Сегодня он вырядился как никогда, - можете мне поверить, если уж я отпускаю комментарии по поводу одежды, значит, это действительно нечто ужасное. На нем была рубашка в фиолетовую и белую клетку. Галстук в черную и сиреневую полоску. Черный пиджак отливал немного серым, немного серебром, немного фиолетовым. И тем не менее все, что давно было признано анахронизмом лихих восьмидесятых, благодаря его автозагару и побрякушкам смотрелось как оживший разворот мужского журнала "Джи-Кью".
- Мисс Шоу, - начинает он, и я опускаю глаза, чтобы посмотреть, не тянется ли за ним маслянистый след. - Ваши работодатели знают, что вы лесбиянка?
Я расправляю плечи. Хочет войны - он ее получит!
В конце концов, я что, зря красила губы?
- Я не кричала об этом на каждом углу. Учителя в учительской обычно не обсуждают свою сексуальную жизнь. Но я этого и не скрывала.
- По-вашему, родители не имеют права знать, какого рода психологическую помощь получают их дети? - При слове "помощь" он презрительно усмехается.
- Кажется, никто не жалуется.
- Вы когда-нибудь говорили с их детьми о сексе?
- Если ученики сами затрагивали эту тему. Некоторые приходят ко мне из-за проблем со сверстниками. Некоторые даже признались, что, возможно, являются геями.
- Значит, вы вербуете этих невинных подростков в свои ряды? - стоит на своем Престон.
- Естественно, нет. Но я даю им возможность выговориться, когда окружающие… - я выдерживаю эффектную паузу, - не слишком толерантно к ним относятся.
- Мисс Шоу, вы показали во время прямого допроса, что считаете себя достойным опекуном ребенка, это так?
- Да, - подтверждаю я.
- Вы утверждаете, например, что в состоянии справиться с любой проблемой?
- Можете в это поверить.
- Хотел бы напомнить, что вы находитесь под присягой, - говорит Престон.
На что, черт побери, он намекает?
- Разве вас в две тысячи третьем году не помещали на неделю в психиатрическое отделение клиники Блэкстоуна?
Я замираю.
- Произошел некий разрыв отношений. Я добровольно на неделю легла в клинику, чтобы справиться со стрессом. Меня пролечили, больше подобного не повторялось.
- Следовательно, у вас был нервный срыв.
Я облизываю губы и чувствую воск от помады.
- Это преувеличение. Мне поставили диагноз "истощение".
- Неужели? И все?
Я вздергиваю подбородок.
- Да.
- Следовательно, вы утверждаете, что не хотели покончить с собой?
Зои прижимает руку ко рту. "Лицемерка", - наверное, думает она после вчерашней ссоры.
Я поворачиваюсь к Уэйду Престону и смотрю ему в глаза.
- Нет, естественно.
Он протягивает руку. Бен Бенджамин вскакивает из-за стола истца и передает ему документ.
- Я бы хотел приобщить это лишь для уточнения диагноза, - произносит Престон, передавая копию секретарю суда, чтобы тот поставил печать, а потом протягивает копию мне и Анжеле.
Это медицинские выписки из Блэкстоуна.
- Протестую! - кричит Анжела. - Я первый раз вижу эти документы. Представить себе не могу, как мистеру Престону удалось получить их законным путем, поскольку это конфиденциальная информация…
- Миссис Моретти может ознакомиться со своим экземпляром, - предлагает Престон.
- Ваша честь, согласно закону о соблюдении врачебной тайны, я должна была получить данные документы за три недели до того, как приобщать их к делу. Мисс Шоу даже не является стороной этого процесса. Эти документы никоим образом не могут быть приняты в зале суда.
- Я не прошу приобщить их к вещественным доказательствам, - заявляет Престон. - Я использую их для того, чтобы обвинить свидетеля в лжесвидетельстве. Поскольку мы обсуждаем вопрос о возможном опекунстве, полагаю, крайне важно знать, что эта женщина не только лесбиянка - она еще и лгунья.
- Протестую! - еще громче кричит Анжела.
