- Попутал? - только усмехнулся. - Гриша там вообще - то остался.
- Не тот, не тот Гриша - другой, - Сергей бормочет и в тезку своего фальшивого вперяется серо-стальными - выпуклыми от изнутри давящей ярости - глазами. Так торит путь валун, незряче прошибая все преграды - передний, самый крупный в камнепаде. Так давит по весне вода, проламывая толщу многолоктевого дна. Но сносит сомнамбула, печальных глаз собачьих не отводит. - Двести человек! Двести задень! Щелкунчиков, сука, маленьких гениев!
- По-твоему, я виноват? Ты хорошо подумал, дубельт? Ты что ж, всерьез решил, что если бы не Драбкин, то ничего бы не было? Очнись - ты в каком мире живешь? Реальность под собою чувствуешь? Самолеты что ни день падают - это что, Драбкин? Субмарины - Драбкин? Дома престарелых, как факелы, - что, тоже он? Да хер тебе - не Драбкин! А знаешь кто? Отсрочку дай - я расскажу. Прыщавое чмо из "Макдоналдса". За кассой - приходилось наблюдать? Они ж живут по принципу заученности - заученное™ действий, ожиданий и потребностей. Продай десяток лишних гамбургеров, и премия в конце квартала.
Через месяц - велосипед, через год - автомобиль. Автоматические люди. Их сотни тысяч, миллионы. Страдающих, что никогда не станут мощными потребителями. Лишенных всякого смысла, кроме ежедневного выживания. Их обучили "свободная касса!", и больше ничему. У них одна задача - отбыть свою повинность побыстрее, отбарабанить, отбатрачить - и к ящику, футбол после конца рабочей смены. И такие не только за кассами - они в строительных компаниях, в конструкторских бюро. Они за штурвалами лайнеров, за пультами атомных станций. Они выживают, друг. А выживающий не может быть ответственным. Тяп-ляп, и готово. И проводка искрит, все конструкции рушатся. Они не думают, что могут кого-то угробить. Они не думают о смерти, не видят в ней реальность: наступит - покорно ее принимают, как отключение света демиургом Чубайсом. У них нет веры ни во что - ни в Бога, ни в Будду, ни даже в Сталина - никакой, хоть мало-мальской веры, хоть в самой извращенной форме, которая бы придала их жизням смысл. Все - по херу! Ну представь ты, представь, что не было бы никаких офицеров, никакого захвата - а просто что-то вылезло, разлилось, протекло, затлело, и все, результат - тот же взрыв.
- Не понял я тебя - два раза не понял. Что ж ты сразу - то к спасателям не кинулся - я, это я, прикройте меня, спрячьте под охрану? А ты, наоборот, молчишь - не понимаю, почему. Смыться не пытаешься. Я подумал… ну, как? Значит, есть в тебе что-то от человека. Что вина тебя за горло, осознание… Может, даже и на площадь выйдешь, на колени бухнешься перед всем народом - так и так, мол, судите меня. Это в первый раз тебя не понял. А потом, у гаражей, на крыше голосок прорезался, ирония. Жизни нас стал учить. Не свихнулся, сука, с усмешечкой тайной в душе. Провода зачистил, да? Оголенными нервами щупаешь, как народ к тебе… как вот эти конкретные люди относятся. Пощекотать решил немного? Сейчас вот опять уму-разуму, да? Про систему случайностей, да? Про прыщавых уродов, которых в мире двадцать миллионов? Которые работать не хотят и не умеют, потому-то все и рушится вокруг. Ну а ты такой один гениальный, эдакий-разэдакий, сам себя в особое положение поставил, от смерти и страданий навсегда отгородил. Талантом собственным и горбом.
- Нет, ты слушать совсем не умеешь, - выдыхает лжетезка с досадой.
