- Они заслуживают самых лучших на свете родителей. Но мне хватает ума понять, что это не я. Именно поэтому я бы хотел, чтобы их забрал мой брат Рейд. Они с Лидди заботились обо мне, любили меня, верили. Я изменился в лучшую сторону только благодаря им. Я понимаю, что стану частью большой семьи этих детей, что они вырастут в христианской, полной, традиционной семье, с мамой и папой. Будут ходить в воскресную школу и церковь, будут воспитаны в любви к Господу. - Я поднимаю глаза, как велел мне Уэйд, и говорю, как мы репетировали: - Пастор Клайв говорил мне, что Господь не совершает ошибок, что всему есть причина. Я долгое время думал, что моя жизнь - ошибка. Что я сам - ошибка. Но сейчас я думаю по-другому: такова воля Божья - свести меня с Рейдом и Лидди в то время, когда моим нерожденным детям необходим дом и любящая семья. - Я киваю, убеждая себя. - Именно для этого я родился на этой земле.
- Больше вопросов не имею, - говорит Уэйд, с ободряющей улыбкой кивает мне и занимает свое место.
Когда вперед выходит Анжела Моретти, я понимаю, кого она мне напоминает. Камышовую кошку. Пантеру - своими черными волосами.
- Мистер Бакстер, все те четыре года вашего брака, когда Зои пыталась забеременеть естественным путем, и все те пять лет лечения от бесплодия вы верили, что из нее получится хорошая мать?
- Разумеется.
- Почему же в таком случае сейчас она недостойна растить ребенка?
- Она ведет образ жизни, который я считаю неправильным, - отвечаю я.
- Скажем, отличный от вашего, - поправляет адвокат. - Тот факт, что она лесбиянка, - единственная причина, по которой вы не видите Зои в роли матери?
- Крайне весомая причина. Господь объясняет в Библии, что…
- Отвечайте "да" или "нет", мистер Бакстер. Это единственный недостаток Зои, который мешает назвать ее хорошей матерью?
- Да, - негромко подтверждаю я.
- Правда ли, что у вас, мистер Бакстер, по-прежнему есть сперма, с помощью которой вы можете оплодотворить еще эмбрионы?
- Не знаю. Меня признали бесплодным, а это означает, что если и могу, то это будет непросто.
- Тем не менее вам не нужны эти эмбрионы. Вы хотите их отдать?
- Я хочу, чтобы у этих детей была самая лучшая жизнь, - отвечаю я. - И в моем понимании это полноценная семья - мама и папа.
- Как известно, вас воспитывали отец с матерью, не так ли, мистер Бакстер?
- Да.
- Тем не менее вы стали спившимся разведенным неудачником, живущим у брата в доме, в комнате для гостей.
Этого я вынести не могу и привстаю со стула.
- Протестую! - кричит Уэйд. - Предвзятое отношение!
- Снимаю вопрос. Если суд отдаст вашему брату и невестке эмбрионы, - спрашивает Анжела Моретти, - кем будете вы?
- Я… буду дядей.
- Да? А как же вы будете дядей, если являетесь для них биологическим отцом?
- Это что-то вроде усыновления. - Я заметно нервничаю. - Я имею в виду, это и есть усыновление. Рейд станет отцом, а я дядей.
- Следовательно, вы собираетесь отказаться от своих родительских прав, когда родятся эти дети?
Бен Бенджамин говорил: что бы я ни подписал, в любой момент повзрослевшие дети смогут найти своих настоящих родителей. Я озадаченно смотрю на своего адвоката, сидящего за столом.
- Мне показалось или вы намекнули, что я не смогу этого сделать?
- Вы хотите, чтобы эти эмбрионы выросли в традиционной христианской семье? - спрашивает она.
- Да.
- При этом вы просите, чтобы суд отдал их биологическому отцу, которого они будут называть дядей и который живет на первом этаже в доме родителей, которые их растят? Разве это похоже на традиционную христианскую семью, мистер Бакстер?
- Нет! Я хотел сказать, да…
- Так нет или да?
Ее слова словно пули. Хоть бы она говорила не так быстро. Пусть дала бы мне время подумать.
