Мне было страшно смотреть на гроб.
Похороны меня взбаламутили.
Поминки устроили в доме Ханны. Народу было много. В кухне мамины коллеги-помощницы спорили за право приготовить чай и подать двум священникам в гостиную. В соседней комнате орал телевизор - мужья помощниц смотрели футбол. Один закурил сигару, когда его команда забила, и жена его, учуяв запах, ему попеняла: как не стыдно, бедняжка миссис Йейтс еще толком не устроилась в могиле, а он уж воняет табачищем, как будто празднует Рождество. Провинившийся муж одарил супружницу таким взглядом, словно охотно ткнул бы сигарой ей в глаз, но при людях смолчал и безропотно прошел в кухню, где под краном погасил окурок и, завернув его в салфетку, спрятал в карман.
- Вы уж простите, отче, - извинилась жена бедокура, но я лишь пожал плечами: да ничего страшного. По мне, пусть курит. Дом не мой, и если хозяева не возражают, то я и подавно.
Как всегда бывает на поминках, почтительная скорбь постепенно сменилась весельем. Мы с Томом присоединились к мужчинам, расправлявшимся с парой упаковок пива, которые Кристиан достал из холодильника, а женщины, угощаясь сладким вином и хересом, говорили о том, что маме понравились бы ее проводы, хоть ветчину надо было брать в другом магазине и свой салат гораздо вкуснее покупного.
- Что будем делать с домом? - спросил я Ханну. Наверное, я слишком поторопился с этой темой, но сестра, похоже, не возражала.
- Я думаю, продадим, - сказала она. - Сейчас недвижимость в цене. А уж такой-то дом в Чёрчтауне. Ты представляешь, сколько он стоит?
- Нет, - ответил я.
Такие вещи меня не интересовали. В газете я читал, что цены на жилье взлетели, а в хорошем районе были просто бешеные, но не придавал этому значения. Мне это было безразлично. Но вот сестра назвала сумму, и я, опустив стакан, уставился на нее как на ненормальную.
- Разыгрываешь? - спросил я.
- Это как минимум, - вмешался Кристиан. - При хорошем спросе можно получить процентов на двадцать больше. Правда, часть уйдет на комиссионные агенту, налог на наследство и прочее. Но все равно останется куча денег. Извини, - поспешно добавил он, смутившись, что выглядит хапугой. Но меня это ничуть не задело - я знал, что Кристиан равнодушен к деньгам.
- Невероятно.
- Чем скорее выставим на продажу, тем лучше, - сказала Ханна. - Незачем тянуть, а то еще заявятся вандалы, прослышав, что дом пустует.
- А как все это делается?
- Если хочешь, я этим займусь, - предложил Кристиан. - Но коль предпочитаешь обойтись своими силами - ради бога.
- Я был бы очень признателен, если б ты за это взялся, - подумав, сказал я. - В таких делах я ничего не смыслю.
- Отлично. Положись на меня, я все устрою.
- Деньги поровну? - спросила Ханна, и я подумал, что это, видимо, хмель сподвигнул нас на тему, столь неуместную на поминках.
- Зачем мне такая уйма денег? - сказал я. - Мне столько не нужно.
По взгляду Ханны я понял, что в общем-то она со мной согласна, но не хочет меня обирать. Однако у нее семья, ипотека. Два сына, которых надо обиходить. Расходы на школу. Позже - на университет. Ежегодные поездки в Лиллехаммер и обратно. Я же не имел таких забот. Я был один на всем свете.
- Пригодятся, - сказала сестра. - Положишь на счет.
- Нас ведь пятеро, так? - прикинул я. - Ты, Кристиан, Эйдан, Джонас и я. Значит, я возьму пятую часть. Больше мне не надо. Отложу на старость.
- Четверть, - сказал Кристиан. - Мне ничего не нужно.
- Ладно, потом разберемся, - решила сестра, глянув на Эйдана, с гитарой маячившего в дверях. Ему не терпелось выступить перед публикой в соседней комнате.
