Он уселся на стул рядом со мной.
- Триггер, - сказал он, - обожди на улице, пока я поужинаю. Не могу же я задать тебе трепку на пустой желудок! Обожди минут пять.
- Я договорился с Гарри Уилком, что сыграю с ним партию в бильярд. А чего тебе от меня надо, па?
- Я хочу, чтобы ты пошел к миссис Шеридан и сказал ей, что я убил на войне семнадцать немцев. Она сидит на веранде перед домом. Не могу же я жить в такую замечательную погоду без любви и уважения красивой женщины!
- Побойся бога, па, да ведь миссис Шеридан мне не поверит!
- Поверит. Поверит, какую бы ты ни сказал ей чепуху. Запомни: семнадцать! Не забудь!
- Но ведь на самом деле ты же их не убивал, а, па?
- А какая тебе разница? - спросил он.
Элла положила на тарелку бифштекс и поставила тарелку на стойку, между ложкой и вилкой с ножом. Папаша отрезал от бифштекса большой кусок. Мясо было красное, как кровь. Папаша положил его в рот и улыбнулся Элле.
- Ты хорошая, еще совсем невинная девушка, - сказал он. - Недалек тот час, когда тебе захочется замуж, поэтому лучше не езди с Триггером за город.
- А почему бы мне с ним не поехать, мистер Пембертон? Я поеду с радостью, - сказала Элла.
- Езжай, - сказал папаша. - Езжай, и пусть он задаст тебе трепку, если тебе уж так хочется.
Папаша обернулся ко мне.
- Ты окажешь мне эту услугу, Триггер?
Господи, как я гордился своим папашей! Он был такой большой и такой сумасшедший!
- Ладно, папаша. Я расскажу миссис Шеридан, что ты перебил целый полк пулеметчиков.
- Ступай прямо к миссис Шеридан. Она сидит в качалке на веранде. Скажи ей, что я приду, как только поужинаю.
- Ладно, па, - сказал я.
- До свидания, Триггер, - сказала Элла.
- До свидания, Элла.
Я подошел к обочине, завел своего "харлей-дэвидсона" и проехал шесть кварталов до меблированных комнат миссис Шеридан на Элм-авеню.
Как сказал папаша, миссис Шеридан и в самом деле сидела на веранде перед домом, однако с ней был Ральф Этен. Миссис Шеридан через соломинку потягивала из бутылки шипучку с клубничным сиропом.
Я прислонил мотоцикл к обочине тротуара и подошел к веранде. Миссис Шеридан выглядела очень хорошенькой и уютной, а Ральф Этен был зол, особенно на меня. Все равно мне никогда не нравилась его дочь Эффи. Ему только казалось, что Эффи мне нравится. Он упорно пытался меня на ней женить, но я потребовал доказательств, что виной был я, а не Гэби Фишер. Ральф Этен утверждал, что Гэби Фишер тут ни при чем, а я утверждал, что и мое дело тут сторона. Ральф Этен очень рассердился и пригрозил, что передаст дело в Верховный суд, но почему-то этого не сделал.
- Добрый вечер, миссис Шеридан, - сказал я.
- Добрый вечер, Триггер, - сказала миссис Шеридан. - Поднимись сюда и посиди с нами.
- Добрый вечер, мистер Этен, - сказал я.
Ральф Этен спросил:
- Что привело тебя, сынок, в такой поздний час?
- Поднимись на веранду и присядь, - сказала миссис Шеридан. - Мы с Ральфом хотим с тобой поговорить.
Я поднялся на веранду и сел на перила против миссис Шеридан и мистера Этена.
- Вот и я, миссис Шеридан, - сказал я. - О чем же вы хотите со мной поговорить?
- Мы хотим поговорить с тобой о твоем сыне Гомере, - сказала миссис Шеридан. - От Эффи, младшей дочери Ральфа.
- Гомер совсем не мой сын, - сказал я.
- Ты ошибаешься, - сказал Ральф Этен. - В этом вопросе ты чертовски ошибаешься, Триггер. Гомер похож как две капли воды и на тебя, и на твоего папу, и даже на твоего деда. Гомер - самый настоящий Пембертон.
- Мистер Этен, - сказал я ему, - боюсь, что вас губит ваше воображение.
