- Да, - отвечаю я. - Сочеталась браком с Ванессой Шоу. - От одного звука ее имени мне становится легче дышать. - Она работает школьным психологом в средней школе Уилмингтона. Мы с ней давно знакомы, она как-то просила меня позаниматься музыкальной терапией с мальчиком-аутистом. Мы случайно столкнулись с ней еще раз, и она попросила меня поработать с еще одним ребенком - склонной к самоубийству старшеклассницей. В конце концов мы стали друзьями.
- Что же произошло такого, что сблизило вас?
- Она спасла мне жизнь, - просто отвечаю я. - У меня открылось кровотечение, именно она обнаружила меня и вызвала "скорую помощь". Мне пришлось делать выскабливание, и в результате этой процедуры я узнала, что у меня эндометриальный рак и нужно удалять матку. Для меня это было тяжелое, очень тяжелое время.
Сейчас я смотрю прямо на Макса. Интересно, все ли из услышанного он знал?
- Я понимала, что после удаления матки никогда не смогу иметь ребенка, - продолжаю я.
- Ваши отношения с Ванессой изменились?
- Да. Она заботилась обо мне после операции. Мы много времени проводили вместе - ходили гулять, за покупками, в химчистку, готовили и так далее, - и я начала осознавать, что, когда Ванессы нет рядом, мне действительно ее не хватает. Что я люблю ее больше, чем просто подругу.
- Зои, у вас до этого были отношения с представительницами вашего пола?
- Нет, - ответила я, тщательно подбирая слова. - Знаю, это может показаться странным, но в людях тебя привлекают какие-то мелкие детали. Доброта. Глаза. Улыбка. То, что они могут тебя рассмешить, когда это так необходимо. Я все это чувствовала по отношению к Ванессе. То, что она оказалась женщиной… что ж, это было неожиданно, но, откровенно говоря, имело значение меньше всего.
- Это сложно понять, учитывая, что вы состояли в браке с мужчиной.
Я киваю.
- Мне кажется, именно поэтому я не сразу осознала, что люблю Ванессу. Я просто этого не понимала. У меня раньше были подруги, но мне никогда не хотелось иметь с ними никаких физических отношений. Но как только наши отношения перешли на этот уровень, стало казаться, что ничего естественнее и быть не может. Велите мне перестать дышать воздухом, а начать дышать водой - вот что означает моя жизнь без нее.
- Сейчас вы называете себя лесбиянкой?
- Я называю себя супругой Ванессы. Но если мне придется носить какой-то ярлык, чтобы быть с Ванессой, - что ж, буду носить.
- Что произошло после того, как вы влюбились? - ведет допрос Анжела.
- Я переехала к ней. В апреле в Фолл-Ривере мы поженились.
- В какой момент вы обе заговорили о семье?
- Во время нашего медового месяца, - отвечаю я. - После удаления матки я знала, что никогда не смогу иметь детей. Но у меня остались три замороженных эмбриона с моим генетическим материалом… и я имею супругу, у которой есть матка и которая смогла бы выносить этих детей.
- А Ванесса захотела вынашивать эмбрионы?
- Это было ее предложение, - отвечаю я.
- И что произошло дальше?
- Я позвонила в клинику и спросила, можно ли подсадить эмбрионы. Мне сказали, что мой супруг должен подписать отказ от них. Но они имели в виду Макса, а не Ванессу. Поэтому я пришла к нему и попросила разрешения воспользоваться этими эмбрионами. Я знала, что он не хочет иметь ребенка, - именно по этой причине он и подал на развод. Я искренне верила, что он поймет.
- А он?
- Обещал подумать.
Анжела складывает руки на груди.
- Во время вашей встречи вам не показалось, что Макс изменился?
Я бросаю взгляд на Макса.
- Раньше Макс был заядлым серфингистом. Из тех неторопливых мужчин, которые не носят часы, не расписывают день по минутам и всегда на полчаса опаздывают. Он подстригался только потому, что я ему об этом напоминала, он постоянно забывал надеть ремень. Чтобы поговорить с Максом об эмбрионах, я пришла к нему на работу. И несмотря на то, что он занимался физическим трудом, возился в саду, на нем был галстук. В субботу.
