А мамуля-то, аристократка, такой обед сварила, в заводской столовой за шестьдесят копеек - не отличишь. А ведь старалась, поди, изо всех сил.
Разговор между тем все тянулся, тянулся, о чем попало: как в совхозе работали, про погоду, что вот, декабрь на дворе, а зимы не видать. Потом перешли на политику, Андрей нарочно завел, приготовил родителям сюрприз, и уж тут Тамара показала, что почем: как-никак просматривает три газеты в день, это раз, и лекции на заводе - обязательно. Даже папуля-кандидат оживился, заспорил, щеками затряс, а до того сидел над тарелкой, как сонная муха. А свекровка послушала-послушала, ушами похлопала-похлопала да и спрашивает: "А читали вы, Тамарочка, в последнем "Новом мире"?.. Нет? Жаль, прекрасная вещь. А в "Иностранной литературе"?.. И тэ дэ. Проверка культурного уровня! Другая на Тамарином месте стала бы выкручиваться или вообще соврала: "Как же! Как же! Исключительно! Читала!" Тамара ответила как есть: на газеты еле времени хватает, а надо ведь и дом в порядке держать, каждый день что-нибудь, то окна протереть, то убрать общее пользование, то занавески освежить. Короче, дала понять, что культура не в одних книжках. Правда, потом добавила, что вообще-то читать, конечно, любит, но предпочитает в основном про войну и остросюжетное, потому что там - люди, а не хлюпики.
Мамуля опять бровками задергала, это у нее такая противная привычка, если схлопочет и не знает, как ответить. У Тамары даже настроение поднялось - навела шороху в курятнике.
Андрей, когда провожал ее в тот вечер, несколько раз повторил, что теперь окончательно понял: Тамара - личность.
До рождения Юрика жили - кто угодно позавидует, муж с Тамары буквально пылинки сдувал. Другие мужики вечно тянутся к приятелям, Андрею - лучше жены друга нет.
А как начались трудности, из личности Тамара у мужа сразу превратилась в хамку и даже в надсмотрщика. Вот так. А потому, что с детства все только о себе да о себе. И вечно-то он устал, не выспался, вечно у него что-нибудь болит, то голова, то поясница - зла не хватает!
Обязанности Тамара распределила сразу и по справедливости. Весь день с мальчиком, само собой, она. На всю катушку: встает в шесть часов, кормит, два раза в день гуляет, а в промежутках надо, между прочим, еще обед приготовить, комнату убрать, погладить Андрею рубашки, отпарить брюки. Вот, хоть и хамка, и надсмотрщица, а мятым да грязным у нее не ходил никогда! Словом, крутилась, как взбесившаяся белка, о себе подумать некогда, а еще, бывало, явится вечером бабка и - сразу к кроватке: "У-ти, масенький, какой же ты у нас холёсенький, глазки голубенькие, как у папки…" Тьфу! И - нет помочь; посидит, поквохчет и - домой, задачки ей пора проверять.
У Андрея было всего три обязанности: купить продукты, перестирать вечером в машине пеленки и встать ночью, если Юрик заплачет. Кажется, и не такая нагрузка для мужчины. Ведь и Тамара человек, ей тоже отдых нужен.
Первый настоящий скандал получился, когда свекровь, явившись в очередной раз посюсюкаться, вдруг ни с того ни с сего пошла давать советы: "Маленькому надо больше бывать на воздухе, не то разовьется рахит. И Андрюшенька ужасно плохо выглядит, больно смотреть, раньше был такой крепыш, а теперь похудел и лицо серое. От недосыпания. Поскольку все же это чрезмерная нагрузка - днем работать на производстве, а по ночам не спать".
