Но на этот раз мы в зале суда не одни. Здесь сидят журналисты и художники, делающие наброски, поскольку на большинство процессов телевизионщиков с камерами не пускают. Также тут присутствует делегация из баптистской церкви Вестборо под началом Фреда Фелпса. Баптисты в желтых футболках, на которых большими буквами написано: "Господь ненавидит гомиков", "Господь ненавидит Америку", "Гомосексуализм = грех", "Вы попадете в ад". Я видел снимки этих фундаменталистов, когда они выступали с акцией протеста на солдатских похоронах, - они верят, что Господь убивает американскую армию, чтобы наказать Америку за гомосексуализм, - и теперь на секунду задумываюсь: насколько далеко зашел Уэйд в своих публичных выступлениях? Неужели этот суд, мой суд, привлек внимание воинствующих баптистов?
В суд явились не только фундаменталисты из Вестборо, пришли и прихожане из моей церкви, что несколько меня успокоило.
Но были и другие зрители. Мужчины, сидящие рядом с мужчинами и держащиеся за руки. Две женщины, поочередно укачивающие младенца. Наверное, друзья Зои. Или ее адвоката-лесбиянки.
Председательствует судья О’Нил.
- Представление началось, - шепчет Уэйд.
- Прежде чем мы начнем, - произносит судья, - хочу предупредить всех присутствующих, включая адвокатов, стороны, журналистов и простых обывателей, - это зал суда, и здесь я - Бог. Любой, кто нарушит спокойное течение процесса, будет немедленно удален из зала. Поэтому все присутствующие в желтых футболках их либо сейчас же снимают, либо выворачивают наизнанку - или их выведут из зала суда. И прежде чем вы, мистер Престон, заикнетесь о свободе слова, позволю себе повториться: любое проявление неуважения не доставляет судье О’Нилу удовольствия.
Баптисты надевают спортивные куртки. У меня такое чувство, что им это не впервой.
- Есть ли вопросы, подлежащие обсуждению на предварительном заседании? - спрашивает судья.
Анжела Моретти встает.
- Ваша честь, я бы хотела вынести на рассмотрение суда ходатайство об изоляции свидетелей.
- Кто ваши свидетели, мистер Престон? - задает вопрос судья.
Уэйд предоставляет суду список, так же поступает и Анжела Моретти.
О’Нил кивает.
- Все перечисленные в этих списках свидетели покиньте зал заседания.
- Что? - восклицает за моей спиной Лидди. - А как же я…
- Я хочу остаться с тобой, - говорит Ванесса Зои.
Судья О’Нил меряет обеих женщин взглядом.
- Не-у-ва-же-ние, - равнодушно произносит он.
Ванесса, Рейд и Лидди неохотно направляются к выходу.
- Держись, брат! - говорит Рейд, хлопая меня по плечу, потом обнимает жену за талию и выводит ее из зала суда. Интересно, куда они пойдут. Чем займутся?
- Мы будем сегодня слушать вступительные речи? - интересуется судья О’Нил и, когда представители обеих сторон кивают, переводит взгляд на Уэйда. - Мистер Престон, можете начинать.
Хотя это суд по семейным делам и вместо жюри присяжных решение принимает судья единолично, Уэйд обращается ко всем присутствующим. Он встает, поправляет изумрудного цвета галстук и с улыбкой поворачивается к залу.