- Напрасно, Триггер, - сказал мистер Этен. - Гомер - твой сын. Он уже разговаривает и даже в этом похож на тебя.
- Триггер, - сказала миссис Шеридан. - Мне кажется, ты должен проявлять больше интереса к своим детям.
- Побойтесь бога, миссис Шеридан. - сказал я. - Как вы можете так говорить? Какие у меня могут быть дети? У меня нет даже жены.
- Есть жена или нет, - сказала миссис Шеридан, - но у тебя не меньше четырех детей в одной только нашей округе. Тебе слишком легко переезжать с места на место на твоем мотоцикле, Триггер. Ты, верно, себе и не представляешь, сколько он тебе экономит времени, когда тебе надо добраться до какой-нибудь невинной девицы или сбежать от нее.
- Я езжу на этой машине, чтобы доставлять нашим фермерам газеты из Сан-Франциско. Вот для чего у меня мотоцикл.
- Я и не говорю, что он у тебя совсем не для этого, - сказала миссис Шеридан. - Но ты развозишь газеты только какой-нибудь час или два по утрам. Твои дети - самые прелестные дети в нашей округе, и, ей богу, нехорошо с твоей стороны не обращать на них никакого внимания.
- Триггер, - сказал мистер Этен, - почему бы тебе не жениться на моей дочери Эффи, не стать человеком и не приобрести себе имя?
- Что за имя вы имеете в виду, мистер Этен?
- Громкое имя, - сказал мистер Этен. - Почему бы тебе не остепениться и не стать большим человеком?
- Вот именно, Триггер, - сказала миссис Шеридан, - мне тоже кажется, что стоит тебе чуть-чуть поднатужиться, и ты станешь большим человеком.
Я решил, что настало время приняться за миссис Шеридан, но не мог этого сделать в присутствии мистера Этена. Папаша недолюбливал этого человека, и я решил от него избавиться.
- Мистер Этен, я хочу вам сказать, пока не забыл, для чего я сюда пришел. Дело в том, что Чарли Хэген хочет поговорить с вами по личному делу. Он ждет вас в Колизеуме и просит поторопиться.
Мистер Этен подпрыгнул чуть не на три фута со своего стула.
- Банкир Чарли Хэген? - воскликнул он. - Триггер, ты хочешь сказать, что меня ждет самый богатый человек в нашей округе?
- Да, сэр, - сказал я. - Мистер Хэген уверяет, что он должен поговорить с вами о чем-то очень важном.
- Кто бы мог подумать? - сказал мистер Этен. - Вы уж меня извините, миссис Шеридан, но я должен вас покинуть.
- Что поделаешь, - сказала миссис Шеридан.
Мистер Этен вмиг скатился по лесенке, одним прыжком перескочил через двор перед домом и побежал вниз по Элм-авеню.
- Миссис Шеридан, - сказал я, - хотите верьте, хотите нет, но мой папаша перебил на войне целый снайперский полк немецких пулеметчиков. Он подкрался к ним когда они спали. Вот как он это сделал!
Миссис Шеридан отставила бутылку с шипучкой и расправила свою могучую грудь, затрепетав от изумления.
- Триггер, - сказала она. - О чем ты, черт бы тебя подрал, болтаешь?
- Я говорю о моем папаше, - ответил я. - Я говорю о Джиме Пембертоне, о волке-отшельнике этих мест, грозе воров и карманников, покровителе детей и невинных девушек, вот о ком я говорю.
- И что же, по-твоему, твой безумный папаша натворил на войне? - спросила миссис Шеридан.
- Говорю вам, он своими руками перебил семнадцать немецких снайперов-пулеметчиков.
- Не верю, - заявила миссис Шеридан.
- Что мне вам на это сказать, миссис Шеридан? Вас, по-видимому, губит ваше воображение. Я говорю сущую правду. У папаши были письменные доказательства, но он их куда-то засунул. У него было семь медалей, но ему пришлось их продать. Папаша - герой, миссис Шеридан.
- Триггер, кто тебя сюда послал с такими дикими россказнями? - спросила миссис Шеридан. - Вчера ты мне говорил, что твой папаша никогда не ездил в Европу. Вчера ты мне сказал, что твой папаша даже не был в армии.
- Миссис Шеридан, - сказал я, - меня ввели в заблуждение. Меня злостно ввели в заблуждение.
