. Два. Будешь курировать.
– Курировать? Что ты имеешь в виду? Нашел куратора…
– Займешься общим руководством. Полное погружение. Юрист наездами будет. По необходимости. А ты – по полной.
– Там много нужно спецов, если с нуля… – после года плотной работы я примерно представлял, о чем идет речь.
– На месте найдешь. Пару контактов дам. Остальные – с тебя. И финансы. Контроль – на тебе. Полный. Смекнул?
– Смекнул, – я улыбнулся. – Надолго, думаешь?
– Как пойдет. В Красноярске сделали бы месяцев за пять. В Москве – за год. А в Питере? Не знаю… Можешь завязнуть в этих болотах. Но ты фартовый мальчик, поэтому и хочу, чтобы поехал. И веселый. Там без юмора нельзя. Кони двинешь. Помнишь Леню Алексеенко? Полгода там отработал…
– И чего?
– За полгода одно согласование только получил, а по срокам должен был уже построиться на семьдесят процентов. Его вины не нашел…
– И чего? – повторил я вопрос.
– В психушке сейчас. В Кащенко.
Я побледнел, а батя, увидев, что переборщил, сказал:
– Пошутил я. Уволился он просто. С концами. Не знаю, где сейчас. В общем, вводные ты услышал. Собирай вещи, собирай документы – и вперед. Через неделю начинай, лады?
– У кого вводные по документам?
– У Юльки. Тороповой. У нее все. Она тебя завтра вкачает. На сегодня отпросилась. Ну чего, все? – спросил он, протягивая руку, – Успеха! И тебе и мне!
– Получается, так, – ответил я, пожимая его руку. И двинулся обратно в салон.
А вечером рассказал Маринке. Она начала было складывать губки в недовольный бантик, но потом, подумав, заявила:
– Слушай, а может, и я туда отпрошусь, а? Как думаешь? У наших в Питере двенадцать магазинов.
– Попробуй, – улыбнулся я. – Будет здорово!
III
А на следующий день я, не заезжая в свой салон, сразу отправился к Тороповой – заместителю генерального по правовым вопросам. Она вытаращила на меня глаза:
– Тебя?! В Питер?
– Ну да! А чего, Валентинович только меня обрадовал?
Я сел напротив Юли, в гостевое кресло, и положил ежедневник на ее заваленный бумагами стол. Мне нравилась Юля. Ее манера одеваться одновременно неброско и элегантно. И ее самоконтроль – всегда держала себя в руках и принимала гораздо больше информации, чем выпускала наружу.
– Обрадовал? – она улыбнулась, и каким-то волшебным образом улыбнулись и ее губы, и темно-карие глаза.
– А чего? Ты хотела?
– Хотела? – продолжала улыбаться она. – Если бы хотела – поехала бы. Сомневаешься?
– Не-а. Нисколько, – я потянулся за ежедневником.
– Ну, смотри тогда. В принципе, звучит все достаточно просто. Площадки две. Первая на Тореза. Незастроенная. На прошлой неделе только получили на нее свидетельство о регистрации права. По ней нужен весь комплекс: от разрешения на строительство до самой стройки. Вторая на Пулковском. Там шоу-рум "Рено". Купили юридическое лицо. Нужно только организовать работу. Все вроде просто, так?
– Да. Легкотня.
– Но учитывай местные нюансы. Я сама не сталкивалась, но говорят, что иногда разрешение не могут получить по несколько месяцев… Запиши телефоны…
И Юля продиктовала мне контакты людей, которые, по ее мнению, могли пригодиться мне в командировке. А я усердно записывал. Напоследок сказала:
– Юрик, ты, если чего случится, в себе не держи. Звони мне сразу. Или Володе. Или папаше своему. У него фантазии-то немного, по крайней мере – судя по твоему имени, а вот нраву горячего – сам знаешь. Лучше сразу проблему описать, если возникнет. Не трусить. Вглубь уйдет – хуже будет. Смекнул?
Я кивнул ей, улыбнувшись: знал это и так, и откланялся, поблагодарив за информацию. Юлька кивнула в ответ и зарылась с головой в какой-то ордер.
А вечером Соломатина рассказала про свои не совсем удачные переговоры.
– Вот стерва, а… – шипела она, наливая себе чай. – Прикинь!
– Ты о чем? – подначивал ее я.
– Ольга… Сейчас, говорит, не до Питера, ты здесь нужна. Говорит, давай через пару месяцев, поглядим, чего там… А сама смеется глазюками…
– Да ладно тебе выдумывать – глазюками смеется…
– Точно говорю. У нее парня просто нет, вот она и куражится от зависти. Ты когда в итоге едешь-то?
– В пятницу вечером. Послезавтра. В выходные жильем займусь, а в понедельник начну.
– А… – Она зыркнула на меня и полезла в шкаф за медом. – Обустраивайся, а я тогда на следующие выходные к тебе прикачу, хорошо?
– Конечно, – ответил я, улыбаясь, – конечно.
IV
Вот так и уехал. В пятницу вывез из офиса на Краснопресненской нужные документы, заехал домой, переоделся, взял вещи и отбыл на вокзал. Соломатина где-то клубилась с подружками, с ней попрощались по СМС. "Пока, зая, – написала она, – увидимся через недельку". И грустный смайлик. Потом ее сообщение пришло еще раз: видимо, несколько коктейлей уже заняли свое место в ее биосфере, и я, улыбнувшись, написал в ответ: "Притормозила бы ты, милая, а то я никуда не поеду". Возникла пауза минут в десять. Я зашел в поезд и разобрал постель. А потом Маринка возникла вновь: "Юра, назови мне лучшего футболиста Африки за 1991 год". Я ухмыльнулся. Затем написал ей: "Абеди Пеле". И лег спать.
Суббота и воскресенье ушли на то, чтобы устроиться в съемной квартире на Литейном и изучить окрестности. Блюзовый паб, больница и пара книжных магазинов. Вот такие вот окрестности. Квартира двухкомнатная, но большая и с хорошим ремонтом, хотя дом старый. Для проживания очень даже неплохо. По соседям неясно, но вроде коммуналки. В воскресенье еще раз изучил все документы, собрал, разложил их, как надо, сверил с тем, что было на сайте учреждения, куда я собирался завтра, и, удовлетворенный, лег спать, отправив Маринке нежную СМС.
В понедельник третьего марта в четыре часа пополудни, выйдя из канцелярии службы, выдающей разрешения на строительство, я понял, что мне предстоит нечто феноменально интересное. И, вернувшись в квартиру на Литейном, устроился на кухне с только что сваренным кофе. Открыв ноутбук, я посмотрел в окно, которое выходило во двор-колодец. Прямо напротив меня красовалась блекло-желтая стена соседнего дома, абсолютно глухая, и только ближе к крыше одним подбитым глазом узенького окошка она смотрела на хмурый весенний питерский двор. С этого момента я начал записывать все, что со мной происходило.