- Сегодня мы собрались здесь, чтобы скорбеть об утрате того, что близко и дорого нам всем, - об утрате традиционной семьи. Разумеется, вы все помните ее до ее безвременной кончины. Муж, жена и дети. Белый забор. Мини-вэн. Возможно, собака. Семья, которая по воскресеньям посещала церковь и любила Господа. Мама, которая пекла по выходным домашнее песочное печенье и играла роль вожатой в скаутских лагерях. Папа, который гонял мяч и вел дочь к алтарю. Уже давно это перестало быть нормой в нашем обществе, но мы уверяли себя, что такой непоколебимый институт, как традиционная семья, переживет что угодно. И тем не менее, принимая это за аксиому, мы, в сущности, предопределили ее кончину. - Уэйд кладет руки на сердце. - Покойся с миром! Уважаемый суд, это не только суд о правах опеки. Это сигнал к тому, что необходимо сохранить краеугольный камень нашего общества - традиционную христианскую семью. Поскольку и исследования, и здравый смысл говорят о том, что детям нужно иметь перед глазами образцы и женского, и мужского стиля поведения и что отсутствие одного из них может привести к ужасающим последствиям, начиная с плохой успеваемости в школе и заканчивая нищетой и авантюрным поведением. Когда рассыпаются традиционные семейные ценности, страдают дети. Макс Бакстер, мой клиент, знает об этом, Ваша честь. Именно поэтому он сегодня присутствует в зале суда, чтобы защитить трех еще не рожденных детей, которых зачал, будучи в браке с ответчицей, Зои Бакстер. Единственное, о чем просит мой клиент: дать ему завершить то, что изначально планировали обе стороны, а именно позволить этим детям вырасти в гетеросексуальной семье. Позволить им процветать, уважаемый суд, в традиционной христианской семье. - Уэйд поднимает палец, повторяя последние слова: - В традиционной семье. Именно об этом мечтали Макс и Зои, когда воспользовались достижениями медицины и создали этих благословенных нерожденных детей. Теперь, к сожалению, Макс и Зои больше не состоят в браке. И сам Макс пока не готов повторно вступить в него. Но мой клиент признает, что остался в долгу перед своими нерожденными детьми, поэтому он принимает решение, руководствуясь интересами ребенка, а не собственными. Он видит своего брата Рейда, доброго открытого человека, чьи показания вы услышите, и его жену Лидди, образец христианской добродетели в этом сообществе, будущими родителями своих нерожденных детей.
- Аминь! - слышу я за спиной.
- Ваша честь, вы ясно дали понять сторонам, что это ваше последнее дело в долгой и успешной карьере судьи. И совершенно правильно, что именно вам выпало защитить традиционную семью здесь, в Род-Айленде, в штате, основанном Роджером Уильямсом, который приплыл в колонию в поисках свободы вероисповедания. Род-Айленд - один из последних бастионов Новой Англии, штат, где еще сохранились христианские семейные ценности. Но чтобы проверить на прочность нашу точку зрения, давайте взглянем на альтернативу. И хотя лично Макс не имеет ничего против своей бывшей жены Зои, которая сейчас живет во грехе со своей любовницей-лесбиянкой…
- Протестую! - восклицает Анжела Моретти.
- Сядьте, сторона ответчика, - отвечает судья. - У вас будет шанс высказаться.
- Этим двум женщинам пришлось сочетаться браком в штате Массачусетс, потому что в этом штате, в их родном штате, однополые браки официально не признаны. Ни правительство, ни Бог не считают подобные браки законными. А теперь представим, что нерожденные дети все-таки окажутся в этой семье, уважаемый суд. Представим мальчика, который растет с двумя мамочками и на которого наложил отпечаток гомосексуальный образ жизни. Что будет с ним, когда он пойдет в школу, где его будут дразнить тем, что у него две мамы? Что произойдет, когда он, как показывают исследования, сам станет геем, потому что вырос в этой среде? Ваша честь, вас растил отец. И вы сами отец. Вам известно, что для мальчика значит отец. Молю вас от лица нерожденных детей Макса Бакстера, не позволяйте своему решению лишить их такой же возможности! - Он поворачивается к присутствующим. - Если мы забьем последний гвоздь в гроб ценностей традиционной семьи, - восклицает Уэйд, - мы никогда не сможем их возродить!
Он занимает свое место. Встает Анжела Моретти.
