- Кузьма, попей чайку с нами! - позвала Елизавета. Та самая, которая рассказывала о Татьяне.
- Не откажусь! - присел к столу.
Бабки накрыли на стол. Конфеты, печенье, яблоки выставили. Лиза пирог достала из тумбочки и сказала гордо:
- С клубникой! Внучка принесла! Ешьте на здоровье! - разрезала на куски. Самый большой перед Кузьмой положила: - Угощайся!
- Это с чего ж твоя Верка раздобрилась? Целый пирог отвалила! Не иначе чего-то ждет от тебя. Она даром не будет! - усмехнулась Татьяна.
- А ты глянь на ее руку! Вишь, обручального кольца не стало у Лизаветы. Я враз приметила!
- Выпросила змеюка!
- Да будет вам! Замуж выходит Верка. Хочется, чтоб все было по-человечески! - обрывала Елизавета.
- В какой раз? У нее волосьев на голове меньше, чем мужиков перебывало! Ей кольцо на шею надеть пора!
- Не везло! Что делать… Может, этот ее судьбой станет? Теперь такие времена! - вступалась за внучку.
- При чем времена? Троих нарожала - и все от разных! Теперь еще!
- Вам их не растить! Чего мою судите, вспомните своих!
- Нам ее транду не жаль. Но кольцо зачем с тебя сняла? Последний подарок и память. Ведь знала она!
- Ну и что теперь? Мне оно не нужно! - покраснела Лиза.
- Кто тебе поверит? Через такое прошла, сохранив его. А тут! Эх-х, Лиза!
- Бабы, бабы! А что нам нужно, кроме наших детей? - вздохнула Елизавета.
- Так-то мы им нужны, что здесь живем! Больно понуждались в нас детки! - вторила ей Лидия.
- Зачем же внучку оставила? - удивился Кузьма.
- Она Верку не бросила. И не ушла бы. Да та ее выперла!
- И не Верка выгнала! Не ври!
- Ну ее хахаль! Тем хуже! А знаешь за что? - обратилась Лидия к Кузьме. - Елизавета с детьми в комнате спала. А хахаль утром встал. И голиком на кухню. Там водка еще с вечера осталась. Он, бедолага, всю ночь о ней помнил, мучился. Не хватило терпения в портки вскочить. Голышом вывалился. Тут его Лиза и прихватила. Срамить стала. Он ее за хобот и за порог. Она кричать. Хахаль ей в ухо долбанул и закрыл перед ней двери. Дом-то частный, на окраине. Куда деваться? Полезла на чердак. Закопалась в сено. Ждет, когда Верка проснется. Слышит, встала. Детей накормила. О ней и не вспоминает. Обидно стало. Слезла, в окно стукнула. Верка открыла и говорит ей: "Зачем ты в чужую жопу нос суешь? Кто тебя просил делать замечания? Может, я с ним свою жизнь устроить хотела, а ты помешала!"
- А про затрещины ни слова! - вставила Татьяна.
- Не Верке же их надавали!
- А чей это дом был? - спросил Кузьма.
- Чей? Знамо дело, Лизаветы! Но Верке хахаль условие поставил - либо он, либо бабка… Выбрала хахаля. Лизавета сюда пришла. А хахаль через месяц сбежал. Она после него еще троих сменила. Все не угомонится. Теперь венчаться собралась…
- Этот, говорит, порядочный, степенный человек нашелся. Из новых русских. Ему, правда, скоро семьдесят. Он всего-то на два года младше меня. Уж и не знаю, как назову его, когда знакомить станет. Какой внучок? Почти ровесник. И что он с Веркой делать станет, старый бедокур? У этого жениха трое внуков старше Верки! Но зато богат! Говорит, конфетами всех засыпал! - рассмеялась Елизавета.
- Больше ему предложить нечего! - заметила Татьяна и добавила: - Зато голиком не выскочит. Ему раздеваться ни к чему. Может в пальто спать. В нем мужик давно издох. От него одни галоши остались…
- А ты знаешь, что теперь калошами зовут? - рассмеялась Лиза и добавила: - Я от Верки услышала такое. Она принесла из аптеки и говорит мне: "Смотри не выкинь по случайности калоши. Не то снова забеременею. А растить сама будешь!" Я эти пакетики ей под подушку, чтоб не забыла ненароком. Так что нынешний ее жених, как та калошина, что по утру в ведре валяется. Понятно? Но куда деваться? Она сама его нашла, ей с ним маяться! - отмахнулась Елизавета и только теперь приметила, что, выпив чай, Кузьма так и не прикоснулся к пирогу. Не полез он в горло мужику…
Через два дня пришел Кузьма в комнату к старикам ремонтировать мебель и оконные рамы, так договорились с Яковом. А деды и говорят:
- Видели мы твою работу у баб! Шибко ты им угодил. Но мы и без тебя управимся. Нам только инструмент нужен. И материалы! Руки не занимать.