…Красиво выходит? Он, значит, на производстве, а Тамара тут круглый день мается дурью! "Крепыш", главное…
Но Тамара в ответ ни звука, сдержала себя, та и выкатилась. А тут как раз зашли Раиса Федоровна, начальница, с Людкой, были рядом в местной командировке. Тамара им насчет собственных дел, конечно, ни слова, не привыкла жаловаться, зато Раиса, как всегда, завела бодягу про свою Таньку, невестку. У нее, с чего ни начни, кончится обязательно Танькой. Это просто удивительно, чтоб так человека ненавидеть. Ну и конечно: "Танька меня не уважает, хочет взять надо мной верх, а я ее - носом в дерьмо! Она поставит молоко, а я возьму и огонь прибавлю, сожгу кастрюлю. Я женщина больших страстей! Я себе слово дала за пять лет превратить ее в старуху… У Вадима есть женщина, это точно, я - мать, я чувствую. И радуюсь! Если бы Танька со мной по-хорошему, я бы ее мигом научила, как с ним быть. Она сексуально бездарна! Но она не меня слушает, а свою мамочку…"
Тамара молчала, гладила распашонки, а сама думала - ведь никаких гарантий, и Андрюшина мамуля ее, Тамару, наверняка вот так же несет за глаза, спит и видит, как бы сын другую завел.
Вечером, только Андрей в дверь, она ему: "Стучишь своей мамуле, как я тебя на износ эксплуатирую? Тут целый день не знаешь, куда бросаться, а еще приходят и нервы треплют! Передай там: пускай больше не является, толку все равно ноль, а без советов ядовитых как-нибудь обойдемся! Между прочим, чтобы другим советы давать, надо самой быть на высоте, а у твоей, извини, мамулечки, не руки, а крюки, посмотри хотя бы на их квартиру!" И так далее…
Не в первый раз Тамара говорила мужу правду про его родителей, и ничего, слушал, понимал, что правда. А тут вдруг начал выступать: "Не позволю так о моей матери! И запретить ей навещать внука не могу, она его любит, в нем ее жизнь!" - "Ох-ох! "Жизнь"! "Любит"!
Да что же это за любовь такая, интересно знать? Любовь - это дело, а не полоумное тютюшканье! И кто бы говорил?!"
Он и стал весь белый, повернулся и ушел. А объявился ведь, паразит, только через сутки, когда Тамара успела уже все милиции обзвонить, а это не просто, надо в автомат бежать и ребенка запирать в пустой квартире. Тут уж одной было не справиться, пришлось подключать Раису с девчонками, те с работы целый день по больницам да по моргам названивали, потом примчалась Людка, доложила - нигде нет. Еще сказала: все на Тамариной стороне, и Алена, и все. Раиса привела пример, что когда ее муж, полковник, один раз не явился ночевать, она у него на голове тарелку разбила на четыре части. Зашивали потом в травмпункте. А Тамара в самом деле беспокоилась - мало ли что может случиться с человеком? И даже мысли не допускала, что Андрей способен дойти до такой наглости - отправиться спокойненько к мамуле с папулей и разлечься спать. А он ведь так и сделал, ни с чем не посчитался! На следующий день пришел после работы как ни в чем не бывало, с продуктами. Тамара: "Где был, если не секрет?" А он, прямо при Людмиле, ни стыда ни совести: "Да вот, решил вчера навестить стариков, засиделся, оставили ночевать". От этого "навестить" да "оставили" у Тамары аж горло перехватило. Не будь Людки, не сдержалась бы, врезала ему по роже… В общем… вспоминать неохота.
И пошло-поехало. Вот что значит - человек повернулся другой стороной. Что ни попросишь, делает из-под палки, вечно надутый, целыми вечерами молчит. Только с ребенком разговаривает, и точь-в-точь мамуля: "У-гу-гусеньки" да "у-тю-тюсеньки". И так жалостно, будто старается подчеркнуть: бедный ты мальчик, мать у тебя ведьма, никто тебя не приласкает, нежных слов не поговорит… А Тамаре и хочется взять сына, походить, покачать для собственного удовольствия, а когда? Ведь не десять рук, не разорвешься! Вот он и не заслюнявленный с ног до головы, зато всегда чистый, в убранной комнате, в свежих ползунках.
В Андрее Тамару злило уже абсолютно все: как ест, как ходит, как пеленки стирает - усядется у машины, и нос в книгу, из работы делает себе развлечение. По выходным нет-нет да и сбежит к мамуле, а потом еще оскорбляется: "С тобой как в тюрьме, за каждым шагом следишь, и все не так. Все-то видишь, все замечаешь, тебе бы в уголовный розыск. Надзиратель! И не нужен я тебе. Только как рабочая скотина".