- Послушал, послушал. Теперь послушай ты меня. Я кто - такой же, в сущности, урод рябой, который хочет только выжить. Кручусь-верчусь, конца рабочей смены дожидаюсь. Да только у таких уродов в жизни тоже смысл имеется. Последний смысл, единственный и неделимый, обычный, обязательный. Что двести душ - да хрен со всеми двумястами. Я с ней там был, с моей, ты слышишь, с ней! Вот смысл, и больше никакого смысла - с ней! Она… у входа там… я глаз с нее… и сразу, сразу… на глазах… от взрыва… втроем их в воздух, смысл в клочья… всю жизнь мою… ты слышишь… на куски… - и в горло он былому тезке, не прекращая говорить, вцепляется и смотрит, смотрит неотрывно, добиваясь понимания, нажимом понимание вгоняя, тисками пальцев в горло вдавливая, и понимает сам, всем существом осознает, что вот убьет сомнамбулу и дальше некуда: сплошная пустота, последняя, кишки изнутри разорвет.
И вроде бы уже безволие, предсмертная апатия по жилам разлились у лунатика, но, выпучив глаза, на самом он краю хватается за горло и на последнем выдохе хрипит:
- Не Драбкин - Сухожилов! Сух-хож-жилов я!
И отпустил его Сергей, обмяк. Сидят голова к голове, и у обоих легкие кузнечными мехами ходят. И смех тут начинает бить сомнамбулу безудержный:
- Ой, дурак, вот дурак! Я сдохнуть… всерьез… представляешь?.. На боженьку обиделся. Как в детстве, слышь? Как будто отобрал мои игрушки. Умру, и боженька меня тогда жалеть. А когда вот за горло меня, так я сразу… нет, не хочу, погоди, еще на этом свете есть дела.
- Опять крутить надумал? - Сергей как будто с надеждой даже спрашивает.
- Зачем крутить, дурак? Сухожилов я… ой, не могу!.. Сухожилов Сергей Александрович. Тезка твой, на самом деле тезка. Вот паспорта только не могу показать. Вот ты идиот! Ты ж Драбкина в глаза не видел. Что "ну"? Ну, сколько лет ему, как полагаешь? Сорок! Не помню, он какого года, но я моложе - тридцать. Да я тебе серьезно, дурень. Ну, хочешь паспорт? Ну, выйди, я не знаю, запроси анкету, увидишь - обхохочешься. Несходство - до гротеска. Боишься, убегу и не удавишь? Ну ты прикуй меня. Нет, тезка, ты и сам вообразить не можешь, насколько ты тут промахнулся.
- Ты мне только одно… - выдыхает Сергей. - Ну ведь было же, было? Там, на открытии? Отчетливо помню. Тебя объявляют, ну, то есть не тебя, а выступает Драбкин, говорят, и ты такой выходишь… ну, к трибуне… девчонку за собой еще какую-то… ну рыжую, ведь так?
- Через кутак. - И дрожь тут Сухожилова охватывает, слишком глубокая, чтобы вырваться криком или проявиться самовольным тиком мышц. - Короче, так: специально вышел, когда все камеры нацелены. Ну, Драбкина опередить и заявление сделать. Привлечь внимание цивилизованной общественности. Ну, чистый цирк, ты понимаешь, цирк. Вот тоже для нее, я тоже с ней.
- Так что ж ты молчал? Чуть не убил!
- Да так вот… жить раздумал на секунду. Да и Драбкина жалко.
- Не понял.
- Ну ты же ему шею, как куренку.
- Да где он, Драбкин, где?
- Да вон сидит за стенкой - говорил же, но ты все слушать не хотел. Ну, кто у нас Гриша-то? Ну! Григорий Драбкин самый настоящий. А ты как думал - двухметровый и пламя из ушей? А они вот такие и есть.
Секунда на осмысление уходит; Сергей, перед глазами облик Гриши вызвав, такого хлипенького, жалкого, с телескопическими линзами очков, с застенчивой мордочкой покорной овцы, от приступа безудержного смеха вздрагивает; терпел, крепился и не выдержал, захохотал, и вот уже оба от этого смеха трясутся. И воздух глотают по-рыбьи, и слезы утирают невольные из глаз. Встают, наконец, продышавшись, прокашлявшись; в обнимку, друг друга поддерживая, из парилки выходят.
Вернувшись, видят - девочек как сдуло, изгнали, видно, их ребята, не соблазнились прелестями.
- Эй, вы чего там? Что за шум устроили? - встречает их Андрей.
Они ему ни слова, лишь без сил на стулья опускаются. На Гришу смотрят без презрения, без ненависти - одна опустошенность только в их глазах, и будто понял Гриша, встал:
- Ребят… друзья… сказать хочу.