- Если миссис Моретти требуется небольшой перерыв, чтобы просмотреть документы, мы готовы дать ей несколько минут…
- Не нужен мне перерыв, вы, пустозвон! У меня нет ни малейшего сомнения в том, что эти документы не только не имеют отношения к делу, но и получил их мистер Престон незаконно. Он пришел в зал суда с грязными руками. Не знаю, как поступают в Луизиане, но здесь, в Род-Айленде, у нас есть закон, защищающий граждан. А сейчас права мисс Шоу бесстыдно нарушаются.
- Ваша честь, если свидетель согласна отказаться от своих показаний и признать, что предпринимала попытку самоубийства, я с радостью сниму эти документы с рассмотрения, - говорит Престон.
- Хватит! - вздыхает судья. - Я разрешу приобщить эти документы исключительно с целью установления истины. Однако прежде я хотел бы, чтобы сторона истца объяснила, как они к ней попали.
- Их подсунули под дверь моего гостиничного номера, - отвечает Уэйд Престон. - Пути Господни неисповедимы.
Сильно сомневаюсь, что Бог воспользовался копировальной машиной в Блэкстоуне.
- Мисс Шоу, я повторяю свой вопрос: в клинику Блэкстоуна в две тысячи третьем году вас привела попытка совершить самоубийство?
Я чувствую, как пульсирует кровь, и заливаюсь краской.
- Нет.
- Значит, вы случайно проглотили целую упаковку тайленола?
- У меня была депрессия. Я не собиралась сводить счеты с жизнью. Это было очень давно. Сейчас у меня абсолютно другая жизнь. Откровенно говоря, я не понимаю, почему вы вообще занимаетесь этой охотой на ведьм.
- Справедливо ли утверждение, что восемь лет назад вы были расстроены? У вас случился кризис?
- Да.
- Произошло нечто такое, что настолько привело вас в замешательство, что вы оказались в больнице?
Я опускаю глаза.
- Наверное.
- Зои Бакстер заявила, что у нее был рак. Вам известно об этом?
- Да. Но сейчас она здорова.
- Рак имеет отвратительную привычку возвращаться, не так ли? Мисс Бакстер вновь может заболеть раком, правда?
- Как и вы, - отвечаю я.
"Желательно в ближайшие три минуты".
- Это ужасное предположение, - ведет свое Престон, - но мы должны рассмотреть все возможности. Давайте представим, что у мисс Бакстер вновь диагностируют рак. Вы расстроитесь, не так ли?
- Я буду раздавлена.
- Настолько, что может случиться очередной срыв, мисс Шоу? Очередной флакон тайленола?
Анжела вскакивает с протестом.
Уэйд Престон качает головой и спрашивает:
- В таком случае, мисс Шоу, кто позаботится об этих бедных детях?
Как только я покидаю свидетельскую трибуну, судья объявляет перерыв. Когда я прохожу в зал суда, Зои встает и обнимает меня.
- Мне очень жаль, - шепчет она.
Я знаю, она думает о Люси. О том, что я превысила полномочия школьного психолога, чтобы найти для этой девочки то, что сможет удержать ее в этом мире. И сейчас задается вопросом: неужели я увидела в этой девочке себя?
Краем глаза я замечаю фиолетовую вспышку. По проходу гордо вышагивает Уэйд Престон. Я мягко отстраняюсь от Зои.
- Я сейчас.
Я иду за ним в коридор, но держусь в сторонке, пока его приветствуют прихожане, пока он сыплет остротами с журналистами. Он насвистывает, он настолько доволен собой, что даже не замечает, что его преследует тень. Он поворачивает за угол и толкает дверь в мужской туалет.
Я вхожу следом за ним.
- Мистер Престон! - окликаю я.
Он удивленно приподнимает брови.
- В чем дело, мисс Шоу? Мне казалось, что люди, ведущие ваш образ жизни, никогда бы не перепутали уборные и не вошли в дверь, на которой изображен мужчина.
- Знаете, я педагог, а вам, мистер Престон, крайне необходим урок хороших манер.
- Вы так думаете?
