Сперва Алла Сергеевна своим кровельным голосом поздравила "всех наших юбиляров, хы, целиком и полностью" и, бодро дирижируя небольшим, но горластым хором добровольцев, исполнила вместе с ним уже полюбившееся (Губин - не в счет!) "Мы желаем счастья вам". В зале зарокотали аплодисменты, и тут начавший различать лица Александр Николаевич увидел на многих из них искреннее умиление. Да, да, черт побери, растроганы были и гости, и сами именинники, а больше всех Алла Сергеевна. В первом ряду Губин вдруг заметил сидящих рядом Катю, Ирину и Лизу, принаряженных, сияющих, точно на зависть всем в стране присутствуют на юбилее родного дяди-академика.
Алла Сергеевна между тем приступила к персональному чествованию. Каждому имениннику вручала открытку и подарок. Получив подарок, поздравленный должен был произнести ответную речь и сообщить в ней краткие сведения о себе.
Губин, когда очередь дошла до него, честно признался, что работает главным инженером завода, живет в Ленинграде, семейное положение - дед, отсюда и год рождения - 1933-й.
- Не верим! Приписка! - в три голоса крикнули из первого ряда. Громче всех звучал голос Кати, мгновенно подхваченный встрепенувшейся Аллой Сергеевной: "Да. Каждый имеет тот возраст, которого, хы, заслуживает, а товарищ - такой интересный, что заслуживает вечной молодости!"
В зале аплодировали. Все доброжелательно смотрели на Александра Николаевича, он чувствовал себя довольно глупо, но тоже улыбался, облегченно понимая: с ним покончено, сейчас возьмутся за следующего.
Следующий - гражданин в черной паре - выглядел как обычно, вдрабадан пьяным. Встав, обвел присутствующих мутным взором, ударил себя в грудь, чуть не промахнулся и зычно произнес:
- Конов Георгий Васильевич, Гоша. Его величество рабочий класс. Тружусь на стройке в этом… городе Архангельске. Не судим. Возраст средний: полбанки, то есть, виноват - полета. Жены нет и не дай Бог, чтоб была. Извините за внимание.
Зал аж взревел от восторга. Его величество озабоченно поклонился и рухнул на стул. Весь вечер его поводило в разные стороны от еле сдерживаемого чувства юмора.
Потом поздравили подряд нескольких девушек, одна из которых попросила разрешения прочесть свои любимые стихи. И полемическим тоном произнесла:
- "Одна половинка окна растворилась, одна половинка души показалась, давайте раскроем и ту половинку, и ту половинку окна". Марина Цветаева. Спасибо.
Тут Губин обнаружил, что у девушки вполне интеллигентное лицо, а он-то воображал о себе, что на этом теплоходе - чуть ли не единственный представитель данной прослойки. Ну, еще, конечно, профессор.
Алла Сергеевна неутомимо выкликала новых именинников, и вот перед столом президиума появилась ранее Губиным не замеченная, разодетая в пух и прах широкозадая особа. Волоокое лицо ее, изумительно розовое, с нежно-голубыми веками, синими ресницами и соболиными бровями, поражало резким контрастом: правильные, красивые даже черты и упрямое, недоброжелательное выражение. "Точно ей чего-то недодали", - отметил про себя Губин.
В своем выступлении: "Профессия - нужная людям, место жительства - город на Неве, возраст - на сколько выгляжу, семейное положение - отличное", - дама эта все время будто что-то отстаивала, за сладкими нотами полязгивала истерическая скандальность. В конце ею было строго объявлено, что главное не то, кем, где и как работает она лично, главное то, что собой представляет ее муж - "поскольку всем, чего мужчина достиг в жизни, он обязан жене. Если, конечно, он - настоящий мужчина, а она - настоящая женщина. С большой буквы". И под добродушные хлопки добавила, что ее муж преподаватель вуза, доцент, кандидат технических наук. Пишет докторскую.
