– Видишь, мама, в какой мы компании? – вскинулся Чарльз. – Нас лишили права голоса наравне с преступниками и долбанутыми на всю голову.
– Если ты не хочешь быть королем, передай трон Уильяму! – вспылила королева.
– Ты хочешь сказать – передай чашу с ядом! – взревел Чарльз.
И бросился вон, с грохотом захлопнув заднюю дверь.
Не услышав звука выкатываемого мусорного бака, королева заметила:
– Похоже, он предоставил мне самой разбираться с моим мусором.
Вайолет вздохнула:
– Жаль, что мы не можем спустить с наших взрослых детишек портки да хорошенько всыпать по заднице, а?
Королева надела шляпку и пальто и на пару с Вайолет, борясь со встречным ветром, покатила мусорный бак к полицейскому кордону на выезде из переулка Ад.
Камилла перелистывала зачитанный до дыр выпуск "Коня и гончей". Пачку журналов она привезла с собой из внешнего мира. Они служили ей подспорьем, когда трудности новой жизни грозили опрокинуть и утопить. Камилла рассматривала лошадей и знакомые лица друзей; подписи под иллюстрациями она практически помнила наизусть: "Майор Джереми Ярнольд рассказывает анекдот достопочтенной леди Фионе Лейтон – Хейдж на охотничьем балу в Смокингтон – Менор". Даже рекламы на задней стороне обложки утешали ее.
Собаки в полном составе валялись на диване. Обычно это им запрещалось, но у Камиллы не было сил орать и сгонять псов. Чарльз частенько поддразнивал ее, говоря, что она относится к собакам будто к лохматым детишкам и вечно потакает их капризам.
– А вы, кажется, довольны жизнью, сладкие мои, – сказала Камилла.
– Тебе, может, и кажется, что я доволен, – проскулил Фредди, – но это потому, что у собак почти нет мимики. На самом деле меня терзают ревность и злоба.
Тоска прорычала:
– Да ладно уже, Фредди. Ступай к той дешевой сучке Бритни.
– С этим Лео ты выставляешь себя на посмешище! – взлаял Фредди. – Ты взрослая сука, а он едва от титьки оторвался.
Лео поднял большую голову и понюхал у Тоски между ног.
– Тебе это не нравится, потому что я больше не позволяю мной помыкать, – прорычала Тоска.
– В помесях не бывает толку, – загавкал Фредди. – Ты породистая, а он дворняга. Ты ведь ничего не знаешь о его происхождении.
– Мы будем вместе до конца наших дней, – гавкнула в ответ Тоска.
– Когда у меня отрастут яйца, – проворчал Лео, – мы заведем своих щенят, правда. Тоска?
Фредди наскочил на Лео и укусил его за нос, заставив пса завыть от боли. Тоска схватила Фредди за глотку, и немедленно все три собаки сцепились в яростной схватке. Чарльз вбежал в комнату, где Камилла тщетно пыталась разнять драку.
– Фредди, а ну прекрати! – завопил Чарльз и, схватив пса за ошейник, швырнул на пол.
– Почему ты выделяешь Фредди?! – возмутилась Камилла. – Они все трое дрались.
– Потому что этот гаденыш сам по себе, – сказал Чарльз.
– Неправда, он славный малыш.
Фредди лежал на спине у ее ног и жалобно поскуливал.
– Ты его ушиб, – упрекнула мужа Камилла.
– Любой дурак, имеющий глаза, увидит, что он притворяется, – возразил Чарльз.
– Не говори ерунды. – Камилла наклонилась и бережно взяла Фредди на руки. – Собаки не умеют хитрить, бедняжка вправду ушибся.
– Да Фредди артист почище Лэсси, – залаяла Тоска.
– Тихо, Тоска! – прикрикнул Чарльз.
– Чего это ты нападаешь на моих собак? – вскинулась Камилла.
– Потому что твои собаки подлые вредители. Мне вот не приходится школить Лео.
