- Конечно! - буркнул Бюргер. - Товарищ унтер–офицер безусловно прав. Дисциплина есть дисциплина, и ее нужно соблюдать.
Бюргера поддержал Гертель.
- Когда я в прошлом году опоздал из городского отпуска, меня даже не наказали. И хотя у меня имелась уважительная причина, все равно, может, это было неправильно. Однако проступок Дальке нельзя оставить безнаказанным…
- Ну тогда наложите на меня взыскание, только кончайте поскорее этот цирк! - перебил Гертеля Дальке.
"Так вот кто тогда говорил о цирке, - встрепенулся Хаук. - Цирк, значит…" Унтер–офицер намеревался строго отчитать Дальке, но его опередил Пауль:
- Ты хоть раз видел, чтобы я самовольно покинул свой тягач? Не видел и не увидишь! Нужно быть серьезным, вот что я тебе скажу.
- Да ты прямо влюблен в свой тягач!
- Это гораздо лучше и полезнее, чем ходить в самоволки. Мы солдаты и всегда должны находиться на том месте, куда нас поставили.
- Хватит мне нотации читать! - небрежно махнул рукой Дальке. - Надоело!
- Нет, не хватит. - Штелинг нацепил очки на нос. - Наберись терпения и слушай, что тебе здесь говорят. В конце концов, мы в армии и не имеем права поступать так, как кому заблагорассудится. У нас коллектив, и твой поступок мы обязаны обсудить. Ты сам виноват!
- Вы, наверное, завидуете мне. Ведь вас со мной не было…
Дальке не успел закончить фразы, так как Пауль начал громко смеяться и никак не мог успокоиться. Вслед за ним засмеялись и другие солдаты.
Дальке с удивлением посмотрел на товарищей, которые хохотали до слез, а потом вдруг вскочил как ужаленный и, почесывая зад, бросился в кусты.
Когда солдаты немного успокоились, Пауль, с трудом сдерживая смех, объяснил:
- Извините, товарищ унтер–офицер… Дело в том, что Дальке сел на… муравьиную кучу. Муравьи заползли ему в брюки, в сапоги… - И он опять рассмеялся.
- Что ж, товарищ Пауль, придется разговор с ним отложить на завтра. Но его нужно закончить до стрельб. У нас все должно быть в порядке.
Все поднялись. Солнце клонилось к горизонту, и длинные тени от деревьев ложились на землю.
* * *
Унтер–офицер Хаук лежал на койке, вспоминая разговор с солдатами. Он понимал, что ему еще придется много работать для того, чтобы добиться полного взаимопонимания с ними.
Правда, Дальке, когда обсуждали его проступок, оказался одинок, и это радовало Хаука.
Когда солдаты вошли в палатку, Дальке вытряхивал из сапога муравьев. Все ноги у него были сильно искусаны. Он даже не пошел со всеми в столовую и, наверное, не стал бы ужинать, если бы Шрайер не принес ему еду в котелке.
Хауку не спалось. В голову лезли невеселые мысли. "Завтра или послезавтра начнутся стрельбы, а в расчете - кто в лес, кто по дрова. Правда, Дальке они проработали, что, быть может, подействует на него лучше любого взыскания. Наводчик гаубицы в расчете самая главная фигура, а он фактически поставил себя вне коллектива. Не перегнули мы палку? Не обиделся бы он, ведь в основном от него будет зависеть, куда полетят снаряды: в цель или мимо".
При этой мысли Хаука охватило беспокойство. Кто знает, как станет держать себя наводчик. Хаук понял, что слишком мало и плохо знает своих подчиненных.
"Выходит, что я занимался с ними поверхностно. Выступал на общих собраниях с призывами, переоценивал способности расчета. В любой работе необходима конкретность. Нужно как можно скорее исправлять допущенные ранее ошибки".
Хаук выглянул из палатки. Все небо было усеяно звездами. В одной из палаток, стоявших у передней линейки, горел свет. Из нее до Хаука долетали обрывки голосов и музыка.
Хаук прилег на койку и вскоре заснул тревожным сном.