- Тост? - Андрей смеется. - Ну рюмку-то тогда возьми. За наше общее второе чудесное рождение, угадал?
- Да нет, другое. Ребята, я - Драбкин Григорий Семенович. Тот самый, все из-за которого. Ну, как считают многие. Вот с вами пробивался и спасался вместе. - И сжался, в плечи голову втянул, не то как овца, ожидая удара, не то готовый всякий приговор стоически принять. Глазами кроличьими в пол уставился, как будто слишком жаркое от четверых он излучение ненависти чувствовал, а может, просто в стену отчуждения упирался.
И тут уже у остальных двоих, сраженных новостью, случается истерика: Андрей почти беззвучно от хохота трясется, за живот держась; Артур неистово гогочет, в голос, и оба - до слез.
- А я-то думаю, откуда рожа мне знакома? - наконец обретает дар речи Андрей. - Так мы же вам рекламу… "Сибирские авиалинии" твои? Ну вот, на сайте именно авиалиний я рожу твою и видел. Я почему запомнил - геморроя много было. И пожелания клиента - набор стереотипов: надежность, безопасность и комфорт. Ты помнишь этот ролик, где девочка такая ангельского вида с ладоней перышко сдувает, и перышко в "Боинг" потом превращается? Это я для тебя - оцени. Другое дело, эти "Боинги" потом как свечка. Ладно-ладно, шучу. Расслабься, друг, я лично полон уважения - когда еще живого небожителя увижу… потом рассказывать всем буду, как с Драбкиным самим бухал.
- Можно мне слово?
- Это что же, суд у нас? - усмехается Андрей. - А мы кто - потерпевшие, присяжные или два в одном? Давай валяй, если только кто-нибудь не против. Есть возражения? Нет? Слово предоставляется подсудимому Драбкину. Что вы можете сказать в свое оправдание?
- Я, честное слово, не знаю, с чего начать. В общем, бизнес у меня - в нем все отрасли, и недвижимость - это только десятая, сотая часть…
- Это где-то мы уже слышали - ты ни сном ни духом. Что другим голова занята, а согрешили твои дальние и мелкие подчиненные.
- Врать не буду: все знал. То есть задним числом, конечно. И аферу эту, честно, даже не мы провернули, не "Базель", а риелторская фирма - наш один партнер. Но разве это объяснишь? Журналисты тотчас все раздули, рассказали, что "Дельта-недвижимость" - это фирма под "Базелем", что за всем этим Драбкин стоит. Я как только узнал, сразу сделал, что мог, и мы бы эту ситуацию, конечно, выправили. Но просто не быстро, это быстро не делается. Вся отмена сделок через суд. Минимум полгода. Людям так и сказали - дайте полгода. Мы с ваших обидчиков взыщем, накажем. А тут еще риелторы попрятались, директор их в бега… судиться не с кем - получается порочный круг… ну, смешно же, просто смешно, ведь ничтожная мелочь, какая - то сошка, и из такой ничтожной искры такое огромное пламя… И люди ожесточились, конечно. Я конференцию… не сам, конечно… светиться не люблю, но все официально, что срочно "Базель" начинает приобретение квартир для всех обманутых, а тут вдруг просто нервы у кого-то не выдержали: мою машину - из гранатомета. Да и вряд ли нервы, это надо еще разобраться, может быть, и просто провокация, что вероятнее всего… ну, конкуренты, такую возможность им грех упускать, а потом сообщают во всех новостях - камуфляжные сетки, оружие найдено с армейского склада… ну и какие выводы, понятно - народный гнев, конечно, офицерский, какие могут быть выводы еще? А я в Лозанну как на грех был вынужден, по-другому - никак… а в прессе и по ящику опять, что Драбкин спрятался от мстителей в Швейцарии. Вот так совпало просто все! И, главное, купили мы квартиры, осталось только заселить, понимаете? Стоят сейчас все эти новостройки и только хозяев дожидаются. Но тут уже действительно ну чистый символизм пошел, идея чисто виртуальная, что Драбкин - воплощение зла. А тут еще обвал всех рынков, народ весь испуган, растерян. Не верят нам! И, главное, вот эта наша русская привычка вечная - вот он, козел, давайте на него всех собак навешаем. И самое смешное, я сегодня должен был сказать: проблема решена, ребята, заселяйтесь… за полчаса до взрыва! Страна такая, что ли, я не знаю. Ну, испугался, я, конечно, да! Повел как последний… Не вышел. Я, может быть, и встал бы… да, нет, не встал, конечно, ни за что… но у меня еще охрана, моя охрана, она меня укрыла, спрятала, ведь выстрелы там почему? А в них, в моих охранников… Когда они всех начали осматривать и до меня дошли, мои вскочили - и трах-бах! Вот вам и взрыв. Наверное, пуля куда-то попала, не знаю. Вот в этом виноват, согласен, признаю. Ну, может быть, и выстрелов тогда бы не было, не окажись я трусом. Но я же искренне готов был что угодно… я приобрел им новостройки. Мне было-то раз плюнуть, говорю в десятый раз. Вся проблема и выеденного - вот что дико!
