- Знаешь, - говорю я, как будто эта мысль только что пришла мне на ум, а не была уроком, продуманным заранее, - самое удивительное в песнях то, что они берут за душу, когда непосредственно касаются исполнителя… или слушателя.
Я вновь начинаю наигрывать эту же мелодию, но на этот раз импровизирую со словами:
Разве ты никогда не чувствовала, что человек по сути одинок, о да?
Неужели ты не чувствовала, что совсем одна?
Милая, я знаю, что чувствовала.
Каждый раз, когда ты убеждаешь себя, что тебе не повезло,
Ты задаешься вопросом: почему, ну почему ты такая невезучая?
Я хочу, чтобы ты наконец услышала, услышала, услышала,
Чтобы поняла, что я хочу помочь тебе, Люси.
Я докажу, что хочу тебе помочь, Люси…
Люси хмыкает.
- Такой откровенной ерунды я еще никогда не слышала! - бормочет она.
- Может быть, сама попробуешь? - предлагаю я, откладывая гитару и протягивая руку за блокнотом и ручкой. Пишу слова песни в стиле мэд-либ, оставляя пропуски, чтобы Люси вписала собственные мысли и чувства.
Временами ты заставляешь чувствовать себя _________.
Неужели ты не знаешь, что я_____________?
Так я поступаю со всей песней, а потом кладу слова между нами. Несколько минут Люси не обращает на блокнот внимания и сосредоточенно крутит спутанную прядь волос. Потом ее рука медленно тянется к песне, придвигает ее ближе.
Я пытаюсь не закричать от радости, что она сделала шаг к общению. Беру гитару и делаю вид, что настраиваю ее, хотя приготовилась еще до прихода Люси.
Она пишет, согнувшись над бумагой, как будто не хочет открывать тайну. Девочка левша - почему я раньше этого не замечала? Волосы падают ей на лицо, полностью скрывая его. Ногти у нее выкрашены в разные цвета.
В какой-то момент рукава ее рубашки задираются, и я вижу шрамы на запястьях.
Она бросает мне блокнот.
- Отлично! - весело восклицаю я. - Давай посмотрим.
В каждом пропуске Люси написала набор бранных слов. Она приподнимает брови и усмехается в ожидании моей реакции.
- Что ж, - я беру гитару, - споем.
Я кладу бумагу так, чтобы могла ее видеть, и начинаю петь, уверенная, что если кто и в состоянии понять, что такое гнев и мука, так это Дженис Джоплин. Она-то не перевернется в своей могиле.
- Временами ты заставляешь чувствовать себя, как гребаная жопа с ручкой, - пою я как можно громче. - Неужели ты не знаешь, что я… долбаный… - Я замолкаю, указывая на строчку. - Не могу разобрать…
Люси вспыхивает.
- Э-э… пидор.
- Неужели ты не знаешь, что я долбаный… - пою я.
Дверь в коридор широко открыта. Проходящий мимо учитель заглядывает к нам.
- Иди же, иди же, иди же, иди же и возьми… возьми б… задницу…
Я пою это, как любую другую песню, как будто эти бранные слова не имеют для меня никакого значения. Я пою от души. В итоге, когда я заканчиваю куплет, Люси не сводит с меня глаз, а на губах у нее играет подобие улыбки.
К сожалению, в дверях собралась небольшая толпа учеников, застывших со смешанным чувством изумления и восхищения.
- Похоже, урок окончен, - говорю я.
Люси набрасывает на плечо рюкзак и, как обычно, пулей вылетает из кабинета, чтобы оказаться от меня как можно дальше. Я безропотно протягиваю руку за чехлом для гитары.
Но на пороге она оборачивается.
- Увидимся через неделю, - прощается Люси, впервые давая мне понять, что намерена вернуться.
Знаю, считается, если на свадьбу идет дождь - это к счастью, но не уверена, что можно считать хорошей приметой снежный буран. Сегодня день нашей с Ванессой свадьбы, и капризная апрельская снежная буря, которую предсказывали синоптики, превратилась в настоящую вьюгу. Транспортники даже закрыли некоторые участки магистрали.
