Они с Такером Кейсом и Тео Кроу пили пиво на маяке. Вторник перед Рождеством выдался раритетный, безветренный. Они установили шезлонги туда, где раньше горел путеводный огонь, и теперь наблюдали, как в бухте внизу резвится стайка дельфинов.
- На Рождество? - уточнил Такер Кейс. - По-моему, дороговат подарочек. Почем они нынче - десять, двадцать штук?
Тео презрительно глянул на него - такова была его обычная реакция на летчика до сих пор, хотя за прошедший год, поскольку все отчетливее казалось, что из города Так не уедет, Тео и Гейб постепенно приняли его в друзья.
- Вопрос таков, - сказал Тео. - Готов ли ты стать родителем?
- Ох, родительством она со мной делиться не хочет. Ребенка желает только себе. Говорит, что не потерпит меня все время в доме, потому что я живу как животное.
- Ну ты ж биолог, - попробовал обелить его Так. - Это в твоей должностной инструкции.
- Истинно. - Гейб воздел кулак и праведно грохнул летчика по плечу в подтверждение истины.
- Истинно. - Так принял подтверждение и вернул его - увесистую разновидность обмена морскими "крабами", обычно менее вычурную, нежели ее водоплавающий собрат, производимый открытыми ластами, но не менее неловкую, ибо совершается бледнолицыми ботаниками ("Врубаешься? Держи пять").
Тео закатил глаза и сунул соленый кренделек в лабрадора, сторожившего его фланг.
- Ты ведь ей даже не нравишься, Гейб. Сам говорил.
- Однако постельные привилегии она тебе регулярно предоставляет, - сказал Так. - А это подразумевает, ну, определенную нехватку рассудительности с ее стороны. В женщине мне это нравится.
- И она приятно пахнет, - сказал Гейб.
- Это не повод заводить с нею ребенка, - высказался Тео.
- Или баловать дорогими подарками, - прибавил Такер.
- Так кем ты в итоге будешь на Одиноком Рождестве? - осведомился Гейб, которому уже не терпелось сменить тему.
- Пожалуй, Пиратом, - ответил Тео. - У меня еще где-то есть повязка на глаз - с тех пор, как прошлым летом подцепил конъюнктивит.
- Законником не хочешь? - хихикнув, поддел его Так.
- А ты кем пойдешь? - не остался в долгу Тео. - Обычным гуманоидом?
- А я не пойду. Работа.
- Мерзкий пес! - сказал Гейб. - Как тебе это удалось?
При упоминании семейства псовых Живодер передвинулся к флангу Кормильца - на всякий случай, вдруг и там ему найдется кренделек. Не пропускать же.
- Канун Рождества - сплошной наркотический праздник. Обещают похолодание. И мы будем с воздуха искать тепловые следы метамфетаминовых лабораторий. Надеюсь, какой-нибудь варила поставит на праздники у плиты щегла и у них что-нибудь дерябнет. Самое то - отметить Рождество салютом.
- А Лена знает? - Тео задрал бровь.
- Пока нет. Меня должны вызвать в последнюю минуту.
- Будет в ярости, - сказал Гейб.
- Пошел бы, а? - сказал Тео. - Ей это важно.
- Может, потом заскочу, а костюм нафиг. Женщины это обожают: сначала ждут привычного разочарования, а в последний миг ты их удивляешь какой-нибудь романтикой - например, приходишь на бал-маскарад.
- Ну ты и хорек.
- Чего? Я же сказал, что приду.
- Вообще-то хорьки не заслуживают своей скверной репутации, - сказал Гейб. - На самом деле они…
- Может, возьмешь с собой Роберто? - спросил Так у Тео. - Он тогда будет у тебя этаким пиратским попугаем.
- Терпеть не могу маскарады, - вздохнул Гейб. - Через костюм как будто являешь свое истинное лицо, как бы ни старался его не являть.
- В общем, так, Так, - сказал Тео, - готовь костюм хорька.