- Ну примерно понятно, - только и находит, что сказать, Андрей. - У обвинения есть вопросы? У нас вообще сторона обвинения есть? Сергей? Сергей-второй? Артур? Господа, у нас вообще обвинения нет!
- Погодите, я еще сказать хочу. Я не хочу сказать, что я такой весь белый и пушистый. Что честный, не хочу сказать. Бывало всякое. Куда ни кинь, везде грешок. А по-другому вообще никак! Нет, я, конечно, не заказывал, не убивал, не потому что нравственный такой, богобоязненный, а просто время потому что наступило уже другое, уже без беспредела первых лет. Но закон обходил многократно, и людей приходилось десятками, сотнями выгонять с разоренных заводов… Я, если честно до конца, то вообще на скупке разоренных предприятий капитал и сделал - санация, перепродажа, жилье опять же, поликлиники, больницы ведомственные и даже детские сады - все с молотка. А с другой стороны - как все это работать заставить? Я тогда все это "трудными решениями" называл. Вот Андрей недавно правильно сказал, что человек, который занимается… ну, бизнесом… он в каком-то нематериальном мире живет. Вроде бы и живые люди вокруг, а с ними не соприкасаешься. Не люди - только "трудные решения".
- О! Уже на покаяние похоже.
- Да нет, я просто правду. Вот ты недавно - что? Что после пережитого сегодня мне нужно все раздать и в монастырь грехи замаливать - одна дорога. Не уверен. Морально, извините, не готов. Понимаете, легче не пить, не курить, воздержаться от баб, чем бросить заниматься этим. Привычка думать - думать в этом направлении, - она очень быстро становится сильнее всего. И эти деньги - разве я на них сижу? Разве их - тут ты прав, Андрей, - можно потрогать? Эти цифры, эти суммы шестизначные, они ведь только для того и существуют, чтобы циркулировать. Пока они движутся, они есть. Их можно только инвестировать, а больше с ними сделать нельзя ничего. Вошел - вышел и так без конца. Смысл? А обороты, прибыли, деньги в бюджет, страна богатеет, какой бы скепсис это заявление у вас ни вызывало. А все другое просто уже неинтересно. Ну потому что - ну что? Из всех материальных благ, какие только есть, для меня нет ничего недоступного. Фантазия богатого на самом деле ограничена - это только нищим кажется, что у богатых возможностей бездна неисчерпаемая и что они способны бесконечно изощряться в своих причудах. Исчерпание потребностей, фантазий, извращений, самых диких причуд - все это наступает очень быстро. Для того чтобы весь этот голод утолить, мне достаточно и тысячной доли своих возможностей. Ну, потому что - что?.. Ну, безопасность, ну, комфорт, ну, сытость, ну, инстинкты, ну, здоровье, ну, свежий воздух, чистая жратва - чтоб получить все это, хватит и двух десятков тысяч в месяц, ну хорошо, ну, сто, ну, двести, все. Мне лично больше ничего не надо. И к счастью это не имеет никакого отношения… ну, к бытовому счастью, человеческому и слишком человеческому, первичному и примитивному, как хлеб. Ну, что еще сказать?.. Про то, кто виноват? А может, о моральном облике строителя капитализма? Считаю ли я, что кого-то бессовестно обворовал, ограбил? Нет, я не считаю. Я честно конкурировал, у меня еще двенадцать лет назад не было ничего, я в обычную школу ходил, я без папы вырос. Да нет, не об этом я… Просто бизнес по-другому не делается. Предложение товара не может быть ни нравственным, ни безнравственным. Если так, то виноваты поголовно все, любой, кто занимается бизнесом. Но согласитесь, если виноваты все и наказать этих всех невозможно, то глупо и бессмысленно наказывать