- Думаю, мы неправильно начали.
- Ты собираешься сделать так, как я сказал?
- Ты понимаешь, я не могу. У меня вложено в дело слишком много денег.
Сид покачал головой:
- Значит, не можешь? Тогда дела плохи.
Эд попытался поднять настроение хорошими известиями:
- С материка докатился слушок, что скоро будет много работы. Так что хватит на всех нас.
Сид посмотрел на Эда с отвращением и не замедлил с ответом:
- А что скажешь насчет сегодняшнего дня? Что мы делаем сейчас? Я, по-твоему, работаю? Я что, кормлю сейчас твоих быков?
Эд вперил взгляд в пол:
- Нет.
- В этом и заключается наша проблема. - Сид развернулся к старику: - Что произойдет, когда будет только одна работа для нас двоих?
Джек пожал плечами:
- Тот, кто даст самую низкую цену, получит заказ.
Сид кивнул:
- Я не стану урезать расценки. Они и так уже слишком низкие. Ты должен убраться с моего острова.
Теперь пришла очередь Джо попытаться помочь:
- Предстоит много работы. Честное слово. Как минимум две кинокомпании собираются снимать у нас телесериал и фильм.
Сид указал на грузовики доставки, праздно приютившиеся на складе:
- У меня целых четыре грузовика.
Словно это все объясняло. Когда Джек посмотрел на Сида, то с трудом сдержал распалявшее его желание посоветовать этой жирной самоанской заднице довольствоваться дыркой от бублика. Вместо этого Джек шутливо поднял руки, словно сдаваясь. Затем обратился к Эду и Джо:
- Я попытался. Вы сами видели. Я пришел сюда с миром. Я подумал, что, возможно, мы смогли бы прийти к какому-нибудь решению.
- Нам с тобой нечего решать.
- А что ты собираешься делать, когда сюда нагрянет третья компания?
- Подобного никогда не случится.
Джек развернулся к Джо и Эду и сокрушенно пожал плечами:
- Даже не знаю, что еще сказать.
Он повернулся со своим ходунком и потащился к выходу. Сид выкрикнул ему вслед:
- Когда закончишь с этой работой, оставишь грузовики и поедешь домой. Тогда никто не пострадает. - И добавил, словно только что вспомнив: - Потому что иначе кто-то сильно пожалеет.
Джозеф большую часть дня провел в душевном смятении: его то охватывала возбужденная эйфория, то изводило тупое, ноющее беспокойство. А когда проходило ликование и унималась тревога, у него просто болел живот.
Он поехал к пляжу, нашел где припарковаться и выбрался из грузовика. Захватив с собой несколько плодов папайи, прошел немного и наконец устроился в тени баньяна. Дул легкий ветерок, океан был неспокоен, прибой громко ударялся о берег и затем утробно урчал, словно пытался всосать в себя песок. Начинался прилив.
Не так далеко от места, где он присел, в полном разгаре проходили занятия в группе по йоге. Туристы наклонялись и потягивались под лучами тропического солнца. Остров, который им казался раем, для Джозефа превратился в тюрьму.
Он отрезал ломтик папайи и мысленно стал перебирать имеющиеся у него возможности.
Сид ошибся, когда решил уволить его, никаких сомнений. Джозеф наравне с Сидом способствовал процветанию дела. Так что половина компании принадлежит ему. Но Джозеф остерегался спорить с дядей по этому вопросу. Если тот хочет один руководить компанией - что ж, таков его выбор. Пусть Сид убедится на собственном опыте, как далеко он продвинется, поставляя суши с консервированной ветчиной и холодные ломтики вареного мяса парням из Лос-Анджелеса - людям, которые знали толк в хорошей еде и рассчитывали вкусно поесть, после того как вкалывали шестнадцать часов подряд. Джозеф знал, что еще до ужина они дадут Сиду солидный пинок под задницу.