- Если это похоже на семью, говорит как семья, ведет себя как семья и функционирует как семья, - начинает она, - следовательно, это и есть семья. Отношения между моей клиенткой, Зои Бакстер, и Ванессой Шоу - не отношения соседей или сожителей, а отношения двух спутников жизни. Супругов. Они любят друг друга, преданы друг другу, они - единый организм, а не просто два отдельно взятых человека. А это и есть, с правовой точки зрения, определение семьи. Мистер Престон разглагольствовал о гибели традиционной семьи. Он упомянул тот факт, что Род-Айленд является штатом, основанным на свободе вероисповедания, и с этим не поспоришь. Однако нам также известно, что не все жители штата верят в то, во что верит мистер Престон и его клиент. - Она поворачивается к залу. - Более того, Род-Айленд все же признает отношения между Зои и Ванессой. Вот уже пятнадцать лет штат предоставляет ограниченные права однополым парам, живущим гражданским браком. Именно в этом суде регулярно решаются вопросы об усыновлении вторым родителем в семьях геев и лесбиянок. И Род-Айленд одним из первых в стране заменил в свидетельстве о рождении графу "мать" и "отец" на гендерно-нейтральное "родитель" и "родитель". В отличие от мистера Престона, я не считаю, что в этом деле стоит вопрос об общесемейных ценностях. Я считаю, что речь идет о конкретной семье. - Она смотрит на Зои. - Эмбрионы, о которых идет речь, были зачаты в браке Зои с ее первым супругом, Максом Бакстером. Эти эмбрионы являются общей собственностью, которая не была поделена при бракоразводном процессе. Есть два биологических родителя этих эмбрионов - истец и ответчик, которые имеют равные права на эти эмбрионы. Тем не менее разница заключается в том, что Макс Бакстер больше не хочет иметь детей. Он использует биологическое родство в качестве козырной карты, чтобы настоять на своем праве и отобрать эмбрионы у будущей матери и ее законной супруги. Если многоуважаемый суд решит вопрос в пользу моей клиентки, мы приложим все усилия к тому, чтобы включить второго биологического родителя эмбрионов, Макса Бакстера, в состав этой семьи. Мы верим, что любящих родителей не может быть слишком много. Но если многоуважаемый суд откажет в опеке моей клиентке, матери этих эмбрионов, ей не дадут возможности участвовать в воспитании собственного биологического ребенка.
Она жестом указывает на Зои.
- Вы выслушаете показания, Ваша честь, о медицинских осложнениях, в результате которых Зои больше не может выносить собственные эмбрионы. В настоящий период ее репродуктивный цикл не позволяет пройти еще одну процедуру ЭКО и собрать яйцеклетки. Ее, которая так отчаянно хочет иметь ребенка, бывший муж лишает последней возможности иметь детей - и это муж, который сам иметь детей не хочет. Он борется не за право быть родителем. Он борется за то, чтобы отобрать это право у Зои. - Анжела Моретти смотрит на судью. - Адвокат мистера Бакстера много говорил о Боге, о том, чего хочет Бог, и о том, какой Бог видит семью. Но сейчас Макс Бакстер не просит благословения у Бога, чтобы стать отцом. Он не спрашивает Бога, что лучше для этих эмбрионов.
Анжела смотрит на меня, и я едва могу дышать.
- Макс Бакстер просит вас взять на себя роль Бога, - произносит она.
Пастор Клайв говорит, что давать свидетельские показания сродни торжественному заявлению о своей вере в церкви. Ты просто занимаешь свидетельскую трибуну и рассказываешь свою историю. И неважно, что она унизительна, что тяжело даются воспоминания. Важно то, что ты на сто процентов честен, потому что именно поэтому люди тебе поверят.
Пастор Клайв - один из свидетелей, ждущих своей очереди в безвестности, в которую их отослали, и я от всей души сожалею об этом. Мне очень понадобилась бы его уверенность, чтобы я мог на ком-то сконцентрировать свое внимание, пока буду стоять за свидетельской трибуной. А теперь мне постоянно приходится вытирать ладони о брюки, потому что я сильно потею.
Как ни странно, меня успокаивает пристав, подошедший ко мне с Библией. Сперва я думаю, что сейчас он попросит меня прочесть отрывок, но потом вспоминаю, как начинается любой суд. "Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды?" Я кладу руку на потертый кожаный переплет. И тут же мое сердце перестает неистово биться. "Ты не один", - сказал пастор Клайв и, естественно, оказался прав.