Вчера вечером мы приехали в Фолл-Ривер, чтобы уладить все проблемы, но бо́льшая часть наших гостей должны приехать сегодня на вечернюю церемонию. В конце концов, до Массачусетса менее часа езды. Но сейчас даже такое расстояние кажется непреодолимым.
И еще, как будто одной стихии нам мало, возникли проблемы с водопроводом. В ресторане, где мы планировали принимать гостей, прорвало трубы. Я вижу, как Ванесса пытается успокоить своего друга Джоэла - распорядителя на свадьбах, который в качестве подарка решил бесплатно провести наше торжество.
- У них по щиколотку воды! - вопит Джоэл, обхватывая голову руками. - Похоже, я сейчас сойду с ума.
- Уверена, можно по-быстрому найти другой ресторан, - успокаивает его Ванесса.
- Ага. И сам Рональд Макдональд даже согласится провести церемонию. - Джоэл смотрит Ванессе прямо в глаза. - У меня же репутация! Я не стану - повторяю, не стану! - есть на закуску картофель фри.
- Может быть, отложить свадьбу? - предлагает Ванесса.
- Или, - вношу я встречное предложение, - можно просто пойти к мировому судье и покончить с формальностями.
- Дорогая, - отвечает Джоэл, - не можешь же ты явиться в этом шикарном вечернем платье в городскую управу, чтобы тяп-ляп сочетаться браком.
Ванесса не обращает на него внимания.
- Продолжай, - говорит она мне.
- Ведь банкет не самое главное на свадьбе, верно?
Джоэл тяжело вздыхает за моей спиной.
- Я этого не слышал! - возмущается он.
- Не хочу, чтобы гости, рискуя жизнью, ехали на нашу свадьбу, - продолжаю я. - Один свидетель у нас есть - Джоэл. Уверена, на улице можно найти еще кого-нибудь.
Ванесса смотрит на меня.
- Разве ты не хочешь, чтобы приехала твоя мама?
- Разумеется, хочу. Но больше всего я хочу просто выйти замуж. У нас есть разрешение на вступление в брак. Мы есть друг у друга. Остальное не имеет особого значения.
- Сделай одолжение, - молит Джоэл. - Позвони своим гостям и предоставь им самим решать.
- А их нужно предупредить, чтобы захватили на банкет купальники? - шутит Ванесса.
- Это уж предоставь мне, - отвечает Джоэл. - Если Дэвид Тутера может спасти свадьбу, значит, и я смогу.
- Кто такой этот Дэвид Тутера?
Он закатывает глаза.
- Иногда ты ведешь себя как истинная лесбиянка. - Он берет со стола сотовый телефон и вкладывает ей в руку. - Давай звони, сестричка.
- Хорошая новость, - сообщает мама, закрывая за собой дверь уборной, - что ты все-таки будешь идти по проходу.
Дорога заняла пять часов, но маме удалось добраться до Массачусетса в разгар бури столетия. Теперь она будет со мной до самой церемонии. Здесь пахнет попкорном. Я смотрю на себя в большое зеркало. Платье сидит идеально, но макияж в приглушенном свете кажется чересчур театральным. Мои волосы при такой влажности никакими молитвами не заставить виться.
- Священник уже здесь, - говорит мама.
Я это знаю, потому что женщина-священник уже заглядывала ко мне поздороваться. Мэгги Макгилан - самая гуманная женщина-священник, которую нам удалось найти в справочнике. Она не лесбиянка, но постоянно сочетает браками однополые пары, и нам с Ванессой очень импонирует, что в ее церемонии нет налета религиозности. Откровенно говоря, после визита Макса религией мы обе сыты по горло. Но Мэгги Макгилан подкупила нас еще в своем кабинете тем, что искренне порадовалась за нас, когда мы сказали, что приехали в Массачусетс, чтобы пожениться.
- Жаль, что в Род-Айленде запрещены однополые браки, - с улыбкой произнесла она. - Мне кажется, законодатели боятся, что если предоставить геям и лесбиянкам гражданские права, то все жители этого штата захотят ими воспользоваться.
В уборную заглядывает Джоэл.
- Готова? - спрашивает он.