Тут Губин увидел, что Катя с Ириной делают ему какие-то знаки, а Лиза, потупясь, сидит рядом, вся красная. Он развел руками, и тогда Катя недвусмысленно показала двумя пальцами надо лбом рожки. Александр Николаевич взглянул в ту сторону, куда унесла свой круп Настоящая Женщина. Та, покинув президиум, размещалась в третьем ряду, рядом с противноватым субъектом, имеющим низкий лоб, бородку и близко посаженные, выпуклые, какие-то бешеные глаза желтого цвета. Ну конечно же, Корова с Козлом! Лизины соседи по каюте! Доцент… Сохрани Бог попасться такому на экзамене, забодает насмерть. Губин усмехнулся и кивнул девушкам, те в ответ просияли и стали шептаться, давясь от смеха.
Последним получать поздравление величественно вышел профессор. Вышел, пожевал губами и долго молчал, вертя в руках подарок. И вдруг с большим раздражением заявил:
- Представляюсь: пенсионер. Живу в Москве. Из достижений имеется правнук. Возраст? Мой возраст… Вполне подходящий. Для прадеда.
Зал снисходительно зашумел, отпуская его, но дотошная Алла Сергеевна сказала, что, как поется в песне, "старикам везде у нас почет"- это раз, а второе - пенсионерами не рождаются, ими, хы, становятся. Заслужив покой доблестным трудом. Поэтому очень бы хотелось, чтобы уважаемый Константин Андреевич поделился с нами своим бесценным опытом, коротенечко, хы, рассказал, кем он был и чего добился в своей прежней жизни. Молодежи это полезно: как говорится в пословице - "кто не знает своего прошлого, тот не построит будущего".
При этих ее словах Константин Андреевич апоплексически побагровел и отчеканил, что человек, который был, сам о себе рассказать уже ничего не способен. И вообще - для пенсионеров, как и для всех, кто был, никакого значения не имеет, чего они там добились в своей прежней жизни. На могильных памятниках, как известно, пишут "Сидоров Иван Иванович. 1905–1985", а не "Уважаемый тов. Сидоров - ударник труда, заместитель главного бухгалтера треста, завоевавшего первое место в соревновании за прошлый квартал".
Произнеся все это при полном молчании зала, Константин Андреевич повернулся и, держась очень прямо, прошествовал к выходу мимо распахнутого рта Аллы Сергеевны.
- Склеротик! Совсем уже… - внятно сказала Корова, но тут очнувшаяся Алла Сергеевна взмахнула рукой, грянул аккордеон, и в зал вбежали "пионеры"- трое дюжих парней и две девицы. "Наверняка из команды", - подумал Губин. Одеты "пионеры" были по всей форме: белые рубашки, галстуки, пилотки. Расторопно выстроившись, "пионеры" приветствовали всех салютом, после чего одна из девиц, наиболее грудастая, в устрашающе коротенькой юбочке, сделала шаг вперед и пропищала поздравительные стихи, снабженные самой древней рифмой на земле: "поздравляем - желаем".
Зал облегченно залился смехом, вскипели аплодисменты, грянуло дружное "Мо-лод-цы!".
Алла Сергеевна объявила, что вечер окончен… Временно. Потому что после ужина в баре состоится "Голубой огонек". Именинникам предоставляется преимущественное право приобретения билетов. Для себя самих, а также для родственников и друзей. В баре играет диксиленд, будут танцы и, открою страшный секрет, - в порядке исключения разрешено заказать по бокалу шампанского.
Возвращаясь к себе в каюту, Александр Николаевич опять подумал, что все не так примитивно, как ему, зануде, кажется. Люди нуждаются в радости, не так уж много ее у каждого в повседневной жизни, и тут не до жиру; голодный человек не ковыряется в тарелке, ему картошка с постным маслом - настоящий пир… И ведь большинство из тех, кто сегодня хохотал и аплодировал, были всерьез растроганы. И "пионеры" из поваров и матросов, вдохновенно певшие и топавшие мощными ногами, старались от всей души.
Губин вдруг решил, что просто обязан сегодня вечером пригласить на "Огонек" своих соседок по столу. Ходят модные, нарядные, подкрашенные, притащили, поди, весь свой гардероб, а красоваться-то не перед кем! Нету здесь кавалеров, куда ни посмотришь - то База, то "подшитый"… Губин пошел и купил у бармена четыре билета.