Мы с Уэйдом десяток раз репетировали мои показания. Я знаю все вопросы, которые он будет задавать, поэтому в этой части не волнуюсь. Мне не дает покоя то, что произойдет потом, когда он закончит допрос, когда настанет черед Анжелы Моретти рвать меня на части.
- Макс, - начинает Уэйд, - почему вы обратились в суд с просьбой назначить вас опекуном этих нерожденных детей?
- Протестую! - вступает Анжела Моретти. - Одно дело слышать, как адвокат называет эмбрионы нерожденными детьми во время вступительной речи, но неужели мы весь процесс будем вынуждены слышать это определение?
- Протест отклонен, - отвечает судья. - Мне не до семантики, миссис Моретти. Вы говорите "помидор", я называю его "томат". Мистер Бакстер, отвечайте на вопрос.
Я делаю глубокий вдох.
- Я хочу быть уверен, что их ждет прекрасное будущее с моим братом Рейдом и его женой Лидди.
"Его женой Лидди". Эти слова жгут мне язык.
- Почему вы не обсудили вопрос опеки во время бракоразводного процесса?
- У нас не было адвокатов, мы сами себя представляли. Я знал, что мы должны разделить имущество, но это… это наши дети.
- При каких обстоятельствах были зачаты эти нерожденные дети? - задает Уэйд следующий вопрос.
- Когда мы с Зои были женаты, мы хотели иметь детей. Все закончилось тем, что мы пять раз проходили процедуру ЭКО.
- Кто из вас двоих бесплоден?
- Оба, - отвечаю я.
- Как проходит процедура ЭКО?
Пока Уэйд прогоняет нашу медицинскую историю, я чувствую внутри пустоту. Неужели все девять лет брака могут закончиться вот так: два выкидыша, один мертворожденный? Тяжело представить, что единственное, что осталось, - несколько юридических документов и этот кровавый след.
- Как вы отреагировали на рождение мертвого ребенка? - спрашивает Уэйд.
Это прозвучит кощунственно, но когда умирает ребенок, мне кажется, матерям легче это перенести. Мать может неприкрыто скорбеть; ее утрата - это то, что видят все, глядя на ее опавший живот. В моем случае утрата поселилась в душе. Она съедала меня изнутри. Поэтому так долго моим единственным желанием было заполнить пустоту.
Господь знает, что я старался. С помощью алкоголя.
Ни с того ни с сего у меня в горле пересыхает и кажется, что если я не выпью, то умру. Я заставляю себя подумать о Лидди, вспомнить вчерашний вечер, когда она сидела на краю кровати и молилась за меня.
- Я переживал не лучшие времена. Потерял возможность зарабатывать. И опять начал пить. Брат забрал меня к себе, но меня засасывало все глубже и глубже. Пока однажды я не врезался на грузовике в дерево и не оказался на больничной койке.
- После этого жизнь изменилась?
- Да, - отвечаю я. - Я обрел Иисуса.
- Протестую, Ваша честь! - восклицает Анжела Моретти. - Мы в суде, а не на молельном бдении.
- Я разрешаю этот вопрос, - отвечает судья О’Нил.
- Следовательно, вы стали набожным человеком, - подсказывает Уэйд.
Я киваю.
- Я стал посещать церковь Вечной Славы и беседовать с пастором Клайвом Линкольном. Он спас мне жизнь. Я ведь окончательно опустился. Я потерял дом, стал алкоголиком и не знал ничего о религии. Сперва я думал, что если приду в церковь, то все станут меня осуждать. Но действительность сразила меня наповал: этим людям было все равно, кто я есть, - они видели во мне того, кем я мог бы стать. Я стал посещать взрослую группу по изучению Библии, всевозможные обеды, собрания паствы после воскресной службы. Все молились за меня: и Рейд, и Лидди, и пастор Клайв, и остальные прихожане. Все безоговорочно любили меня. И однажды я сел на краю кровати и попросил Господа спасти мою душу и мою жизнь. Когда Господь меня спас, в мое сердце упало семя Святого Духа.
Когда я заканчиваю свою речь, мне кажется, что из меня изнутри исходит сияние. Я бросаю взгляд на Зои, которая смотрит на меня так, как будто видит впервые.