- Макс связался с вами, чтобы обсудить судьбу эмбрионов?
- Да, - с горечью произношу я. - Мне пришла повестка в суд, куда меня вызывали в качестве ответчицы по делу о праве их использования.
- И что вы почувствовали? - задает вопрос Анжела.
- Я разозлилась. И смутилась. Он не хотел быть отцом, он сам мне об этом сказал. У него даже не было постоянных отношений, насколько мне известно. Ему не нужны эти эмбрионы. Он просто хочет, чтобы мне они не достались.
- Когда вы были замужем за Максом, у него были проблемы с гомосексуализмом?
- Мы это не обсуждали. Но раньше я не замечала, чтобы он был субъективен.
- За время вашего брака, - задает вопрос Анжела, - вы часто встречались с его братом?
- Не очень.
- Как бы вы описали ваши с Рейдом отношения?
- Спорными.
- А с Лидди? - продолжает допрос Анжела.
Я качаю головой.
- Эту женщину я просто не понимаю.
- Вам было известно, что пятую процедуру ЭКО оплатил Рейд?
- Я понятия об этом не имела, пока не услышала его показания. Для нас это было настоящим стрессом, потому что мы не знали, где достать деньги, но однажды Макс пришел и сказал, что все решил, что он нашел кредит под ноль процентов. Я ему поверила. - Я замолкаю, затем поправляю себя: - Я была настолько глупа, что поверила ему.
- Макс когда-либо говорил вам о своем желании отдать эмбрионы брату и невестке?
- Нет, я узнала об этом, когда он подал иск.
- И как вы отреагировали?
- Не могла поверить, что он так со мной поступает, - отвечаю я. - Мне сорок один год. Даже если мои яйцеклетки на что-то пригодны, страховка не покрывает расходы на лечение бесплодия, чтобы еще раз взять у меня яйцеклетки. Это в буквальном смысле мой единственный шанс завести своего биологического ребенка с любимым человеком.
- Зои, - спрашивает Анжела, - вы обсуждали с Ванессой, какое отношение будет иметь Макс к этим эмбрионам, если по суду вы получите над ними опеку и у вас родятся дети?
- На его усмотрение. К чему он готов. Если захочет стать частью жизни этих детей, мы поймем; а если не захочет - будем уважать и это решение.
- Значит, вы не возражаете, чтобы дети знали, что Макс их биологический отец?
- Нет, конечно.
- И не возражаете против того, чтобы он принимал такое участие в их судьбе, какое сочтет нужным?
- Да. Абсолютно верно.
- Как вы думаете, к вам проявят подобную щедрость, если суд присудит эмбрионы Максу?
Я смотрю на Макса, на Уэйда Престона.
- Я целых два дня слышу о своем развратном поведении, о том, насколько я падшая женщина, что избрала этот образ жизни, - отвечаю я. - Да они на пушечный выстрел меня к детям не подпустят!
Анжела смотрит на судью.
- Защита больше вопросов не имеет, - заявляет она.
Мы с Анжелой идем во время перерыва выпить по чашечке кофе. Она не отпускает меня одну бродить по зданию суда, боясь, что на меня накинутся сторонники Уэйда.
- Зои, - говорит она, нажимая на кнопку кофейного автомата, - ты отлично держалась.
- Твой допрос - самая легкая часть, - отвечаю я.
- Твоя правда, - соглашается она. - Уэйд будет преследовать тебя, как Билл Клинтон Монику Левински. Но ты была спокойна, рассудительна и вызывала сочувствие.
Она протягивает мне первый стаканчик и собирается бросить монету, чтобы купить второй, как к нам подходит Уэйд Престон и бросает в щель пятьдесят центов.
- Я слышал, вы за это деньги не получите, адвокат, - произносит он. - Считайте это моим пожертвованием.
Анжела не обращает на него внимания.
- Зои, знаешь, чем отличается Уэйд Престон от Бога? - Она делает секундную паузу. - Бог не считает себя Уэйдом Престоном.