- Как же твой папаша смог совершить такое геройство? - спросила миссис Шеридан. - Как же, черт его побери, ему удалось это совершить?
- Он подкрался к ним исподтишка, - сказал я. - Он убил одиннадцать немцев, когда они спали, ударяя их по голове прикладом ружья. Остальные шестеро проснулись и затеяли с папашей ужасную склоку, но он направил на них огонь из их же собственных пулеметов и скосил, как траву. За этот геройский поступок он получил целых семь медалей, а через два дня после этого им пришлось кончить войну.
Миссис Шеридан раскачивалась взад-вперед на своей качалке.
- Ай-ай-ай, кто бы мог подумать? - сказала она. - Триггер, возьми-ка пятнадцать центов, ступай к Мейеру и купи мне пачку сигарет "Честерфилд". Такую новость нужно как следует перекурить.
Я пробежал полквартала до Мекера, и купил миссис Шеридан пачку сигарет. Когда я вернулся, папаша уже сидел на веранде и рассказывал миссис Шеридан, как ему удалось совершить свой геройский поступок. Папаша беседовал с миссис Шеридан очень нежно и любовно.
- Вот и ты, Триггер, - сказала миссис Шеридан, - а ну-ка, дай мне сигареты.
Пока миссис Шеридан надрывала пачку, вынимала сигарету и закуривала, я переглянулся с папашей, желая узнать, как его дела. Папаша улыбнулся и сделал мне привычный знак правой рукой, означавший, что дела его идут превосходно и что он очень мне благодарен. Я сделал ему ответный знак, и миссис Шеридан так глубоко затянулась дымом и выглядела при этом такой прелестной, что я понял: дело в шляпе.
- Спокойной ночи и спасибо, миссис Шеридан, - сказал я. - Мне было так приятно в вашем обществе.
- Что ты, Триггер, - сказала миссис Шеридан, - не стоит благодарности. Мне тоже приятно было поговорить с тобой.
- Спокойной, ночи, па, - сказал я.
- Спокойной ночи, Триггер, - сказал папаша.
Я подошел к обочине, где меня ждал мотоцикл. Когда я запускал его, я услышал, как папаша, что-то рассказывает с таким жаром и нежностью, что было ясно: ему хватит дела по крайней мере до утра.
Охотник на фазанов
В свои одиннадцать лет Мэйо Мэлони был небольшого роста парнишка, не то чтобы еще грубоватый и невоспитанный, а - воплощенная невоспитанность, ибо даже, например, в церковь не мог войти он так, чтобы не вызвать у всех, кто в это время на него взглянет, неловкого ощущения, что он, Мэйо, презирает и это место и его назначение.
И то же самое бывало всюду, где появлялся Мэйо: в школе, библиотеке, театре, дома. Только мать чувствовала, что Мэйо не грубый и невоспитанный, отец же не раз случалось просил его не слишком-то задаваться и вести себя так, как все. Этим самым Майкл Мэлони хотел сказать, что Мэйо следует смотреть на вещи спокойнее и не проявлять ко всему на свете столь критического отношения.
Мэйо был самоувереннейший мальчик на свете, и на все вокруг он смотрел как на нечто неполноценное - такое, по крайней мере, складывалось впечатление. Что-то не то и не так обстояло, на его взгляд, с активностью его матери в лоне церкви, с увлечением его отца Шекспиром и Моцартом, с системой школьного обучения, с Правительством, с Соединенными Штатами, с народонаселением всего мира. И обнаруживал он эту неполноценность всего на свете, не давая себе труда вникать в какие-то там детали. Он обнаруживал ее просто своим существованием, присутствием. Тем, что вот такой он нервный и раздраженный, такой нетерпеливый, быстрый и так ему все наскучило. Короче говоря, он был самый нормальный мальчишка. Он испытывал презрение ко всем и всему и ничего не мог с этим поделать. Это презрение было невысказанное, но вполне очевидное. Он был худенький, смуглолицый и темноволосый, и всегда в состоянии нетерпения и спешки, потому что все, с чем он сталкивался, было таким медленным, таким невыносимо тупым и вялым.
От одного только он не испытывал скуки - мысли об охоте, но непохоже было, чтобы отец купил ему винтовку, ну, хотя бы одностволку 22-го калибра. Майкл Мэлони сказал так - сначала он должен увериться, что Мэйо немножечко поостыл, успокоился, а потом уже подумать о покупке ружья. Мэйо постарался немножечко успокоиться - ради того, чтобы получить ружье, - но прекратил свои старания через полтора дня.
