Подменыши - Игорь Александрович Малышев 14 стр.


На следующий день больные особо не досаждали Сатиру своими просьбами и он, немного заскучав с непривычки, с энтузиазмом археолога взялся за обследование завалов рухляди, очень напоминавших отложения культурного слоя, который образуется на месте человеческих поселений. Выбрав время, когда ни Белка, ни Эльф не спали, он взялся за дело. Минут десять простоял, мрачно оглядывая возвышавшиеся над ним Монбланы старья и Эвересты хлама, и не зная с чего начать. Заметив, что Сатир что-то задумал, "лазарет" стал с интересом наблюдать за происходящим и шушукаться. Смешки и тихий неразборчивый шёпот за спиной придали "археологу" решительности. Он попытался вытащить деревянный карниз для штор, чуть потянул и с вершины горы на него тут же устремилась детская коляска, за которой вприпрыжку скакал эмалированный детский горшок. Сатир едва успел отпрыгнуть в сторону. Коляска рухнула и застыла, горшок весело загромыхал по деревянному полу, словно целая груда рыцарских доспехов.

- Сатир всегда знает, как взяться за дело, - послышался хрипловатый шёпот Белки. - Давай-давай, Шлиман, копай дальше!

"Археолог" с лёгкой яростью обернулся к больным, те захохотали в голос и прячась от расправы, проворно накрылись одеялом.

- Ещё один едва не погиб, погребённой лавиной! - завывая произнёс Эльф. Белка, трясясь от смеха, разглядывала неудачника сквозь дыру в одеяле.

Сатир не стал вступать в перепалку и вернулся к своему занятию. Теперь он действовал намного осторожней, брался только за те предметы, которые мог вытащить без труда. Белка с Эльфом внимательно наблюдали за тем, что извлекается из недр и если какая-то вещь казалась им интересной, они требовали передать её себе. Облегчая им задачу, Сатир каждый раз объявлял, что попало к нему в руки.

- Ерунда какая-то железная.

- Что за ерунда? Говори конкретней.

- Не знаю. От машины, наверное, или от мопеда.

- Выкинь. Дальше.

Сатир извлек следующую находку.

- Металлофон.

- О! - радостно воскликнула Белка. - Это мне! - и тут же получила требуемое.

Эльф обогатился солдатской пилоткой со звёздочкой, коробкой со старыми ёлочными игрушками, почти исправным зонтом и барометром.

- Чего он говорит, твой барометр? Какие погоды пророчит? - спросила Белка.

- Вроде "ясно" показывает.

Все поглядели в окно. На улице лило, как из ведра.

- Ну, может, он на неделю вперёд погоду предсказывает… - попробовал защитить Эльф своё приобретение, постукивая по стеклу пальцем.

- Или на неделю назад, - съязвил Сатир.

Белка в результате раскопок помимо металлофона приобрела маленькое детское пианино, пластмассовую флейту и гитару с шестью сильно потёртыми струнами и проломленным в нескольких местах корпусом.

- Человек-оркестр, - заметил на это Сатир.

Серафима осмотрела инструменты и с сожалением отложила гитару, играть на ней было невозможно.

Чуть позже Белка разжилась немного потрёпанным пледом в чёрно-белую клетку, красным шейным платком, похожим на пионерский галстук, и большой репродукцией Сикстинской мадонны в деревянной рамке.

- А это тебе зачем? - поинтересовался Сатир, указывая на картину.

- Не знаю, но мне всегда нравилось смотреть в глаза мадонн.

- Ты же говорила, что не любишь попов?

- Правильно, попов недолюбливаю, а Христа и мадонн люблю.

- Как-то нелогично получается.