Кристиан покачал головой:
- Сегодня не стоит, Эйдан.
- Ничего, пусть поднимет нам настроение, - сказал я, и мы перешли в гостиную.
Эйдан уселся и запел "Печать поцелуя". Уморительное зрелище, когда восьмилетний малыш, прикрыв глаза, обещает безымянной возлюбленной говорить о своей страстной любви к ней в ежедневных письмах, запечатанных поцелуем. У Эйдана был приятный голосок, и он наслаждался всеобщим вниманием, а вот Джонас сидел в углу и, уткнувшись в похождения Бобби Брюстера, надеялся, что его не призовут выступить с каким-нибудь номером. Закончив песню, Эйдан объявил, что, если нам угодно, он готов продемонстрировать свои навыки в степе. Мы выразили желание, и мальчуган, сбегав за фанерой, принялся отбивать чечетку, что твой Фред Астер, только без фрака и цилиндра. Что и говорить, парнишка он был заводной.
Позже я зашел в кухню и застал его за беседой с Томом Кардлом.
- Долго учился степу? - спросил мой друг.
- Всего несколько месяцев, - ответил Эйдан. - Но учитель говорит, я далеко пойду.
- Далеко? Это куда же? В "Олимпию"?
Эйдан отшагнул и раскинул руки, точно знаменитый конферансье Ф. Т. Барнум:
- Вест-Энд! Бродвей! Талант не знает границ!
Я вспомнил, что много лет назад нечто подобное говорил мой отец, и мне стало очень грустно, а Том буквально затрясся от смеха:
- Нет, он просто чудо! Сейчас рассказывал, какие программы смотрит по телику. Говорит, мечтает попасть на телевидение.
- А ты глаза себе не испортишь? - спросил я. - Странно, что мама разрешает тебе смотреть телевизор.
- Она говорит, вечером можно одну программу, а в выходные - сколько влезет.
- Везет тебе, - сказал Том. - В твои годы я так не роскошествовал.
- У вас не было телика?
- Нет.
- Почему?
- Не могли себе позволить. И потом, отец не доверял телевизорам. Говорил, не дай бог эта штука взорвется и спалит дом.
Эйдан захихикал.
- Тебе вот смешно, юноша, но ты бы не смеялся, повстречав моего папашу. У него разговор был короткий.
- Как это?
- Хватит, Том, - сказал я. - Он еще ребенок.
- Виноват. - Том отвернулся. - Я только хочу сказать, Эйдан, что тебе повезло жить здесь и сейчас, а не там и тогда. - Он посмотрел на моего племянника и улыбнулся: - Все равно ты у нас славный парень, да? Умный и веселый.
Теперь и я заулыбался, мне было приятно, что Эйдан понравился Тому. Я прямо гордился быть дядюшкой мальчика, которого все просто обожают.
- Дядя Оди! - позвал Эйдан. - Пошли посмотрим мои фигурки из "Звездных войн"?
- Ты их уже показывал, - сказал я. Только я вошел в дом, как Эйдан потащил меня в свою комнату, которой очень гордился - мол, у него хоромы, а брат спит в каморке. - Не помнишь?
- А, точно, - сморщился Эйдан. - А вы не хотите посмотреть, отец Том?
В кухню вошла Ханна:
- Отстань, Эйдан. Отцу Тому это совсем не интересно.
- Вы про тот старый фильм, что ли? - спросил Том. - Неужто мальчишки его еще смотрят? Ему уж лет пятнадцать.
- Конечно, смотрим! - выкрикнул Эйдан. - "Звездные войны" - лучшее на свете кино!
- А ты видел "Вилли Вонка и шоколадную фабрику"? - поинтересовался Том. - Он мне очень нравился. Там дядька в огромной шляпе, а у ребятни оранжевые мордашки.