- Мы хоть и квелые, а все ж мужики! - задрал седую тощую бороденку худосочный дедок. Он попытался встать, но не удержался на ногах. Плюхнулся на койку. Почесав поясницу, сказал виновато: - Опять подвела, окаянная! Ну да ништяк, обломаю тебя, холера!
- Да ладно, отец! Я сделаю! - предложил Кузьма.
- Ишо чего? Я покудова вживе! - возмутился дед.
- Ну тогда дозволь помочь! - схитрил Кузьма.
- Подмочь? Ну ладно! Уломал. Только промеж ног не мешайся! - обрубил заранее. Встал, ухватившись за край стола, предупредив, что позовет стариков в подсобники.
Похрустывая, пощелкивая, покряхтывая, вышел в коридор и крикнул дребезжащим голосом:
- Илюшка! Сенька! Давай домой! Неча по хатам шляться! Дело имеется!
На его зов вскоре появились двое дедов. У Ильи брюки едва держались на поясе. Сам прозрачный, глаза слезятся, руки трясутся. Никак не может попасть пуговкой в петельку, чтоб застегнуть воротник рубашки.
Сенька пришел, держась за стенку.
- Какое дело? - уставились на зовущего.
- Ремонт у нас делать вознамерились. Вона новичка подослали. А я - супротив. Нехай материалы отпишут. Сами все справим! Так аль нет? Вот бабкам надо подсобить!
- Верно удумал! - подошел враскорячку к стулу Сенечка, плюхнулся на него. И Кузьма не понял, то ли спина старика, то ли стул заскрипел истошно.
- Может, все ж подмогну? - предложил Кузьма, оглядев дедов.
- Не надоть! Струмент дай и материалы, - потребовали старики.
Кузьма оставил запасные молоток, пилу, рубанок, клей и гвозди. Пошел в соседнюю комнату, решив навестить стариков к обеду, глянуть, что у них получится.
"Не испортили бы окончательно", - переживал в глубине души.
В комнате стариков, куда пришел Кузьма на этот раз, работы было немного. Железные койки не нуждались в ремонте. Тумбовый стол был прочен. Лишь стулья закрепил. Взял на клей, сбил. К обеду освободился, решил навестить Илью и Сеню.
- Проверить вздумал? Ну входи! Погляди! - пригласили пройти.
Кузьма не поверил своим глазам. Стариков словно подменили.
У Ильи за ухом карандаш торчит. Руки уверенно держат рубанок. Каждое движение рассчитано. Сенечка уже не ходит враскорячку, держась за стены. Подает Илье клей, фанеровку, следит, чтобы все было ровно и надежно подогнано.
Павел, тот самый, который встретил Кузьму, уже закрывал окно. С ним старики справились.
- Ну что, проверщик? Ты не гляди на седины, мы еще мужчины! Вот наведем порядок у себя, баб в гости позовем, на новоселье! Краковяку, польку с бабочкой спляшем! - хихикнул Сенечка, гулко откашлявшись.
- Коли ветра не будет, можно и самим в гости к бабам наведаться! - съязвил Кузьма. Старики поняли.
- Ты это кого ветром пугаешь? Нас? Сам говно! Мы такие шторма видели, тебе не пережить! Что вы, нынешние, понимаете в жизни? Да после нас путевых мужиков в
свете не осталось! Скажи, Илюшка? - задрал бороденку Петр.
- Куда им, теперешним! Только на балласт сойдут! Да и то на баржу. На судно никто не годится! Слабаки - не мужики! - поддержал Илья.
- А вы что ж, заживо из нонешних списались? Иль не ваши дети нынче живут на земле? - усмехнулся Кузьма.
- Нас с моря списали. По старости. А дети неведомо в кого удались. В море, на судно, дубиной не загнать.
- Штормов нынче и на берегу хватает, - встрял Сеня.