- Да. - Я бросаю быстрый взгляд под двери кабинок: к счастью, мы в туалете одни. - Во-первых, о гомосексуализме. Это не стиль жизни. Я такой родилась. Во-вторых, я не выбирала влечение к женщинам. Меня просто к ним влечет. А вы сами выбрали влечение к женщинам? Это происходило во время пубертатного периода? Или когда вы закончили школу? Неужели это был один из вопросов выпускного экзамена? Нет. Гомосексуальность, как и гетеросексуальность, - это невозможность выбора. И я знаю это, потому что никто по доброй воле не захотел бы быть геем. Зачем подвергать себя насмешкам, обидным словам и физическому насилию, с которыми я столкнулась? Разве бы я хотела, чтобы на меня смотрели свысока и навешивали ярлыки такие люди, как вы? Зачем мне добровольно выбирать, как вы это называете, "стиль жизни", который так тернист? Честно говоря, я не верю, что человек, столько поездивший по миру, как вы, мистер Престон, остается таким зашоренным.
- Мисс Шоу, - вздыхает он. - Я помяну вас в своих молитвах.
- Как трогательно! Но поскольку я атеистка, это не имеет никакого значения. На самом деле я надеюсь, что вы все же прочтете о гомосексуализме что-нибудь посвежее, чем Библия, на которую вы ссылаетесь. После пятисотого года нашей эры на интересующую вас тему написано очень много.
- Вы уже закончили? Потому что я пришел сюда не просто так…
- Еще нет. Я еще много кем не являюсь, мистер Престон. Я не педофил. Я не футбольный тренер, не байкерша, равно как не все геи-мужчины парикмахеры, флористы или дизайнеры интерьеров. Во мне нет ничего аморального. Но знаете, кем я все же являюсь? Интеллигентным, толерантным, умеющим воспитывать детей человеком. Совершенно не похожим на вас. Но от этого я не становлюсь хуже, - говорю я. - Таким людям, как я, не нужно подстраиваться под окружающих. Необходимо просто, чтобы такие, как вы, расширили свой кругозор.
Я замолкаю и чувствую, что даже вспотела. Уэйд Престон, к счастью, хранит гробовое молчание.
- Что такое, Уэйд? - спрашиваю я. - Не привык получать сдачи от девушек?
Он пожимает плечами.
- Говорите, что хотите, мисс Шоу. Можете даже пи́сать стоя, если вам нравится. Но ваши яички никогда не станут больше моих, уж поверьте мне на слово.
Я слышу, как он расстегивает молнию.
Я складываю руки на груди.
Тупик.
- Вы так и будете стоять, мисс Шоу?
Я пожимаю плечами.
- Ваш пенис не первый, с которым мне довелось повстречаться в жизни, мистер Престон.
С коротким вздохом Уэйд Престон застегивает ширинку и выскакивает за дверь. Я улыбаюсь во весь рот, так что даже становится больно, и включаю воду.
В туалет заходит незнакомый пристав. Он видит странную высокую женщину, которая смывает в раковину косметику и вытирает лицо дешевым бумажным полотенцем.
- В чем дело? - набрасываюсь я на него.
Он недоуменно таращится на меня, а я неспешно удаляюсь. В конце концов, кто он такой, чтобы говорить мне, что есть норма?
Прежде чем мама Зои будет давать показания, она хочет поговорить со своим стаканом воды.
- Миссис Уикс, - говорит судья, - здесь у нас не цирк. Мы можем продолжать процесс?
Дара поворачивается к нему, продолжая держать стакан в руке. Кувшин, стоящий рядом со свидетельской трибуной, наполовину пуст.
- Известно ли вам, Ваша честь, что вода может нести как позитивную, так и негативную энергию?
- Не знал, что вода может нести еще что-то, кроме влажности, - бормочет судья.
