3
Но именно этого-то наш милый Саргон и не знал. Он уже больше не был убежденным и единым Саргоном. В его существо старался вернуться перепуганный, сомневающийся и протестующий Примби.
До начала обретения учеников Саргон царил в своей душе без колебаний и противников. Но он ожидал, что ученики, услышав его зов, узнают, вспомнят, тут же все поймут и будут готовы помогать. Зов должен был, так сказать, зажечь фонарь, озарить их умы и мир вокруг. Он ожидал не только четкой и неколебимой убежденности наподобие его собственной, но подтверждения и укрепления ее. Так, чтобы от души к душе ширилась реставрация Человечности, Империи Саргона. К ученикам, которые ставили условия, к ученикам, которые следовали за ним, странно жестикулируя, и брызжа слюной, и побулькивая, заикаясь и давясь вредной критикой, к ученикам, требующим минимальной заработной платы, и к ученикам, которые прихрамывают следом за тобой и восклицают "эй!", будто ты извозчик, - к таким ученикам Саргон был абсолютно не подготовлен.
Не поторопился ли он призвать учеников? Снова поспешил? Совершил еще ошибку? Такие вредные и неотложные вопросы допекали Владыку, пока он энергично шагал по Холборну, никуда конкретно не направляясь, со скоростью около четырех миль в час, а его последователи чуть не наступали ему на пятки. Быть может, всякое руководство - своего рода бегство. Быть может, в каждом вожде спит беглец. В Саргоне в этот момент он уже не спал, а проснулся и зашевелился, и имя его было Примби.
Едва лишь человечество в своем медленном возвышении над чистой животностью начало подчиняться пророкам, великим учителям, несомненно тогда же зародился и этот конфликт между величием миссии и чем-то неясно меньшим, а еще, конечно, всегда присутствовало это режущее несоответствие чаяний учителя с качествами и побуждениями учеников. В самом призыве учеников словно заключено свидетельство слабости пророка. Оно накладывает на него обязательства. Обязательства перед ними. И он знает, что они потребуют их исполнения, если он споткнется. Глубокие стадные инстинкты подсказывают ему, что он не отступит от своих заявлений им, даже если ему придется отступить от себя. Они-то от него отступятся - это неизбежно. Во всей известной истории мира есть только один-единственный неизменно верный ученик - Абу Бекр. Все прочие ученики подводили, калечили своих Учителей, вводили их в заблуждение. Они покидали пророка или вынуждали идти туда, куда он не хотел идти. Великое и сходное с ним малое подчиняются сходным законам. Во главе этого бурлящего клинышка, который двигался по озаренному фонарями Холборну в октябрьских сумерках, шел Саргон, Владыка и Защитник Человечества, Возродитель Веры и Справедливости, Саргон Великолепный, и хотя он уже понял, какую ошибку допустил и какие опасности на себя навлек, он по-прежнему был исполнен решимости совершить нечто великое каким-то невероятнейшим образом на самой грани катастрофы. И ближе собственной тени к нему был Примби, почти обезумевший от страха, готовый кинуться наутек в первый же переулок, сбежать от объяснений, сбежать от свершений, сбежать назад в примбизм и бесконечное ничтожество.
Внезапно до Саргона донесся успокоительный голос - голос того, кто как будто уверовал и принял его.
Прежде чем Бобби перебежал улицу, он выдержал стычку с Билли.
- Вон он! - сказал Бобби.
- Да не он это, - сказал Билли. - Где усы? Он же был сплошные усы.
- Сбрил, - ответил Бобби. - Я его где хочешь узнаю. Такая гарцующая походка. Это наш пророк, Билли, и ему явно грозят неприятности.
- Больше смахивает на аферу, - сказал Билли. - Где он раздобыл этого экстазного негритоса? Тут что-то нечисто, Бобби. Лучше не суйся. Вон полицейский надвигается.
Бобби поколебался.