- А ты молчи! Не выгораживай. Твой сын нынче капитанит! И что проку с того? В море два месяца! Остальные - на берегу жопу сушит! Где такое видано? Раньше наоборот было! А тебя зачем списали? Помехой стал?
- Горючки нет! Вот и стоят на приколе! - оправдывался Сеня.
- Будет тебе! Горючка горькая! То-то из-за нее мы тут ржавеем! Ты своего отца небось не сдал в стардом.
До последнего вздоха доглядел. На руках твоих он помер.
- У меня возможность была! У сына ее отняли! - отвернулся старик, добавив: - Жрать стало нечего. Чтоб с голоду не помер, определил сюда. А и ты тоже не с жиру со мной рядом маешься. У меня один сын. У тебя - трое! - глянул на Петра.
- То и говорю, поизвелись мужики… А что мои? Сплошь береговые. Сам от них сбег навовсе. Все в спекуляции. Деляги! В тряпках души обронили. В Германию мотались за барахлом. Я с ей воевал. Караваны проводил из Англии. В конвое. А они?.. Имя мое обосрали! Вот и не стерпел…
- Теперь бы выжить, а вы про гордыню! - изумился Кузьма, помогая Илье приклеить шпон на спинку койки.
- Чего? Гордыня? А как я могилы своих навещу, тех, с кем в рейсы ходил? Как встану перед ними? В немецких портках, финских носках, японских кроссовках, итальянских джинсах? Да они меня на погосте в клочья изорвут! Ты ж погляди, что жрут они, наши дети! Ничего своего нет! Ножки Буша видел? Эти самые ножки старше самого Буша! И все так! Куда свое подевалось? Заместо спекуляции делом бы занялись. Так нет! Чтоб свое иметь, руки приложить надо. А руки к деньгам привыкли! Только считать умеют. Вот и гавкался с ними цельными днями. Холуями звал безмозглыми. За то и выкинули. Характерами не сшелся с ими. Но ништяк! Схватятся! Допрет и до их! А что до выжить, скажу тебе по совести: краше корку хлеба грызть, но свою! Не на паперти поданное из милостев! Нынче вся Россия побирушкой сделалась. У своих ворогов жратву просит и в долг - на жизнь. Когда такое было? Ответствуй мне!
- Я в политике тупой! - отмахнулся Кузьма от старика.
- При чем политика? Еще недавно все работали! Все имели! Нынче - ни хрена! Из тыщи мужиков - один трудяга. Другие - глянь! То новые русские, то рэкет, то киллеры, то бизнесмены, то налоговая, то полиция, то депутат! А вкалывать кто? Ту банду бездельников кормить надо! А чем? Вот и просим взаймы. Ты видел, в газете пропечатали, какую получку президенту дают за год? Я за всю жизнь столько не заработал вместе с фронтовыми! - трясло Петра.
- Я чужих денег не считаю. От такого сплошные хвори, - не поддержал Кузьма разговора.
- Да не в получке соль! Порядка нет! Вот оттого все кверху килем повернулось. Вся Россия оверкиль сыграла!
- Будет вам отпевать всех скопом! У вас не состоялось - другие живут!
- Э-э, милок! А знаешь, в наше время не было бездомных стариков и детей. Не уходили деды от внуков в приюты да в богадельни. В домах и квартирах со своими семьями жили. Нынче - нет. А это про многое говорит. Пусть не все гладко шло, но цены при Сталине снижались. А нынче? Не успеешь проснуться, пенсии уже на хлеб не хватает! И это нам - фронтовикам! Об детях молчу! Вместе со старухами на помойках кормятся! Такого даже в войну не знавали…
- Ну, вашим хватало! - оборвал Кузьма.
- Не вся сытость в пузе. Не им единым живы! Вот когда голову потеряем, тогда согласимся с тем. Но ить было у нас свое прошлое. В ем совесть считалась главной… Нынче о том запамятовали…
Кузьма помог расставить койки. Разговор со стариками ему порядком надоел. Он с радостью закрыл за собой двери, решив никогда не заглядывать сюда.
- Кузьма! А я тебя по всем этажам разыскиваю. Внук твой приехал. Нашел. Ушлый мальчонка. Просил тебе записку передать. Вот возьми! - протянул Яков маленький листок бумаги.
"Отец! Крепись! Не стало матери! Она умерла. Приезжай проводить ее в последний путь. Так надо. Может, это общее горе помирит всех нас. Егор".
