– Смотри, мля, там уже дохлая крыса. Я заезжал в "Рентокил", но они сказали, у них своих водолазов нету.
Сандра посмотрела сквозь стекло на полу– разложившуюся крысу, застрявшую в скопище мусора, и печально подумала, что сколько бы денег они с Артуром ни нажили и каких бы высот ни достигли, у них всегда будут крысы под полом.
– Ладно. – Артур обернулся к Сандре: – Как вы поладили с принцессой Майкл?
– Пустая трата моего времени и твоих денег. Она велела мне купить нитку жемчуга, не показывать сиськи, удлинить юбки и держать ноги вместе, когда я сижу.
Артур вздохнул и снова поглядел сквозь пол. Дохлая крыса махала ему лапками. Он знал, что это течение колышет мертвого зверька, но никак не мог отделаться от мысли, что крыса над ним насмехается.
В последний вечер визита Грэма, зайдя на кухню покормить собак, Камилла застала его у окна, неодобрительно наблюдающим за курами в конце сада. Позже, увидев, что Грэм что‑то пишет, Камилла сделала еще одну, последнюю попытку достучаться до него.
– Что вы делаете? – доброжелательно спросила она.
– Заполняю отчет по безопасности для этого дома, – ответил Грэм, не поднимая головы.
Чарльз оторвался от книги:
– А можем мы ознакомиться с вашими… э… выводами?
– Боюсь, что нет. Нарушение коммерческой тайны будет стоить мне работы.
После трапезы Чарльз и Камилла вместе мыли посуду, и Камилла спросила шепотом:
– Все‑таки полюбить его – ведь получится, пусть не сразу?
Чарльз ответил:
– То же самое Нэнни говорила мне про рыбий жир, но я и поныне не могу его видеть.
Чарльза передернуло.
Камилла не поняла, от чего – от воспоминания о рыбьем жире или от мысли о Грэме, но сама твердо решила сохранять позитивный настрой.
В ту ночь она пыталась заснуть, мысленно перечисляя хорошие черты Грэма. У него разборчивый почерк, он умеет, не фальшивя, насвистывать мелодии, опускает после себя сиденье унитаза, у него всегда начищены ботинки, он не произносит бранных слов… Перечень оказался слишком коротким. Камилла лежала без сна и мучилась, пока ее не усыпило мерное дыхание мужа.
43
Наутро Чарльз и Камилла проводили Грэма с его дребезжащим чемоданом на колесиках по окутанному солнечной дымкой поселку до пропускного пункта, куда тот вызвал такси до станции. Каждый из троих втайне радовался расставанию. Жизнь под одной крышей оказалась не такой‑то простой. Каждый кусок еды, отправляемый в рот, Грэм подвергал чуть ли не лабораторной экспертизе, проверяя его происхождение и полезность. Не далее как утром он запросил у Чарльза информацию о точном возрасте ломтиков бекона на своей тарелке. Но не только это выводило из себя его родителей. Во сне Грэм то и дело вскрикивал: "На помощь! На помощь!" У него имелась привычка войти в комнату, воскликнуть: "Ха!" – и тут же ретироваться.
Словно стремясь компенсировать недостаток любви к сыну, Камилла неприлично долго не выпускала его из объятий. Наконец Чарльз напомнил:
– Дорогая, такси ждет. Отусти же его.
Сам Чарльз все мялся: обнять сына или протянуть руку? Но беспокойство было напрасным. Грэм подал Питеру Пенни, дежурившему в тот час на пропускном пункте, свое удостоверение и прошагал за ворота. Оглянулся, торопливо взмахнул рукой и уехал.
У поворота в переулок Ад хозяев поджидали Фредди, Тоска и Лео, сообща радовавшиеся отъезду Грэма.
– Собаки выглядят такими довольными, – заметила Камилла.
– А что им? Они же ничего не знают о новом законе, безмозглые бедняги. У них идеальная жизнь.
– А что такое идеальная жизнь для тебя? – заинтересовалась Камилла.