- Ну что ж тут нелогичного? Христос исповедовал абсолютно коммунистические взгляды в отношении частной собственности и равенства людей. А вот попы, по-моему, исповедуют несколько иную религию. Они и в храмах торгуют, и удара по щеке не всегда простят. Вот сейчас мода пошла: всех попов, кого при коммунистах расстреляли, канонизировать. Мол, погибли за веру. Не за веру они погибли, лукавят потомки. В большинстве своём за призыв к неповиновению новой власти, за сотрудничество с белыми и за контрреволюционную пропаганду они погибли. По законам военного времени за враждебную пропаганду - смерть, и они это знали. Значит, понимали, на что шли. Ввязались в войну как обычные люди - получили обычную пулю. Что тут противоестественного? Почему они после этого святые, а миллионы погибших во время Великой Отечественной - не святые? Великая Отечественная - намного более святая война, чем гражданская. Дальше. По христианским законам всякая власть от бога, неповиновение власти - грех. Попы в большинстве своём, что бы они сейчас ни утверждали, отказались повиноваться новой власти. А ведь она была поддержана большинством народа, иначе как бы смогла выстоять против интервенции всей Европы и собственной контры во время гражданской войны? Значит против народа пошли. Против своего народа. И тут виновны. Виноваты, с какой стороны ни посмотри, хоть с мирской, хоть с церковной. Так за что же канонизация? Где тут непротивление? Где же тут святость?

Она всплеснула руками.

- Вот потому то и не люблю я попов. Слишком уж они люди. Обычные люди. Хорошие, сложные, порывистые, слабые, любящие себя и Бога, желающие быть непогрешимыми. Слишком у них всё запутано, а ведь хотят быть пастырями стада человеческого. Может быть, они и правы по-своему, может быть, но Христос и дева Мария мне всё равно ближе, проще и понятнее.

Белка пожала плечами и занялась разглядыванием флейты.

- Кстати, вы знаете, что Ветхий Завет - это Откровение Отца, Новый Завет - это Откровение Сына, - словно вспомнив что-то, продолжила она. - А это значит, что грядёт новое Откровение - Откровение Святого Духа! Ведь он, Святой Дух, единственный из троих, кто ещё ничего нам не открыл. Так, может быть, попы исповедуют уже отжившую религию, или они не знают всей полноты Замысла? Что если именно коммунисты - провозвестники новой религии? Очень несовершенные, многого непонимающие, о многом не догадывающиеся, но именно они несут её зачатки и семена? Что если именно они - маленькие дырочки в новую Вселенную?

Сказав это, она снова вернулась к флейте. Определила с помощью металлофона где какая нота и стала пытаться наигрывать какие-то воющие пастушеские мелодии. Через полчаса упражнений Сатир не выдержал. Он тихо подошёл к Белке сзади и ловко вырвал из её рук инструмент.

- Быстро отдал! - потребовала та.

- Прислушайся, по всей округе собаки воют. Вот она, сила твоей музыки.

Белка привстала на диване и попыталась выхватить флейту обратно, но промахнулась и в отместку со всей силы влепила увернувшемуся Сатиру ладонью по спине. Тот потёр ушибленное место и заявил:

- Всё, я, как лечащий врач, выписываю тебя, ты здорова. Больные так драться не могут. Подъём и марш на кухню еду готовить.

Белка попробовала возражать, но "доктор" был непреклонен. Он рывком поднял девушку с дивана и опустил её ноги на пол. Колени у Белки от слабости чуть подрагивали, она схватилась за плечо Сатира.

- Тогда пусть Эльф тоже встаёт, - заявила она. - Он мне вчера коленом так саданул, до сих пор нога болит.

- Точно, пусть встаёт, - поддержал её Сатир. - Хватит рахитом прикидываться.

- Я не могу, у меня голова кружится, - натянул на себя одеяло Эльф.

- Давай я ему тресну? - предложила Белка.

- Ну, тресни.

- Не надо, изверги, - сказал Эльф, - я встаю.

И они вдвоём с Белкой отправились на кухню чистить картошку.

После этого Сатир время от времени возвращался к раскопкам, но ничего интересного ему не попадалось, пока, под завалами пыльной чепухи в углу, оклеенном газетами, он не обнаружил стопки древних самиздатовских книг. Сатир тихо присвистнул, поняв, что попало к нему в руки. На свист, словно собаки, с дивана поднялись недавние больные, которым слабость ещё не позволяла проводить целые дни на ногах. Белка, радостно потирая руки, тут же оттеснила Сатира в сторону и занялась изучением библиотеки.