Мэвис Сэнд была свято убеждена, что настоящий фруктовый кекс должен содержать в себе ровно столько муки и фруктов, чтобы не рассыпались лекарственные препараты. В этом году в рецепт входило по горсти мараскиновых вишенок и неотбеленной муки "Золотая медаль". Правда, в последний момент Мэвис не устояла и добавила полчашки сахара - горьковатое послевкусие от ксанакса портило ожог нёба 75,5-градусным ромом. Кроме того, она весь вечер выменивала рюмашки на марки экстази - у паренька с бритым татуированным скальпом и таким количеством пирсинга на лице, будто он в хозяйственном магазине нырял за анкерными хомутами в ларь с гвоздями. Выменяла двадцать доз. Паренек был вполне уверен, что на марках Е, но окажись там даже конский успокоитель, вечеринка бы удалась. Мэвис никогда не нравился этот трезвеннический настрой Одинокого Рождества - ей хотелось, чтобы кто-нибудь слетал с катушек прямо в церкви, при этом не лишая ее законных прав.
И вот перед самой вечеринкой кексик забвения был нарезан безобидными на вид кубиками, разложен по красным и зеленым стаканчикам из вощеной бумаги и расставлен на серебряном подносе лепестками дружелюбного рождественского цветка. Мэвис хмыкала себе под нос, укладывая последний кусок. Затем она пошкандыбала за церквушку разводить огонь в яме для шашлыков.
- Чуете? - спросил Марти Поутру ("Все песни для вас в загробный час"). - Шашлычками повеяло, детки!
- Ну, я, со своей стороны, считаю, что прошлогодняя лазанья была ошибкой, - встряла Бесс Линдер, с крайним подозрением относившаяся к любой еде после того, как ее отравил супруг. - Это не рождественское угощение. Все от лености.
- Спели бы "Доброго короля Венцеслава", - вздохнула Эстер.
- Экспресс Венцеслава по заявкам радиослушателей отправляется! С вами Марти Поутру, вы слушаете радио для духа, не для уха, пусть земля вам будет пухом - как в Хвойной Бухте, так и на всем Центральном побережье.
- Ты больше не на радио, Марти, - напомнил Джимми Антальво.
- Я знаю. Думаешь, забыл?
- Эй, а вот интересно - те два доцента опять на кладбище чикаться придут, как в прошлом году? - Это Джимми проникся рождественским духом.
- Ну еще б, только на них и уповаем, - саркастически отозвался Малькольм Каули. - Ибо ничто не по душе мне больше, чем в очередной раз слушать неуклюжее сопенье похотливых распутников под аккомпанемент банальных рождественских песнопений. О, утихни, сердце!
- Во сказал, Малькольм, - вякнул Марти.
И вот к вечеру вечеринка разгорелась: чуть ли не до крови зажарили филеи, обваляли их в розмарине и чесноке, чаша с пуншем разлеглась кислотно-неоновым озером в полях принесенных кастрюлек, салатиков и закусочек, а кубики фруктового кекса Мэвис стойкими солдатиками выстроились к атаке во имя Рождества, Отечества и Младенца Иисуса, черт бы его драл.
Вечеринщики, поначалу исполненные скепсиса насчет костюмированного Рождества, наконец сложили оружие, отдались на волю унижения и вовсю праздновали радостную капитуляцию. Гейб Фентон смастерил из папье-маше костюм косатки: забрызгать его маскировкой удалось, а вот рукава в плавниках биолог сделать забыл и теперь ходил пленником черно-белого кокона. Руки плотно прижаты к туловищу, лицо, затянутое черным чулком, - в пасти косатки, очки сверху. Полное впечатление, что кит-убийца только что слопал биолога и теперь отрыгивает несъедобную оправу.
- Гейб, это ты? - уточнил Тео.
- Ну. А как ты понял?
- У тебя из-под хвоста видны походные башмаки. И по-моему, ты здесь единственный в курсе нужных пропорций китового пениса.
- Да, он приспособлен для хватания. - О ногу Тео потерся розовый отросток почти двухфутовой длины и тонкий, как садовый шланг. - Косатки из-за угла могут. А для управления у меня гибкий трос для унитазов.
- Как это мило. - Тео сдвинул на затылок десятигаллонную шляпу. - Погоди, ты еще Мэвис не видел. Вам бы, ребята, потанцевать вместе, что ли.
- Так а ты, значит, Маршал? - осведомилась Вэл Риордан, державшая Гейба под вялый плавник.