– О, в моей идеальной жизни мы с тобой поселились бы в скромной хижине где‑нибудь в глуши. Топили бы очаг, готовили на нем. И минимум собственности: лишь пара котлов, тарелка, чашка да миска на каждого. Нож, вилка и ложка.
– А кровать? – напомнила Камилла.
– Топчан, застланный шкурами.
Чарльз мечтательно вздохнул, представив, как они с Камиллой занимаются любовью под треск огня в очаге да завывание ветра снаружи.
– И где находится эта хижина? – спросила Камилла.
– Эх, дорогая, не знаю. Может, в Шотландии… В Раннох – Мур.
– Зимой там ужасно холодно, милый. Что мы будем делать долгими сумрачными днями и по ночам?
– Мы будем выживать, дорогая. Запасать дрова и охотой добывать пищу, своими руками шить обувь и одежду.
– Сумеем ли? – покачала головой Камилла.
– Придется суметь, милая. Туда из "Хэрродса" доставки нет.
Камилла поняла, что муж не шутит, и нерешительно проговорила:
– А я бы хотела жить поближе к Лондону.
– Например? – спросил Чарльз.
– В Глостершире есть кое – где просто невероятно дикие места.
– Ну да, – ядовито заметил Чарльз, – центр Глостера в пятницу вечером – ужас до чего дикое место.
– Ой, Чарли, ты только не дуйся, прошу тебя, – заторопилась Камилла. – Не сомневаюсь, мы были бы жутко счастливы в хижине в Раннох – Мур, но я не меньше счастлива буду в милом старинном домике, с нашими собаками и лошадьми, и откуда можно по – быстрому домчаться до холодильника с готовой едой в "Маркс и Спенсер". Важно лишь, чтобы мы были вместе.
Повисло долгое молчание. Чарльз проверял, не застряли ли камешки в задних лапах Лео. Наконец Камилла сказала:
– Ты должен сообщить матери о своем решении.
– О каком? – спросил Чарльз.
– О том, что не хочешь быть королем.
В собачьей гостинице "Эксельсиор" Джин с Тоником попали на разные этажи, но поддерживали связь громким частым лаем. Когда у Тоника приближалось время укола и никто не приходил, он начинал впадать в панику. В эти моменты Джин убеждал его выть и не замолкать, пока не явятся люди.
В рекламных брошюрках отель похвалялся, что собаки здесь "получают пятизвездочный сервис, дважды в день – аппетитную еду, долгие прогулки и час на игры и развлечения". Тоник, попавший в дешевое отделение, ничего хорошего и не ожидал, а вот Джину пришлось горько разочароваться. Аппетитная домашняя двухразовая еда оказалась куском коровьей шкуры, вываренной в ведре на замызганной собачьей кухне. Долгая прогулка – суетливой пробежкой на поводке с хозяйкой гостиницы до ближайшего винного магазина и обратно. А в течение "часа игр и развлечений" хозяйкин сын – подросток вяло бросал собакам резиновую кость на бетонной площадке.
Явившись за собаками, Грэм первым делом спросил:
– Ну как. Джин, славно провел время? А? Славно ведь?
– Тебя надули, Грэм! – гавкнул Джин. – Хозяйка пьянчуга, а ее сынуля – конченая скотина.
На Тоника, выпущенного из клетки, Грэм даже не взглянул. Зато Джин бросился приветствовать друга и любовника, и две собаки начали тереться головами, впитывая запахи друг дружки.
– Больше ни дня ни ночи не проведем в разлуке, – гавкнул Джин, встревоженный состоянием Тоника. – Ты посмотри на себя: исхудал, глаза стеклянные, нос сухой.
– Пить так хочется! – проскрипел Тоник.
– Инсулин! – определил Джин.
В Руислипе Грэму пришлось нести Тоника в дом на руках. Джин обеспокоенно наблюдал, как его изможденного друга практически швырнули в корзину.
Джин залаял:
– Грэм, сделай ему укол!
Но Грэм устал после долгого путешествия, кроме того, он чувствовал эмоциональное опустошение.