Сначала ему приснилось, что он, Хаук, сидит перед походным телевизором, а чей–то громкий, раскатистый голос кричит: "Ни один снаряд не попал в цель! Ни один!" Потом раздается щелчок, и маленький походный телевизор превращается в огромный ящик. Кругом густой туман, и из него вдруг является ухмыляющаяся физиономия Дальке. На руках Дальке держит девушку. Он бросает ее под ноги с криком: "Из–за такой девушки нет смысла убегать из лагеря в самоволку!" - и исчезает. Хаук что–то кричит ему вслед. В этот момент девушка открывает глаза, и из них льются яркие солнечные лучи, рассеивающие туман. Раскинув руки, девушка с улыбкой плывет навстречу Хауку. Но как только он захотел обнять ее, она превратилась в жену Германа, который с криком "Тревога! Тревога!" бежал им навстречу. За ним виднелись фигуры солдат из первого взвода. Они бросились на Хаука и повалили его на землю. Кто–то наступил на него, кто–то даже ударил его. И тут Хаук услышал чей–то голос: "Товарищ унтер–офицер! Тревога!"
Вскочив с постели, он быстро оделся и посмотрел на того, кто его разбудил. Это был Дальке, который стоял над ним, застегивая френч.
- Тревога, товарищ унтер–офицер! - повторил Дальке и добавил: - Вам приказано немедленно явиться в полной боевой готовности к унтер–лейтенанту Брауэру.
- Хорошо, - ответил Хаук. Он надел сапоги, схватил свой вещмешок и автомат и бросился к палатке командира батареи.
Брауэр выглядел таким свежим и подтянутым. Он сидел за столом, освещенным светом карманного фонарика.
- Товарищ унтер–офицер, - сказал он, - объявлена боевая тревога. Необходимо быстро разобрать палатки и упаковать их. Запомните: пункт сбора нашего дивизиона на просеке, что идет параллельно главной линейке. Порядок построения: штаб, четвертая батарея, пятая, шестая, транспортные средства, тягачи. О готовности к маршу доложить до двадцати трех тридцати! Полк получил приказ занять район обороны озеро Бюрсте, Лангедорф до четырех ноль–ноль двадцать второго. Вам все понятно?
У унтер–офицера вопросов не было.
- Поставьте задачу расчету и поторапливайтесь.
Хаук побежал к своей палатке.
* * *
Четвертая батарея заняла огневые позиции на открытой местности, машины и тягачи укрылись в лесу, который начинался позади ОП.
Как только гаубицы были установлены на ОП, солдаты принялись отрывать укрытие. Со всех сторон доносился стук лопат о землю, слышались негромкие голоса. Откуда–то издалека раздавался рев тягачей.
Когда унтер–офицер Хаук с данными для наводки пошел к Брауэру, ОП еще не были полностью оборудованы. Солдаты молча рыли укрытие.
- Вы что, онемели? - с раздражением спросил Штелинг. Он снял очки и огляделся.
- Копай знай! - бросил Дальке.
- Смотри–ка! - удивленно воскликнул Штелинг. - Заговорил! А я думал, он с нами больше и разговаривать не станет.
- Ерунда какая!
Немного покопав, Штелинг со злостью бросил:
- Четыре дня!.. У нас была такая хорошая палатка, самая лучшая в полку, а теперь копайся тут в земле, как крот…
- Ты, парень, копай–ка лучше землю да помалкивай! - прикрикнул на него Шрайер. - Думай лучше о чем–нибудь приятном. Ну, например, о том, что дней через десять пойдешь в увольнение, сядешь где–нибудь в кафе, закажешь себе хороший шницель, кружечку пива…
- Перестань! Какая нелепость копаться тут в земле для того, чтобы сделать всего несколько выстрелов из гаубицы. - Штелингу хотелось забросить лопату и отдохнуть, но тут около него мелькнула чья–то тень.
- Если ты сейчас же не замолчишь, я воткну тебя в яму вниз головой!
Штелинг сразу же узнал голос Дальке.
- А ну, воткни! Попробуй! - Штелинг нацепил на нос очки и повернулся к ефрейтору: - Смотри–ка, какой праведник нашелся: сам ходит в самоволки, а других поучает.
Остальные молчали.
- Не забывай, что у нас нельзя делать то, что тебе заблагорассудится! - парировал удар Дальке. - А то читать ты проповеди можешь, только вот работать не хочешь…
Штелинг заметил, что за его спиной кто–то энергично начал копать землю. Это оказался Гертель. Рассерженный Штелинг оглянулся и вырвал у него лопату из рук.