- Пусть так, - сказал отец. - Если ты не хочешь винтовку, то и не нужно тебе стараться заработать ее.
- Я старался заработать, - сказал Мэйо.
- Когда старался?
- Вчера и сегодня.
- Я имел в виду, - сказал Майк Мэлони, - испытание сроком хотя бы в месяц.
- Месяц? - сказал Мэйо. - Но как же мне оставаться спокойным весь октябрь, когда в это время можно поехать пострелять фазанов?
- Не знаю как, - сказал Майк Мэлони, - но если ты хочешь винтовку, тебе следует успокоиться. Иначе я не могу быть уверен в том, что ты не перестреляешь наших соседей. Ты думаешь, мой отец позволил бы мне сесть за обед или ужин, не сделай я что-нибудь, чтобы их заработать? Он не предлагал мне заработать винтовку для охоты на фазанов. Он велел, чтоб я зарабатывал свое пропитание и одежду, и он вовсе не дожидался, когда мне стукнет одиннадцать. Он потребовал этого, когда мне было не больше восьми. Беда в том, что тебе ничего не приходится делать ради своего пропитания, одежды и крова, иначе бы ты уставал порядком и был бы нормальным человеком, как все. Сейчас тебя и человеком почти что не назовешь. Разве человек тот, кто даже понятия не имеет, как трудно добывается хлеб наш насущный и прочие необходимые в жизни вещи? Это мы, твои родители, виноваты, что ты у нас такой неудовлетворенный и саркастичный, а не спокойный, милый, приятный мальчик. Весь город говорит о том, как твои папа и мама сделали из своего сына самоуверенного невежду, потому что освободили его от всякой необходимости заработать для себя право судить о вещах.
Все это говорилось столько же для мальчика, сколько и для его матери, и для младшего его брата, и для младшей сестры, ибо мистер Мэлони покинул сегодня свой оффис в половине пятого, как это он делал обычно в неделю раз, чтобы посидеть вместе с семьею за ранним ужином, и он хотел, чтобы этот час, когда вся семья в сборе, не понапрасну пропал, а остался бы в памяти у каждого, в том числе у него самого.
- Ладно уж, Майк, - сказала миссис Мэлони. - Мэйо не так плох, как ты его представляешь. Он просто хочет винтовку, чтоб поохотиться на фазанов.
Майк Мэлони опустил свою вилку с макаронами, приправленными томатом и луком, и уставился на жену этаким долгим взглядом, одно за другим подавляя в себе самые что ни на есть резкие замечания, которые, конечно же, не порадовали бы никого из присутствующих, а только послужили бы тому, что от сегодняшнего семейного сбора у них у всех осталась бы неприятная память.
- Если я правильно понял, - произнес он наконец, - ты считаешь, что я должен купить ему винтовку?
- Мэйо не то чтобы и в самом деле груб, или заносчив, или еще что-то в этом роде, - сказала мать. - Просто в нем сейчас дух нетерпения, как это с каждым бывает в какую-то пору жизни.
На лице у Мэйо не выразилось и тени благодарности за эту попытку матери взять его под защиту. Вид его, если и говорил о чем-то, то скорее о том, что его прямо-таки тошнит от такого шума из-за такой чепухи, как покупка для него грошовой 22-калибровой одностволки.
- Незачем тебе так усердно за него заступаться, - сказал Майк Мэлони жене, - ибо, как ты можешь заметить, он в этом вовсе не нуждается. Ему не по душе, когда кто-то за него заступается, даже родная мать, бедненькая его мать, и вдобавок еще ты можешь по немy видеть, много ли значения придает он тому, что говорит ему сию минуту отец.
- А что я сказал? - спросил Мэйо.
- Ты ничего не сказал. Да и зачем тебе говорить! - Майк Мэлони снова посмотрел на жену: - Так ты считаешь, что я должен купить ему винтовку?
Миссис Мэлони просто не знала, как ей сказать, что да, что не мешало, бы купить ему винтовку. Она молчала, стараясь не смотреть ни на сына своего, ни на мужа.