- Это… это семья…
- Когда вы порождали с Зои эти эмбрионы, в тот момент вы хотели растить этих детей вместе с ней, верно?
- Да.
- Более того, Зои до сих пор готова, хочет и может забрать эти эмбрионы и вырастить их как своих детей. С другой стороны, вы ретировались.
- Я не ретировался.
- Это она подала на развод или вы?
- Я. Но я оставил свою жену, а не детей…
- Нет, конечно, их вы только собираетесь отдать, - говорит Анжела. - Вы также свидетельствовали, что в промежуток между разводом и днем, когда Зои пришла к вам, чтобы поговорить о судьбе эмбрионов, вы о них даже не вспоминали?
- Я не это хотел сказать…
- Но сказали именно это. Что еще вы сказали, но говорить не хотели, мистер Бакстер? - Она делает шаг ко мне. - Что вы довольны, что отдадите эти эмбрионы брату, а сами займете место стороннего наблюдателя в их воспитании? Что вы полностью изменились? Что вы раздули весь этот процесс лишь для того, чтобы отомстить бывшей жене, чей новый образ жизни заставляет вас чувствовать себя ущербным?
- Протестую! - ревет Уэйд, но к тому времени я уже взвился со стула, меня трясет, лицо покраснело, а за зубами накопились сотни злых ответов.
- Больше вопросов не имею, мистер Бакстер, - улыбается Анжела Моретти. - Достаточно.
Уэйд просит объявить перерыв, чтобы я смог взять себя в руки. Я покидаю зал суда под аплодисменты баптистов церкви Вестборо. Я чувствую себя грязным. Одно дело - возлюбить Иисуса всем сердцем, и совсем другое - протестовать за пределами храма, потому что веришь, что евреи убили твоего Спасителя.
- От них можно избавиться? - шепчу я Уэйду.
- Ни в коем случае, - бормочет он в ответ. - Они оказывают существенное давление. Макс, самое сложное уже позади. Серьезно. Знаешь, почему ей пришлось сделать все, чтобы вывести тебя из себя? Потому что ей больше нечем крыть. Ни по законам этого штата, ни, разумеется, по законам Божьим.
Он заводит меня в крошечный кабинет, где стоят стол, два стула, кофеварка и микроволновая печь. Уэйд подходит к микроволновке и нагибается, чтобы его лицо оказалось на уровне блестящей черной дверцы. Он широко улыбается, чтобы рассмотреть свои зубы, большим пальцем вычищает какую-то крошку между ними и снова улыбается.
- Если тебе кажется, что этот перекрестный допрос был жестоким, тогда сиди и наслаждайся тем, что я намерен сделать с Зои.
Не знаю, от чего мне стало хуже.
- Сделайте одолжение, - прошу я, - позовите ко мне пастора Клайва.
Уэйд колеблется.
- Только если ты будешь разговаривать с ним как со своим духовным наставником, а не как с изолированным свидетелем…
Я киваю. Меньше всего мне хочется пересказывать все, что за последний час произошло в зале суда.
Уэйд уходит, забирая с собой весь воздух. Я сажусь на пластмассовый стул и опускаю голову на колени. Мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание. Через несколько минут дверь открывается, и я вижу белый льняной костюм пастора Клайва. Он придвигает ко мне второй стул.
- Давай помолимся, - предлагает он и склоняет голову.
Его слова переполняют меня, вбирают в себя все грубые обломки и уносят их. Молитва, как вода: невозможно представить, что эта стихия обладает силой делать добро, однако дайте время и она изменит рельеф Земли.
- Макс, такое впечатление, что у тебя внутри идет борьба, - говорит пастор.
- Просто… - Я отвожу глаза и качаю головой. - Не знаю. Может быть, стоит отдать их Зои.
- Что заставляет тебя сомневаться в своем решении? - спрашивает пастор Клайв.
- Слова ее адвоката. Что на самом деле я отец, а буду дядей. Если я запутался, как же в этом разберется ребенок?
Пастор похлопывает ладонью о ладонь и кивает.
- Знаешь, я помню одну очень похожую ситуацию. Почему я не вспомнил о ней раньше?
- Правда?