После жизни в зоне изоляции тишина родного бунгало нагоняла на Грэма жуть. Тиканье ходиков с кукушкой и рваное дыхание Тоника – вот и все звуки. Ровно в тот же час, когда пьяная и обкуренная Миранда безуспешно пыталась попасть ключом в замок собственного дома, Грэма разбудил Джин, который отчаянно лаял и скребся в кухонную дверь. Грэм вывалился из постели и небрежно сделал Тонику инъекцию.
Засыпая, он успел подумать: интересно, как отреагирует Миранда, узнав, что он второй наследник британской короны? Прекрасную Шанталь это, похоже, не особо впечатлило. Грэм решил не открываться Миранде, пока не выяснит ее политические пристрастия. Он сильно подозревал, что девушка окажется убежденной кромвелианкой, – ведь должны же у нее быть какие‑то недостатки. Приемный отец предостерегал его, что женщины – существа ветреные, у каждой за пазухой пара мрачных тайн. Так что разумнее не складывать все яйца в одну корзину, а оставить парочку в картонном лотке в высоком буфете за запертой дверцей.
44
Уже через десять минут беседы Грэм запутался в сетях Миранды. Они сидели за столиком на двоих в нише зала "Мыши и сыра", декорированного гольф – атрибутикой. Миранда пришла в белом плиссированном платье с круглым отложным воротничком. Накрасилась она так умело, что казалось, будто косметику и вовсе не использует.
В Университете де Монфора Миранда прошла курс "Физиологические и психологические триггеры мужской репродукции" и знала, что именно нравится мужчинам, а чем их завлекать бесполезно. Так что говорить она предоставила Грэму и соглашалась со всем, что бы он ни сказал. Скромно смеялась его шуткам. Смотрела на него с восхищенным вниманием и смущенно отводила глаза после его неуклюжих комплиментов. Ничем не выдав скуки, она вытерпела рассказ в лицах обо всех соревнованиях по блошкам, в которых Грэм вышел победителем. И даже попросила еще раз пояснить некоторые игровые приемы.
– Грэм, расскажите еще раз, как вам удалось забросить в котел желтую фишку, минуя красную и зеленую.
Свои успехи Грэм иллюстрировал, отрывая кусочки от пивных картонок и раскладывая их на столе, пока суровый хозяин не одернул его из‑за стойки. Грэм в ответ крикнул:
– Я инспектор по безопасности быта, а пироги с мясом у вас должны храниться в холодильном шкафу. Их нельзя выкладывать на стойку.
Миранда заставила себя не замечать неприязни, волнами исходившей от посетителей в гольферских джемперах. Она не сводила глаз с Грэма, который рассказывал ей, что на нем лучший воскресный костюм отца. Она живо закивала, когда Грэм сказал:
– Глупо было бы выбрасывать, тут еще носить и носить.
За стаканчиком апельсинового сока Миранда скормила Грэму свою грустную легенду. Осиротела после железнодорожной катастрофы, воспитывалась у жестокой тетки, училась в школе при монастыре, там подружилась с праведной монашкой, сестрой Анастасией, которая и убедила юную Миранду подписать обет хранить чистоту до замужества.
Тут хозяин крикнул из‑за стойки:
– Эй, вы, там! Собираетесь весь день, блин, мусолить этот сраный сок?
Миранда подхватила пальто и сказала:
– Пожалуй, нам лучше уйти.
Выходя из паба с Мирандой под руку, Грэм словно бы вырос на два дюйма. Будь он самцом оленя, мог бы потягаться на рогах с любым в этом пабе. Теперь он наконец понял, что есть женщина. Вот почему Наполеон хотел завоевать Европу – чтобы покорить Жозефину. То же самое Гитлер – сбился с пути из‑за Евы Браун. Грэму даже не приходило в голову спросить себя, зачем столь сногсшибательной девушке, как Миранда, понадобилось знакомиться с парнем по Интернету.
Грэм сказал, что ему нужно покормить собак, и Миранда восторженно пискнула:
– Собаки! Они такие милые!
Джин с Тоником слушали на кухне "Вопросы садовода", когда с крыльца донесся голос Грэма. Собаки навострили уши.
– Пойдем‑ка к дверям, встретим его, слегка изобразим радость, – предложил Джин.