- Не могу я его так бросить, - сказал он и юркнул через дорогу, как раз когда четыре мчащихся автобуса заслонили саргонистов от Билли.
- Извините, но куда вы? - спросил Бобби, нагибаясь к благодарному уху Саргона, несмотря на сильный толчок, на который не поскупился мистер Годли.
- Я объявил о себе, - сказал Саргон и тотчас уверенность вернулась к нему. Это же был Первый Ученик, и он отыскал своего Учителя. И теперь Саргон совершенно ясно увидел, что ему следует сделать. Этих первых последователей следовало наставить на путь истинный. Пора настала приобщить их к Учению. Для чего необходимо было отъединить их от шума и суеты улицы. И Саргону предстало видение - длинный ярко освещенный стол, ученики за ним, задающие вопросы, - и достопамятные ответы, великие изречения. И прямо впереди сиял, взрывался светом, уже друг в нужде, - внушительный и приветливый ресторан "Рубикон", пионер в замечательном замысле предлагать изысканные обеды по сходным ценам.
- Вон там, - объявил Саргон, описав рукой широкий полукруг, - мы отдохнем, вкушая пищу; я буду говорить, и все недоумения разъяснятся.
Светлое видение беседы с учениками за столом настолько восстановило величие Саргона, что входа в ресторан "Рубикон", который зазывно выпячивается на углу, он достиг, обретя еще двух учеников. Нищего, почтенной наружности, предлагавшего спички прохожим, и крайне умного вида мужчину лет пятидесяти, тощего, с жидкой бородкой, книгой о духоборах под мышкой, в митенках и выпуклой черной фетровой шляпе весьма необычной формы вроде паровозной трубы. Это последнее приобретение было сделано у самых дверей ресторана.
- Войдите, - сказал Саргон, сжав его локоть, - и поужинайте со мной. Я расскажу вам о вещах, которые изменят вашу жизнь.
- Так неожиданно! - произнес умного вида мужчина с напоминающей ржание нотой протеста английского ученого и джентльмена, подчиняясь хватке Саргона.
4
Само вторжение в ресторан "Рубикон" произошло бестолково и быстро. Саргону теперь все представлялось ясным и простым: либо он претворит в явь это видение длинного белого стола с его учениками вокруг, либо навлечет на себя страшное поражение. Его последователями руководило смешение неравноценных и несовместимых побуждений, как всегда бывает с последователями, а число их теперь почти достигало тридцати - более точному определению оно не поддается, так как пополнилось зеваками и прохожими из-за наименее достойного из трех экс-солдат, который, едва впереди замаячил ресторан "Рубикон", принялся испускать магические слова: "Пожрать на дармовщинку".
В этот момент внимание бдительного наружного стража - швейцара - отвлекли гости, подъехавшие в автомобиле, и поэтому саргонисты ворвались внутрь, не встретив иной помехи, кроме вращающейся двери, рассекшей их на пары и тройки, прежде чем впустить в вестибюль. Примерно двадцать их оказалось в этом помещении из мрамора, красного дерева и услужливых гардеробщиков, когда из-за технической неопытности мужчины в глубоком трауре механизм заело, подручный зеленщика вмешался без малейшего толку, и в конце концов его извлек оттуда вежливо негодующий швейцар. Человек с ушибленной голенью как будто отстал еще до приближения к ресторану, а туповатая девица в пурпурной шляпке удалилась восвояси в никем не замеченный момент.