- Я уже вырыл себе окоп и хотел тебе помочь, а то ведь тебе трудно, бедняжке… - засмеялся Гертель.
* * *
Под утро, когда все орудия уже были установлены на ОП и хорошо замаскированы, подул сильный ветер. Он шевелил ветки, которыми были прикрыты гаубицы.
Артиллеристы сидели на опушке леса и ели суп из котелков.
Штелингу хотелось громко повозмущаться относительно ночного эпизода с оказанием ему помощи, но, посмотрев на товарищей, которые были заняты едой, он понял, что сейчас никто с ним разговаривать не станет и тем более не поддержит.
"Ну, ничего, я им еще докажу, на что способен!" - подумал он.
- Ешь, а то у тебя суп остынет, - сказал ему Лахман.
Штелинг молча кивнул, понимая, что свою вину он сможет искупить перед товарищами только хорошей работой.
* * *
К вечеру ветер усилился. Он сыпал в глаза песок, больно сек лицо.
Штелинг работал наверху. Чтобы очки не мешали, он снял их, и теперь лицо его казалось беспомощным. Штелинг копал землю, с силой надавливая на лопату ногой. Но вот он случайно задел лопатой за корень, лопата выскользнула у него из рук и упала с бруствера в окоп.
- Эй, наверху! Осторожнее! - крикнул Штелингу Хаук. Он поднял лопату солдата и увидел на ее черенке пятна крови.
- Товарищ Штелинг, откуда у вас кровь?
- Какая кровь? - Штелинг наклонился над окопом.
- А вот на черенке лопаты…
- Я не знаю. - Штелинг выпрямился.
- Покажите–ка ваши руки, - потребовал Хаук.
- Зачем, давайте мне лучше мою лопату.
Хаук вылез на бруствер и строго повторил:
- Покажите мне руки! - Заметив любопытные взгляды солдат, Хаук прикрикнул на них: - А вы занимайтесь своим делом!
Штелинг с неохотой показал Хауку руки.
- Да вы с ума сошли! - воскликнул Хаук, увидев кровоточащие мозоли солдата. - Эх, Штелинг, Штелинг! Быстро идите в санчасть! Немедленно!
Штелинг надел френч, застегнул все пуговицы и, опустив голову, поплелся в санчасть. Хаук долго смотрел ему вслед.
* * *
После ужина Пауль пошел на ОП. Он разыскал старый окоп–укрытие для танка и начал переоборудовать его под укрытие для тягача. Ему помогали солдаты из расчета.
"Ребята работают кто как умеет. Никакой системы у них нет. Зато стараются, - думал Пауль. - Но отвечать за укрытие не им, а мне. Тягач есть тягач". Рядом с окопом он увидел большую кучу песка и, схватив лопату, вонзил ее в песок.
- Эй, что ты делаешь?! - закричал на Пауля Дальке и, подскочив к нему, вырвал из рук лопату. - Ты соображаешь, что делаешь?! Ведь это же точка привязки! Без нее не может быть и речи о точной стрельбе!..
- Я же не знал, - начал оправдываться Пауль.
- Если хочешь помогать, спустись вон в тот окоп и рой ход сообщения.
- Хорошо, - робко пролепетал Пауль. Да, на полевых учениях все выглядело иначе, не так, как в классе на ящике с песком.
* * *
В десять часов вечера унтер–офицер Хаук собрал своих подчиненных. При лунном свете он отчетливо различал лица солдат. Особенно выделялись в темноте забинтованные руки Штелинга.
- Товарищи, - начал Хаук, - сейчас у нас есть возможность немного поспать. На рассвете продолжим работу, с тем чтобы до обеда все закончить.
Солдаты охотно отложили в сторону лопаты и кирки.
- Спать будем тогда, когда все сделаем, - возразил ему Лахман.
Все повернулись к нему.
- А ты не устал? - спросил его Шрайер.
- Нам еще работы часа на четыре, - сказал Штелинг, - самое большее. Я тоже предлагаю сначала все сделать, а потом уже идти спать. Сейчас достаточно светло.
Все снова повернулись к Хауку.