- Ишь, какие запасы, на целую районную библиотеку хватило бы. Куда только КГБ смотрел? - бормотала она, с интересом разглядывая кое-как отпечатанные и переплетённые стопки пожелтевших листов. - Вот оно, идеологическое оружие победителей. Смотрите и учитесь. Так-так посмотрим. "Мастер и Маргарита", ну это и официально в Союзе выходило. В "Москве", кажется. "Скотный двор" Оруэлла. Нда, мерзкая книжонка. Фрейд, "Толкование сновидений". А что, разве в Ленинке его не было? "Собачье сердце" - прямая идеологическая диверсия, ничего более. С Оруэлловским "Скотным двором" просто близнецы-братья. И идеология у обоих гаденькая донельзя: если ты скот и быдло, то и будь всю жизнь скотом и быдлом. И не пытайся стать кем-то ещё, не пытайся жить лучше. Копайся в помойках, мёрзни в подворотнях или работай на хозяина, который тебя потом на живодёрню сдаст. В общем, не нарушай порядок вещей, даже если он тебе не по нраву. Ибо не фига! Идеологически очень выдержанные произведения. Ладно, далее. Олдос Хаксли "Двери восприятия". Не читала, но слышала очень хорошие отзывы. Про ЛСД и восприятие. Ну, что тут ещё есть? Солженицын, "Архипелаг Гулаг". Смотри-ка, даже в твёрдом переплёте, отпечатано во Франции. Книга человека, десятилетиями служившего знаменем ЦРУ в борьбе с Советским Союзом. Та кровь, что пролилась при развале Союза и на его руках тоже. А он сейчас витийствует и чувствует себя чуть ли не отцом нации. Льва Толстого изображает. Бога поминает. Стыдно должно быть, дедушка. "Роковые яйца" Булгакова. Ну, тут тоже всё ясно. А ведь один из любимых драматургов Сталина. Он его "Дни Турбиных" раз десять смотрел. О, гляньте-ка! Константин Леонтьев "Средний европеец как идеал и орудие всеобщего уничтожения". Блеск, одно название чего стоит. Как оно сюда попало? Это надо в первую очередь прочитать.

- Не читай, - заверил Эльф. - Оно антикоммунистическое и антиреволюционное.

- Да? - удивилась Белка. - Ну и ладно. Далее. Карлос Кастанеда, очень хорошо. Бунин, "Окаянные дни". Опять контрреволюция. Так, тут первый лист оторван. И что же это? График какой-то… Очень похоже на Гумилёва, у него есть книга по развитию этносов…

Так продолжалось несколько часов. Белка охотно комментировала все книги, которые знала. Чихала смешно, словно кошка, от поднявшейся пыли, через полчаса окончательно охрипла и попросила Сатира сделать ей молока с мёдом.

До поздней ночи она продолжала разбирать бывшую нелегальную литературу. Когда её заставили выключить лампочку, чтобы не мешал спать, она зажгла свечу и продолжала изучать находки при её неверном дрожащем свете. Свеча была совсем старая, найденная всё в тех же кучах, и постоянно гасла. Белка, тихо погромыхивая в темноте спичками и вполголоса ругая последними словами несчастный светоч, снова зажигала огонёк и продолжала своё занятие. Эльф, тоже до крайности любивший книги, поначалу сидел рядом с ней, но вскоре как-то незаметно начал клевать носом, потом уснул и тихо засопел. Белка накрыла его старой шторой. Отопление у них до сих пор не включили, кроме того по полу гуляли проворные ледяные сквозняки и она испугалась как бы к нему не вернулась простуда. Серафима подумала и накрыла его своей курткой, которую до сих пор так и не отмыла от крови.

Саму Белку Сатир вымыл в стоящей на кухне ванне, как только больная стала приходить в себя. Он мыл её в трёх водах. Первая стала настолько красной, что Сатир, глядя на неё, никак не мог отделаться от жуткого ощущения, что бледная, как смерть, Белка, лежит в ванне полной её собственной крови. Вторая была розовой, сквозь неё даже можно было разглядеть исхудалое, с проступающими костями, девичье тело. И лишь когда третья вода осталась такой же чистой, какой излилась из крана, Сатир поднял Белку на руки, бережно завернул в плед и отнёс на диван, под бок к мечущемуся в бреду, раскалённому, как уголь, Эльфу. Тощая замерзающая Белка тут же прижалась к нему и стала греться.