– Ты иди, – тявкнул Тоник. – А я подожду совет недели от Боба Флауэрдью.
Джин зашептал:
– Идем же. Тоник. Тебе нужно немного прогнуться.
– Послушай, – прорычал Тоник, – я не люблю Грэма, Грэм не любит меня. И кончено.
Они услышали, как ключ скрежетнул в замке, а затем раздался женский голос:
– Осиротеть от сбесившейся косилки! Какой ужас, Грэм.
– Он привел женщину! – пролаял Тоник. – Это надо увидеть. Могу спорить, какая‑нибудь горемыка с трамвайной остановки!
С задорным лаем собаки бросились в переднюю, где Грэм помогал снять пальто темноволосой диве.
– Красавица и чудовище, – тявкнул Тоник.
– А я думал, будет шмара под пару, – визгнул Джин.
Они принялись скакать у хозяйских ног.
– Ой, Грэм, скай – терьеры! – воскликнула Миранда. – Какие чудесные!
Джин сел и подал лапу Миранде.
– Джин хочет с вами поздороваться, – пояснил Грэм.
Миранда наклонилась и приняла собачью лапу. Засмеялась.
– Рада пожьнякомичя, масенький сэр.
Тоник заворчал:
– Господи! "Масенький сэр?" "Пожьнякомичя!"
Грэм мрачно глянул на него и сказал Миранде:
– Поосторожнее с Тоником, он большая злюка. У него диабет, а потому подвержен внезапным сменам настроения.
– Кусается? – спросила Миранда, отступая на шаг.
– Когда сахар падает, – сказал Грэм.
Он проводил Миранду в гостиную и распахнул стеклянную дверь в сад. Собаки тут же выскочили по своим делам. Когда они вернулись, Грэм с Мирандой сидели на диване, держась за руки. Никогда Джин с Тоником не видели у хозяина столь умильного выражения на лице.
– Грэм, когда вы в последний раз покупали себе новую одежду? – спросила Миранда.
Преображение Грэма Крекнелла началось.
К обольщению же Миранда приступила через полтора часа, после вечернего чая, к которому Грэм подал бутерброды с лососевым паштетом, банку фруктовой смеси и сгущенное молоко. Это потребовало особого искусства, ведь Миранде пришлось одолеть весь длинный путь от застенчивой девственницы до страстной женщины.
Сначала она взялась играть половинкой вишни из фруктовой смеси: положив ее на кончик языка, дразнила Грэма, предлагая отнять ягоду. Скоро они уже передавали кусочки фруктов изо рта в рот. Потом, будто опьяненная желанием, Миранда макнула пальцы в сироп и велела Грэму дочиста их вылизать. Затем расстегнула верхние пуговицы платья и размазала каплю сгущенного молока.
Тонику стало противно.
– Тратить на такое хорошую еду! – взрыкнул он.
Собаки успокоились, когда Миранда увлекла Грэма в спальню, проворковав ему на ухо: "Прости меня Господь, сестра Анастасия, но кто может устоять перед таким мужчиной?"
Через несколько минут Миранда уже лежала под Грэмом и, пока тот пыхтел и старался, думала: чего только не сделаешь ради партии!
Еще в "Мыши и сыре" по тому, как Грэм не в лад постукивал под запись Глена Миллера, Миранда поняла, что чувства ритма у него нет. В постели это подтвердилось. Грэм вел себя, словно нетерпеливый водитель в медленно ползущем потоке машин. Миранду он как будто вообще не замечал, не говоря уже о том, чтобы постараться удовлетворить ее возможные запросы.
Спальня Грэма выглядела как комната десятилетнего мальчика. Целую полку занимали потрепанные мягкие игрушки, среди которых затесался и поросенок. Единственная нежная фраза, которую Грэм успел сказать Миранде, была: "Ты маленькая глупая свинка, да ведь?"
В понедельник утром Миранда отчиталась перед Сынком и выборным штабом, первым делом показав фотографии Грэма, которые сделала в саду у бунгало между лососевыми бутербродами и "свинкой".