Я смеюсь, как обычно над всеми ее шутками. Но на этот раз смех застревает у меня в горле. Потому что в полуметре от Рейда стоит, не сводя с меня глаз, Лидди Бакстер. Она пришла сюда в компании адвоката Макса, вероятно, по той же причине, что и я в компании Анжелы.
- Зои, - окликает она, делая шаг вперед.
Анжела берет полномочия на себя.
- Моей клиентке нечего вам сказать.
И становится между нами.
Но Лидди в необычной для нее манере возражает:
- Зато мне есть что ей сказать.
На самом деле я плохо знаю Лидди. Я никогда не хотела узнать ее лучше. Макс всегда говорил мне, что я многое упускаю, - она очень веселая, умная и знает наизусть все диалоги из "Нападения помидоров-убийц", - но я видела только одно: женщину, которая в наши дни в ее возрасте преданно ждет мужа с работы, чтобы спросить у него, как прошел день, и накормить его ужином. Макс когда-то предлагал нам прогуляться вместе по магазинам, сходить пообедать, узнать друг друга получше, но я решила, что все темы для разговоров иссякнут, как только мы повернем за угол ее дома.
Однако она, похоже, все-таки нарастила себе хребет. Удивительно, как попытки забрать чужие эмбрионы могут сказаться на чувстве собственного достоинства!
- Благодарю покорно, но на сегодня я молельную квоту исчерпала, - отвечаю я.
- Это не молитвы. Просто… Знаешь… - Она смотрит мне прямо в глаза. - Макс не хочет тебя обидеть.
- Да? Просто задел ненароком. Я поняла.
- Я знаю, каково тебе.
Я поражаюсь ее выдержке.
- Откуда тебе это знать? У нас с тобой нет абсолютно ничего общего! - зло бросаю я.
Я протискиваюсь мимо Лидди, Анжела спешит за мной.
- Адвокат, это вы преподаете своей клиентке уроки обаяния? - кричит Уэйд нам в спину.
Голос Лидди звучит мне вслед.
- Нет, Зои, нас кое-что связывает, - возражает она. - Мы обе любим этих детей.
Эти слова заставляют меня остановиться на полпути. Я оборачиваюсь.
- Что бы там ни говорили, - негромко продолжает Лидди, - я всегда считала, что из тебя получилась бы великолепная мать.
Анжела берет меня под руку и тащит по коридору.
- Не обращай на них внимания, - велит она. - Знаешь, чем отличается дикобраз от Уэйда Престона за рулем своего автомобиля? Иглы торчат наружу.
Но на этот раз я не могу выдавить даже улыбку.
Не помню, чтобы мама, когда я была ребенком, часто ходила на свидания, но одно засело у меня в памяти. Какой-то мужчина, облитый духами с ног до головы (еще больше, чем моя мама), позвонил в дверь и повез ее ужинать. Я заснула на диване, пересматривая "Любовную лодку" и "Остров фантазий", а проснулась уже во время выпуска ночных новостей и увидела маму в чулках без туфель, тушь размазана под глазами, а волосы беспорядочно торчат.
- Понравился? - помнится, спросила я.
Мама только презрительно фыркнула.
- Никогда не доверяй мужчине, который носит на мизинце кольцо, - сказала она.
Тогда я ее не поняла. А теперь полностью с ней согласна: мужчина должен носить только обручальное кольцо или кольцо Суперкубка. Остальные украшения - знак того, что ничего из ваших встреч не выйдет: кольцо школьного братства говорит о том, что он никогда не повзрослеет, коктейльное кольцо с массивным камнем указывает на то, что он голубой, но пока сам этого не понимает. Кольцо на мизинце свидетельствует о том, что он слишком печется о своей выгоде; кольцо а-ля "Завтрак у Тиффани" Трумена Капоте - больше заботится о собственном внешнем виде, чем о спутнице.
Уэйд Престон носит кольцо на мизинце.
- Вам досталось с лихвой, мисс Бакстер, - говорит он. - Можно даже сказать, вы ходили в клинику, как на работу.