Похожий в свете свечи на уставшего ребёнка Эльф, тревожно заворочался во сне, видимо почувствовал тяжёлый запах крови от куртки, но вскоре успокоился и притих.

- Ничего, к крови быстро привыкают, зато так теплее, - тихо сказала Белка, возвращаясь к книгам.

Под утро, вконец утомившись, она завершила осмотр коллекции. Зевнула, потянулась до звонкого хруста в костях. Подняла на ноги пытающегося продолжать спать Эльфа, заставила лечь на диван рядом с Сатиром и сама улеглась между ними.

Ближе к полудню они проснулись, принялись ворочаться и медленно продирать глаза.

- Нет, всё-таки советские диссиденты - это было нечто, - стала делиться Белка своими мыслями. - Тихие, незаметные, как тараканы. Сидели себе по кухням, вели разговоры, пили чай, читали книги. И так вот тихо и незаметно вырыли яму для великой страны.

- Лучший памятник советским диссидентам и правозащитникам - большой бронзовый фаллос на площади и список самых шикарных порносайтов у подножья, - хмуро произнёс Сатир, который не любил просыпаться.

- Не утрируй. Между прочим, они наши предшественники. Мы в чём-то их дети.

- В чём это я их дитя? Я за либеральные свободы не выступаю и стране яму не рою, - буркнул не открывая глаз Сатир.

- Мы роем яму капитализму. И общего у нас много. Мы тоже читаем и делаем выводы. Мы тоже не любим быть на виду. Мы тоже пассионарии. Мы тоже не согласны со строем. Нам тоже есть кого опасаться. В общем, масса общего, - она замолчала, но лежать в тишине ей было скучно и она стала развивать свою мысль. - КГБ к восьмидесятым годам видно совсем нюх потерял. Диссиденты - это в любом случае серьёзная сила. Разрушительная, но сила. Они были теми немногими, кому нужно было от жизни что-то ещё, помимо водки и хлеба. Неужели, имея в своём распоряжении лучшие умы Союза, КГБ не мог направить эту силу в направлении, выгодном СССР? А то, либо в лагеря, либо за бугор. Какое плоское мышление. Специалисты…

- А тебе не кажется, что диссиденты - не причина, а следствие. - Возразил Сатир. - СССР последние лет двадцать не жил, агонизировал. Идеология больше не вела людей, как это было в двадцатые, тридцатые, сороковые годы. А, может быть, люди просто устали быть хорошими. Я имею в виду не диссидентов, а обычных людей. Они устали всё время ходить на двух ногах и им просто захотелось снова побыть скотами и походить на четвереньках, ориентируясь на голоса самых примитивных инстинктов: сытого желудка, сексуальной удовлетворённости, жажды власти, жадности. Поэтому они с такой охотой и приняли капитализм. Ведь эта система основана как раз на эксплуатации этих инстинктов. И если советская идеология не смогла больше вести людей вверх, они покатились вниз. Всё проще простого.

Белка задумалась.

- Эльф, ты слышал?

- Что я слышал?

- О чём мы говорили.

- Ну как же… - отозвался заспанный голос.

- Что "ну"? Ты понял, что это значит? У Сатира есть мозг! Понимаешь? Да ещё какой мозг! А он до сих пор его прятал. Сатирчик, ты умница. Платон, Сократ и Демосфен в одном лице. Как ты ловко всё разъяснил! А до меня до сих пор не доходили такие простые вещи. Ведь всё просто! "Люди устали быть хорошими". Как просто! Здорово! - Белка была в восторге.

- Страшно как это всё, - разом став серьёзной, сказала она. - И безнадёжно. Ведь если через некоторое время снова свершится коммунистическая революция, это будет означать, что потом, лет через семьдесят люди снова устанут, так что ли?

- Наверное, так, - подтвердил Эльф.

- Я не согласен, - заявил Сатир. - Наверняка явятся светлые головы, которые объяснят, как поддерживать в людях желание быть хорошими. Может, пока мы просто не доросли до этого знания. Белка, я тебя обнадёжил?

- Возможно, - задумчиво ответила та. - Но это означает, что мы просто переносим решение вопроса на неопределённое время в будущее. А жить и действовать хочется сейчас.