"Бойтесь первого движения души, - как правило, оно бывает благородным". Эти слова, сказанные, кажется, Талейраном, Губин вспомнил, когда собирался в бар, на "Огонек". Но Талейран Талейраном, а вел он себя весь этот вечер, по собственному объективному мнению, исключительно галантно; ухаживал за тремя своими дамами, никого не выделяя, для каждой придумал правдоподобный комплимент и был просто поражен, с какой полнейшей серьезностью его нехитрая лесть была встречена. Все трое оживились, стали разговорчивее, закокетничали. Лиза и та, когда он строго сказал, что ее белое платье с вышивкой выглядит так, словно куплено в Париже у месье Диора, мгновенно перестала ежиться и сутулить плечи и откинулась на спинку кресла, изящно, двумя пальцами, держа перед собой бокал с шампанским, даже глаза забыла таращить. Губин расчувствовался и, придав своему лицу значительное выражение, объявил:
- Внимание. Пьем за самое главное желание каждой из вас. Задумывайте. Готово? Теперь, если пить маленькими глотками и все время повторять про себя то, что задумано, желание непременно сбудется. И не через сто лет, а в течение года. Гарантирую. Глаз у меня верный, рука легкая, хотя и крепкая. - Мысленно поморщившись, Губин выпил и наблюдал, как они с одинаковыми, истово-сосредоточенными лицами сделали по нескольку глотков. Лиза, впрочем, только пригубила, сказав, что вообще не пьет, совсем, но за желание надо. А желание-то у всех троих наверняка было одно и то же…
Еще минуту назад Губин решил для себя, что хорошенького понемножку, но теперь, вздохнув, пустился во все тяжкие, а для начала заказал всем по безалкогольному коктейлю "Снежный шар". Означенный напиток обладал резким запахом мужского одеколона, зато все остальное было на высоте: соломинка, шарик мороженого, кубик льда. То есть полный о'кей, как выразилась Ирина. Катя согласно кивнула. А Лиза покраснела и сказала, что очень, очень вкусно, большое спасибо, она в жизни такого не пробовала, и здесь в баре красиво, ну прямо как… И вообще! И музыка изумительная… И всё, всё…
Это была, пожалуй, самая длинная фраза, какую Губин слышал от нее за все время знакомства. И он решил, что обязан честно отсидеть тут до самого закрытия.
Потом, когда они мирно ели мороженое (музыканты, слава Богу, взяли тайм-аут), Катя задумчиво сказала:
- Жалко, выпить больше нечего, а то у меня есть тост. За Александра Николаевича и вообще за его поколение. Только мужчины вашего возраста - настоящие джентльмены, я уж давно заметила.
- Не то что наши - одно хамство и самомнение. Уверены, что женщина должна за ними, как бобик, - поддержала ее Ирина. - Женщины, конечно, тоже виноваты. Раньше девушка умела себя поставить… а сейчас - только бутылку поставить. Вот моя мама: я, говорит, в молодости королевой была, три раза замуж выходила, и ни один сам не ушел, всех я бросила, а вы, говорит… никакой гордости!
- Кто уж очень шибко гордый, один и кукует… - глядя прямо перед собой, сказала Катя.
Губин вздохнул, а потом улыбнулся и сказал девушкам, что в двадцать лет был таким же неотесанным балбесом, как их нынешние приятели, и только теперь, прожив целую жизнь, достиг высочайших вершин воспитанности: умеет подавать даме пальто, уступать ей дорогу и даже дарить цветы.
- Боюсь, - закончил он, - что галантными способны быть только старики, это дело наживное. Повзрослеют ваши кавалеры, станут и они внимательнее. Никуда, негодяи, не денутся.
Тут Лиза покачала головой, посмотрела Губину в глаза и, опять покраснев, заявила:
- Вы никакой не старик… Вы… Ну какой же вы старик?
- Да и наши знакомые вовсе не мальчики, - заметила Катя. - Мы-то ведь тоже… Вот вы все говорите: "девочки", а нам с Ириной по тридцать пять уже… Ладно. А вообще замечательный получился вечер. Все благодаря вам. Спасибо. Давно так не было - чтобы с умным человеком посидеть, поговорить… И… спасибо!