Отношения с Ханной казались более запутанными. Джозеф догадывался, что он сам недостаточно делал для того, чтобы она чувствовала себя любимой. Чтобы не просто знала, что ее хотят, но понимала также, что в ней нуждаются. Однако Джозеф никогда не мог сказать наверняка, что она ему нужна. Пришлось признать, что он всегда относился к их отношениям как к чему-то само собой разумеющемуся. Он жил так, как хотел, и Ханна всегда была рядом, занимаясь чем-то своим. Они были равноправными, но отдельными, связанными, но не в глазах закона, двумя людьми, каким-то образом умудряющимися остаться вместе. Теперь, когда она ушла, Джозеф точно мог сказать одно: он скучал по ней. Когда Ханна забрала свои йогурты и бальзам для губ, в нем будто осталась большая зияющая дыра. Без нее жизнь Джозефа перестала быть прежней.
Его жизнь изменилась. Но теперь впервые можно спокойно рассмотреть все свои возможности. Попробовать что только захочется, не беспокоясь больше о том, что подумает Сид, что ждет их совместный бизнес и чего захочет Ханна. Теперь ему не было необходимости думать о ком-нибудь, кроме себя самого.
Джозеф смотрел, как заканчиваются занятия в группе по йоге. "Намастэ" и "спасибо" сорвались с губ участников. Инструктор по йоге обменивалась рукопожатиями и кивала на прощание нескольким практикующим, пока скатывала свой тростниковый коврик.
А потом направилась прямиком туда, где сидел Джозеф. Он смотрел, как она приближается, гордо неся свое гибкое и стройное тело, напоминая изящного дикого леопарда в обтягивающем трико. Рыжевато-светлые волосы были собраны в конский хвост, открывая редкие веснушки на лице и свидетельствуя о пренебрежении истинной спортсменки к косметике.
- Извините, но вы случайно не Джозеф Танумафили?
Джозеф задрал голову:
- Мы знакомы?
Инструктор по йоге покраснела:
- Я училась в школе на пару классов младше.
Джозеф кивнул, затем поднял половину папайи:
- Хотите фрукт?
- Спасибо.
Она присела, скрестила ноги в полулотосе и улыбнулась, когда Джозеф протянул ей ломтик папайи.
- Простите, но я не помню вашего имени.
- Тамара Коллинз.
Джозеф наблюдал, как девушка высасывает мякоть из кожуры. У нее были чувственные полные губы, узкое и худое лицо, как у профессионального серфера, и вся она выглядела какой-то угловатой, что показалось ему совершенно очаровательным. Он в смятении замотал головой:
- Ты думала, что я должен помнить тебя.
Тамара откусила маленький кусочек папайи.
- Я перешла в десятый класс, а ты уже заканчивал. И в те времена я была довольно необщительной.
- Мы когда-нибудь разговаривали?
- В библиотеке. Ты сказал мне, что Эдгар Алан По - твой любимый американский писатель.
- Как ты еще помнишь это?
Лицо Тамары покрылось красными пятнами.
- Я тогда в тебя втрескалась по уши.
Джозеф удивился:
- Я-то думал, что меня даже никто не замечает.
В голубых глазах Тамары вспыхнули искорки.
- Можно задать тебе один вопрос?
- Конечно.
Она медлила:
- Я хочу сказать… гм, вот, начну лучше так. Я слышала, что ты расстался со своей девушкой.
Джозеф слегка поморщился:
- Маленький остров.
- Но это правда?
- Да.
- Тогда… не хочешь встречаться со мной? То есть я хочу сказать, мы могли бы сходить куда-нибудь вместе или… что-нибудь еще?
Поначалу Джозефу стало как-то не по себе, но потом он вспомнил, что теперь он свободный человек и может пойти выпить в бар с кем угодно.
- Да, было бы славно.
Тамара вскочила:
- Как насчет бара "Индиго" около семи часов?
- Увидимся там.
Джозеф смотрел, как она уходит. Ее ягодицы были такие накачанные и круглые, что это почти пугало. Душу переполняли противоречивые эмоции. Он думал, что, возможно, почувствует к себе отвращение, а на самом деле его охватила странная легкость.
Он все еще пребывал во власти этого непонятного облегчения, когда позвонил Стэнли. До того уже дошли слухи, что Джозеф больше не работает с дядей, и он захотел встретиться.