- У меня есть Дарт Вейдер, Боба Фетт и Люк Скайуокер, а к потолку подвешена Звезда Смерти, - не слушая Тома, перечислял Эйдан. - Куча роботов и Три-пи-о, у него рука отваливается, но он разговаривает и…
- Невероятно, это надо видеть своими глазами, - сказал Том. - Я готов взглянуть.
Эйдан захлопал в ладоши и потащил Тома наверх; с очередной партией грязной посуды в кухню вернулась Ханна.
- Как ты? - спросила она.
- Нормально. А ты?
- Ничего. - Сестра пустила горячую воду и положила тарелки в раковину. - Почти все разошлись. Женщины уходят, когда доедят сэндвичи, а мужчины - по приказу.
- Жизнь продолжается, - сказал я.
- У меня. Хорошо, что отец Том вместе с тобой отслужил панихиду, правда? Я беспокоилась, как ты справишься один.
- На то мы давние друзья.
- Он ночует у тебя?
- У меня. Я постелил ему спальный мешок на диване. Машина его стоит перед домом.
- Спальный мешок? - возмутилась Ханна, но в этот момент на лестнице появились Том и Эйдан, быстро закончившие экскурсию. Эйдан во все горло балаболил о Силе и гражданах Галактической республики, поражаясь тому, как актеры не боялись сниматься в сценах с Дартом Вейдером. Пусть они знали, что это переодетый Дэвид Проуз, все равно Властелин тьмы - самое страшное, что может быть на свете.
- Если б я его увидал, я бы со страху обмочился! - выпалил Эйдан, а затем проревел жутким голосом: - НАПРУДИЛ БЫ В ШТАНЫ!
- Эйдан! - прикрикнула Ханна, а Том расхохотался.
- А что? - Мальчик простодушно развел руками. - Это правда.
- Мне все равно, правда это или нет, но так нельзя говорить при дяде и отце Томе.
Эйдан пожал плечами и, взглянув на Тома, ухмыльнулся, и тот ответил ему улыбкой, потрепав по голове.
- Одран сейчас сказал, что приготовил вам спальный мешок на диване. Это верно? - спросила Ханна.
- Да. Я знавал ложа и жестче. В серпентарии койки были просто каменные.
- В серпентарии?
- В смысле, в семинарии, - поправился Том. - Вроде лежака у мозгоправа.
- Может, у нас заночуете? - предложила Ханна.
- Здесь? - замялся Том.
- У нас полно места. Джонас ляжет в нашей спальне, а вы займете его комнатку, что через стенку от Эйдана. Там вам будет гораздо удобнее.
Том чуть нахмурился, по лицу его пробежала тень.
- Да ничего, - помолчав, сказал он. - Я прекрасно обойдусь спальным мешком.
- Нет, так не годится, - уперлась Ханна. - И потом, вы же выпили. А хмельному нельзя за руль.
Я поддержал сестру:
- В этом она права. Я доберусь на такси, никаких проблем.
- Соглашайтесь, отче, здесь вам будет лучше, уговаривала сестра. - И я хоть чем-то отблагодарю за то, что вы для нас сделали.
Эйдан с надеждой смотрел на Тома - наверное, хотел показать всю свою коллекцию.
- Ну ладно, - согласился Том. - Если вас это не обременит. А спине моей будет помягче.
- Совсем не обременит. Мы очень рады вас приютить. Только не позволяйте этому, - Ханна кивнула на сына, - донимать вас болтовней. Он кого хочешь заговорит.
Через час стало смеркаться, и я распрощался с Томом, обещав на неделе ему позвонить. Джонас уже улегся в родительской спальне. Провожая меня, Кристиан спросил, точно ли я хочу, чтобы он занялся продажей дома, - он не желает навязываться, дом-то принадлежит мне и Ханне. Но я ответил, что он окажет мне огромную любезность, избавив от хлопот.
И тут меня чуть не сбил с ног Эйдан, выскочивший из гостиной, как мультяшный мышонок Спиди Гонзалес.