- Доктор Масару Эмото провел научный эксперимент, - надменно продолжает мама Зои. - Если человеческие мысли направить на воду, а потом ее заморозить, кристаллы льда будут либо прекрасны, либо отвратительны - в зависимости от того, какими были мысли, позитивными или негативными. Следовательно, если воздействовать на воду позитивным раздражителем - например, красивой музыкой, изображением влюбленных, словами благодарности, - а потом воду заморозить и изучить под микроскопом, обнаружится, что кристаллы льда симметричны. С другой стороны, если включить выступление Гитлера, или показать жертвы убийства, или произнести "Я тебя ненавижу", а потом воду заморозить, кристаллы будут искривленными и зазубренными. - Она смотрит на судью. - Наше тело более чем на шестьдесят процентов состоит из воды. Если позитивные мысли могут воздействовать на стакан воды, только представьте, какое влияние они оказывают на нас.
Судья проводит рукой по лицу.
- Миссис Моретти, поскольку это ваш свидетель, думаю, вы не будете возражать, если она помолится своей воде?
- Нет, Ваша честь.
- А вы, мистер Престон?
Потрясенный адвокат качает головой.
- Честно говоря, я даже не знаю, что сказать.
Дара фыркает.
- В конечном счете, может быть, с точки зрения воды, это настоящее благословение.
- Можете продолжать, миссис Уикс, - говорит судья.
Дара поднимает стакан.
- Сила, - произносит она глубоким, низким голосом. - Свобода. Терпение. Справедливость.
Это может показаться вычурным, эксцентричным, новомодным, но звучит захватывающе. Кто из нас - во что бы мы ни верили - стал бы возражать против этих принципов?
Дара выпивает воду до последней капли. Потом переводит взгляд на судью О’Нила.
- Все. Неужели это было так неприятно?
Анжела подходит к ней. Мать Зои снова наполняет стакан водой. Не по привычке, а потому что прекрасно знает - это заставит всех помнить, что слова, сказанные перед водой, могут изменить ее, совсем как присутствие ребенка в помещении является сдерживающим фактором для непристойных разговоров.
- Назовите свое имя и адрес для протокола.
- Дара Уикс. Проживаю в Уилмингтоне, Ренфру-хайтс, 5901.
- Сколько вам лет?
Дара, побледнев, смотрит на Анжелу.
- Я действительно должна отвечать на этот вопрос?
- Боюсь, что да.
- Шестьдесят пять. Но чувствую я себя на пятьдесят.
- Как далеко вы живете от своей дочери и Ванессы Шоу?
- В десяти минутах, - отвечает Дара.
- У вас есть внуки?
- Пока нет. Но… - Она стучит по дереву.
- Как я понимаю, вы с нетерпением смотрите в будущее?
- Вы шутите? Я буду самой лучшей бабушкой на свете!
Анжела подходит к свидетельской трибуне еще ближе.
- Миссис Уикс, вы знакомы с Ванессой Шоу?
- Да. Она супруга моей дочери.
- Что вы думаете об их отношениях?
- Я считаю, - говорит Дара, - что с ней моя дочь счастлива, а это для меня главное.
- Ваша дочь всегда была счастлива?
- Нет. Она чувствовала себя несчастной после рождения мертвого ребенка и во время развода. Она вела себя как зомби. Я приходила к ней домой, а она была в той же одежде, которую носила вчера. Она ничего не ела. Не умывалась. Не работала. Не играла на гитаре. Просто спала. Даже когда Зои бодрствовала, казалось, что она спит.
- Когда она стала меняться?
- Она начала работать с ученицей из школы, где работает Ванесса. В конце концов они с Ванессой сходили вместе пообедать, стали ходить в кино, на выставки, на блошиные рынки. Я так радовалась, что Зои нашла себе приятельницу.
- Но в какой-то момент вы узнали, что Зои с Ванессой стали больше, чем просто подругами?
Дара кивает.
- Однажды они пришли в гости, и Зои сказала, что хочет сообщить мне новость. Она влюблена в Ванессу.
- Как вы отреагировали?
- Я была сбита с толку. Я знала, что Ванесса стала ее лучшей подругой, но Зои сказала, что хочет переехать к ней и что она лесбиянка.
- Что вы почувствовали?