И впрямь остров их оказался просто крошечным.
Юки откладывала этот визит так долго, как только могла. Она не имела ни малейшего представления, что скажет. Даже не знала, как подступить к этому. Следовало ли ей начать судебный процесс против Фрэнсиса, студии и всей кинокомпании? Или же просто спустить все на тормозах? Как следовало отреагировать на то, что сделал ее босс? Что именно предписывает сделать устав, когда твой начальник пытается кончить на тебя?
Фрэнсиса избили, он находился в больнице, и она не испытывала никаких угрызений совести. Совсем никаких. Да и как можно было? Если она хотела отплатить ему, то Лоно сделал это за нее, когда познакомил Фрэнсиса со своим кулаком. Это более надежная и действенная форма справедливости, чем всякие там судебные иски. Ведь Фрэнсис запросто может купить себе судебную защиту самых лучших адвокатов. И зачем она, его жертва, должна потом сидеть в суде и позволять им поливать грязью собственную репутацию и сексуальность, когда гораздо лучше чувство мести удовлетворял вид валявшегося на пляже отлупленного Фрэнсиса?
Юки была во всеоружии, она решила вести себя с Фрэнсисом как занудная стерва. Войдет, протянет ему для подписи какие-нибудь бумаги, может, даже опорожнит на Фрэнсиса содержимое его подкладного судна. Возможно, она дотронется до его пениса, о чем он так умолял на пляже. Только в этот раз он ее не захочет. В этот раз она принесет клещи.
Но когда Юки пришла в больницу и увидела, в каком жалком состоянии пребывает Фрэнсис, то вспомнила свою клятву избавить его от негативной энергии. Кроме того, консультант по личностному росту всегда повторял, что ей необходимо научиться выпускать на свободу отрицательные эмоции. Распознать их в себе и затем отодвинуть в сторону. Дхарма, священный закон, учит состраданию, а не ненависти. Путь к просветлению лежит через прощение, а не возмездие.
Юки глубоко вздохнула, очищая себя от негатива, и призвала на помощь каждую оставшуюся в ней крупицу сущности Будды.
- Привет.
Фрэнсис открыл глаза и взглянул вверх. На него тотчас же нахлынули стыд, сожаление и угрызения совести. Лицо покрылось красными пятнами, и он не смог смотреть ей в глаза.
- Я не знаю, что сказать. Мне очень жаль.
- Вы были довольно пьяны.
- Вы слишком добры ко мне.
Юки поняла, что он сильно расстроен.
- Вы в порядке?
Фрэнсис пожал плечами:
- Они не знают.
- Почему? Что произошло?
- Вы видели, что случилось?
Она кивнула:
- Было темно. Я не многое сумела рассмотреть.
- Дело не в избиении. У меня сломано два ребра, а челюсть и сейчас болит… Но проблема не в этом.
Фрэнсис приподнялся, сморщившись от боли.
- Знаю, что рискую прослыть очередным Томасом Кларенсом с его сексуальными домогательствами к подчиненным, но позвольте мне только сказать, что мое хозяйство оказалось неисправным.
Юки не горела желанием обсуждать его хозяйство. Она обратила внимание на многочисленные букеты, наполняющие палату благоуханием.
- У вас тут красивые цветы.
Фрэнсис уныло улыбнулся:
- Они очень переживают. - Затем он впервые посмотрел ей прямо в глаза. - Вы видели, кто это сделал?
Она кивнула.
- Вы скажете мне, кто это был?
- Нет.
Фрэнсис принял ее ответ:
- Достаточно справедливо.
Девушка вытащила из сумочки папку.
- У меня тут несколько документов, которые вы должны просмотреть. И мне нужна ваша подпись на парочке заказов на приобретение материалов.
Фрэнсис взглянул на нее.
- Юки, я очень ценю то, как вы справляетесь со всем, со студией и компанией. Я хочу сказать… В общем, я высоко оцениваю вашу рассудительность и компетентность.