Я делаю глубокий вдох.
- Наверное.
- Знаешь, я пытался пригласить к тебе на свадьбу фокусника-гея, но не получилось, - говорит Джоэл, - он исчез вместе с дружком. - Он ждет, пока до меня дойдет смысл, и усмехается. - Всегда срабатывает с нервничающими невестами.
- Как Ванесса? - спрашиваю я.
- Великолепна, - отвечает он. - Почти так же великолепна, как ты.
Мама целует меня в щеку.
- Увидимся в зале.
Мы с Ванессой решили идти по проходу вместе. Ни у одной из нас не было отца, чтобы провести невесту к алтарю, и в этот раз я не чувствовала, что меня отдают в чьи-то надежные руки. Я ощущала, что мы стали друг для друга плечом. Поэтому я вслед за Джоэлом покидаю уборную и жду, пока он приведет из мужской уборной Ванессу в белом костюме. Она не сводит с меня восхищенных глаз.
- Ух ты!
Я вижу, как дергается у нее горло, словно она пытается найти слова, но их не хватает, чтобы передать наши чувства. Наконец она протягивает ко мне руки и касается лбом моего лба.
- Я боюсь, - шепчет она, - что в любую секунду могу проснуться.
- Ладно вам, неразлучники, - торопит Джоэл, хлопая в ладоши. - Приберегите это для гостей.
- Всех четырех? - бормочу я, а Ванесса хмыкает.
- Я вспомнила еще одного, - говорит Ванесса. - Раджази.
Целых четыре часа до этого мы перебирали имена гостей, у которых, по нашему мнению, хватит храбрости, чтобы отметить с нами свадьбу. Может быть, Ванда из дома престарелых? Она выросла в Монтане и привыкла к снежным бурям. И Алекса, моя бухгалтер, - ее муж работает на министерство транспорта и, возможно, сможет угнать снегоуборочную машину, чтобы подбросить жену к нам. Само собой, давняя приятельница Ванессы, парикмахер, тоже может оказаться в числе гостей.
Вместе с мамой их набирается целых четверо.
Джоэл ведет нас по закоулкам среди какого-то инвентаря, оборудования, мимо груды ящиков к двери. На ней висит короткая занавеска. Джоэл шепотом командует:
- Просто идите по дорожке, не споткнитесь о желоб… И помните, дамы: вы великолепны!
Он целует нас в щеки, потом Ванесса берет меня за руку.
Звучит струнный квартет. Мы вместе, Ванесса и я, ступаем на белую дорожку и решительно подныриваем под занавеску - туда, откуда мы будем идти по проходу кегельбана к месту, где нас будут встречать гости.
Только их не четверо. А почти восемьдесят человек. Насколько я вижу, все, кому мы сегодня звонили, все, кому советовали не ехать по такой ненастной погоде, - все приехали сюда, к нам.
Это первое, что я замечаю. И второе, эта дорожка в кегельбане компании "Эй-эм-си лейн-энд-геймз" - единственное место, которое удалось найти Джоэлу за такое короткое время, - совсем не похожа на дорожку в кегельбане. Желоба по обе стороны дорожки, по которой мы идем, украшены виноградной лозой с вплетенными в нее лилиями. Со стен и потолка свисают волшебные фонари. Желоб автоматического возврата шаров задрапирован белым шелком, на нем портреты моего отца и родителей Ванессы. Автоматы для игры в пинбол, накрытые бархатом, ломятся от закусок и блюд со свежими креветками. На столе для воздушного хоккея возвышается фонтан из шампанского.
- Сама квинтэссенция свадьбы лесбиянок, - говорит мне Ванесса. - Кто еще станет сочетаться браком в помещении, полном шаров?
Мы продолжаем смеяться и тогда, когда достигаем конца импровизированного прохода. Там нас ждет Мэгги Макгилан в пурпурной шали, расшитой по краям бисером.
- Добро пожаловать, - говорит она, - в снежную бурю две тысячи одиннадцатого года и на свадьбу Ванессы и Зои. Я воздержусь от шуток насчет того, что такая погода к счастью, вместо этого я скажу: они пришли сюда, чтобы связать себя обязательствами друг перед другом, и не только на сегодня, но и на завтра, и на все последующие дни. Мы радуемся с ними… и за них.