кого-то одного. Это будет показательная казнь, и только, но ситуация от этого ведь не изменится. Сверхбогатство и не может зиждиться на чем-то другом, кроме как на чьей-то нищете. Ну, это же первый курс, всем известная философия. Свет не может существовать без тьмы, человеческое счастье только потому и счастье, что его можно сравнивать с чьим-то несчастьем; благополучие, богатство не существуют сами по себе: если нет бедности, то и не с чем сравнивать. Без уродства нет красоты, без бездарности - таланта, без прыщавого и робкого очкарика - плейбоя и так далее. Или вы хотите равенства? Да ведь мы все это проходили. Ну, хорошо, ну, равенство достигнуто, представим, что без жертв и разрушений, а дальше что? Стагнация? Остановка всякого прогресса? Никто никому не завидует, никто ни к чему не стремится, все - Пушкины, все - Менделеевы или, напротив, все - амебы, гоблины, манкурты, что гораздо вероятнее. Без разности человеческих потенциалов - и капиталов соответственно - никакое развитие попросту невозможно. Ну, вот представьте - рай. Вам когда-нибудь сектантские брошюрки на улице подсовывали? Там еще на картинках бананы, кокосы, апельсиновый рай, и люди мирно потребляют это изобилие, еврей в обнимку с негром, ребята - со зверятами. Идиотская всеобщая идиллия, от которой хочется два пальца в рот. Вот я и говорю, что предпочел бы лучше сгинуть во время апокалипсиса. Мне такая вечная жизнь не нужна. Я лично предпочел бы умереть.
- Ну, хорошо - выходит, никакой ответственности? Я богат, а кто-то нищий, потому что так управила матушка-природа, только и всего? А десять христианских заповедей придуманы рабами для рабов?
- А ты их соблюдаешь, эти заповеди? Которую из них не нарушал, кроме самой-то страшной? Ну вот очень хочется нашему человеку призвать к ответственности каждого, кто разбогател. И еще неизвестно, за что ответственность. За богатство, как будто богатство - это тоже грех? Я согласен, на богатых лежит ответственность. Да, действительно, если разрыв в состояниях слишком велик, кощунственно велик, то это ни к чему хорошему не может привести. Ну так я готов… на многое. Норвежский вариант? Прогрессивный налог? Пожалуйста! Отдавать треть прибавочной стоимости, ну хорошо, не треть, а четверть, хотя бы десятую часть своим же собственным рабочим, содержать бездомных, инвалидов - да десять раз пожалуйста. Но только если все живут по этим правилам. А если все от этого уходят, то я не идиот - нести ответственность за всех в одиночку. Ну что еще сказать? Мы сегодня тут говорили о душевном свете, который внутри у каждого человека. Я, признаться, невоинствующий атеист, но я с существованием такого света соглашаюсь. Он мне, может, впервые и открылся сегодня. Мы же вместе оттуда спасались… один за всех… короче, в этом духе. Совсем по-христиански, между прочим, если чуть перефразировать: там, где один сгорит, там двое спасутся. Я потому и не ушел от вас, не побежал к себе, не юркнул в норку, что я от вас вот это излучение почувствовал, и хотелось греться в этом свете, самому отдавать такое же душевное тепло, и вот эту нашу радость общую поддерживать. И я что хочу сказать… - Драбкин было рот открыл, набирая побольше воздуха в грудь, чтобы сделать ответственное заявление, но входная дверь в храм торжествующей плоти вдруг отворилась, и на том краю бассейна появились двое - молодые люди, чьи осанка и повадки тотчас всем сказали обо всем, и тугие провода наушников, оплетавшие их мощные, мускулистые шеи, были лишь дополнительным знаком для самых тупых.