"Почему надо случиться беде, чтобы люди опомнились? - думал Кузьма уже в автобусе. Он чувствовал себя основным виновником случившегося. - Сам дурак, что не сумел в доме стать хозяином. Свалил все на бабу! Она и повела всех по-своему. Не разумом, по выгоде, где легче. Ведь вот были у детей каникулы. Пошто с собой в деревню не брал, к дедам, к делу приноравливать? Все в лагеря, на отдых. А на что он им сдался? Где перетрудились? От чего устали? Себе забот не хотел! Их харчить, обстирывать, да и догляд был нужен. Не схотел мороки! Сбыл с рук. Вот и получил бездельных! Кого винить в том? А Настасья? С этой того хлеще! Случалось, за цельную неделю словом не перекидывались. Ить сколь советов просила. Что отсоветовал: "Решай сама!" Вот и перестала спрашивать. Управлялась как могла. Одними деньгами и подарками семью не удержать. Душа надобна! Тепло! Его и не было. Теперь разве воротишь? Сколь годов минуло?" - качал головой, соглашаясь с собственными горестными мыслями.
Нет, никто, кроме Ольги, не плакал около гроба. Да и та, едва вошел Максим, слезы поспешно вытерла. Зять, посмотрев на Настю, обронил мимоходом:
- Ну наконец-то! Свалила от нас!
Егор глянул на Максима зло:
- Попридержи язык, баламут!
- Да пошел ты! - услышал в ответ насмешливое.
Подойдя к Ольге, сказал:
- Я с дочкой помотаюсь по городу. Зашибу на ужин. А вечером приеду за тобой! Лады?
Дочь кивнула головой согласно. Максим тут же покинул дом.
Андрей сидел в темном углу комнаты. Один. Нина не захотела прийти. И сын, как забытый сосед, сидел поодаль от гроба матери, не желая или не решаясь приблизиться.
Лишь Егор с Зиной громко переговаривались, не обращая внимания ни на кого.
- Ты проследи, чтоб соседи жратву не потянули со стола. Не оставляй одних. А то придется потом все заново покупать, - предупредил Егор.
- Я подругу там посадила дежурить. Она присмотрит, не даст украсть.
"Ну и дела! Матери не стало, а они об жратве тревожатся", - поморщился Кузьма невольно.
- Андрюха! Ты купил венок для могилы от себя и Нинки? - спросил Егор.
- Я же дал тебе деньги на венок!
- Так это на общий! А от каждого?
- Нет! Не смогу! Не получится…
- И тут зажал? - усмехнулся Егор.
- Кончай базар! Вы тут для чего? - подал голос Кузьма.
- Понимаем зачем! А вот ты не врубился! Иль тоже денег нет? Все расходы на меня взвалили! А я вам что - Центробанк? - не мог сдержаться Егор.
Кузьма полез в карман. Достал деньги. И, передавая Егору, потребовал:
- Чтоб завтра в доме ни одного квартиранта не было! Иначе не только их, тебя следом выкину! Понял?
- Помолчите! Мать в гробу! - напомнила Ольга. Но поздно. Егор, опомнившись, пришел в ярость:
- Меня вышвырнуть не обломится! Я тут прописан! А ты - нет! Я мать и лечил, и кормил. Ты - иждивенствовал! Кого вышвыривать надо? Ты даже похороны не делал. Лишь на венок у тебя взял. А и кому он нужен? - бросил деньги Кузьме на колени.
- Засранец! А ну выдь отсель! Я покажу тебе, кто тут хозяин! - встал и пошел на сына буром. Глаза кровью налились.
- С ума сошли! Дождитесь, когда чужие из дома уйдут, а мать будет на кладбище. Постыдитесь! - попытался вмешаться Андрей. Но Кузьма уже ухватил за грудки Егора. Тряхнул. Вдавил в стену:
- Пащенок! Гнида сушеная! Ты со мной пасть отворил?! Зубы вышибу! - дал оплеуху. И отвернулся.
- Свинья немытая! - услышал вслед.
Кузьма резко повернулся к сыну:
- После поминок чтоб духу твоего тут не было!
- Это мы посмотрим, - усмехнулся в ответ Егор.
- Остановитесь! Внизу каждое ваше слово слышно! - вошла Зинаида и добавила: - Всю ночь не спал. Иди отдохни. Ведь устал. Мы сами побудем. Тебе нельзя раздражаться! - вывела мужа.
Оставшись с Андреем и Ольгой, Кузьма вздохнул свободнее.
