– Мы сейчас изучаем ситуацию. Несомненно, зоны изоляции внесли свой вклад в то, что наши улицы стали безопаснее для честно работающих и платящих налоги семей.
– Хорошо, – сказала Надин. – Теперь я хочу вас попросить ответить на наш блицопрос. Джинсы: "Ливайс" или "Рэнглер"?
– "Ливайс".
– Кто ваша любимая шлюшка, Джордан или Джоди?
Сынок замялся, ему не хотелось обидеть поклонников ни той ни другой шлюшки.
– Пас, – хохотнул он.
На следующий вопрос ответить было легче.
– Королева Елизавета или королева Камилла?
– О, думаю, королева Камилла, – ответил Сынок не задумываясь.
Камилла невольно порадовалась, хотя перспектива стать королевой Англии приводила ее в ужас.
В кухонную дверь ввалился, едва не рухнув, Тони Тредголд. За ним вбежал Кинг.
– Надрался! – подскочила к мужу Беверли.
– Нынче день рожденья нашего мальчика, – прорычал Тони.
– Я знаю! – злобно завопила Беверли.
– День рождения Кинга? – спросила Камилла и потянулась погладить овчарку Тредголдов. – А сколько ему?
Чета Тредголд ответила нехарактерным молчанием, каждый ждал, что заговорит другой. Наконец Тони сказал:
– У нас с ней есть мальчик, Аарон. Он родился тридцать лет назад.
– Его у нас забрала социальная служба, – сказала Беверли, закуривая новую сигарету, хотя прежняя еще тлела в пепельнице.
– У него все время ломались кости, – сказал Тони.
– И они думали, что это мы с Тони его лупим, – закончила Беверли.
– Я знал, что это не я, – продолжил Тони, – и думал, что это, наверное, Беверли.
– И я знала, что не я, – сказала Беверли, – так что…
– Но как тогда он ломал кости? – спросила Камилла.
– У него была болезнь, хрупкие кости, – ответила Беверли с угрюмой ухмылкой. – Но когда это стало ясно, его уже усыновили, и он так и не узнал нас. – У Беверли сморщилось лицо. – А теперь он и не захочет нас знать, верно? Он‑то не в зоне живет.
Муж потрепал Беверли по плечу.
– Дети всегда хотят узнать своих кровных родителей, Бев, – сказала Камилла. – Однажды он приедет и найдет вас.
Она откланялась, как только позволили приличия.
К шести вечера по поселку распространился слух, что королеве осталось жить шесть месяцев – две недели – считанные дни, что она‑де умирает от сердечного расстройства – лейкемии – туберкулеза. Еще несколько часов – и новость о ее неминуемой смерти достигла принца Чарльза. Маддо Кларк сообщил ему это у ларя с морожеными продуктами в Грайсовом магазине "Еда для вас".
– Сожалею насчет вашей мамы, – сказал Маддо, – я видел ее только сегодня, еще подумал, что‑то у нее зеленовато вокруг ротика.
Чарльз отступил на шаг, отброшенный пивным выхлопом Маддо.
– Да, она очень настрадалась, но теперь с ней все будет в порядке.
– Это будет милосердное освобождение, – сказал Маддо.
Чарльз нахмурился. Зубная боль, конечно, не сахар, но чтобы мамин зуб выжал слезу из Маддо Кларка?..
– Вам, должно быть, тяжко, – продолжал Маддо, – учитывая, как вы близки с вашей мамашей.
– Ну разумеется, порадуешься, когда все позади, – признал Чарльз, безуспешно роясь в ларе в поисках экологически чистого мороженого цыпленка.
– Не можете видеть, как она страдает, да? – Маддо возложил татуированную руку Чарльзу на плечо.
Чарльз бросил поиски экологической курятины, да к тому же инструкция по готовке инкубаторских цыплят была все равно написана по – китайски – по его мнению. Принц направился дальше по проходу в зеленной отдел.
Маддо двинулся следом.
– Я вот так и не оправился после мамашиной кончины. Как ей заплохело, пришлось вызывать пожарных, чтобы вынести ее из спальни.