- Так в чём дело? Живи и действуй. Так сказать, хотя бы поддерживай огонь в костре, если не можешь поджечь степь.

- Тоска… - отозвалась Белка.

- Тоска, - буркнул Сатир. - Её ищет ФСБ и МВД целой страны, а ей тоска.

- Ищешь-ищешь, не найдёшь, а отыщешь, так поймёшь, вещи надо убирать, не придётся их искать, - с выражением прочла Белка. - Я в детском саду учила. Перед мамами выступала в белом платье.

Эльф представил себе маленькую черноглазую черноволосую Белку в белом платьице, старательно рассказывающую стишки перед родителями.

- Этакий уголёк в снегу.

- Скорей, таракан в тесте, - не согласился Сатир.

- Сатир, единственное чувство, которое может испытывать к тебе нормальный человек - это жалость, - съязвила Белка.

Она изловчилась и, резко выгнувшись дугой, спихнула его с дивана.

- Иди, приготовь что-нибудь поесть.

Сатир с грохотом обрушился на пол. Медленно сел, привалившись к дивану спиной.

- А чего готовить-то, нет ведь ничего, - зевнув сказал он. - И денег тоже нет.

- Как нет? - в один голос спросили Белка с Эльфом.

- Обыкновенно. Всё имеет свойство кончаться. И еда и деньги…

- Это только глупость твоя бесконечна, - оборвала его Белка. - Куда они делись-то хоть? И почему ты раньше молчал?

- Деньги ушли на оплату квартиры, надо было за полгода вперёд заплатить. На ваше лечение тоже пришлось потратиться. Вот и всё. А молчал потому, что вы всё равно ничем помочь не сможете.

- Ну почему? Можно было бы снова попробовать собак воровать… - не очень уверенно предложила Белка.

- Каких собак? Ты вон еле ходишь, Беня Крик в юбке, - осадил его Сатир.

- Беня Крик был не вор, а налётчик, щоб ви знали, - заметила Белка. - Да и юбок я никогда не носила.

Некоторое время друзья подавленно молчали. В комнате повисла густая нехорошая тишина. В животе у Эльфа что-то тихонько заурчало. Он ойкнул и завозился под одеялом. Белка покусывала губы, не зная, что сказать. После взрыва памятника им с Сатиром показываться на улице вообще не стоило, а уж устраиваться на работу и подавно. Эльф же пока был слишком слаб, чтобы зарабатывать деньги.

- Ну что, маргиналы, притихли? - насладившись ситуацией спросил Сатир. - Страшно? Ладно, без паники. Есть ещё деньги. Успокойтесь.

- Эльф, когда вырастешь, обязательно сделай с Сатиром что-нибудь ужасное. Чтобы он всю жизнь помнил, подонок, - сказала Белка вставая.

Она завернулась в плед, босиком подошла к окну, задрала голову и посмотрела вверх. Низкое серое небо сыпало на Москву первый снег. Крупные белые хлопья падали медленно, чуть устало садились на грязные стёкла и замирали. Печальная красота беззащитного, обречённого первого снега странно подействовала на девушку. Лицо её разгладилось, уголки губ чуть опустились. В комнате стояла тишина. Белке стало грустно и хорошо, словно она умирала, осчастливив перед смертью весь мир. Зябкие змейки сквозняков холодили её голые ноги, но Серафима стояла, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть свою лёгкую, как севшая на руку бабочка, радость.

Кто-то большой и грузный, как Дед Мороз ходил наверху, слышался уютный скрип половиц. Белка тихо, почти незаметно для постороннего глаза улыбнулась. Впереди была длинная и снежная зима, полная пушистых сугробов, звенящих на ветру льдинок, суровых, как наждак, метелей, весёлых краснощёких морозов и хрустящего под ногами снега. Белке вдруг почудился звон стеклянных шаров на ёлках, еле слышное шипение шампанского, разлитого в бокалы, свежий запах еловой смолы и яркие, словно светящие откуда-то из будущего, новогодние звезды.

- А давайте Новый Год в лесу справим! - предложила она.

- Так ведь до него ещё далеко, целых полтора месяца, - отозвался Эльф.

- Ну и что? Давайте!

- Я согласен, - сказал Сатир.

Назад Дальше