- Да. О биологическом отце, ребенка которого вырастила другая пара. Этот мужчина сам выбрал их родителями, совсем как ты, потому что действовал в интересах ребенка. Тем не менее ему удалось внести свою лепту в воспитание этого малыша.
- Вы знакомы с ними?
- Очень близко, - улыбается пастор Клайв. - И ты тоже. Всевышний подарил Марии Иисуса, чтобы она его выносила, а Иосиф его воспитал. Он знал, что так нужно. А Иисус… Что ж, несомненно, он смог во всем разобраться.
Но я не Бог. Я всего лишь человек, который постоянно все портит, который изо всех сил старается не допустить очередной ошибки.
- Все будет хорошо, Макс, - обещает пастор Клайв.
И я поступаю так, как поступаю всегда, когда рядом с пастором: я верю его словам.
Должен признаться, когда в зал суда входит Рейд, мои сомнения развеиваются. Он в одном из своих модных дорогих костюмов, сшитых на Савил-Роу в Лондоне, и в итальянских туфлях ручной работы. Черные волосы аккуратно подстрижены; мне доподлинно известно, что сегодня утром он вызывал профессионального брадобрея, что тот его побрил. Он из тех мужчин, которые, когда входят в комнату, притягивают к себе всеобщее внимание, и не столько благодаря внешности, а скорее уверенности в себе. Когда он проходит мимо меня к свидетельской трибуне, я улавливаю запах лосьона после бритья и чего-то еще. Не одеколона, одеколонами Рейд не пользуется. Это запах денег.
- Назовите для протокола свое имя, - говорит Уэйд.
- Рейд Бакстер.
- Где вы живете, мистер Бакстер?
- Ньюпорт. Оушен-драйв, сорок один.
- Какие отношения связывают вас с истцом, Максом Бакстером?
- Я его старший брат, - улыбается Рейд.
- Вы женаты, мистер Бакстер?
- Вот уже одиннадцать лет на своей любимой Лидди.
- У вас есть дети? - спрашивает Уэйд.
- Господь не благословил нас детьми, - отвечает Рейд. - Однако, признаюсь, не из-за отсутствия старания.
- Расскажите немного о своем доме, - просит Уэйд.
- Дом площадью четыреста восемнадцать квадратных метров на берегу океана. В нем четыре спальни, три ванные комнаты и еще один туалет. Огромный двор, где есть кольцо для игры в баскетбол. Не хватает одного - детей.
- Чем вы зарабатываете себе на жизнь?
- Я управляю портфелем ценных бумаг в компаниях "Монро" и "Флэтт-энд-Коэн", - отвечает Рейд. - Я работаю с ними уже семнадцать лет. Я старший партнер. Я управляю, вкладываю и снова вкладываю деньги других людей, чтобы сохранить и приумножить их богатство.
- Какова ваша чистая прибыль, мистер Бакстер?
Рейд скромно опускает глаза.
- Чуть больше четырех миллионов долларов.
Ничего себе!
Я знал, что мой брат богат, но четыре миллиона долларов…
Самое большее, что я смог бы предложить ребенку, - это долю в дрянном ландшафтном бизнесе и свои знания о том, как в суровом климате вырастить розы. Явно не доверительный фонд.
- Ваша жена Лидди тоже работает? - спрашивает Уэйд.
- Она работает на добровольных началах в различных организациях. Она организовала при нашей церкви воскресную школу, раздает обеды в местном приюте для бездомных, состоит членом католической женской больничной ассоциации Ньюпорта. Она также входит в совет общества охраны архитектурного наследия. Но мы всегда хотели, чтобы она была домохозяйкой, чтобы могла сама воспитывать наших детей.
- Вы считаете себя религиозным человеком? - спрашивает Уэйд.
- Да, - отвечает Рейд.
- Какую церковь вы посещаете, мистер Бакстер?
- Церковь Вечной Славы. Я являюсь ее прихожанином уже пятнадцать лет.
- Вы занимаете какие-либо посты или должности в церковной иерархии?
- Я казначей, - отвечает Рейд.
- Вы с женой регулярно посещаете церковь?
Он кивает.
- Каждое воскресенье.
- Вы считаете себя возродившимся христианином?