Слова Мэгги не могут передать того, что я вижу, когда смотрю на свою маму, на лица друзей и даже на лицо парикмахерши Ванессы. Потом Ванесса откашливается и начинает читать стихи Руми:
В тот момент, когда я задумался о любви,
Я начал искать тебя, не понимая, насколько слепо это было.
Любовники не встречаются где-то,
Они все время находятся друг в друге.
Она замолкает, и я слышу всхлипывание мамы. Я вытаскиваю из памяти ленту слов, которые выучила специально для Ванессы, стихотворение Э. Э. Каммингса, где каждый звук - музыка.
Я несу твое сердце в себе,
Твое сердце в моем.
Никогда не расстанусь я с ним,
И куда ни пойду,
Ты со мной, дорогая.
Все дела и поступки мои
Разделю я с тобой, моя радость.
И судьбы не боюсь,
Ибо ты мне судьба и звезда.
Мне не нужен весь мир,
Ты - мой мир, моя истина и красота.
Вот кольца, и мы вместе плачем и смеемся.
- Ванесса и Зои, - говорит Мэгги, - пусть минуют вас ссоры, пусть все у вас будет хорошо. Поскольку вы уже пообещали на этой церемонии перед родными и друзьями быть вместе до конца жизни, я могу лишь добавить то, что уже тысячи раз говорила раньше, на тысяче свадеб…
Мы с Ванессой усмехаемся. Мы долго гадали, как закончится церемония. Нельзя же просто сказать: "Я объявляю вас мужем и женой". По той же причине "Объявляю вас сожительницами" звучит несколько несерьезно для настоящей свадьбы.
Мэгги Макгилан улыбается нам.
- Зои! Ванесса! - провозглашает она. - Теперь можете поцеловать невесту.
На случай, если вы не до конца уверены, что гостиница "Хайлэнд-инн" дружелюбно настроена к лесбиянкам, хотя вы и позвонили им (877-ЛЕС-БИ-ИНН), на вершине горы найдется ряд удобных, глубоких дачных кресел с широкими подлокотниками всех цветов радуги. От меня не ускользнула парадоксальность того, что этот маленький уголок рая с широкими взглядами расположен в Вифлееме, штат Нью-Гэмпшир, и, вполне возможно, тихий город-тезка у подножия Белых гор станет колыбелью для нового образа мысли.
После свадебной церемонии - это, наверное, единственная в мире церемония, где сочетались торт с шоколадной помадкой, ликер "Гран Марнье" и игра в полночь в темноте в боулинг, - мы с Ванессой переждали бурю, чтобы выехать к месту, где намеревались провести медовый месяц. Мы хотели покататься на лыжах, поездить по древним городкам, но почти сутки нашего медового месяца проводим в номере - и не просто бездельничаем, хотя случаются и такие восхитительные отступления. Мы сидим перед камином, пьем шампанское, которое презентовал нам хозяин гостиницы, и беседуем. Мне кажется невероятным, что мы до сих пор не устали от своих историй, но каждая новая перетекает в следующую. Я открываю Ванессе секреты, которыми никогда не делилась с мамой: как выглядел отец в день своей смерти; как я украла его дезодорант из ванной и спрятала в своем ящике с бельем, где хранила несколько лет на случай, если мне понадобится вспомнить его запах, чтобы успокоиться. Я рассказываю ей, как пять лет назад нашла в сливном бачке бутылку с джином и выбросила ее, но так и не призналась Максу в своей находке, словно если умалчивать о проблеме, то она перестанет существовать.
Я пою ей алфавит в обратном порядке.
В ответ Ванесса рассказывает мне о своем первом годе работы школьным психологом, о шестикласснице, которая призналась, что ее насилует собственный отец, и которую этот же отец в конечном счете забрал из школы и вывез за пределы штата, - Ванесса периодически залезает в поисковую систему, чтобы выяснить, жива ли эта девочка. Она признается, что, после того как похоронила мать, в ее сердце еще долго оставался горький осадок оттого, что она ненавидела эту женщину, которая так и не приняла Ванессу такой, как она есть.