Юки улыбнулась ему. В ее улыбке не было и намека на дружелюбие или отвращение. Нет, так улыбается тот, кто знает, что он оказал поистине большую услугу.
- Вы ко мне подлизываетесь.
Это прозвучало как утверждение, не вопрос. Фрэнсис кивнул. Юки протянула ему толстую папку. Он со вздохом открыл ее.
- Это скучно, правда?
- Что?
- Вся эта ерунда.
Юки уже думала над этим. Она вспомнила, как впервые захотела работать в киноиндустрии. Брала уроки и участвовала в семинарах по выходным, читала книги, покупала каталоги со списком агентов, менеджеров и исполнительных директоров, рассылала свои резюме всюду, куда только могла, и ходила на собеседования без предварительной договоренности. Чувствуя за плечами ободрение и ежедневную поддержку своего психолога-консультанта по личностному росту, она упорствовала, несмотря на тот факт, что всем даже наплевать было на то, что она существует. Но Юки продолжала говорить себе, что это именно то, чего она хочет больше всего на свете. Ее психолог продолжал напоминать ей: "Если бы это было легко, то все делали бы это".
И однажды раздался звонок. Юки получила свой уникальный шанс. Она станет помощником ведущего продюсера в крупном пилотном выпуске программы, которую будут снимать на Гавайях. Все ее надежды и мечты исполнились.
А потом она познакомилась с Фрэнсисом.
Теперь же Юки одолевали сомнения, что ее будущее связано с великолепным миром голливудской киноиндустрии. Сейчас она не была уверена ни в чем. Только в одном: она хотела быть рядом с Лоно, и если это означало отказаться от Голливуда и стать подружкой сутенера - что ж, да будет так.
- Вполне сгодится, чтобы зарабатывать на жизнь.
Фрэнсис вздохнул. Сил у него осталось столько же, сколько у приговоренного к смерти человека, ожидающего, когда придет священник и проведет с ним последнюю службу.
- Да уж. Вполне сгодится, чтобы зарабатывать на жизнь.
Из соображений безопасности они решили остановиться в разных гостиницах. Единственная проблема заключалась в том, что оба забронировали номера в гостинице "Аутригер", а гостиниц с таким названием в Вайкики оказалось не меньше десятка. Больше часа ушло на то, чтобы определить гостиницу Реджи. Парни мотались от одного "Аутригера" к другому, не выпуская из рук отксерокопированную карту, показывающую дорогу к нужной гостинице, следуя желтым пометкам на карте, рекомендующим, в каком квартале свернуть, а когда сворачивали, то, конечно же, застревали в сумасшедшей давке потока машин на какой-нибудь Калакауа-авеню.
Бакстер злился, что не удосужился записать полное название гостиницы. Они все тут назывались похоже - "Аутригер серф", "Аутригер виллидж", "Аутригер риф", "Аутригер принс самбоди", "Аутригер ройал айлэндэр". Кто знал, что здесь развелось так много "Аутригеров"? Зачем давать одинаковые названия? Чудно как-то.
Поэтому они наматывали круги - два парня в черном, потеющие как свиньи, постепенно поджаривающиеся в своем большом розовом внедорожнике.
Они заметили небольшой бар на противоположной от пляжа улице и договорились поужинать здесь позже вечером…
Бакстер въехал на подъездную дорожку, чтобы высадить Реджи.
- Это она?
- Да.
- Город просто кишмя кишит этими "Аутригерами", черт бы их побрал.
Бакстер кивнул: "Истинная правда, Шерлок". Реджи выбрался из нелепого розового джипа и подошел к багажнику, чтобы забрать сумку. Бакстер повернулся к нему:
- Мы крутые?
Реджи ухмыльнулся. Теперь они начинали разыгрывать свои роли.
- Как яйца.
- Будь начеку, чувак!
- Да я глаз не сведу с этих горячих штучек на пляже.
Бакстер улыбнулся:
- Только не втюрься в одну из них.
На этом они расстались, и Бакстер двинулся на поиски собственной гостиницы. Той самой, которая на вид ничем не отличалась от остальных и называлась точно так же, мать их за ногу.