- Хорошо, - сказал Майк Мэлони жене и сыну. - Мне пора к себе в контору, так что если ты выйдешь сейчас со мною по пути мы заглянем к Арчи Кэннону и купим тебе винтовку.
Он встал из-за стола и, обращаясь к жене, добавил:
- При том условии, конечно, что ты это одобряешь.
- Ты не хочешь доесть свой ужин? - сказала миссис Мэлони.
- Нет, - сказал Майк Мэлони. - И даже объясню тебе почему. Я не хочу заставлять его ждать хоть минутку, когда он полон желания поскорей получить что-то, чего нисколько не заслужил, а тем более когда его мать поддерживает это желание. Посмотри, он уже в шапке, уже у двери, и разве смею я попусту тратить здесь время?
- Ну неужели вам даже поесть, нельзя? - сказала миссис Мэлони.
- Терять время на еду, - сказал Майк Мэлони, - когда речь идет о винтовке?
- Ну ладно, - сказала миссис Мэлони, - может, вы поедите чего-нибудь после того, как ее купите.
- Уж лучше бы мы были бедны, - сказал Майк Мэлони. - Бедность бы решила за нас эту проблему.
Майк Мэлони направился к двери, где его взвинченный сын стоял в ожидании, когда он наконец замолчит и сдвинется с места.
У двери он остановился и сказал жене:
- Я не отвечаю за его действия после того, как он получит свою винтовку. Будь мы бедны и будь нам это не по карману, он бы понимал сейчас, до чего это дурно - вынуждать меня к такой вот печальной уступчивости.
Выйдя из дому, он увидел, что сын его уже далеко на улице и едва себя сдерживает, чтоб не бежать. Он быстренько нагнал его и пошел рядом, стараясь не отставать.
Вскоре он, однако, сказал:
- Вот что, я не намерен бежать всю дорогу. До Арчи Кэннона еще полмили. Если тебе нужно бежать, беги, а там подождешь у входа.
Мальчик тут же, не раздумывая, сорвался с места, и через минуту его уже не было видно. Когда Майк Мэлони подошел к лавке Арчи Кэннона, мальчик ждал его у входа. Они вошли в лавку, и Майк Мэлони попросил Арчи показать им винтовки.
- Какую тебе нужно винтовку, Майк? - сказал Арчи. - Неужели решил поохотиться?
- Не мне она нужна, - сказал Майк Мэлони. - Она нужна Мэйо. Что бы ему тут подошло для охоты на фазанов?
- Для охоты на фазанов лучше всего дробовик, - сказал Арчи.
- Подойдет это тебе? - спросил Майк Мэлони сына, и хотя мальчик даже и не рассчитывал на такое, он сказал, что как раз дробовик-то ему и нужен.
- Вот и хорошо, Арчи, - сказал Майк Мэлони. - Дай-ка нам дробовик.
- Послушай, Майк, - сказал Арчи, - мне кажется, что дробовик не очень-то подходящее ружье для мальчика.
- Осторожнее, - сказал Майк Мэлони. - Не забывай, что он тут. Не будем позволять себе излишних вольностей в разговоре. По-моему, он ясно сказал, что нужен именно дробовик.
- У дробовика, - сказал Арчи, - очень сильная отдача.
- Сильная отдача, - повторил Майк Мэлони сыну, но тот отнесся к этим словам с полнейшим пренебрежением.
- Его это не волнует, - сказал Майк Мэлони Арчи Кэннону.
- Ну что ж, - сказал Арчи, - вот вам, пожалуйста, двуствольный 12-калибровый дробовик, и это самое выгодное, что можно купить в моей лавке.
- Ты мог бы и не подчеркивать этого, Арчи, - сказал Майк Мэлони. - Выгодно или невыгодно, его это не интересует. Ему нужен дробовик, самый лучший в твоей лавке и подходящий для охоты на фазанов.
- Вот оно, то самое, что ему нужно, - сказал Арчи Кэннон. - Цена девяносто восемь долларов пятьдесят центов, плюс пошлина, разумеется. Лучшего ружья не найдете.
- Всякому сразу видно, что ружье замечательное, - сказал Майк Мэлони. - Так что не будем уж тратить время на второсортное оружие.
Он протянул дробовик Мэйо Мэлони, и тот принял его на правую руку, дулом вниз, как и следует держать ружье, все равно - заряжено оно или нет.