- Пока, дядя Оди! - С разгону он кинулся мне в объятия. - Адьос амиго!
- Адьос амиго! - рассмеялся я и пошел к ждущему меня такси. Оглянувшись, я увидел, что Том приобнял моего племянника за плечи, а тот изо всех сил мне машет и во весь рот улыбается.
Оказалось, я видел его в последний раз. Таким. Когда через неделю-другую я заехал к сестре, я встретил совсем другого Эйдана.
Глава 12
1978
Кардинал Альбино Лучани, последние девять лет служивший Венецианским патриархом, 26 августа стал папой, и приветливость его, какую он выказывал в наши прежние встречи, тотчас угасла, едва он приступил к своим новым обязанностям. Я-то размечтался об общении более тесном, чем с его предшественником, но ведь я был обычным семинаристом, обязанным дважды в день ему прислуживать. Я так и остался заурядным подавальщиком, ибо у него были дела поважнее моих противоречивых склонностей.
Поначалу все, конечно, взбудоражились. Пятнадцать лет папские апартаменты не знали иного хозяина, а курия, похоже, еще не сообразила, как управлять тем, кто уже покорил весь мир своей простотой, не свойственной его предтечам. В Ирландском колледже витало ожидание подлинных церковных перемен. На папствах Иоанна XXIII и Павла VI сказывались отголоски Второго Ватиканского собора, но вот настало время решительной перестройки, и кому же ею заняться, как не здоровому, относительно молодому и жизнерадостному человеку? Шестьдесят пять - юный возраст для папы. Новый святой отец будет править лет двадцать, а то я больше. Наступает золотой век, про себя говорили мы.
Кардиналы задержались в Риме еще на неделю, дабы присутствовать на инвеституре, которую папа, взявший имя Иоанн Павел, предпочел помпезному коронованию, а кое-кто из них и дольше, чтобы переговорить о планах и чаяниях своих епархий. Святой отец принимал визитеров учтиво, но я видел, что к вечеру он совершенно измотан бесчисленными встречами, кучей бумаг и ежедневными обязанностями, возложенными на человека, у которого завязались особые уникальные отношения с Господом. В отличие от четырех своих предшественников, он не вступал в дипломатические игры с курией, и я чуял недоверие старой гвардии, винившей коллегию кардиналов в том, что на высокую должность якобы избран чужак. А чужаки несли пугающие перемены, которые надлежало пресечь на корню.
- Невероятно, - пробормотал папа, однажды вечером сидя за столом, на котором громоздились кипы испещренных цифрами документов, отпечатанных на плотной веленевой бумаге Института религиозных дел, то бишь Банка Ватикана.
Папа, одетый в теплый красный халат с серебряной тесьмой, снял очки, и я заметил набрякшие под его глазами мешки, которых не было еще два месяца назад, когда в кафе Бенници мы говорили об Э. М. Форстере. А сейчас он, как заштатный счетовод, тыкал пальцем в калькулятор, словно не был пастырем миллиарда католиков во всем мире. Я отвернул одеяло на постели и подал чай. Папа откинулся в кресле, вздохнул и покачал головой:
- Отложу до утра, иначе еще немного - и я свихнусь.
Я промолчал. Я нем как рыба, покуда о чем-нибудь не спросят.
- Рим - необычное место, верно, Одран? - чуть погодя сказал папа. - Его считают сердцем католицизма, средоточием раздумий и духовности, а на самом деле это банк. - Он побарабанил пальцами по столу и досадливо сморщился. - Я начал священником, потом был главным викарием при епископе в Беллуно, затем при епископе в Витторио Венето и наконец стал Венецианским патриархом. И вот на склоне дней, он недоуменно покачал головой, - мне предначертано стать банкиром.
- Вы - папа, - сказал я.
- Нет, я банкир. - Абсурдность этого рассмешила его самого. - Начальник поразительного учреждения, насквозь пропитавшегося коррупцией и нечестностью. И как мне с этим быть? В душе-то я по-прежнему простой священник. - Он замер, а потом сердито смахнул бумаги со стола на пол.