Лео спрыгнул с дивана, встряхнулся, потянулся и, притрусив к Чарльзу, потерся головой о его бедро.
– Идем, Лео, – позвал Чарльз, – займемся с тобой мусорным контейнером.
Камилла подошла к окну и вместе с Фредди стала наблюдать за борьбой Чарльза с мусорным контейнером. Крышка контейнера то и дело распахивалась, словно огромная зевающая пасть, и мусор вываливался и разлетался по дороге.
Беверли Тредголд постучалась в заднюю дверь, крикнув:
– Всего лишь я!
На ней был розовый спортивный костюм и новые с виду белые кроссовки.
– Я опять побираться, – сообщила она. – Не продашь баночку собачьего корма, а, Кэм? Тони пугает, что будет кормить Кинга этим фаршем в жестянках, который мы получаем в пайке.
– Мне страшно жаль, Бев, но у нас и своим‑то не хватает.
– Этот сраный Кинг разорит нас дотла, – пожаловалась Беверли. – Он меня уже достал, мать его за ногу. Но хорошо, что хотя бы твоей головной боли у нас нет.
– Это какой? – удивилась Камилла. – У меня их так много.
– А какую собаку оставить, а каких двух на мыло, – радостно пояснила Беверли.
И тут же рассказала Камилле про готовящийся закон об ограничении собак, и это было все равно что бросить гранату в дом, где загорелась сковорода на плите. И то, что Чарльз уже выказал свою волю, выделив Лео и отбросив ее собак, не удивило Камиллу. В конце концов, Чарльза смолоду учили дворцовым интригам.
– Это как в том кино, "Выбор Софи", где Мерил Стрип надо выбрать из своих детишек, – подытожила Беверли, поглядев на Фредди, потом на Тоску, потом снова на Фредди.
Камилла вспомнила фильм и вздохнула:
– Я дико ревела. Просто в шоке была.
– Так кого из них думаешь оставить? – спросила Беверли.
Фредди и Тоска с тревогой ждали ответа.
– Да как тут можно выбирать? – воскликнула Камилла. – Фредди такой чудесный мужичок, и Тоска совершенная лапочка.
– А Лео? – спросила Беверли.
– И Лео славный, конечно. Большой добряк.
– Но он вообще‑то Чарльзов пес, так ведь? – вкрадчиво спросила Беверли.
Когда вернулся Чарльз, Камилла ничего не сказала ему о визите соседки и не призналась, что в курсе готовящихся ограничений для собачников. Она видела, что Чарльз не в духе и чем‑то озабочен. И понимала: он страшится объявить ей, что им придется выбрать, какой из трех собак жить, а каких двух обречь на гибель. Ведь Камилла не умела смотреть неприятностям в лицо. Тогда жизнь становилась реальной, а ей больше нравилось жить в призрачном мире самообмана.
Все три собаки стали необычайно смирными и даже послушными. Камилла пораньше легла спать, оставив дверь спальни отворенной, чтобы Фредди и Тоска могли войти и выйти когда захотят.
Чарльз остался внизу и вечером сел к маленькому бюро написать ответ Николасу Сомсу.
Мой добрый старый друг,
Не могу передать, как рад я был твоему письму. Бывает, уже отчаешься получить весточку в ответ на многочисленные письма, которые я отправил тебе и многим другим людям.
Мы с Камиллой сокрушительно здоровы и бодры. Кажется, мы процветаем на своих бедствиях, хотя на то, чтобы быть бедняком, уходит немало сил и времени. Ужасная куча бумаг и всякой бюрократической бессмыслицы, через которую нужно пробиться, чтобы получать государственное пособие. Впрочем, я всегда тосковал по простой жизни, и вот теперь я ее получил, так что грех жаловаться.
Камилла сейчас под домашним арестом за несоблюдение нескольких статей соглашения о пребывании в зоне изоляции, которое она подписала. И я, и все наши соседи по переулку Адеборо (здесь мы привыкли называть его переулком Ад) понесли коллективное наказание. Мою бедняжку грызет совесть, и она уверена, что все и каждый поносят ее.