А и правда, на черта он, такой мужик? Для постели? Женщина и без того с ног падает, а ему подавай. Интеллигент называется! Людка тоже вон стонет, устает как собака, а у нее девчонке второй год, не грудная уже. Говорит: "Я до Коли своего всегда десять сантиметров не доползаю. Думаю, хоть обниму его, руку положу. И уже сплю. Десяти сантиметров не хватает!" А Тамаре не надо обниматься да руки класть, сам лезет, как животное.
И все же она не ожидала, что муж осмелится на такую подлость, чтобы изменить. Главное, на него не похоже, какой из него бабник? А потом, это ведь еще надо найти такую, чтобы хотя приблизительно сравнить с Тамарой. Он, оказывается, такую как раз и не искал. Взял, что валялось.
Что у мужа кто-то есть, Тамара догадалась быстро, глаз - алмаз, куда денешься? Раз задержался после работы, спросила - где, стал мямлить, мол, заходил к родителям, а сам красный, в глаза не смотрит. В тот же вечер Тамара его и подловила, сказала что-то про отца, мол, со здоровьем, наверное, лучше? А он: "Откуда я знаю, я же его с воскресенья не видел". Хорошо. Через неделю явился поздно вечером после того, как ходил в очередной раз "навестить стариков", она и говорит, спокойно так, даже мирно: "Ты бы посоветовал своей любовнице скромнее духами пользоваться. Больно уж паршивые духи, дешевка, меня от них тошнит". А он стоит в дверях, глаза вылупил, рот приоткрыл. Идиот идиотом. А Тамара: "Ну чего уставился? Пиджак у тебя провонял этой гадостью! Пойди, вынеси на лоджию, пусть проветрится. А заодно лицо вымой, весь в губной помаде". Никакой помады у него на лице, ясное дело, нет, а он поверил, давай под носом тереть.
Тамара дальше: "И с чего бы это Ольге понадобилось красить губы? Не такой они у нее формы, чтобы подчеркивать". Сказала и замерла, Ольгу-то, соседку мамулину, просто так назвала, наобум.
…А ведь вполне возможно, что зря она тогда мужа - в лоб. Потому что он сразу же во всем признался, а после этого Тамаре ничего другого не оставалось, как выставить его вон…
Нет, нельзя быть такой прямой и открытой, надо похитрей. Виновата перед сыном, не смогла сохранить ему отца. Виновата.
А на следующий день явилась бывшая мамуля. Тамара уже с утра знала - придет часов в двенадцать. Рассчитала: воскресенье, пока они там встанут, пока объяснятся с сыночком, да ведь еще и с духом надо собраться, знает, куда идет. Так что особо торопиться не станет, но и надолго откладывать тоже не хватит терпения. Тамара на всякий случай нарядила Юрика в новую кофточку и стала наводить в комнате блеск.
В десять минут первого звонок. Тамара вышла в переднюю, глянула в зеркало - порядок: белая блузка - то, что надо, волосы по плечам, прямо мадонна. В лице спокойствие и ирония. Дверь в комнату оставила полуоткрытой, чтобы видно было, как Юрик в кроватке погремушкой играет.
Бабка вошла, остановилась на пороге, вся бледная, губы трясутся. И сразу давай ныть: "Тамарочка! Зачем же так резко? Нельзя лишать малыша нормальной семьи! Андрей, конечно, виноват, мы с отцом его ругали…"
Ругали?!. Но перебивать Тамара не стала, пусть выскажется.
А та: "Я понимаю, у вас с Андрюшей не сложилось, но ради ребенка…" Ну просто нет слов, одни буквы. То есть это значит: оба хороши… Оба! Теперь-то Тамара убеждена: найди тогда свекровь другие слова, скажи по-честному - мой сын поступил грязно, как подлец, и мы с отцом клянемся, что в нашем доме ноги его не будет до тех самых пор, пока вы, Тамара, не простите. И с Ольгой, безусловно, все наши отношения с этого дня прерваны, мы приносим свои глубокие извинения… и в этом роде. Вот скажи она так, и, может, все получилось бы по-другому. Но ведь она же крутить начала! "Не сложилось", "понимаю", выходит, не в том дело, что ее сын при жене и ребенке другую бабу завел, а в том, что Тамара с ним, оказывается, отношения наладить не сумела!