- Нельзя же бросить оборудование позиций на полпути. К тому же сейчас прохладно, все равно не уснешь, - продолжал Штелинг.
Солдаты ждали решения Хаука. Он пожал плечами и сказал:
- Как хотите, товарищи. Но нам приказано отдыхать.
- Тогда будем спать. - Шрайер с силой вонзил лопату в землю.
- Чего тут приказывать! Позиции должны быть оборудованы. - И Лахман встал, чтобы идти в траншею.
Шрайер оперся на лопату и тихо свистнул сквозь зубы.
- Я за предложение Лахмана, - сказал Штелинг, пытаясь спрятать забинтованные руки в карманы.
Дальке ехидно рассмеялся:
- Он "за", так как работать все равно не может.
Штелинг обвел взглядом товарищей, ища у них поддержки.
- Каждый может высказать свое мнение, даже если руки у него и забинтованы. Запомните это, товарищ штабс–ефрейтор, - официальным тоном сказал Хаук. - Кто знает, смогли бы вы с такими мозолями работать или нет.
- Кто знает, не специально ли эти мозоли появились? - съязвил Дальке.
- В голове у тебя мозоль! - засмеялся Шрайер.
- А уж ты–то лучше бы помолчал. Или все уже забыл? Сначала как следует отрой себе ячейку, а уж потом говори об огневой позиции.
Все посмотрели на Шрайера, который вытащил лопату из земли и тут же снова с силой вонзил ее в землю.
- Я тоже за работу, - сказал Бюргер, становясь рядом с Лахманом.
К ним молча присоединился Гертель.
Пауль положил лопату себе на плечо и заявил:
- Я тоже еще могу копать.
Шрайер пожал плечами и пробормотал:
- Ну что ж, я хоть и устал, но тоже могу копать. - Он подошел к группе солдат.
- Ну, а ты? - спросил Лахман у Дальке.
- Вы меня принуждаете?
- Как хочешь, так и считай.
Дальке взял свою лопату и пошел к окопу. Обернулся на ходу и сказал:
- Можете не сомневаться, я тоже не хуже вас могу работать.
- Ну, вот видишь! - Лахман радостно улыбнулся.
Солдаты принялись за работу.
Хаук задумался. Ему не давала покоя мысль, почему Дальке так ведет себя. Унтер–офицер пожалел, что не смог своевременно поговорить с ним. Когда штабс–ефрейтор принялся за работу, Хаук решил, что, видимо, Дальке осознал свою ошибку и исправился, но до конца унтер–офицер не был в этом уверен. Что–то в поведении и словах Дальке настораживало Хаука. Унтер–офицер посмотрел на часы. Через десять минут нужно было идти на доклад к Брауэру.
…Хаук встал. Тело ломило от усталости. Застегнув френч и взяв автомат, он не спеша пошел к командиру.
Брауэр сидел в окопе на вещмешке. Напротив него прямо на земле пристроился Бауман. Оба беззаботно смеялись.
Хаук доложил по всем правилам.
- Ну как, спит расчет? - спросил Брауэр.
- Еще нет, товарищ унтер–лейтенант.
- Заходи, садись, - предложил Бауман Хауку, отодвигаясь немного в сторону.
Хауку показалось, что офицер о чем–то спросил его, но о чем именно, он не расслышал.
- Вы что–то сказали, товарищ унтер–лейтенант? - переспросил Хаук.
- Я сказал, что у меня очень болят губы. - Офицер осторожно потрогал губы языком. - Самое скверное, что я не захватил никакой мази.
Бауман полез в планшетку и, достав из нее белый тюбик, протянул его офицеру со словами:
- У хорошего солдата все есть! - И Бауман улыбнулся.
- Спасибо, это означает, что я плохой солдат. - Брауэр смазал губы кремом.
Послышались чьи–то шаги. Это шел командир второго взвода, а с ним командиры орудий и Герман.
- Товарищи, - начал Брауэр, - я был у командира. Взвод управления свою позицию полностью оборудовал. Я хочу знать, как у вас обстоят дела. Сможем ли мы завтра доложить командиру о полной готовности?
Унтер–лейтенант Витинг доложил, что второй огневой взвод сможет закончить все работы через три–четыре часа.