Признаюсь тебе, Ник, я несколько обеспокоен будущим. Мама заговорила об отречении, и, если быть безжалостно честным, перспектива стать королем вселяет в меня тревоги и отчаяние.
Уильям, мой дорогой мальчик, вызвался занять трон. Однако тут возникло затруднение: выяснилось, что у нас с Камиллой есть сын, Грэм Крекнелл, он родился во время нашей первой любовной связи в 1965-м. Мы его еще не видели. Но документы, которые он вложил в свое письмо, выглядят убедительно, и Камилла подтверждает, что и вправду тогда родила мальчика.
Ник, я знаю, что во время свержения монархии законы о наследовании и бастардах изменились, не мог бы ты справиться о них у того парня из "Берка", в срочном порядке, и сообщить мне, есть ли какая? нибудь возможность, чтобы наш сын, Грэм, мог наследовать трон? Он старше Уильяма на семнадцать лет.
Были ли вкусны куропатки и пирог с жаворонками? Я однажды ел такой, когда гостил у короля Испании на Майорке. Он показался мне изрядно вкусным, но Уильям тогда подавился крохотным жавороночьим клювом и всех нас перепугал.
Я хотел бы еще многое тебе сказать, но пока ограничусь этим.
С любовью, друг мой,
твой Чарльз.
P. S. Пожалуйста, свяжись с детьми Камиллы и заверь их, что матушка в превосходной форме.
P. P. S. Пожалуйста, продолжай писать мне на адрес Дуэйна Локхарта. Если бы мы с тобой были в бондовском фильме, я бы попросил тебя съесть это письмо, зная тебя за человека с гаргантюанским аппетитом. Ну а так я просто прошу держать нашу переписку в секрете.
P. P. P. S. Еще одна приписка, если ты еще можешь вынести. Тревожные новости про закон об одной собаке. Какова вероятность, что его одобрят? Тебя это тоже должно тревожить, как и меня. У тебя ведь их по? прежнему четыре?
31
Джин с Тоником сидели в гостиной бок о бок на красном коврике с узорами – спиралями. Они не сводили глаз с Грэма, который заполнял бланк запроса на посещение зоны изоляции. Пропуск, который он запрашивал, открывал возможность повидать кровных родителей.
ЗАЯВКА НА ВРЕМЕННЫЙ ПРОПУСК
(ЗОНА ИЗОЛЯЦИИ)
Имя: Грэм Крекнелл
Адрес: "Кукушки", 17, Сады висельника,
Руислип НА4
Дата рождения: 21.07.65 Номер удостоверения личности: С7494304
Род занятий: Инспектор по безопасности быта Имена посещаемых лиц: Чарльз Виндзор и миссис К. Виндзор
Адрес: 16 переулок Адеборо, зона изоляции поселок Цветов, EZ 951, Ист – Мидлендс Продолжительность пребывания: 4 дня Причина посещения: Професс. Оценка на месте рисков пожара, наводнения, стихийных бедствий.
Джин прорычал:
– А ты понимаешь. Тоник, что для нас будет значить, если родители примут его и он войдет в королевскую семью?
Тоник залился в ответ мечтательным лаем:
– Мы будем много путешествовать, я всегда хотел увидеть мир.
У Грэма выработалась привычка перед уходом на службу включать Би – би – си-4. Однажды ему под дверь сунули буклет о предотвращении преступлений, и в нем Грэм прочел, что взломщик, услышав столь культурные интонации, тут же развернется и отправится грабить какой‑нибудь менее просвещенный дом. Дневную программу о вероятном возвращении королевской семьи Джин и Тоник прослушали с увлечением.
Джин пролаял:
– Если новые консерваторы пройдут, мы будем как дома и в Букингемском дворце, и в садах!
– Мы станем знаменитостями. Джин, на обложке "Собачьего мира" появимся! – сочно гавкнул Тоник.