- Ваша честь, - вмешивается Анжела Моретти, - мистер Престон, по всей видимости, не понял, что следует разделять суд и церковь…
- Мой клиент имеет право рассказать о том, что изменило его жизнь, - отвечает Уэйд. - Религия - вот что заставило мистера Бакстера подать этот иск.
- В конкретном случае я вынужден согласиться, - говорит судья О’Нил. - Душевное преображение мистера Бакстера существенно для рассматриваемого дела.
- Я не верю своим ушам, - бормочет Анжела Моретти. - И буквально, и фигурально.
Она садится на место, скрестив руки на груди.
- Необходимо внести ясность… - говорит Уэйд. - Вы продолжаете употреблять спиртное?
Я вспоминаю о Библии, на которой поклялся. Думаю о Лидди, которая так хочет иметь ребенка.
- Ни капли в рот не беру, - обманываю я.
- Как давно вы в разводе?
- Брак расторгнут окончательно три месяца назад.
- Когда после развода вы в очередной раз вспомнили о своих нерожденных детях?
- Протестую! Если сторона истца продолжит называть эти эмбрионы детьми, Ваша честь, я буду продолжать протестовать…
- А я буду постоянно отклонять ваши протесты, - отвечает судья О’Нил.
Когда мы с Уэйдом репетировали ответ на этот вопрос, адвокат велел сказать: "Каждый день". Но я вспоминаю, что соврал о спиртном, чувствую стоящего за моей спиной Господа, который всегда знает, когда ты лжешь себе и лжешь Ему. Поэтому, когда судья вопросительно смотрит на меня, ожидая ответа, я честно отвечаю:
- Когда Зои завела о них разговор. Месяц назад.
На секунду мне кажется, что у Уэйда Престона сейчас случится сердечный приступ. Потом черты его лица разглаживаются.
- И что она сказала?
- Она хочет использовать эмбрионы, чтобы завести ребенка с… Ванессой.
- Как вы отреагировали?
- Я был потрясен. Особенно при мысли о том, что мой ребенок будет расти в доме, исполненном греха…
- Протестую, Ваша честь!
- Протест принят.
Уэйд даже бровью не повел.
- И что вы ей ответили?
- Что мне нужно время подумать.
- И к какому выводу вы пришли?
- Что это неправильно. Господь не желает, чтобы две женщины воспитывали ребенка. Моего ребенка. Каждый ребенок должен иметь мать и отца, таков согласно Библии естественный порядок вещей. - Я вспоминаю вырезанных животных, которых мы с Лидди приготовили для детей из воскресной школы. - Я имею в виду, что не увидишь садящихся в ковчег двух самок одного животного.
- Протестую! - возражает Анжела Моретти. - Какое это имеет отношение к делу?
- Протест принят.
- Макс, - продолжает допрос Уэйд, - когда вы узнали, что ваша бывшая жена ведет лесбийский образ жизни?
Я смотрю на Зои. Мне трудно представить, как она обнимает Ванессу. Мне кажется, что ее новый образ жизни - притворство, в противном случае притворством был наш брак, и я просто не позволяю себе об этом думать.
- После того как мы расстались.
- Что вы почувствовали?
Как будто я проглотил деготь. Как будто открыл глаза, а мир неожиданно оказался черно-белым, и сколько бы я ни тер глаза, краски назад не возвращались.
- Как будто проблема во мне, - лаконично ответил я. - Как будто я был для нее недостаточно хорош.
- Ваше мнение о Зои изменилось с тех пор, как вы узнали, что она ведет гомосексуальный образ жизни?
- Я стал молиться за нее, потому что это грех.
- Вы считаете себя противником гомосексуализма, Макс? - спрашивает Уэйд.
- Нет, - отвечаю я. - Никогда. Я поступаю так не потому, что хочу обидеть Зои. Я любил ее и не могу вычеркнуть из жизни девять лет брака. Да и не хотел бы. Я просто хочу позаботиться о своих детях.
- Если суд сочтет возможным отдать вам этих нерожденных детей, как вы поступите?