- Ну да, в общем. У меня бляха нашлась.
- А я думал, ты Пиратом оденешься, - сказал Гейб.
Тео поморщился:
- Выяснилось, что у Молли с пиратами старые контры.
- Извини, - сказал Гейб. - Вы что, поссорились?
Тео скорбно кивнул.
- А она здесь?
Вэл от нетерпения даже сделала легкий книксен, так хотелось ей похвастаться нарядом перед Молли. Тео всеми силами старался не смотреть на психиатрессу, но вот поди ж ты - сама к себе внимание привлекает.
На Вэлери Риордан была черная виниловая мини-юбка, красные шлюшеские сапоги на шпильках и серебристо-полупрозрачная полублузка с глубоким декольте. Еще Вэл смастерила эполеты из долей коры головного мозга, который раньше принадлежал муляжу, украшавшему кофейный столик в ее приемной. Снаружи по правой ляжке стекали выведенные хной слова: ЭГО, ОНО и СУПЕРЭГО. Полевой - ВОЖДЕЛЕНИЕ, ОТРИЦАНИЕ и МАНИЯ. По внутренней стороне правого бедра под микро-мини-юбку уходило слово ПОХОТЬ. По левому бедру столь же провокационно размещалось слово ВИНА. Умелым применением накладных ресниц, блесток, избытка румян и проститучье-алой помады Вэл добилась нужного грим-эффекта: несмываемого изумления на лице, которое обычно ассоциируют с надувными секс-куклами.
- Я Мозгоебля, - объяснила Вэл.
- Это понятно, а костюм у тебя какой? - полюбопытствовал Тео.
Из нутра косатки послышался хмычок. Психиатресса развернулась на стилетах и поплыла курсом на чашу с пуншем.
- Я за это еще заплачу, - сказал Гейб.
- Прости. Множу страданья, - ответил Тео.
- Нормально. Оно того стоило.
И Гейб погреб искать Живодера, который звякал по всей церкви, переодетый северным оленем. Тео прочесал взглядом помещение. Он искал отлучившуюся от брачного ложа Малютку Воительницу.
Гейб встретился с Эстеллой Бойет и Сомиком Джефферсоном у блюда с сыром и крекерами. Эстелла, художница на седьмом десятке, пришла в костюме Матери-Природы. На ней была просвечивающая мантия, в длинные седые волосы впутаны листики и блестки. Лицо и руки усеяны цветочными лепестками, посаженными на суперклей. Выглядела Эстелла как результат случки Стиви Никс с инсталляцией на "Турнире роз". Спутник ее, блюзмен Сомик, явился в своей обычной кожаной "Федоре", повседневном сером костюме из "акульей кожи", рабочей рубашке и со всегдашним золотым зубом, в середину которого был вправлен осколок рубина. С грифа его слайд-гитары "Нейшнл" на серебряной нити свисал одинокий бубенец.
- А ты сегодня кто? - спросил Гейб.
- Бодрячок.
- Что-то незаметно.
- Я ж без очков.
- Ё!
- Эт ты зря.
- Извини.
- Отведай кексика, - предложила Мэвис Лене, одетой Белоснежкой. Такер Кейс хотел вырядиться кем-нибудь из семи гномов, но Лена его проинформировала, что, хотя Ворчун, Чихун и Простак и впрямь входили в первоначальную мелкую семерку, Ебуна в ней не было и сколько бы набивки Такер ни подкладывал в свои гномические трусы, историю ему не поменять. По всему по этому Так сымитировал звонок из Администрации и сделал вид, что отправляется на работу.
Мэвис орудовала разделочным ножом - кромсала на громадные ломти кровавую говядину и вываливала их на тарелки ничего не подозревающих прохожих вне зависимости от их аппетитов и желаний.
- Я вегетарианка, - сказала одна женщина, одетая феечкой.
- Нет, ты не она. Ешь. Ты похожа на Смерть, жующую крекер, а со Смертью я знакома - уж двадцать лет яйца в омлет ей бью, лишь бы посопеть еще немножко.
Женщина улизнула, держа ростбиф подальше от себя, точно радиоактивный отход.
- Боже, Мэвис, - сказала Лена, откусив от кубика психоактивной сласти.