Разволновавшись, они вскочили, забегали по гостиной и носились, пока у них не закружились головы и Грэм не прикрикнул:
– А ну хорош там!
Грэм устал от собак в доме. Они были глупы и непредсказуемы, ему надоело убирать грязь, которую они тащили из сада, и тошнотворные говешки на безукоризненной лужайке. Но таково было условие его вступления в наследство – заботиться о собаках, пока они не околеют. Так что Грэм заволновался, услышав от сослуживца (забитого мужичка по имени Леонард Вульф, чья жена держала трех пекинесов), что правительство объявило об ужесточении норм содержания собак. Разрешать, мол, будут не больше одной собаки в доме. Леонард Вульф горестно поведал Грэму:
– Моя жена собирается уйти от меня и поселиться отдельно с пекинесом, второго отдать нашей взрослой дочери, а третьего оставить со мной.
Джин с Тоником перекатились на спины и замерли кверху лапами, показывая, что они в полной власти хозяина.
Грэм знал, что в графе "Причина посещения" мог бы написать любую заумь или стеб. Например, "участие в церемонии поклонения дьяволу" или что‑нибудь непроизносимое вроде "вальсирование с аксолотлями".
"Вулкан", государственный монстрокомпьютер, которому доверили выписывание удостоверений личности, пособий, пропусков, медицинских страховок и не одну тысячу других бюрократических процедур, из рук вон плохо справлялся со своими задачами и работал на таком непостижимо запутанном программном обеспечении, что ни один наемный специалист и ни один правительственный чиновник не мог в нем разобраться. Пытливая журналистка недавно написала в "Таймс", что ей удалось смастерячить себе шесть удостоверений личности на имена Саддама Хусейна, Иосифа Сталина, Осамы бен Ладена, Микки– Мауса, доктора Франкенштейна и Уильяма Шекспира. Все шесть удостоверений пришли на указанный адрес одной и той же почтой.
– По – моему, дешевле было бы нанять десять тысяч тупеньких девочек и мальчиков делать эту работу вручную, – сказал Грэм, обращаясь к Джину.
– Чтобы по улицам не шлялись, – тявкнул Джин.
– А пенсионеров засадить за биометрию. – Грэма понесло, это была его любимая тема. – Каждый дурак может взять пробу ДНК, сфотографировать сетчатку или откатать пальчики.
Джиново ворчание Грэм истолковал как "На жалованья уйдет прорва денег".
– Нет, Джин, никакая не прорва. Малолетним дурням можно платить ровно столько, чтобы покрывало проезд на работу, и назвать это профессиональным обучением, а старичье не грех и даром заставить работать, а иначе пенсию не платить. С какой стати им сидеть сложа руки?
Тоник глухо зарычал и даже оскалился.
– Ты мерзкий кусок человечьего говна, Грэм, – злобно рыкнул он. – А мне пора колоть инсулин.
Грэм пнул Тоника, так что пес отлетел к дальней стене.
– И когда ты сдохнешь?
Тоник приземлился на лапы, тряхнул головой и, подбежав к Грэму, укусил его за лодыжку.
Грэм схватил пса за ошейник и потащил к задней двери, приговаривая:
– На мыло тебя, шкура серая. Во – первых, ты мне никогда не нравился, во – вторых, ты не стоишь тех денег, которые я трачу на твой инсулин, и в – третьих, ты извращенец. Не думай, будто я не в курсе твоих отвратительных половых игрищ с беднягой Джином.
Джин с тревогой наблюдал, как Грэм распахнул дверь и швырнул Тоника во тьму дождливой ночи. Потом подбежал к французскому окну и прижался носом к стеклу. Тоник одиноко стоял под дождем, мокрая шерсть облепила тело.