- Если вы имеете в виду, считаю ли я Господа своим спасителем, то да, - говорит Рейд.
- Я бы хотел обратить ваше внимание на истца в этом деле, на Макса Бакстера. - Уэйд указывает на меня. - Как бы вы описали ваши с ним отношения?
Рейд на секунду задумывается.
- Благословением, - говорит он. - Невероятно, что мой младший брат вновь вернулся в мою жизнь и встал на праведный путь.
Мои первые воспоминания относятся к трехлетнему возрасту. Я завидую тайному клубу Рейда. Он находится в домике на дереве - особом тайнике, где брат может укрыться со школьными друзьями. Я еще слишком мал, чтобы лазать на дерево, - об этом мне постоянно твердили родители и сам Рейд, который не хотел, чтобы за ним таскался докучливый младший брат. По ночам я думал о том, какой же внутри этот домик на дереве. Я представлял себе необычайно яркие стены, горы конфет и комиксов. Однажды я, хотя и знал, что мне влетит, залез в домик на дереве, пока Рейд был в школе. К моему удивлению, домик был просто деревянным, кое-где разрисованным карандашами. На полу газета и несколько сломанных пистонов от игрушечного пистолета.
Я думал, что это самое волшебное место, которое только существует, - но опять-таки, люди так часто думают о недостижимых вещах. Поэтому я спрятался, хотя и слышал, что меня зовет мама. Рейд как раз вернулся из школы и, как обычно, полез по лестнице в домик, даже не заходя домой.
"Что ты здесь делаешь?" - спросил он, и тут же раздался мамин голос, а через минуту в люке показалась ее голова. - "Как Макс сюда забрался? - закричала она. - Он еще маленький, чтобы лазать по деревьям…" - "Не волнуйся, - ответил Рейд. - Это я ему помог". Я не понимал, почему он солгал ради меня. Не понимал, почему он не злится из-за того, что я залез в его домик. Мама поверила, но сказала, что придет, чтобы снять меня, потому что совсем не хочет ехать в травмпункт. Потом Рейд посмотрел на меня. "Если хочешь быть членом клуба, ты должен соблюдать правила. А правила устанавливаю я", - сказал он.
Мне кажется, я всю жизнь стремился быть частью любого сообщества, куда входил мой брат.
Уэйд продолжает задавать ему вопросы, а я вновь возвращаюсь к происходящему в зале.
- Как давно вы знакомы с Зои Бакстер?
- Она пела на нашей с Лидди свадьбе. Тогда мы и познакомились. Она стала встречаться с моим братом.
- Вы ладили? - спрашивает Уэйд.
Рейд робко улыбается.
- Скажем так, у нас разные взгляды на жизнь.
- Вы часто встречались с Зои, когда она состояла в браке с вашим братом? - продолжает Уэйд.
- Пару раз в год.
- Вам было известно об их проблемах с бесплодием?
- Да, - отвечает Рейд. - Откровенно говоря, однажды брат обратился ко мне за помощью.
Я чувствую, как учащенно забилось мое сердце. Я не присутствовал во время репетиций выступления Рейда, когда Уэйд инструктировал моего брата, что отвечать на вопросы. Если бы я там был, я бы знал, чем все закончится.
- Мы встретились за обедом, - объясняет Рейд. - Я знал, что они с Зои уже пару раз проходили ЭКО, и Макс рассказывал мне, что для пары это не только огромная эмоциональная нагрузка, но и процедура, требующая значительных денежных средств. - Он смотрит на меня. - Макс заверил Зои, что изыщет возможность оплатить пятую процедуру ЭКО, но не знал как. Заложить дом он не мог, потому что сам снимал квартиру. Он уже и так распродал часть своего инвентаря. Ему необходимо было десять тысяч долларов, чтобы оплатить процедуру, и он не знал, к кому еще можно обратиться.
Я не смотрю в сторону Зои, но чувствую ее испепеляющий взгляд на своей щеке. Я никогда не рассказывал ей об этой встрече. Сказал только, что во что бы то ни стало найду способ, чтобы она смогла родить ребенка.
- И как вы поступили, мистер Бакстер?