- Чего? Выпьешь проявитель - пей и закрепитель, нет?
Лена кивнула. И погрустнела при этом.
- Так и полагается.
- Тебя кинули?
- Ему на работу надо.
- Под-донок.
И тут под самым боком у Лены возникла лихая копия Зорро и протянула ей стакан пунша.
- Освежиться, миледи? - поинтересовался этот Зорро.
- Спасибо, - ответила Лена, стараясь вычислить, кто прячется за маской. - Кекс чуточку… - Она опасливо покосилась через плечо на Мэвис, а та зловеще смахнула с глаза длинный черный волос. - У меня чуточку во рту пересохло.
- А у нашей милейшей хозяюшки костюмчик - это?.. - осведомился Зорро.
- Ослик с агрегатом как тавровая балка, - проворчала Мэвис, словно это совершенно очевидно. Тем паче что она и впрямь пришила отрезок тавровой балки к соответствующему участку мохнатого черного костюма.
- Ну разумеется, - ответил Зорро. И ухмыльнулся, глядя, как его Белоснежка пьет пунш, в который он сам набодяжил растолченного в пыль рогипнола.
О, она изумительна, его маленькая смугленькая Белоснежечка. Костюм Зорро - гениальное наитие. Не нужно даже прятать зазубренный кинжал, которым он обычно режет себе трофеи. Вот он болтается на поясе, рядом с игрушечной сабелькой. И в высоких сапожищах Зорро Уильяму нравилось. Пока будет с нею забавляться - не снимет.
Всего несколько шажков от задней дверки, на кладбище, в лесок - и к фургончику, ждущему в соседнем квартальчике. Если он верно разыграет картишечки, никто и не заметит, как они уйдут. Уильям глянул на часы: пять - ну, десять минуток максимум.
- Не желаете потанцевать? - спросил он у Лены. Из "мыльницы" грохотала нью-уэйвовая композиция восьмидесятых.
Лена поначалу как-то засомневалась - окинула взглядом свое голубенькое платьице, словно ожидала, что синие птички принесут ей на крыльях ответ.
- Да ладно вам, Рождество же, - сказал Уильям Джонсон. - Давайте бодрей.
- Ну тогда ладно, - ответила Лена. И позволила ему вывести себя на самую середину церкви.
Малютка Воительница Чужеземья стояла на пороге с обнаженным мечом. Латы из пушечной бронзы идеально обтекали все изгибы ее тела. Из предплечий, плеч и рукавиц торчали смертоносные шипы, шлем венчался ухмыляющимся черепом из той же бронзы, а тот, в свою очередь, венчался бараньими рогами. В последнюю минуту - после спора с Тео о том, не призвано ли его намерение одеться Пиратом просто-напросто вызвать ее досаду, - она решила презреть любые рождественские украшения. Кожу - там, где она виднелась: живот, лицо и ляжки - Молли выкрасила в ярко-черный обувным кремом "Киви". Если б Сатана решил построить себе стриптизершу и нанял для этого Смита и Вессона, вокруг шеста в ночном клубе "Адовы вдовы" обвивалось бы что-нибудь похожее на Молли.
После краткого визита к буфету, где ею заглотился фунт кровавого ростбифа и горсть кубиков фруктового кекса, она удалилась под елку рядом с рождественским панно и крыланом. Откуда разнообразно старалась не встречаться взглядом с мужем. О, простить-то она его простит, не успеет забрезжить рассвет, это она знала точно, однако сперва пускай помучается.
Но все это случилось до того, как подействовал кексик. Если у человека нежная конституция и пограничные личностные нарушения Малютки Воительницы, медикаменты не всегда оказывают на него то же воздействие, что на прочих людей. Соразмерный коктейль ксанакса и экстази у средней персоны вызовет ленивую эйфорию - на это и рассчитывала Мэвис. Но Молли нырнула в гуакамоле нереальности и перво-наперво сочла, будто от трех волхвов и пастухов исходит легкая угроза.
- Я б их одной левой, - решила она.
- Очьень надеюсь, - произнес крылан, свисавший с елки вверх тормашками.