Присев на корточки, я стал собирать документы. Папа прикрыл рукой глаза.
- Вы часто вспоминаете свой дом? - тихо спросил он, когда я сложил бумаги на краю стола, глядя в сторону, чтоб не увидеть их содержания.
- Бывает, святой отец, - сказал я.
- Напомните, откуда вы родом?
- Из Ирландии.
- Да, но откуда именно?
- Из Дублина.
- Ну да. - Он помолчал. - Джеймс Джойс. Театр Аббатства. О’Кейси и Брендан Биэн.
Я кивнул:
- Мой отец был знаком с Шоном О’Кейси.
- Правда?
- Недолго. Играл в его пьесе.
- Вы читали "Улисса", Одран?
- Нет, святой отец.
- Я тоже не читал. Как по-вашему, стоит прочесть?
Я задумался.
- Он очень большой. Мне-то, наверное, не осилить.
Папа рассмеялся:
- А что вы думаете о мистере Хоги?
- Верю кошке и ежу, а ему погожу, святой отец.
- Передать ему ваши слова? Знаете, я здесь всего неделю, а он уже три раза мне звонил.
- Лучше не надо, святой отец. А то он меня пристрелит. Образно, конечно, говоря.
Папа улыбнулся. Похоже, беседа со мной его забавляла, и я подумал, что если он отвлечется от всех этих бумаг, то будет лучше спать, и это, наверное, моя прямая обязанность - избавить его от волнений перед сном.
- С Ирландией, однако, есть одна проблема, - после долгой паузы тихо сказал папа.
- Проблема, святой отец?
Он кивнул и помассировал переносицу:
- Да, Одран.
- Можно узнать какая?
Папа покачал головой:
- Та, которую мой предшественник предпочитал не замечать. И которой я намерен заняться. Я тут кое-что прочел… - Он замолчал и вздохнул. - И теперь диву даюсь, что за люди верховодят в тамошней Церкви. У меня сотни дел, но я обещаю, что скоро ополчусь на эту проблему. И, Богом клянусь, положу ей конец. А пока, - он показал на бумаги, - надо разобраться с этими счетами.
- Вы бывали в Ирландии, святой отец? В смысле, раньше.
- Нет. Может, как-нибудь наведаюсь. Я хотел бы увидеть Клонмакнойс и Глендалох. А еще город, где снимали "Тихого человека". Где это?
- На западе, святой отец. Неподалеку от замка Эшфорд.
- Вы видели фильм, Одран?
- Видел, святой отец.
- Шон Торнтон и сквайр Данахер. И еще этот парнишка на лошади, как же его…
- Барри Фицджеральд, - подсказал я.
- Это актер, а как зовут его персонажа?
- Не помню, святой отец.
- Я смотрел картину бессчетно. Могу спорить, это лучший фильм всех времен и народов. Если окажусь в Ирландии, непременно съезжу на место съемок.
- Морин О’Хара наверняка станет вашим экскурсоводом, - улыбнулся я. - По-моему, она живет в Дублине.
Папа схватился за грудь и расхохотался:
- Я этого не переживу! Мэри Кейт Данахер? Да я двух слов не свяжу! Превращусь в косноязычного школяра!
Господи, подумал я, так бы и сидел с ним. Вот бы заказать пару пива и болтать всю ночь. Я обожал этого человека.
- А как ваши родные? - спросил папа. - Они так далеко, вы, наверное, по ним скучаете. Вспоминаете их?
- Ежедневно, святой отец.
- У вас большая семья?
- Только мама и сестра. Они в Дублине.
Папа задумчиво покивал:
- Отец, значит, умер?
- Четырнадцать лет назад.
- От чего?
- Утонул. В Уэксфорде, на пляже Карраклоу.
Папа удивленно вскинул бровь:
- Он плохо плавал?