Миранду освободили от штатных обязанностей пресс – агента, и всю неделю ей предстояло штурмовать сердце Грэма Крекнелла. Из "Хэмлиз" привезли роскошный самоучитель по настольным играм. Миранда легко схватывала и скоро уже очень неплохо разбиралась в правилах лудо, домино, нард, змей – и– лестниц и клуэдо. Труднее было впрыснуть в ее депрессивный характер хоть немного искристости. Миранда по – девчоночьи хихикала и теребила локоны, пыталась практиковать незамутненно – радужный взгляд на жизнь и, хотя вообще‑то по природе была победительницей, позволяла Грэму себя обыгрывать во все настольные игры, которыми они предваряли "дело", как называл это Грэм.
В свободные же от свиданий вечера Миранда накачивалась спиртным и наркотиками до полной отключки.
Премьер – министр и министр финансов совместно давали прием на Даунинг – стрит, 10, в честь китайского министра торговли. Улучив момент между рукопожатиями, министр финансов отвел Джека в дальний угол. Убедившись, что их не слышат, он спросил:
– Ты читал когда‑нибудь о том, как Мао Цзэдун искоренял четырех вредителей?
– Нет, – ответил Джек. – Что за вредители?
– Крысы, комары, мухи и воробьи. Дело в том, – сказал канцлер, – что Мао хотел добавить еще пятого вредителя, но его отговорили советники.
– Мать его, давай уже к делу, – досадливо поморщился Джек.
– Пятыми были собаки, – сказал министр финансов. – Если для Мао Цзэдуна неблагоразумно было искоренять собак, то для тебя уж тем более. Это Англия, премьер– министр.
45
Елизавета Виндзор и Вайолет Тоби стояли перед распахнутым платяным шкафом в спальне королевы, выбирая одежду для посвящения Грайса. Королева была в комбинации и чулках; с утра пораньше Беверли Тредголд зашла вымыть ей голову и накрутить волосы на массивные розовые бигуди. С появлением изысканного шелкового платья, вынутого из полиэтиленового чехла и выложенного на кровать, Вайолет едва не падала в обморок от восторга.
– Почему ты не носишь эти чудные вещи, Лиз?
– Шелковые вещи требуют твердой основы, Ви, – ответила королева, – а у меня просто нет сил каждое утро затягиваться в корсет.
– И у меня. – Вайолет скорбно оглядела в зеркале свою бугристую, никогда не ведавшую корсета задницу. – Ты веришь, что когда‑то у меня была талия восемнадцать дюймов, а?
– Нет, – сказала королева. – Не верю!
Наконец после долгих раздумий выбрали для королевы жемчужно – серые шелковые пальто и платье, к которым нашлись шляпа и туфли в тон. Вайолет втиснулась в длинное платье и жакет изумрудного цвета, которые королева носила в первые недели после рождения принца Эдварда, пока не вернулась в прежнюю форму.
Вайолет изумлялась крохотным ручным стежкам на подоле и обшлагах:
– Это самая прелестная вещь, какую я за всю жизнь надевала.
Королева уговорила Вайолет примерить еще и широкополую шляпу с павлиньими перьями:
– Меня она всегда немного устрашала, но к твоей… яркой личности подойдет идеально.
– И правда, – улыбнулась Вайолет, увидев себя в зеркале, – меня она не пугает.
Подкрасив лица косметикой "Эсти Лаудер", которую королева берегла для особого случая, подруги вышли из дому и, осторожно ступая в изящных лодочках по щербатому тротуару, двинулись в сторону торгового центра. В приглашениях было сказано: "Стиль элегантный, не допускаются: джинсы, кроссовки, "Барберри", кони". Королева долго ломала голову над "конями", пока Гарри не просветил ее, что кони – это кодовое обозначение марки "Ральф Лорен".
В тот день по всему поселку Цветов разыгрывались одинаковые сцены: люди вынимали из шкафов самую лучшую одежду Зону изоляции нежило неяркое золотое солнце – в этом была заслуга и преподобного Эдмонда – Харви, и имама Мухаммеда Акбара. Сандра Грайс обоих просила помолиться о хорошей погоде.