Хуже всего обстояли дела в третьем расчете. Герман рассказал, что они разыскали старый окоп и начали оборудовать его, но стенки все время осыпаются.
Товарищи дали ему несколько советов относительно того, как можно укрепить стенки старого окопа.
- Я спрашиваю вас об этом вот почему, - заметил Брауэр. - Унтер–офицер Бауман несколько раньше сказал мне о том, что он со своим расчетом закончит все работы через час–два. Он попросил разрешение сначала закончить работу, а уж потом спать.
У Хаука легче стало на душе: он боялся, как бы из–за такого предложения не возник скандал, а теперь об этом заговорил сам Брауэр.
- Мы должны внимательно обсудить предложение товарища Баумана. Здесь есть свой плюс и свой минус, - продолжал Брауэр. - Солдаты работали целый день и устали. С предложением можно согласиться только в том случае, если солдаты сами хотят этого. Если мы за ночь покончим с работами, утром будем иметь передышку. И тогда вертолет, который до этого все время загонял нас в укрытия, сколько угодно может кружить над нашими позициями.
Брауэр, видимо заметив растерянный вид Германа, обратился к нему:
- А вам, товарищ Герман, мы поможем. Я сам сейчас пойду к вам на позицию. Хотя мы еще не выслушали мнения других товарищей. Вы что–то хотите сказать, товарищ Витинг?
Витинг обменялся взглядом с командирами орудий, которые закивали ему.
- Мои ребята, насколько я знаю, уже работают. Они сами так решили, - заявил он.
Унтер–офицер Бас подтвердил его слова.
- Ну, а вы, товарищ Хаук, почему так молчаливы сегодня? Что–нибудь не ладится?
Хаук улыбнулся во весь рот и сказал:
- Напротив, товарищ унтер–лейтенант. Я пришел к вам с таким же предложением, только опасался, что вы не согласитесь. Моим солдатам для завершения всех земляных работ потребуется часа три.
- Прекрасно, товарищи. Тогда обсуждать больше нечего - за работу! Я иду в третий расчет.
Все разошлись по своим местам. Хаука удивило, что Бауману удалось добиться больших результатов, хотя вид у него был отнюдь не рабочий. "Выглядит он так, будто и пальцем не пошевелил. Нужно будет утром спросить у него, как ему это удалось".
Хаук шел за Германом и говорил:
- Давай, дружище, давай! Поднажми! Если я управлюсь раньше, то охотно помогу тебе. - Ответа он не слышал, так как Герман шел впереди него. Придя на позицию, Хаук громко крикнул:
- Товарищи, слушайте меня! Вся батарея высказалась за продолжение работ! Завтра утром нас уже никто не заметит, мы зароемся в землю и замаскируемся. - Он снял с плеча автомат, противогаз и, поплевав на руки, взялся за лопату. Хаук с таким рвением принялся за работу, что скоро вспотел. Пот заливал глаза, попадал на губы. Слыша дыхание солдат, унтер–офицер понимал, что они тоже работают вовсю. "Хорошие ребята! - подумал он. - Вот только этот Дальке! Нужно будет заняться им".
Хаук глазами отыскал Дальке. Солдат стоял, прислонившись к стене окопа, и курил. Остальные работали.
- Опять этот Дальке! - в сердцах произнес Хаук.
Когда солдаты отрыли ниши для боеприпасов и натянули маскировочную сетку над орудием, к Хауку пришел Бауман.
- Ну, как тут у вас дела? - поинтересовался он и усмехнулся. - Мы уже закончили. А вы разве не хотите быть в числе передовых?
Бауману никто не ответил, и он хотел уйти, но его остановил Хаук:
- Унтер–офицер Бауман! Раз ты закончил, помоги Герману!
Бауман ничего не ответил и пошел дальше, Хаук едва догнал его.
- Ты что, не слышал, о чем я прошу? Дружище, помоги Герману, а то ему очень трудный участок достался.
- Мне никто не помогал, - резко ответил Бауман. - Пусть мои солдаты спят.
- А ты их разбуди!
- Не кричи так громко, а то ты сам всех перебудишь.
- Почему ты не хочешь помочь ему?
- С меня довольно. Спокойной ночи! - Бауман пошел в свое убежище.
- Ну и товарищ! - бросил вслед Хаук и с досадой плюнул на землю.