Чарльз так и не придумал, какую веру ему исповедовать, – он заигрывал и с христианством, и с исламом. Обе религии он изучал и прочитывал все попадавшиеся книги. Он беседовал с преподобным Джоном Эдмондом– Харви в его укрепленной церкви Святого Адриана и с имамом Мухаммедом Акбаром в мечети, которая помещалась в обычном коттедже на две семьи, где снесли разделительную стену. У каждого места нашлись свои достоинства.
У Святого Адриана была безмятежная атмосфера, особенно на закате, когда солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь заалтарный витраж, заливали мрачноватый интерьер мягким светом, который не могла притушить даже антивандальная решетка. В мечети, где лежал необъятный ковер в традиционных узорах и у входа выстраивались ряды туфель, всегда было многолюдно. Чарльза трогало дружеское расположение других молельщиков, и неважно, что однажды ему пришлось идти домой в чужих шлепанцах, потому что его ботинки исчезли. Имам обвинил в краже уличных собак, но в следующую пятничную молитву ботинки чудесным образом вновь объявились в мечети. Они даже были начищены.
Если Чарльзу хотелось побыть в одиночестве, он заходил домой к аббату и брал ключи от церкви. Он сидел там, ожидая, пока солнце не прольется в окно и не осветит муки Спасителя на кресте. Принц чувствовал прочную связь с Иисусом: у него тоже был грозный отец, который слишком многого ждал от ребенка.
Когда Чарльз принес ключ, преподобный Эдмонд – Харви пригласил его выпить чаю в компании с Джерадом, партнером Эдмонда, австралийцем из аборигенов и убежденным роялистом. Джерад только что испек булочки; противень сладко пахнущих плюшек остывал на проволочной подставке на столешнице "под гранит". Чарльз и преподобный смотрели, как Джерад украшает булочки глазурью из фунтика, выдавливая на каждую по несколько крапинок.
– Я чрезвычайный поклонник примитивного искусства, – сказал Чарльз. – Я нахожу его глубинно… ну… глубинным.
Джерад, получивший степень магистра искусств в колледже Святого Мартина, сердито зыркнул на Чарльза, но тот уже переключил внимание на пухлого и розового Эдмонда – Харви, обратившись к нему со словами:
– Преподобный, можно мне отяготить вас теологическим вопросом, который мучит меня с детства?
Преподобный, слегка нервничая из‑за очевидного дурного настроения Джерада, воскликнул:
– Оба – на! Теология! В последнее время у меня обычно спрашивают советов из области социального обеспечения, но валяйте.
Чарльз сказал:
– Вот если кто‑то ужасно любит животных, ну, знаете, собак, лошадей, прочее…
Джерад, фыркнув, перебил его:
– Уж Эдмонд знает, какие бывают животные, он сам таков у себя дома.
Преподобный нервно хохотнул.
Чарльз продолжал:
– За долгие годы я потерял многих дорогих сердцу друзей, но я всегда думал, куда попадают умершие собаки? В рай? Или в какое‑то свое особое место? У них есть душа?
Не успел преподобный открыть рот, как снова вклинился Джерад:
– У собаки, как у меня и у вас, точно есть дырка в заднице.
Преподобный взял Джерада за руку – ту, в которой был шприц с глазурью, – и, оскалившись, как хэллоуинская тыква, ответил:
– Христос, несомненно, любил животных. Новый Завет кишит овечками, рыбой и ослами. Не знаю, была ли у него собака… возможно, была…
– Но есть ли у собак душа? – наседал Чарльз.
Священник замялся. Душа давно уже вышла из моды, как и рай, даже Бог был не в фаворе у того религиозного сообщества, которому преподобный когда‑то принадлежал. Именно потому его и выслали в зону изоляции. Но истинной причины, по которой его выгнали из уютной приходской церкви в Саффолке и отправили в чертову дыру, которую он нынче окормлял, преподобный так и не ведал. Из‑за Джерада? А может, из‑за статьи в приходском журнале, где он предположил, что, "явись Спаситель сегодня, он, наверное, вербовал бы апостолов в гей – барах на Олд – Комптон – стрит"?