- Как будто меня ударили обухом по голове. - Дара мнется. - Я не имею ничего против геев, но никогда не считала свою дочь лесбиянкой. Я подумала о внуках, которых у меня никогда не будет, о том, что будут говорить подруги у меня за спиной. Но при этом я совершенно не расстроилась из-за того, что Зои влюбилась. Я расстроилась потому, что как мать я бы избрала для нее другой путь. Ни один родитель не хочет, чтобы его ребенку пришлось всю жизнь бороться с твердолобыми людьми.
- Что вы сейчас думаете о браке вашей дочери?
- Я вижу одно: она счастлива с Ванессой. Как Ромео и Джульетта. Но без Ромео, - добавляет Дара. - И с более счастливым концом.
- У вас есть какие-либо сомнения касательно их способности вырастить ребенка?
- Лучший дом для ребенка трудно и представить.
- Миссис Уикс, если бы вы могли принимать решение, кого бы вы хотели видеть рядом с детьми Зои - Макса или Ванессу?
- Протестую! - вскакивает Уэйд Престон. - Это гипотетические умозаключения.
- Мистер Престон, спокойно, - отвечает судья. - Не перед водой. Я разрешаю этот вопрос.
Дара смотрит на сидящего за столом Макса.
- Не мне отвечать на подобные вопросы. Но скажу так: Макс бросил мою дочь. - Она поворачивается ко мне. - А Ванесса не бросит никогда.
После своего выступления Дара присаживается на стул, который я для нее приберегла, и хватает меня за руку.
- Как я говорила? - шепчет она.
- Профессионализм не пропьешь, - заверяю я ее и не лукавлю.
Уэйду Престону не было никакого смысла проводить перекрестный допрос. Казалось, он просто теряет время, хватается за соломинку.
- Я готовилась. Не спала целую ночь, чистила свои чакры.
- И результат налицо, - отвечаю я, хотя понятия не имею, о чем она говорит.
Я смотрю на Дару - на ее магнитный браслет, на холщовую санитарную сумку на шее, на лечебные кристаллы. Иногда я удивляюсь, как Зои смогла стать тем, кем стала.
С другой стороны, то же самое можно сказать и обо мне.
- Жаль, что моя мама не успела с вами познакомиться, - шепчу я, хотя на самом деле хочу сказать: "Как жаль, что у моей мамы не было хотя бы вполовину такого большого сердца, как ваше".
Доктор Анна Фуршетт, директор клиники репродукции, приезжает с ящиком из-под молока, доверху набитым папками - медицинскими документами Зои и Макса, которые были растиражированы для адвокатов и переданы секретарю суда. Ее седые волосы ниспадают на воротник черного костюма, на шее болтаются очки в полосатой черно-белой оправе.
- Я знаю семью Бакстер с две тысячи пятого года, - говорит она. - С тех пор, как они стали предпринимать попытки завести ребенка.
- Ваша клиника помогала им в решении этого вопроса? - спрашивает Анжела.
- Да, - отвечает доктор Фуршетт, - мы проводили процедуры экстракорпорального оплодотворения.
- Вы не могли бы описать всю процедуру, которую проходит пара, желающая сделать ЭКО?
- Мы начинаем с медицинской составляющей - проводим большое число исследований, чтобы определить причину бесплодия. Основываясь на этих причинах, мы обговариваем курс лечения. В случае с Бакстерами и у Макса, и у Зои были проблемы с фертильностью. По этой причине нам пришлось вводить сперму Макса непосредственно в яйцеклетку Зои. Со своей стороны, Зои несколько недель проходила гормонотерапию, которая позволила бы созреть нескольким яйцеклеткам. В точно определенное время яйцеклетки были собраны и оплодотворены спермой Макса. Например, во время первого цикла у Зои созрело пятнадцать яйцеклеток, восемь из которых были оплодотворены. Две выглядели достаточно жизнеспособными, и их подсадили Зои в полость матки. Еще три были заморожены для последующего цикла.
- Что означает "выглядели жизнеспособными"?
- Некоторые эмбрионы на вид более соответствуют стандартному образцу.
- Наверное, кто-то ставит им приятную музыку или шепчет слова благодарности, - бормочет Престон.