– Зачем? – удивился Чарльз.
– Она была довольно основательная леди, – объяснил Маддо. – Под конец весила двести пятьдесят кило с хвостиком.
– Какой кошмар, – сказал Чарльз.
– Она же не виновата! – рассердился Маддо. – Никто не может управлять своими железами, так?
– Абсолютно никто, – согласился с ним Чарльз. – Я имел в виду, какой кошмар для вас.
– Я на нее молился, – продолжал Маддо, всхлипнув. – Когда мы ее хоронили, в могилу ветром закинуло коробку от пиццы. Это была весточка от мамы, что у нее все хорошо.
Чарльз опустил корзинку на пол и обнял Маддо, который уже не владел собой; на них начали оглядываться.
– Уж как она пиццу любила. За вечер по три уговаривала. – Маддо снова всхлипнул. И будто литанию, завел перечислять любимые матерью сорта пиццы: – Гавайская, пять сыров, пепперони с добавочным луком. Каждый вечер, точно, как часы, приезжал пикапчик с пиццей. Я с тех пор все время пьяный.
Маддо уже промакивал глаза Чарльзовым носовым платком.
– Так уж вы ухаживайте за своей мамулей, а если я в силах хотя бы что‑то помочь, чтобы ваша мама в свои последние дни или недели радовалась, только скажите.
Чарльз растерялся. Он ничего не мог понять. Почему мать не сказала ему, что смертельно больна? Он‑то поверил, что все дело в зубе. Выйдя из магазина, так ничего и не купив, Чарльз налетел на брата Эндрю, вышагивавшего под ручку с худющей рыжей дамочкой в бриджах и на высоких каблуках.
Не успел Чарльз завести разговор о матери, Эндрю отрекомендовал:
– Чарли, это Марсия Бойкот, или, как ее назвали в "Мандовых новостях", Мальчия Бойкот. – Он пихнул Чарльза и засмеялся: – Врубаешься, да?
– Такая несправедливость, – сказала Марсия, предполагая, что Чарльз в курсе ее печальной славы. – У мальчишки была сильная хотячка. – Она откинула рыжую гриву тонкой белой рукой. – А в суде он врал напропалую. Ни слова, что это благодаря мне он сдал французский.
– Марсия только что переехала на Педострит, – пояснил Эндрю.
– Ты так говоришь, будто у меня был выбор, – обиженно сказала Марсия. Она обратила свой пронзительный взгляд на Чарльза: – А вы считаете, это справедливо, что я лишилась работы, попала в государственный реестр педофилов и мне запрещено и близко подойти к школе или детской площадке? Меня демонизируют за то, что я обучала неотесанного провинциального мальчишку искусству любви.
– И впрямь, кажется, это слишком жестко, – промямлил Чарльз.
Ему не терпелось удрать, но Марсия не унималась:
– Больше никто из ребят, с которыми я спала, не жаловался.
– В самом деле, – поддакнул Чарльз.
Эндрю пояснил:
– Этот подлый гаденыш пошел в полицию, когда Марсия отказалась раскошелиться на ай‑под.
– У меня есть принципы, – сказала Марсия. – Я никогда не плачу за секс.
Чарльз рассудил, что сейчас не самый подходящий момент рассказывать брату о том, что мать смертельно больна. Он видел – Эндрю не терпится отвести Марсию куда– нибудь, где он сможет хорошенько ее исследовать. Чарльз поспешил домой поделиться новостью с Камиллой, на ходу утешая себя мыслью, что, по крайней мере, ему не придется быть королем. Слава богу, Англия стала республикой и монархия никогда не вернется. Новым консерваторам ни за что не победить на выборах: в шкафу Сынка Инглиша слишком много скелетов и однажды, не сомневался Чарльз, эти скелеты выскочат и пустятся в пляс.
Вайолет Тоби узнала, что королева умирает, от мистера Анвара, когда пришла купить масленку.
– Это в высшей степени грустно, – сказал мистер Анвар. – Такая любезная леди, и только на той неделе заходила ко мне, покупала прищепки.