- Протестую! - восклицает Анжела. - Никому не позволено так говорить.
- Протест принят. Адвокат, удержитесь от личных комментариев, - велит судья О’Нил.
- Многие осложнения угрожали жизни, не так ли?
- Да, - отвечаю я.
- Следовательно, существует вероятность того, что, если суд присудит вам этих нерожденных детей, вы можете не дожить, пока они вырастут, верно?
- Сейчас я полностью излечилась от рака. Шансы рецидива составляют менее двух процентов. - Я улыбаюсь ему. - Я здорова как лошадь, мистер Престон.
- Вы понимаете, что, если суд все же присудит вам и вашей любовнице этих нерожденных детей, нет никакой гарантии, что беременность наступит?
- Я понимаю это лучше, чем кто-либо, - отвечаю я. - Но я также понимаю, что это мой последний шанс иметь биологического ребенка.
- Сейчас вы проживаете с Ванессой Шоу в ее доме, я прав?
- Да. Мы поженились.
- Не в штате Род-Айленд, - замечает Престон.
Я смотрю ему в глаза.
- Мне известно одно: штат Массачусетс выдал нам свидетельство о браке.
- Как давно вы вместе?
- Около пяти месяцев.
Он удивленно приподнимает брови.
- Это очень большой срок.
- Наверное, я сразу поняла, что это мое. - Я пожимаю плечами. - И я хочу быть с ней всегда.
- Вы испытывали те же чувства, когда выходили замуж за Макса Бакстера, не так ли?
Первая кровь.
- Не я подала на развод. Это Макс бросил меня.
- Как может бросить вас и Ванесса?
- Не думаю, что это случится, - отвечаю я.
- Но наверняка вы знать не можете, верно?
- Всякое случается. Рейд с Лидди тоже могут развестись.
Произнося эти слова, я смотрю на сидящую в зале побелевшую Лидди.
Не знаю, что там происходит между нею и Максом, но что-то явно происходит. Когда она давала показания, я чувствовала между ними какую-то не видимую постороннему глазу связь, как будто я попала в паутину, натянутую в открытом дверном проеме. А потом эти слова у кофейного автомата: "Макс не хочет тебя обидеть". Как будто она с ним это обсуждала.
Макс не мог в нее влюбиться.
Она совершенно на меня не похожа.
При мысли об этом я едва заметно улыбаюсь. Макс явно то же мог бы сказать о Ванессе.
Даже если Макс влюбился в свою невестку, не могу представить, что из этого что-то выйдет. Лидди слишком стремится быть идеальной женой, образцовой прихожанкой. Насколько я вижу, тут некуда падать с пьедестала.
- Мисс Бакстер! - нетерпеливо окликает меня Уэйд Престон, и я понимаю, что прослушала вопрос.
- Прошу прощения. Не могли бы вы повторить?
- Я спросил, возмущал ли вас образ жизни, который ведут Рейд и Лидди?
- При чем здесь возмущение? У нас просто абсолютно разные приоритеты.
- Значит, вы не завидуете их богатству?
- Нет. Деньги еще не все.
- Тогда вам не по душе то, что они являются образцом для подражания?
Я едва сдерживаю смех.
- Откровенно говоря, я их таковыми не считаю. Я думаю, что они покупают все, что захотят, - даже эти эмбрионы. Я считаю, что они прикрываются Библией, чтобы осуждать таких людей, как я. Не хотела бы я, чтобы ребенок унаследовал хоть какую-то из этих черт.
- Вы же регулярно не посещаете церковь, мисс Бакстер, не так ли?
- Протестую! - вмешивается Анжела. - Видимо, нам требуется наглядный пример.
Она берет две книги и со стуком кладет их перед собой. "Церковь". Вторую книгу она перекладывает на противоположный конец стола. "Государство". Потом смотрит на судью.
- Видите между ними разницу?
- Умно, миссис Моретти. Пожалуйста, отвечайте на вопрос, мисс Бакстер, - требует судья.
- Нет.
- Вы не очень-то высокого мнения о тех, кто посещает церковь, верно?