Она признается, что единственный раз в жизни, еще в колледже, попробовала "травку", - закончилось тем, что она съела целую пиццу с пепперони и буханку хлеба.
Она рассказывает мне, что раньше ее мучили кошмары: она умирает в одиночестве на полу в гостиной, и проходит несколько недель, прежде чем кто-то из соседей замечает, что она уже давно не выходит из дому.
Рассказывает, что ее первым домашним любимцем был хомяк, который убежал среди ночи, спрятался за батареей, и больше его никто не видел.
Временами, когда мы беседуем, я кладу ей голову на плечо. Иногда она меня обнимает. Часто мы сидим на разных концах дивана, но наши ноги переплетены. Когда Ванесса впервые дала мне рекламный проспект этой гостиницы, я не стала его читать: зачем нам прятаться среди других ищущих уединения лесбийских пар во время медового месяца? Почему бы просто не поехать в Нью-Йорк, Поконос, Париж, как остальные молодожены?
- Можно и туда, только там у нас все будет не как у остальных молодоженов, - возразила Ванесса.
И вот мы здесь. Здесь никто не таращится, если мы держимся за руки или заказываем номер с огромной кроватью. Мы выезжаем за пределы своей гостиницы - на обед в гостиницу "Маунт-Вашингтон", в кинотеатр, - и каждый раз, когда мы покидаем территорию своей гостиницы, я отмечаю, что мы автоматически не приближаемся друг к другу ближе чем на шаг. Тем не менее как только мы приезжаем назад - опять прилипаем друг к другу.
- Это как разделять учащихся по категориям, - объясняет Ванесса, пока мы сидим в столовой гостиницы за завтраком, наблюдая за белкой, которая скачет по заледенелой каменной стене. - Меня чуть не выгнали из магистратуры, когда я написала работу, где доказывала, что следует разделять учеников в соответствии с их способностями. И знаешь что? Спроси любого ребенка, которому с трудом дается математика, хочет ли он учиться в классе, где учатся дети с разным уровнем знаний, и он скажет, что будет чувствовать себя идиотом. Спроси математического гения, хочет ли он учиться в таком классе, и он скажет, что устал выполнять за всех работу во время групповых заданий. Иногда лучше объединять подобное с подобным.
Я смотрю на нее.
- Осторожнее, Несс. Если бы сейчас тебя услышали из АЗПГЛ, то лишили бы твоего розового статуса.
Она смеется.
- Я не ратую за лагеря для интернированных геев. Просто, когда растешь католиком, если отпускаешь шутку о папе римском или обсуждаешь крестный ход, приятно, когда в ответ не встречаешь непонимающий взгляд. Есть определенные преимущества в том, чтобы быть среди своих.
- Вот правда и вылезает наружу, - говорю я. - Не знала, что у креста есть ходы.
- Верни назад кольцо, - шутит она.
Наш разговор прерывает визг малыша, который вбегает в столовую и чуть не сбивает официантку. Его мамочки спешат за ним.
- Трэвис!
Мальчик смеется, оглядывается через плечо и ныряет под наш стол, такой себе человеческий детеныш.
- Простите! - извиняется одна из женщин.
Она вытягивает его из-под стола, прижимается лицом к его животику, а потом закидывает ребенка себе за спину.
Ее подруга смотрит на нас и улыбается.
- Мы не можем найти у него выключатель.
Семья удаляется к стойке выдачи, а я не свожу глаз с мальчика, Трэвиса, и представляю, как в этом возрасте выглядел бы мой сын. Пахнул бы он какао и мятой, был бы его смех похож на каскад пузырей? Интересно, боялся бы он чудовищ, которые живут под матрасом? Смогла бы я своей колыбельной успокоить его ночью, чтобы он смог заснуть?
- Может быть, - говорит Ванесса, - и мы когда-то будем так ходить.
Меня охватывает беспросветное отчаяние.
- Ты же говорила, что для тебя дети не имеют значения. У тебя есть твои ученики. Ты же знаешь, я детей иметь не могу. - Я с трудом выговариваю эти слова.