В обширном, сверкающем и полном наблюдательных глаз вестибюле проявилась тенденция к рассосредоточиванию. Безработный экс-солдат с шарманкой в припадке внезапной застенчивости направился к мужскому гардеробу, чтобы сдать туда свой инструмент, и был тут же втянут в спор со своими коллегами. Двое двусмысленных субъектов в кепках и шарфах, казалось, усомнились в корректности своих костюмов. Но Саргон крепко держал новоизловленного джентльмена, а почтенный продавец спичек не собирался разъединяться со своим патроном в месте, полном света, роскоши и опасности. Мистер Кама Мобамба, высокий, улыбающийся, глянцевый, вручил шляпу с зонтиком гардеробщику и старался не отставать от Учителя, в безмятежной уверенности, что вступил в величественный портал фирмы африканских коммерсантов Лина и Маккея. А мистер Годли, с его врожденной потребностью в ясности, не желал расставаться с Саргоном без исчерпывающего объяснения, почему он не находит возможным сопровождать его и далее. Он следом за другими вошел в Большой зал, издавая неясные звуки, как разладившиеся часы с кукушкой. Репортер из Олдхема также еще держался, хотя уже пребывал в сомнении, о чем, собственно, он сможет написать. Воспитанник Итона, почти осознавший свою ошибку, предпочел несколько отъединиться, когда вошел в зал, оставив в гардеробе шляпу и зонтик.
А Бобби туда не вошел. В вестибюле его нагнал и остановил Билли.
- Тебя это не касается, Бобби, - сказал Билли. - Совсем не касается.
- Не могу понять, что он затеял, - сказал Бобби. - Как бы это не кончилось для него плохо.
- Не важно.
- Для меня важно.
- Администрация перепугалась, - сказал Билли. - И послала за полицией. Снаружи собралась толпа. Только посмотри, как они липнут к стеклам. Видишь, как вон тот пялится в дырочку. Как приятно будет Тесси и Сьюзен, если мы окажемся в полицейском суде.
- Но не можем же мы его бросить в такой переделке?
- А чем мы ему поможем?
5
В стенах ресторана Саргон сделал свое высшее и заключительное усилие, понеся мгновенное и полнейшее поражение. Но как бы то ни было, в бегство он не обратился. Он ринулся во фронтальную атаку на мир, который отправился покорять - как Саргон. И как Саргон, непобедимый Саргон, он претерпел полный разгром.
В ресторане "Рубикон" еще не воцарилось вечернее оживление. К тому же в "Рубиконе" оживление по вечерам царит меньше, чем в обеденные часы; он расположен далековато от Вест-Энда, и потому оживлен преимущественно днем. А час отведенной ему меры вечернего оживления еще не настал. Стройность рядов белых столиков (каждый со своей лампой и своими цветами) лишь кое-где нарушалась посетителями. Семейство с билетами в цирк, компания, подкрепляющаяся перед митингом в Кингсуэй-Холле; три-четыре пары театралов в вечерних костюмах; три-четыре странноватые пары, состоящие из довольно неопытного вида бизнесмена средних лет и крайне неопытного вида молодой женщины в обеденном туалете небезупречной элегантности - пары, которые в Лондоне встречаются повсюду, и еще трое бизнесменов с севера в по-шотландски солидных серых костюмах, обедающие с исчерпывающей полнотой от коктейля до ликера к кофе. Вот и все, кто пока украшал своим присутствием зал ресторана. На нижней галерее смутно маячили одна-две фигуры, а верхняя не была освещена. Атмосфера все еще была пронизана холодом и робостью. Даже троица с севера познавала лондонскую роскошь сдержанно, если не сказать - опасливо.
Обслуживающий персонал в подавляющем большинстве еще занят не был. Старшие официанты, официанты, подающие вина, просто официанты поправляли салфетки, переставляли бокалы и рюмки или тихо стояли сложа руки, с тем выражением меланхоличности и легкого удивления себе, которое отличает официантов. Нестройный шум в вестибюле и звон разбитого стекла вращающейся двери - результат последнего усилия мужчины в трауре - возвестили появление Саргона.
Все повернули головы. Посетители забыли про еду и застольные манеры, официанты забыли свои тайные печали. Появился Саргон - ничем не примечательная фигура, маленькое, белое, почти светящееся лицо, круглые блестящие глаза. Одной рукой он все еще удерживал своего последнего ученика. Другой отмахивался от словесных комьев, которые сыпал на него мистер Годли. Над ним, точно щит из черного дерева и слоновой кости, маячило лицо негра, полного приятных ожиданий. Сзади шли продавец спичек и другие саргонисты, чью социальную принадлежность определить было труднее.