- А как на моем месте поступил бы брат? - удивляется Рейд. - Я выписал ему чек.
Анжела Моретти просит объявить перерыв. В основном потому, что боится, что Зои вот-вот задушит меня голыми руками.
Я не то чтобы пытался ее обмануть или скрыть тот факт, что на последнюю процедуру деньги нам дал Рейд. Но мы погрязли в долгах, я не мог взять кредит еще на десять тысяч или найти иной способ оплатить ЭКО. Но и мысль о том, чтобы сказать ей, что у нас закончились деньги, претила мне. Каким бы неудачником я выглядел!
Я всего лишь хотел, чтобы она была счастлива. Я не хотел, чтобы она думала о том, сколько мы должны, если у нас родится ребенок.
И не то чтобы Рейд просил меня вернуть эти деньги. Думаю, мы оба понимали, что это не заем, а скорее подарок. Так он мне и сказал, когда ставил свою подпись на чеке: "Знаю, если бы я оказался на твоем месте, Макс, ты сделал бы все, чтобы помочь мне". Это его слова.
Когда Зои возвращается в зал суда, на меня она не смотрит. Уставилась перед собой, куда-то справа от судьи, пока ее адвокат приступает к перекрестному допросу Рейда.
- Значит, вы покупаете ребенка, - начинает Анжела Моретти.
- Нет. Эти деньги были подарком.
- Но вы же дали брату десять тысяч долларов, которые он использовал на зачатие эмбрионов, опеку над которыми вы сейчас просите, верно?
- Да.
- И у вас есть права на эти эмбрионы, потому что вы их купили, не так ли? - стоит на своем Анжела.
- Я морально отвечаю за то, чтобы они были воспитаны надлежащим образом, - говорит он.
- Я спрашиваю не об этом. Вы считаете, что у вас есть права на эти эмбрионы, потому что вы их купили. Я права, мистер Бакстер? Я права, мистер Бакстер?
Ни разу во время наших разговоров с Рейдом и Лидди об этих детях брат не поднимал вопрос о чеке, который мне выписал. Он ни единым словом не упомянул о том, что сейчас я что-то ему должен, потому что тогда он дал мне деньги.
Рейд опускает глаза, тщательно подбирая слова, прежде чем произнести их вслух.
- Если бы не я, - наконец говорит он, - этих детей вообще не существовало бы.
Когда судья решает, что на сегодня довольно, я вскакиваю с места, пока меня не остановил Уэйд, и выбегаю из зала суда. Мне приходится протискиваться сквозь группу фундаменталистов из Вестборо, которые кричат, что они на моей стороне.
Когда это превратилось в настоящую войну?
Как только я вылетаю из здания суда, ко мне спешит толпа журналистов. Я слышу за спиной голос Уэйда, и у меня чуть ноги не подкашиваются от облегчения.
- Мой клиент не дает комментариев! - заявляет он, кладет руку мне на плечо и ведет меня по дорожке к стоянке. - Не смей больше так поступать, - шипит он. - Я не позволю тебе, Макс, запороть этот процесс.
Я останавливаюсь и расправляю плечи. Тыкаю пальцем в его вычурную, сшитую на заказ сорочку.
- Ты, - говорю я, - работаешь на меня.
Но это правда не на сто процентов. Потому что все счета Уэйда оплачивает Рейд.
При мысли об этом мне хочется обо что-нибудь почесать кулаки. Лицо Уэйда - соблазнительная мишень. Но вместо этого я только толкаю его в грудь, но так, что он чуть не падает. И не оглядываясь иду к своему грузовику.
Похоже, я знаю, куда направляюсь, еще не доехав до места. В Ньюпорт возле Рагглз-авеню, где скалы. И в те дни, когда сезон серфинга в разгаре, здесь самые невероятные волны, которые мне доводилось видеть.
И еще здесь можно разбиться насмерть.
Моя доска в кузове грузовика. Я раздеваюсь, натягиваю гидрокостюм, который всегда лежит у меня на заднем сиденье, - так, на всякий случай. Потом осторожно, чтобы не напороться на камни, пробираюсь по скалам.
Отдыхающие в воде не плещутся - я один на один с самыми красивыми на свете волнами.