Вайолет даже пришлось сесть. Последние тринадцать лет она жила через стенку от королевы, научила ее готовить, прибирать и обслуживать себя.
– Когда мы познакомились, она и картошку потолочь не умела, и не знала, что соус из бутылки нужно вытрясать, – проговорила Вайолет.
– Для нашего поселка это будет огромная потеря. Большинство людей здесь – отбросы общества, – добавил мистер Анвар.
Он посмотрел в окно на двух дисквалифицированных юристов, затеявших свару из‑за банки пива.
– Надеюсь, вы не меня назвали отбросами, – сказала Вайолет. – Я здесь только из– за нашего Барри. Если бы не он, я могла бы жить где захочу.
– Я тоже наказан за поведение сына, – вздохнул мистер Анвар. – Он позвонил в полицию и заявил, что Осама бен Ладен прячется у нас на чердаке. Парню было тринадцать лет, он читал "Дневник Анны Франк", вот и подпал под влияние книги. Да, это глупость, но зачем наказывать всю семью?
– Вроде на чердаке нашли ружья? – спросила Вайолет.
– Пару – тройку "Калашниковых", – подтвердил мистер Анвар, – сувениры из Афганистана.
– Ладно, неважно, – утешила его Вайолет. – Все равно вас сюда отправили бы из– за вашего веса, правильно? Сколько вы сейчас, килограмм двести?
Вернувшись домой, Вайолет бросила покупки на стол и сразу двинула к королеве. К ее огорчению, свет в окнах соседки не горел и входная дверь была заперта. Выходило, что раньше утра клинические подробности смертельной болезни королевы ей не узнать.
Чарльз тоже зашел к матери и, не застав ее, постучал в дверь Вайолет. Он сразу понял, что старушка плакала. По щекам темными дорожками растеклась тушь, словно паук, извалявшись в черной краске, совершил пробежку.
– Я слыхала про вашу маму, – сказала Вайолет. – Не знаю, как я буду без нее.
– Не могу понять, почему мама ничего не сообщила мне.
– Она не хотела вас беспокоить, – объяснила Вайолет, которая только и мечтала, чтобы Барри оставил манеру пересказывать ей все тревожные мысли, возникавшие у него в голове.
– А ваши братья и сестра знают?
– Пока нет, – ответил Чарльз.
Ему было страшно нести им эту весть.
Прежде чем у Чарльза появилась возможность поговорить с родными, ему позвонила королева.
– Чарльз, – сказала она, – я должна сообщить семье кое‑что ужасно важное.
– Ох, мама, это невыносимо, – прошептал Чарльз.
Они оба знали, что все телефонные разговоры прослушиваются полицией Грайса. Поэтому говорили осторожнее обычного.
– Можете вы с Камиллой сегодня в восемь вечера прийти к Анне? – спросила королева.
– Само собой, – ответил Чарльз, – но ты нормально себя чувствуешь, сумеешь дойти?
– Действительно, боль была ужасная. Но теперь все прошло.
– Да, я слышал от Маддо Кларка. Но почему ты мне сама не сказала, мама?
– Не могу же я лезть к тебе с каждой мелочью, – ответила королева.
Или со смертью, подумал Чарльз.
– Мам, ты восхитительно смелая женщина. Мечтаю, чтобы и я в свой час смог бы выказать такую же храбрость.
– Хуже всего ожидание.
– Могу представить, – вздохнул Чарльз. – Какая, должно быть, пытка.
– Но там работает телевизор, да и журналы можно полистать, – продолжила королева.
Положив трубку, Чарльз подумал: "Сомнительно, чтобы в раю имелся телевизор или журналы, но эта мысль утешительна для мамы, и кто я такой, чтобы разуверять ее?" Представляя рай, Чарльз видел английский пасторальный пейзаж, крестьяне в кожаных штанах пашут землю плугами на конной тяге, но вот есть ли место в этой райской утопии для него? Будет ли там выгороженный веревкой участок для важных персон, или у всех мертвых равные права?