Александр Николаевич очень устал, хотелось лечь. Но когда светильники в баре настырно замигали, давая понять, что веселье окончено, у него язык не повернулся сразу распрощаться. Кроме того, перспектива опять оказаться одному в пустой каюте… И девчонки такие славные, и так не хотят расходиться…
- Зайдем ко мне, выпьем чаю? - предложил Губин. - В "титане" наверняка еще есть кипяток, а у меня - заварка. И пироги домашние черствеют.
Предложение было встречено с восторгом. Ирина и Катя сразу побежали к себе: "Во-первых, за тарой, а то стаканов не хватит, а во-вторых, у нас тоже есть один сюрпризик. Праздник так праздник".
Отсутствовали они минут десять. Это время Александр Николаевич провел вдвоем с Лизой, которая молчала, а на вопросы отвечала односложно, чем создала бы тягостную атмосферу, не будь Губину безразлично, говорит она или нет. А смотреть на Лизу было приятно - как она плавно движется по каюте, как ловко протирает казенные стаканы и очень осторожно, боясь разбить, ставит на стол его чашку. "Да ведь она красивая! - удивленно подумал Губин. - А красивой женщине и не обязательно говорить. Даже лучше молчать. Красота - самостоятельная ценность, ей не требуется приправы в виде остроумия или интеллектуальных изысков, и природа это учитывает".
Появились Катя с Ириной. Кроме обещанной "тары" принесли бутылку коньяка. И магнитофон.
- Мы сказали: праздник - и вот вам! - радостно объявила Катя.
- Это вы его… это все… из дома тащили?! - только и нашелся Губин.
- А откуда же?
…Н-да. Ведь не для того же, чтобы веселиться в обществе старого дядьки, перли они тяжелый этот магнитофон, и платья, и дорогой коньяк…
- Оставили бы вы, братцы-девушки, свою бутылку для более ответственного случая, - решительно сказал Губин. - Хватит с нас и чаю, тем более, заварка английская, с цветком. А потом, скажу окончательно и бесповоротно, не привык я, чтобы меня дамы поили.
Но Ирина с непреклонным видом откупорила бутылку, налила всем и подняла свой стакан.
- За вас, Александр Николаевич. За то, что вы - человек.
- Потому что все понимаете, - объяснила Катя. - А того случая, на который вы… намекаете, здесь, на теплоходе, не будет. Уже не будет, это ясно. И знакомство с таким человеком, как вы, - не менее важный повод. А ты, Лиза, что молчишь? Не согласна?
- Я? - От испуга она немедленно вытаращила глаза и начала по обыкновению краснеть. - Да я… я, наоборот, очень согласна. Только вина не буду, не могу. Ладно?
- Ладно. Всем спасибо, хоть и зря вы это, - великодушно сдался Губин. И выпил до дна.
Катя включила магнитофон.
- Соседей разбудим, - предупредила Лиза, - поздно, ругаться начнут.
- А мы тихонечко, только для настроения, - Катя убавила звук.
Губину вдруг стало хорошо и легко. Раньше так никогда не бывало с малознакомыми. Магнитофон пел на итальянском языке что-то вкрадчивое, пахнущее югом, магнолией, девушки смотрели влюбленными глазами и приходили в восторг от каждой шутки, а он говорил и говорил, нес, что в голову придет, точно брал реванш за прежнее свое одиночное заключение.
…Они ушли в половине первого, убрав со стола и перемыв посуду. Очень благодарили: было так интересно, огромное спасибо, вечер просто замечательный!
Оставшись один, Губин сразу сел писать Маше. Он собирался рассказать ей про сегодняшний вечер, про Катю, Ирину… И про Лизу тоже. Невезучие они все трое, одинокие. Пока убирали каюту, выяснилось, что Катя никогда не была замужем, но пережила трагическую любовь. Ирина разведенная и жалеет только об одном, что нет детей. "А мужики… Найти порядочного ноль целых, одна тысячная шансов из ста, а какого попало - спасибо, нажглась". Лиза? Та про свою личную жизнь говорить не захотела, ничего, мол, особенного. Зато уже в дверях с загадочным видом сообщила, что Губин, наверное, волшебник. Почему? А потому, что она в этом только что убедилась. И сделала круглые глаза.