Перед ним встал метрдотель, за которым виднелся управляющий, а чуть дальше помощник управляющего перекладывал с места на место фрукты на буфетной стойке.
Саргон выпустил свою последнюю добычу и шагнул вперед.
- Поставьте здесь стол, - произнес он с величавым жестом. - Поставьте стол для многочисленного общества. Я созвал последователей и должен наставить их.
- Стол, сэр, - сказал метрдотель. - На сколько персон?
- Для большого общества.
- Все-таки, сэр, - сказал метрдотель, умоляюще взглянув на управляющего, - нам бы хотелось знать примерно, на сколько персон.
Управляющий выступил вперед, чтобы взять дело в свои руки, и помощник управляющего, оставив в покое пирамиды фруктов, подошел к нему сзади для поддержки. Саргон заметил, что столкнулся с сопротивлением, и собрал воедино все заключенные в нем силы.
- Это большое общество, - сказал он. - Оно должно сесть здесь со мной за трапезу, и я должен наставить его. Люди там могут присоединиться к нам. Составьте все столы один к одному. День разобщенных столов и разобщенных жизней окончен. Пусть даже столы возвестят Братство Людей Под Нашей Властью. Составьте их.
При словах "Братство Людей" один из трех бизнесменов с севера был оглушен внезапным озарением.
- Это кровавый большевик, - сказал он (или что-то похожее). - Вломился сюда! Нашел место!
- Это недопустимо, - сказал его друг. - Нам что, нигде от них покоя не будет?
Первый бизнесмен выразил глубокую антипатию к обагренным большевикам и принялся торопливо, нервно и раздраженно поедать хлеб.
- Когда наконец принесут это фрикасе из цыпленка? - сказал он.
- Не иначе, как уронили его на пол или еще что-нибудь устроили.
Но управляющий мыслил даже быстрее этого бизнесмена. Саргон еще только начал свою речь, а молниеносный сигнал был уже подан. Официант, посланный за полицией, уже промчался мимо Билли, Бобби и прочих, нерешительно толпящихся в вестибюле, где теперь было тревожно и сквозило, потому что во вращающейся двери не было стекла, которое выбил мужчина в трауре.
Однако Саргон не заметил эти побочные события. Он поступил так, как только и мог поступить при таких обстоятельствах - попробовал сломить сопротивление, с которым столкнулся.
- В этом зале, сэр, мы банкетов не устраиваем, - сказал управляющий, чтобы выиграть время. - Банкет вы можете дать в Сирийском зале или Енисейском кабинете, а то в Большом масонском или Малом масонском зале - заказав заблаговременно и после необходимых приготовлений, но это общий зал. Вы не можете так сразу устроить здесь банкет для неизвестного общества или там собрания. Мы таких услуг не предоставляем. Так не делается.
- Но сегодня так будет сделано, - возвестил Саргон с таким взглядом, интонацией и жестом, что весь грёзовый Шумер упал бы на колени.
Но управляющие европейских ресторанов, видимо, слеплены из глины покрепче, чем древние шумеры.
- Боюсь, что нет, сэр, - сказал он с вежливой непоколебимостью.
- Знаете ли вы, - вскричал Саргон, - с кем вы имеете дело?
- Не с нашим постоянным клиентом, сэр, - ответил управляющий с извиняющимся видом человека, приводящего неопровержимый аргумент.
- Послушайте, - сказал Саргон. - Сегодня эпохальный день. Это Конец и Начало Века. Люди будут помнить банкет, который я устрою тут, как зарю нового мира. Я - Саргон, Саргон Великий, Саргон Восстановитель, и пришел объявить о себе. Это множество моих последователей должно накормить и наставить здесь, накормить телесно и накормить духовно. Потрудитесь исполнить положенное вам.