15
Королева попросила устроить собрание у дочери лишь потому что дом Анны был самым просторным. Спигги, муж Анны, объединил гостиную, переднюю и кухню в одну большую комнату. В один прекрасный день, как следует повеселившись в караоке – баре, Спигги явился домой с кувалдой, купленной у нюхача, которому позарез требовалось раздобыть пару фунтов на дозу клея, и снес все стены.
Закончив ломать, он сказал, глядя сквозь облако густой пыли на открывшиеся просторы:
– Вот, теперь никакая срань не застит вид.
Ему пришлось подпереть потолок досками и жердями, и спустя три года подпорки так и стояли на своих местах, но Анне, кажется, это не мешало.
Пропуская королеву в гостиную, Спигги произнес стандартное предупреждение:
– Лиз, смотрите, столбы.
Комната была бестолково меблирована вычурным антиквариатом и разным хламом.
которым Спигги словно обрастал всякий раз, стоило ему пройти по улице. Королева выбрала кресло с высокой спинкой и отказалась от предложенной Спигги скамейки для ног. Спигги всегда будил в ней какое‑то беспокойство, так что королева поспешила отвести глаза и завести беседу с Гаррисом и Сьюзен, которым велела не бегать между столбами.
– Энн спустится через минуту, – пробормотал Спигги. – Она постригает волосы в носу.
Шум и возня у входа возвестили о прибытии Чарльза и Камиллы в сопровождении трех собак. Когда в комнату спустился стаффордширский бультерьер принцессы Анны по кличке Спайк, он стал шестой собакой в компании.
Лео решил, что ему не пристало лаять, как остальной мелкоте, и тут же заработал похвалу.
– Лео, ты такой умничек, – сказал ему Чарльз.
Встав у газового камина с фальшивыми дровами и регулируемым синим пламенем, принц обратился к королеве:
– Как ты, мам?
– Катастрофически устала, ужасный выдался день, – ответила королева.
По ее лицу Чарльз пытался понять, что на самом деле королева чувствует на пороге смерти. Он не ожидал, что мать раскиснет, но в такой ситуации она могла бы, по крайней мере, проявить хоть каплю обычной человеческой слабости. Он рвался как‑то утешить ее, обнять, заверить, что будет рядом, когда придет ее последний час. И обдумывал, как бы это все высказать, но, пока формулировал подобающее вступление, Камилла взяла королеву за руку и проговорила:
– Ваше величество, известие о вашей болезни уничтожило нас с Чарльзом. Сколько вам еще дают врачи?
– Я три года не была у врача. Я совершенно здорова.
Бедная мама, подумал Чарльз, она не хочет признавать.
Королева рассмеялась:
– Вайолет зашла ко мне, обливаясь слезами. Мистер Анвар уверил ее, что мне осталось жить считанные дни!
– А мне сообщил Маддо Кларк, – подхватил Чарльз.
– Так мы собрались не ради ужасной вести? – спросила Камилла.
Но королева не стала торопить события:
– Может, дождемся остальных?
Пока ждали, компанию пытался развлечь Спигги.
– У меня утром был реально шок, – начал он, хохоча. – Просыпаюсь, значит. Где– то часов семь было. Ну и мне, типа, захотелось. Вытягиваю руку и глажу Энни по животику. А у самого глаза не открываются еще, ну и говорю: "Энни, ты как насчет? Я бы да". Она молчит, но слышу, дышит тяжело, ну я скидываю трусья и уже готовлюсь хорошенько присунуть, но тут слышу: Энни внизу разговаривает с молочником. Глаза‑то открываю и вижу: рядом Спайк лежит. Я с кровати слетел, будто мне фейерверк в зад зафигачили. Нет, не думайте, я не против, чтобы собака спала в кровати, но если она спит в кровати, да еще, мать ее, башкой на подушке, это уж чересчур. Не знаю теперь, как проклятому псу в глаза смотреть.
Королева вымучила улыбку.
А Камилла позже заметила Чарльзу:
– У твоей сестры, должно быть, чрезвычайно волосатый живот.
Следующим прибыл принц Эндрю, выразивший надежду, что встреча не затянется, потому что у него дома Марсия Бойкотт "развила кипучую деятельность".