- Расскажите, как вам можется? - попросил детей тихо, словно боясь разбудить покойную.
- У нас все нормально. Со свекром и свекровью лажу. Максим успокоился. Заботливым стал. Мы из-за матери спорили. Что делать? Недолюбливал ее муж. Не признавал. Когда к ним ушла, все само собой определилось. Максим велел с работы уйти, дочкой заняться. Оно и правильней. Зарплата моя - двести рублей, а за садик - почти миллион. Какой смысл в такой работе? Взяла троих ребят, к школе готовлю. За месяц кругло получаю, не выходя из дома. Так это начало! - успокоила дочь.
- А нам с Ниной недавно повезло. В фирму устроились по специальностям. Уже два месяца не халтурим. И пока заработок держится. Квартиру обещают дать. Двухкомнатную, свою. Скорее бы! Нинка моя только этим и живет. Сколько раз обещали, а все мимо. Теперь уж не должно сорваться.
- А я в стардоме! - выпалил Кузьма.
- Зачем? Давай к нам!
- Почему? Ко мне! - округлились глаза Ольги.
- Я там столярничаю и живу! - успокоил Кузьма детей.
- Пап! Ты что, всерьез сказал или попугал Егора? - спросил Андрей.
- Хотел "на пугу" взять. Но теперь без шуток взяться надо! Оборзел щенок! Либо зубы вышибу, либо под задницу пинком! Дарма не спущу хаму!
- Куда ж ему деваться? - ахнула Ольга.
- Нехай в больнице своей прикипит. Жил же я в свинарнике! И ничего, не околел! Пущай и он почует, что такое в чужом углу жить. Авось поумнеет…
- Да он-то ладно! Женьку жаль. Мальчишка умный. Ради него не трожь Егорку! - попросил Андрей.
- Дети мои дети! Другие на вашем месте ухватились бы за это! Ведь не он, а вы по чужим углам живете. Его семья не бедствовала. Не знала голоду, как вам довелось. И за него просите! Вот он за вас никогда не вступится…
- Отец! Куда ему? Он самый несчастный из нас. Ведь сколько лет жил под каблуком матери! Мы такого не вынесли, ушли. А он выстрадал этот дом всей шкурой. Даже ты не захотел вернуться сюда. Сам устроился. Не пропал. Хоть и один. Егор на это не решился. И сам себя наказал. Сколько лет из жизни вычеркнул? Сколько выстрадал всего? Ему за терпение и мужество приплатить надо! - усмехнулся Андрей.
- Да и с матерью он до самого конца пробыл. Не трожь его, - попросила Ольга.
Кузьма, слушавший детей, внезапно отскочил от гроба. Руки Настасьи, сложенные на груди, упали по бокам. Одна протянулась к Кузьме, словно просила примирения…
- Да будет тебе! Бог с тобой! Нехай живет, - зашевелились волосы на голове Кузьмы, прижавшегося к стене. Колени его дрожали.
На следующий день, уже после похорон, когда все чужие покинули дом, семья собралась за столом.
Егор сидел хмурый, не без опаски поглядывал на отца, понимая, что тот уже успел переговорить с сестрой и братом. Но о чем? Это не давало ему покоя. И только Женьку ничто не тревожило. Он уселся рядом с дедом и спросил:
- Дедуль, а ты теперь к нам приедешь жить из богадельни?
- Ты как хочешь?
- Спрашиваешь? Конечно, чтоб с нами жил! Со мной в комнате! Во будет здорово! - заранее восторгался пацан.
- Отец твой не хочет.
- Это правда? - спросил мальчишка, глянув в упор в лицо.
Егор заерзал на стуле:
- Не я, он обещал выкинуть нас…
- Не вас! Тебя, паршивца! Ну да порешили уж. Живи…
Не трону. Защитили тебя! Не то б… Сдержал бы слово!
- У меня завещание от матери есть. При жизни написано. Заверено нотариусом. Мой дом…
- Вот оно что! Лишь потому ты за ней смотрел. Иначе тоже выставил бы! - сорвалось у Кузьмы. - Но мать не единая хозяйка дома. Еще и мое согласие нужно! - напомнил о себе.
- Ты еще в прошлом году выписан! - проболтался опрометчиво Егор.
- Что?! Я тебя так пропишу, всякому углу закажешь, кто тут хозяин! - вскинулся мужик. Но Андрей и Ольга вовремя встали на пути, не дали схватиться и на кулаках доказать право хозяина.