Говоря о своих последователях, он указал себе за спину, но позади него теперь, увы, не было последователей, исключая верного, но заблуждающегося африканца, да недоумевающего, но настойчивого репортера из Олдхема. Питомец Итона уже полностью отъединился. Он сел за столик в стороне, где к нему присоединился его друг, и они, переговариваясь вполголоса, наблюдали за происходящим. Даже мистер Годли со своим микроскопом и джентльмен с книгой о духоборах к этому времени скрылись из этого повествования и шли теперь по Холборну, обмениваясь объяснениями, перебивая друг друга, и высказывали предположения об этом необычайном случае, который столь нежданно сбил их с высокого и разумного жизненного пути.
- Могу только п-п-п-предположить, - сказал мистер Годли, - что он с-с-сумасшедший.
Пока свита Саргона таяла, свита управляющего увеличивалась. Теперь позади него выстроились всяческие официанты - пожалуй, три дюжины разных и в то же время единообразных официантов: высокие официанты и низенькие, толстые и худые, волосатые и лысые, старые и молодые, официанты в фартуках, а один так даже без фрака.
- Боюсь, вы нарушаете здесь порядок, - сказал управляющий. - Боюсь, я должен попросить вас уйти, сэр.
Уйти - ему? Никогда!
- О поколение слепых и глухих! - вскричал он, поднимая голос в надежде, что его услышат за столиками позади этой угрюмой толпы официантов. - Или вы не узнаете меня? Нет у вас ни памяти, ни прозрения? И вы не видите света, который открывается вам? Не слышите зова, оглашающего мир? Час пробуждения настал. Он нынче, он сейчас. Вы можете перестать быть игрушками привычки и раболепства, и можете стать хозяевами возрожденного мира. Сейчас! Сию минуту. Пожелайте измениться со мной, и перемена придет к вам. Вас призывает Саргон, Саргон Древний и Вечный, Мудрый Правитель и Дерзновенный, призывает вас к свету, к благородству, к свободе.
- Боюсь, мы не можем позволить, чтоб вы тут произносили речи, - сказал управляющий, простирая руку.
- Да вышвырнуть его сразу, и дело с концом, - сказал приземистый коренастый официант.
- Вышвырните его! - вскочив, сказал антибольшевистски настроенный бизнесмен голосом, исполненным негодования и набирающим силу с каждым словом. - А потом принесите нам наше Фрикасе из Цыпленка. Мы уже Десять Минут ждем ЭТО ФРИКАСЕ ИЗ ЦЫПЛЕНКА!!!
И тут раздался другой голос:
- Эточтотакое?! - И на Саргона внезапно надвинулся полицейский.
Волна ужаса оледенила его душу, чисто примбийская волна ужаса.
За всю свою законопослушную жизнь он ни разу не вступал в столкновение с Полицией. "О Господи! О Господи! - вопиял ужас в его душе. - Что я натворил? Меня арестуют!" Синие глаза округлились еще больше, он с трудом дышал, но никто вокруг не заметил, как близок он был к бесславному крушению. Примби затрясся и исчез. Саргон поперхнулся и сказал непоколебимо:
- Как так, страж порядка? Ты посмеешь наложить руки на Владыку Мира?
- Эта моя обязанность, сэр, если он нарушает спокойствие, - сказал полицейский. - Владыка там или не Владыка.
Саргон молниеносно приспособился к такому обороту событий. Он потерпел поражение. Его сейчас уведут. Да, но он все равно Саргон. Та Сила, которая управляет им, навлекла на него поражение, но, конечно, это лишь испытание. Он не ожидал от Силы подобного, но раз такова была воля Силы, ему оставалось лишь смириться.
- Вы понимаете, господин полицейский, что вы делаете? - сказал он величественно и мягко.
- Вполне, сэр. Надеюсь, вы нам хлопот не доставите.