Значит, так. Дверь из передней в комнату, где Юрик, Тамара прикрыла: полюбовалась внучком, хватит. А потом спокойно так, вежливо, без крика: "Прошу очистить помещение. Посторонним тут делать нечего. Это моя квартира. Моя и Юрика. К вашему сведению. Внука у вас больше нет, а тишину нарушать перестаньте (это потому, что бабка вдруг заревела в голос и запричитала) - напугаете ребенка, к тому же мешаете отдыхать соседу". Никакого соседа, конечно, в тот раз дома не было, плавал, но мамуле это знать необязательно.
Одним словом, выпроводила бабку и вдогонку еще предупредила: "Мартьянову передайте: к сыну не пущу, ребенку грязь не нужна. И развода не дам, потакать разврату не намерена".
Таким вот образом…
И в самом деле, Тамаре одной поднимать сына, а кобелю - новую семью? Перетопчется. Пускай там Олечка подергается, нерасписанная. А мы уж и без алиментов как-нибудь.
Бабы с работы одобрили. Раиса сказала: "Зло должно быть наказано. Прощать измену - себя не уважать! Надо к его начальству сходить, а то висит на Доске почета, как порядочный. Это только такая тряпка, как моя Танька, может все терпеть, ей - пусть шляется, лишь бы совсем из дому не уходил. Я этого не понимаю, я зла не прощаю никому. Мне Вадим тут нагрубил, так я не постеснялась - решила, позвоню его директору и все расскажу - и как жене изменяет, и над матерью издевается, испорчу ему карьеру!" - "Родному-то сыну?!" - ужаснулись Людка с Аленой. Тамара, наоборот, одобрила: если бы у ее Мартьянова была такая принципиальная мать, может, и семья бы сохранилась.
Мартьянов с завода вскоре уволился. Еще до того, как Тамара вышла на работу. А она вышла сразу, как Юрику исполнился год и его взяли в заводские ясли, без очереди взяли, пошли навстречу, и не почему-либо, а знали, какой Тамара работник; Раиса спала - видела, денечки считала, скорей бы наконец Тамара Ивановна села за кульман. Тем более, Алена ушла в декрет. Приняли двух новеньких, а у тех - руки-крюки.
Чтобы ребенок ни в чем не нуждался, выбила себе, во-первых, повышение. Не любительница таких мероприятий, а взяла Раису за жабры, припугнула - мол, нашла место конструктора первой категории, хоть завтра оформят. Раиса заныла: "Как же? Без диплома о высшем образовании? Да я всей душой, кадры будут возражать…" Тамара четко: "Ваши проблемы. Устраивает, как я работаю, - пробьете". И Раиса как миленькая бодро подняла свою тушу со стула, побежала туда, сюда, к директору на прием. И добилась. Между прочим, для себя в первую очередь. Где она еще найдет такого конструктора, чтобы работал быстро, точно, самостоятельно, без единой ошибки?
Но на зарплату с ребенком все равно не прожить. Тамара, еще пока сидела с Юриком дома, выучилась по самоучителю машинной вязке. Машину купила в долг, Раиса дала денег в рассрочку. И сразу появились заказчики - не отбиться! Потому что у Тамары художественный вкус и чувство линии, она лучше самой заказчицы знает, какой фасон той нужен. А кроме того, "Бурда" под рукой. Виктор привозит, соблюдает договоренность. А еще он привозит шерсть всех цветов, у нас в продаже такой не найдешь. Конечно, и дерет будьте-нате, уж тут одной уборкой не рассчитаешься, но Тамара и ему самому, и его девицам все вязала в срочном порядке, без очереди. А вообще в отношениях с Витькой у Тамары всегда была полная строгость: пьяному в кухне и передней не шуметь и не свинячить, девок в дом не таскать. Все это Тамара раз и навсегда ему объяснила, когда трезвый был, и он согласился. К Тамаре приставать с глупостями - этого себе начисто не позволял. После одного случая. Распустил как-то по пьянке руки, ну и получил. Пока смывал под раковиной кровь с разбитой губы, Тамара стояла рядом, отчитывала: "Запомни до смерти, я для сына живу, не для б…ва. Запомнил?"