…Губин вдруг решил отложить письмо на завтра, а сейчас выйти на палубу и сделать перед сном положенные три круга. Заодно и хмель улетучится, а то голова тяжелая… А неуютно все же в пустой каюте… Нет, не должна была Маша отправлять его одного. Юлькины проблемы можно было решить как-то иначе, а он, Губин, тоже человек, в конце концов! И отпуск у него бывает раз в году.
Он быстрыми шагами двинулся вперед по ходу судна. Палуба была пустой, окна кают - темными, влажный ветер туго упирался в грудь. Несколько огоньков слабо мерцали на высоком берегу, неразличимом в плотной сырой мгле. Поворачивая на нос, Губин встретил Базу с супругой. Обтянутые спортивными костюмами, они бодро шли "гуськом", пузатая жена горделиво тряслась впереди, мелко переставляя короткие ноги в сверхимпортных кроссовках, База снисходительно вышагивал следом, отстав шагов на пять. Губин посторонился, давая ему дорогу, и тот вдруг приветственно поднял руку жестом римского кесаря. Присущее ему обычно выражение человека, занятого тем, что выковыривает языком мясо, застрявшее между зубами, внезапно сменилось лихим и заговорщицким.
На левом, подветренном борту Губин увидел Лизу: стояла, вся съежившись в своем легком белом платье.
- Что это вы полуночничаете? - Губин остановился.
Она, как водится, молчала. Губин чувствовал, надо бы уйти, но почему-то не двигался.
- Они не открывают. Заперлись, и все, - вдруг тихо сказала Лиза.
- Кто не открывает?
- Соседи. Да пускай, я спать нисколько не хочу.
- Что значит - "не хочу"?! - вскинулся Губин. - Как так не открывают? Ну-ка, пойдемте вместе, живо откроют.
При этом он не двинулся с места. Лиза тоже продолжала стоять, обхватив плечи руками. Чувствуя непонятную злость, Губин повторил:
- Пойдемте. Я им покажу, как… - и, не договорив, решительно зашагал вперед, а Лиза пошла за ним, что-то бормоча про распорядок и отбой, который в двадцать три часа, а сейчас сорок минут второго.
Губин непреклонно шел вперед. Никого не встретив, они спустились в трюм; бесшумно ступая по ковровой дорожке, прошли по коридору и остановились у двери, которую Лиза указала Александру Николаевичу, повторив, что в такое время соседи, наверное, имеют право не открыть.
Он постучал. Тишина. Постучал еще раз - ни звука.
- Вот видите, я ж говорила, - прошептала Лиза. Она стояла совсем близко, касаясь Губина плечом. Не глядя в ее сторону, он громко сказал:
- Отопрут как миленькие. А не отопрут, пойдем к вахтенной, у нее должны быть запасные ключи.
Дверь распахнулась мгновенно, ударил душный запах постелей. Лиза сразу отпрянула от Губина, а на пороге в длинной, совсем прозрачной ночной рубашке возникла Корова. Волосы ее были накручены на бигуди, щеки и лоб жирно блестели, выпученные глаза пылали, и Губину вдруг вспомнилась андерсеновская собака из "Огнива".
- К вахтенной? - прошипела Корова, надвигаясь на Лизу. - Жаловаться! Это значит, порядочным людям отдыхать нельзя, а до двух часов заниматься проституцией можно? У моего мужа - нервы, ему покой нужен. Не пущу. Так и знай, не пущу из принципа! Или являйся к отбою, как положено, или ночуй там, где полночи таскалась. Ясно?! А будешь скандалить, имей в виду, все про тебя расскажу, про моральный облик, как к чужим мужьям в постель, как пионерка, - всегда готова! Прости-господи! И свидетелей найду, не беспокойся! В два часа ночи является, это надо! Спишут тебя на первой же стоянке, я буду не я! И по месту работы…
- Послушайте, как вам не стыдно?! - Наконец опомнившись, Губин шагнул вперед, заслонив собой Лизу.
- Ах, так они еще и выпивши! - Корова повысила голос. - Молчал бы уж, кобель бессовестный! Получил свое и заглохни! Дедушка… Совести ни грамма! Не пущу, и точка! - и захлопнула дверь.
Растерянный Губин обернулся. Лизы рядом не было - белое платье мелькнуло в конце коридора у лестницы и пропало.