Роберто вырядился генералом Дагласом Макартуром - преимущественно потому, что разделял с мертвым полководцем склонность к летчицким солнцезащитным очкам, но не только. Такеру удалось срастить выгодную сделку на eBay - крохотная кукурузная трубка и крохотная же офицерская фуражка с прорезями для ушей.
- В них тёлько дебять дюймов, - отметил мохнатый генерал с легчайшим филиппинским акцентом.
- Я в смысле, будь они настоящими - я б их одной левой, - поправилась Молли. Она была уверена, что ближайший к ней волхв украдкой потянулся к ладану.
- Лену виделя? - как бы между прочим поинтересовался крылан.
- Нет. Я искала. Она в итоге решила быть Белоснежкой? Такер уступил ей с гномиками?
- Така нету. Она тёлько что ушля с другим парнем.
- Шутишь.
- И броде как выпиля.
- Лена не пьет.
- Так выгляделё.
- Поискать ее?
- Твоя жь подруга. Прихбати мне с бубета лёмтик ананаса?
- Сам прихватывай. Летать умеешь.
- Прихбатиль бы, тёлько тот осёль с больтём меня как-то нербирует.
- Как я тебя понимаю. - Малютку Воительницу совершенно не смущало, что она беседует с летучим млекопитающим, которое висит кверху ногами да еще и курит при этом трубку.
- Чьебо они там деляют с косаткой?
Уильям подвел Лену к высокому памятнику в центре кладбища и прислонил.
- Ох, кака, - изрекла Лена, заметив на платьице Белоснежки какую-то грязь. Голова у нее держалась не очень прямо, и она хихикнула. - Больше не Белоснежка.
Наркотики выполнили план, но она соображала больше, чем его прежние рождественские подарки. Беспомощная - да, но бодренькая. Хорошо получится. Очень хорошо. Если не заорет.
- Ты стой тихо, и все, - сказал Уильям.
Прихватив жертву одной рукой за горло, он прижал ее к памятнику чуть крепче. Ишь какая прыткая, подумал он, лучше б оттащить ее в фургон и там доделать начатое, но она такая жаркая, сама просится… И когда еще ему выпадет шанс побыть Зорро на кладбище?
Он вытащил нож из чехла на поясе - но хватка на Лениной шее разжалась, больше-не-Белоснежка съехала вниз по монолиту и уселась попой на надгробье.
- Ой, - сказала она.
Почему она до сих пор разговаривает? Обычно к этому моменту они уже не говорят. Чуть раньше он наблюдал, как она съела фруктового кекса и запила его кофе, но одного стаканчика этой бурды не хватит нейтрализовать ту дозу, что он подмешал ей в пунш.
- Так меня любит. Он же не виноват, что шельма, - сказала Лена.
- Заткнись, сучка. - Уильям стукнул ее по голове рукояткой ножа, а когда она открыла рот произнести "ай", схватил ее пальцами за язык и потянул.
Странно. Все изумительные ощущения, что доводили его почти до неистовства - язык в пальцах, ее кожа, ее волосы, его нож, предвкушение, - все это, показалось ему, перебивается сильным запахом обувного крема. Очень странно.
- Đэй, Đo-ðи, - произнесла Лена, имея в виду "Эй, Молли". Но за язык ее, разумеется, держал серийный убийца, поэтому обычной четкости произношения добиться не удалось.
Убийца оглянулся - и тут же щека его встретилась с чем-то холодным и очень острым. Кожа подалась от нажима, и на шею потекла струйка крови.
- Отпусти языка, - изрек черный призрак, воздвигшийся пред ним во весь рост.
Уильям мог толком разглядеть лишь длинный клинок, исчезавший в бронзовых тенях примерно женских очертаний. Убийца отпустил Ленин язык и перехватил нож так, чтобы лезвие спряталось под рукой.
- Встать, - сказал клинок.
Привидение не отнимало его от щеки Уильяма, пока тот вставал, - дьявольски больно. Руку с ножом убийца держал по шву. Ждал.
- Ай, - сказала Лена. - Молли, мне что-то нехорошо. По-моему, кексик. - Она попробовала приподняться, но только скатилась с надгробия.
Молли шагнула чуть вбок, чтобы подхватить ее, - вот тут-то он и сделал свой ход. Выкинул нож резко вверх, по дуге к ее груди.