– С ней невероятно весело, мам, – сказал Эндрю. – Она тебе понравится. Почти интеллектуалка. Глубокая личность, как наш Чарли. Не знаю, что она нашла во мне, я, как вы знаете… ну, как это? Ну, это, животное‑то это, с очень маленьким мозгом.
– Медведь, – предположил Чарльз. – Ты медведь с очень маленьким мозгом из "Винни – Пуха"?
– Никогда не любил Винни – Пуха, – объявил Эндрю. – Сказать по правде, всегда считал его каким‑то тюфяком. А что до Кристофера Робина, так он явный будущий гомик.
– Ну как ты не понимаешь, Эндрю, – взялся убеждать его Чарльз, – все животные в Зачарованном лесу представляют человеческие архетипы… – Увидев озадаченное лицо брата, он продолжил: – Ну, они… представляют нас, людей.
– Тогда кто там ты? – спросил Эндрю.
Пока Чарльз думал, в комнату вошла Анна и вмешалась:
– Мне кажется, что Иа – Иа, ослик – неврастеник, согласен, Чарльз?
Чарльз заставил себя посмеяться вместе со всеми.
Следующими пришли принц Эдвард и София, графиня Уэссекская. Им выпала нелегкая доля жить через стенку от Маддо Кларка и семерых его буйных сыновей.
– Мы совсем без сил, – пожаловалась София. – Кларков выводок всю ночь устраивал кун – фу на лестнице.
– В армию бы всех, вот бы поумнели, – сказал Эдвард.
– Тебе, Эдди, армия ничего хорошего не принесла, – заметила Анна. – У тебя же, мать его за ногу, нервный срыв случился.
– Эдвард не любит говорить о своей службе в морской пехоте, – напомнила София.
– Своей недолгой службе, – добавила Анна.
– Энн, да ты преклоняешься перед всем армейским. – Эдвард не мог промолчать. – Тебе ведь не орали "Подъем!", не заставляли бежать тридцать миль под дождем в тяжелых ботинках, с полной выкладкой, с тяжеленным мешком за спиной, идти по пояс в ледяной воде, держа винтовку над головой. А потом, по возвращении в лагерь, тебе не приказывали набрать полные горсти грязи и вымазать стены, пол, кровать и свою парадную форму. Ты чуть не плачешь от усталости, а тебе говорят, что все в казарме должно быть вымыто, выстирано и выглажено к утренней поверке. Добавь еще, что меня напропалую задирали все кому не лень.
– О, ради бога, Эдди, перестань растравливать себя, – попросил Эндрю.
Но Эдвард продолжал:
– Если бы мне позволили после школы поступить в театр…
Он не договорил.
– Меня ужасно задирали в начальной школе, – сказал Чарльз. – Дело усугублялось тем, что директор называл меня, восьмилетнего мальчишку, "сэр".
Напряженную обстановку (даже Камилла принялась грызть ногти) решил разрядить Спигги, принявшись рассказывать, как на его глазах возле "Отрыва" подрались стриптизерша и миссис Анвар. К счастью, красочное повествование прервало появление принцев Гарри и Уильяма и их собак, Карлинга и лурчера Олтропа.
Спайк предупреждающе зарычал, давая понять, кто здесь хозяин.
Чарльз спросил Уильяма:
– Как дела на работе, мой мальчик? Удачно прошел день?
Уильям со вздохом ответил:
– Ну, если считать удачей залезание по шаткой лестнице, на ветру, с ледяными шестами в руках на высоту в сорок футов, то да, пап, наверное, удачно.
– А у меня выдался удачный день, – ухмыльнулся Гарри. – Валялся в постели и смотрел видео Паффа Дэдди.
Спигги остро чувствовал, что он здесь единственный простолюдин. Даже у собак, подумал он, надменный вид. Он скромно присел на краешек дивана и покачивал ногой. Он всегда нервничал в присутствии королевы.
Анна, не особо любезничая, подавала гостям чай с печеньем в жестяной банке. Спигги было приятно, что жена воспользовалась сервировочным столиком, который он подарил ей на Рождество.