А Юрик рос, вот уже и в садик перевели из яслей. На работе удивлялись: как это? Тамара - молодая, интересная женщина, - и совсем одна. Людка так прямо и говорила: "Я бы не смогла". Ну, Людка - ладно, Людка - кошка, обожаешь своего супруга и обожай на здоровье, млей! Так ведь и Раиса туда же! У бабы скоро пенсионный возраст, а все романы на уме. Приехала из отпуска, отдыхала в Репино, так всем прожужжала уши про какого-то Валентина. Он там, видишь ли в спецсанатории проходил реабилитацию после инфаркта, и теперь вместо разговоров про Таньку с утра до вечера: "Мне на закате так повезло, так повезло! Это мужчина с большой буквы! Но он в Москве, он там занимает высокий пост… Мне бы надо менять комнату на Москву. Вот разделю ордер, перееду, и напляшутся Вадим с Танькой в коммуналке! Остаток жизни надо прожить с блеском! А вы, Тамара, себя губите… Что значит - "все ради сына"?! Вы думаете, он вырастет - спасибо скажет? Ошибаетесь. Вам надо устраивать жизнь". Тамара отшучивалась: "Не с кем устраивать, порядочных мужчин мало, да и те женатые".
Про ее личную жизнь не знал никто, ни один человек.
Когда Юрику шел пятый год, пришлось Тамаре все-таки развестись с Мартьяновым. Опять пожаловала мамуля, с подарком явилась, притащила целую корзину клубники: "У нас теперь садовый участок, муж на пенсии, сам сажал, сам ухаживал. Очень скучаем по малышу, может быть, хоть иногда… изредка?.. Мы ведь вам раньше не надоедали, не хотели травмировать, а теперь уж время прошло…" Бормочет, а сама глаза в сторону, зато Тамара на нее очень внимательно смотрит. И видит: старая стала, одета кое-как, раньше куда приличней выглядела, а это значит, и сама на пенсии, - пока работала в школе, следила за собой. А еще - руки. Ногти обломаны, кожа грубая, следовательно, запрягли тебя, матушка, новая-то невестка спуску, видать, не дает… А идти сюда тебе - ух, не хотелось! - как могла оттягивала, все магазины по дороге обошла, сумка-то полная…
Тамара спокойненько ей и говорит: "Ягоды заберите, Юрика сейчас все равно нет, гостит в деревне у дедушки с бабушкой. Да и вообще, своему сыну я, если нужно, все куплю сама. С этим ясно?" Бабка в слезы: "Зачем же так? Мы ведь от чистого сердца. Покушайте. Дед - своими руками…" Сказала и молчит, всхлипывает. И Тамара молчит. Вроде бы мамуле пора уходить - нет, сидит, съежилась, и выражение, как у кошки перед тем, как гадить сесть. Тамара мысленно: "Ну, телись, давай!" А сама уже знает, зачем гостья пожаловала. Наконец та не выдержала: "Тамарочка, - говорит, - просьба к вам. Ольга на седьмом месяце…"
И опять язык прикусила. А ведь не "Оля" сказала, раньше все Олей звала… Нет, не вышло там дружбы, точно! Не вышло… Тамара усмехнулась: "Сразу бы и сказали, а то - "малыш", "своими руками"… Ладно. Передайте Мартьянову: дам развод. Не ради него, предателя, и, конечно, не ради Ольги тем более. А ребенок не виноват, ради него и дам. А вам, Татьяна Андреевна, скажу вот что: сын с невесткой вас не берегут и не уважают, нервов ваших не пожалели, послали сюда, а должны были прийти сами. Помяните мое слово: старость вас ожидает самая печальная, собачья старость. Тот человек, который смог бросить родного сына, он и родителей бросит". Спорить старуха не стала, то ли согласна была, то ли боялась разозлить Тамару. Вздохнула только.