Чад спустился к бассейну и вытянулся в шезлонге. Он заказал у официантки протеиновый коктейль, так как потерял много белка вчерашней ночью. Вылил на тело немного дорогущего французского масла для загара и поправил свои облетающие купальные трусы так, чтобы казалось, будто он наделен чрезвычайно большим хозяйством. Эти трусы он заказал по каталогу "Мужчина высшей пробы". Обычно Чад ничего не покупал по каталогам, но, увидев эти облегающие велосипедные трусы, отметил для себя, как великолепно они смотрятся на парне, позирующем на фото, и решил попробовать.
Чад расслабленно лежал на солнце - его тело лоснилось от масла, а промежность смахивала на гульфик на штанах какого-нибудь шекспировского актера - и потягивал свой протеиновый коктейль. Он попросил добавить туда свежий банан, и почему-то, вероятно, по причине полной некомпетентности, они проигнорировали его просьбу. Тем не менее сейчас Чад чувствовал себя полным великодушия, блистающим и неотразимым в этом своем полуголом, отдающем дань солнцу настроении, поэтому он решил просто пить коктейль и не париться по пустякам.
Чад приподнял модные очки, купленные во время посещения миланских магазинов, и принялся рассматривать загорающих представителей мужского пола, надеясь увидеть Кита. Он превосходно провел время с этим парнем и не возражал бы против повторного выступления.
Чад знал, что ему следовало бы пойти в больницу к Фрэнсису. Но в больницах стоит невыносимая вонь, да и вообще, надо признать, действуют они на человека весьма угнетающе. И все же, неохотно подумал он, навестить Фрэнсиса было необходимо. Чад подумал о бедном, жалком Фрэнсисе, который сейчас валяется в кровати со своим синим членом. Он ощутил укол вины. Вины не зато, что провел ночь с парнем, которого закадрил у бассейна, но за то, что его совсем не тянет в больницу. С Фрэнсисом вечно так: он заставлял Чада чувствовать себя кругом виноватым, словно тот и вправду в чем-то провинился. Так было всегда. Фрэнсис стойко переносил выпавшее на его долю мученичество. А Чад считал своего друга полным занудой.
Ему было и впрямь совестно, что он обижает Фрэнсиса, но ведь его жизнь касалась только его одного и никого больше. Он может поступать так, как ему вздумается. Почему он должен отказывать себе в каком-нибудь удовольствии только потому, что у него есть приятель? Как там поется в той песне? Если любишь кого-то, отпусти его - или отпусти совсем, или притворись, что ты не возражаешь, когда он уходит и трахает другого. Разве не в этом смысл любви? Ты хочешь, чтобы твой любимый жил полноценной жизнью. Чтобы ухватил тот краткий миг, отпущенный каждому на этой планете, и прожил его в удовольствии. А что, если удовольствие как раз и значит, что ты должен трахнуть как можно больше людей? В конце концов, он же никого не убивает. И он не такой уж плохой парень. Он любит Фрэнсиса. Ведь он же сюда прилетел, не так ли?
Чад дал себе торжественное обещание, что сегодня же, но только чуть позже непременно съездит в больницу… Но сначала спросите того красивого кубинца, что сидит на другой стороне бассейна, не хочет ли он составить ему компанию за обедом.
Он не хотел идти. Совсем не хотел. И он знал, да просто голову дал бы на отсечение, что никогда не станет работать на них. Но его разбирало любопытство. Поэтому Джозеф поднялся на лифте на четвертый этаж и вышел в конторе Джека Люси так, словно в этом поступке не было ничего необычного.
Стэнли встретил его с преувеличенным энтузиазмом и притворной доброжелательностью человека, который не знает, ожидает ли его учтивая беседа или предстоит мордобой. Он предложил кофе, минеральную воду, содовую. Джозеф вежливо отказался и ждал, когда Стэнли перейдет к делу.
- Мы хотели бы, чтобы вы на нас работали.
Что ж, он оказался прав. Частично собеседование об устройстве на работу, частично оценка потенциальной угрозы. Джозеф покачал головой:
- Не думаю, что это хорошая идея.