- Я считаю, что каждый человек имеет право верить во все, во что захочет. Включая и право не верить ни во что, - добавляю я.
Ванесса не верит в Бога. Я думаю, что все попытки ее матери молитвами изгнать из нее лесбийскую суть закрыли для нее дверь в официальную религию. Как-то ночью мы обсуждали эту тему. О том, что ее мало заботит жизнь загробная, если все, что ей нужно, она получает в этой; что самой природой заложено помогать людям, и золотое правило здесь ни при чем. Говорили о том, что, несмотря на то что я не исповедую ни одну из признанных религий, я не могу с уверенностью отрицать, что нет никаких высших сил. Не знаю, то ли потому, что я продолжаю цепляться за останки религии, то ли потому, что слишком боюсь признаться вслух, что не верю в Бога.
Я понимаю, что атеизм сродни гомосексуализму. Человек надеется, что о его взглядах никто не узнает, потому что негативные последствия не заставят себя ждать.
- Следовательно, вы планируете растить этих нерожденных детей вне религии?
- Не знаю, - честно отвечаю я. - Я буду растить ребенка, чтобы он умел быть любимым и отдавать любовь, воспитывать в нем чувство самоуважения, широту взглядов и терпимость к окружающим. Если я найду подходящую религиозную группу, исповедующую эти принципы, мы, возможно, к ней присоединимся.
- Мисс Бакстер, вам знакомо дело "Барроуз против Брэнди"?
- Протестую! - вступает Анжела. - Адвокат ссылается на дело об опеке, а мы рассматриваем дело о разделе собственности.
- Протест отклонен, - отвечает судья О’Нил. - К чему вы ведете, мистер Престон?
- В деле "Барроуз против Брэнди" Верховный суд Род-Айленда постановил, что при разводе родителей тот, кто получил опеку, имеет право воспитывать ребенка в вере, которую сочтет лучшей в интересах ребенка. Более того, в деле "Петтинато против Петтинато" сказано, что нравственные качества каждого потенциального опекуна должны быть…
- Адвокат истца пытается растолковать судье, как ему судить процесс, - спрашивает Анжела, - или все же задает вопрос моей клиентке?
- Задаю вопрос, - отвечает Уэйд. - Вы, мисс Бакстер, показали, что прошли несколько курсов ЭКО, но каждый закончился плачевно?
- Протестую!
- Я перефразирую вопрос. Вы не доносили ребенка до срока, не так ли?
- Нет, - отвечаю я.
- И у вас было два выкидыша?
- Да.
- А потом родился мертвый ребенок?
Я опускаю глаза.
- Да.
- Сегодня вы показали, что всегда мечтали иметь ребенка, верно?
- Верно.
- Ваша честь, - вздыхает Анжела, - вопрос уже был задан, ответ на него получен.
- В таком случае почему, мисс Бакстер, в восемьдесят девятом году вы убили собственного ребенка?
- Что? - Я в замешательстве. - Понятия не имею, о чем вы говорите.
Но я лукавлю. И его следующие слова тому подтверждение:
- Вы сделали добровольный аборт, когда вам было девятнадцать, или нет?
- Протестую! - тут же вскакивает со своего места Анжела. - Это не имеет отношения к рассматриваемому делу и произошло задолго до того, как моя клиентка вышла замуж. Я требую, чтобы этот вопрос был немедленно вычеркнут из протокола!
- Имеет и самое прямое. Ответ поможет нам понять ее желание иметь ребенка. Она пытается расплатиться за прошлые грехи.
- Протестую!
У меня немеют руки.
В зале вскакивает какая-то женщина.
- Детоубийца! - кричит она, и это последняя капля, которая переполнила чашу.
Раздаются крики, кричат баптисты Вестборо и прихожане церкви Вечной Славы. Судья призывает всех к порядку, около двадцати присутствующих удаляют из зала. Представляю, что думает Ванесса, которая наблюдает за происходящим по ту сторону двери.
- Мистер Престон, можете продолжать допрос, но воздержитесь от комментариев, - говорит судья О’Нил. - Что касается наблюдателей в зале, то еще одно слово, и я сделаю заседание закрытым.