12
Он очутился в тесном неопрятном помещении. Хозяина не видно. Дощатый еловый пол, весь черный и прогнивший, замызганный стол, старый календарь на стене, в углу печь с натоптанной пред ней грязью, два стула с драными соломенными сиденьями - вот и вся обстановка. Сама мастерская была за деревянной перегородкой, туда вела открытая дверь. Слышались неравномерные удары молотков - работали двое.
Жакмор подошел к двери.
- Есть кто-нибудь? - негромко спросил он.
Удары не прекращались, и он зашел в мастерскую. Свет в нее проникал сверху. Собственно, это был длинный, довольно просторный сарай, заваленный досками, брусом, заготовками. Оборудование составляли три-четыре верстака, круглая пила и два станка: один сверлильный, другой фрезерный с расколотой чугунной станиной. На стенах висели инструменты - не сказать, чтобы очень много. Справа от двери, через которую вошел Жакмор, была навалена куча стружек и опилок. Пахло свежим столярным клеем. Должно быть, он варился в заляпанном ведерке на печурке с древесным углем в дальнем конце сарая, у выхода во двор. С прогнувшихся потолочных балок свисала всякая всячина: старые полотна для пилы, позеленевший окорок, ржавые инструменты, ломаные тиски и прочий хлам.
Слева, вдоль всей стены, лежало огромное дубовое бревно. С двух концов под него были подложены толстые колоды. Верхом на бревне сидел мальчишка-ученик и топором обтесывал его с боков. Тщедушный, в драной одежонке, он еле удерживал в тощих ручонках топор. Хозяин, с молотком в руке, работал чуть поодаль - обивал изнутри кожей какое-то странное яйцеобразное сооружение, вроде будки из светлого дуба. Будка была оснащена створками на петлях, они были откинуты и поскрипывали при каждом ударе молотка.
Столяр забивал гвозди, ученик тесал бревно. Ни один, ни другой не обращали внимания на Жакмора. Помявшись, он обратился к ним погромче:
- Добрый день!
Хозяин опустил молоток и посмотрел на Жакмора. Рожа у него была жуткая: обвислые губы, приплюснутый нос, руки же - сильные, узловатые, с космами рыжей шерсти.
- Чего надо? - осведомился он.
- Я пришел заказать две детских кроватки, - сказал Жакмор. - В доме на горе родилась тройня. И нужны две кроватки. Одна двухместная, другая одноместная, но побольше.
- Я сделаю одну, - сказал столяр. - Одну на всех троих, два места головой по ходу.
- А третье побольше…
- Побольше… - проворчал мастер. - Ладно, видно будет. Делать вручную или на станке?
Жакмор посмотрел на заморыша-ученика. Тот все поднимал и опускал топор, как заведенный. Несчастный робот, прикованный к нескончаемой работе.
- Вручную дешевле, - сказал плотник, - потому что машина обходится дорого, а таких вот голодранцев как собак нерезаных.
- Их тут у вас держат в строгости, - заметил Жакмор.
- Так как же: вручную или на станке?
- На станке, - сказал Жакмор.
- Ну конечно! - фыркнул мастер. - Вам-то что, а мое оборудование изнашивается…
- И к завтрашнему дню, - прибавил Жакмор. Чтобы задобрить мастера, он решил проявить интерес к его работе: - А что это вы делаете?
- Это для церкви. Кафедра.
В голосе столяра смешались гордость и смущение. С мокрых губ при каждом слове брызгала слюна.
- Кафедра?
Жакмор подошел поближе. Действительно, кафедра. Кафедра с дверцами. Ничего подобного Жакмору не приходилось видеть.
- Я никогда не жил в деревне, - сказал он. - А в городе обычно бывают не такие, поэтому мне любопытно посмотреть.
- В городе люди больше не верят в Бога, - сказал столяр, злобно глядя на Жакмора.
Между тем ученик вдруг выронил топор и без чувств повалился на бревно лицом вниз. Удивленный внезапной тишиной, Жакмор обернулся и подошел к мальчику. Столяр же принес откуда-то жестянку с водой и окатил ученика. Однако это не помогло. Тогда в голову бедняги полетела жестянка. Мальчонка вздохнул, и не успел возмущенный Жакмор прийти ему на помощь, как грязная ручонка уже снова сжимала топор и с натугой, но так же ритмично поднималась и опускалась.
- Вы слишком жестоки с ним! - обратился Жакмор к столяру. - Он еще ребенок! Вам должно быть стыдно!
В ту же секунду кулак столяра врезался ему в скулу. Психиатр пошатнулся, отступил на пару шагов и еле удержал равновесие. Осторожно ощупал челюсть. Хорошо еще, что борода смягчила удар.
Столяр же как ни в чем не бывало вернулся к прерванной работе.
- Вот посмотришь на нее завтра, - сказал он, останавливаясь на минуту, - когда ее поставят на место. Кафедра что надо!
Он с гордостью погладил деревянную поверхность. Светлый полированный дуб, казалось, вздрогнул от этого прикосновения.
- И кровати твои будут готовы завтра, к пяти. Приходи и забирай.
- Ладно…
Снова застучал молоток. Запах клея стал еще резче. Жакмор еще разок взглянул на ученика, пожал плечами и вышел.
На улице по-прежнему было тихо. Жакмор зашагал в обратный путь. Занавески на всех окнах были задернуты, но, когда Жакмор проходил мимо, за ними угадывалось шевеление. Вот вышла из дому и побежала по улице, напевая, девочка. В руках у нее эмалированный кувшин чуть ли не больше ее самой. Небось на обратном пути не попоет.
13
30 августа
Анжель и Жакмор сидели внизу, в просторном холле, наслаждаясь прохладой. Промелькнув несколько раз взад и вперед и поколдовав на кухне, служанка приготовила прохладительное питье и поставила перед Анжелем поднос с кувшином и бокалами. Окна и дверь в парк были открыты настежь. Тишину лишь изредка нарушало жужжание случайно залетевшей мухи или осы, гулко отдававшееся под высоким потолком.
- Кроватки будут готовы сегодня к пяти часам, - сообщил Жакмор.
- Тогда они уже готовы, - рассудил Анжель. - Ведь пять часов наверняка значит пять утра.
- Вы думаете? - сказал Жакмор. - В таком случае и правда готовы.
Тема была исчерпана, собеседники замолчали и отхлебнули из бокалов. Чуть погодя Жакмор заговорил снова:
- Разумеется, я не открою вам ничего нового, вам все это давно приелось, но то, что я увидел в деревне, меня просто потрясло. Здесь такой странный народ.
- Странный? Вы находите?
Анжель был вежлив, но в голосе его сквозило равнодушие. Жакмор уловил это и не стал углубляться.
- По-моему, да, - сказал он. - Но, может, я пойму этих людей, когда узнаю поближе. В конце концов, что здесь, что где-нибудь еще - с непривычки всегда бывает странно. Я ведь тут человек новый.
- Да, конечно, - вяло отозвался Анжель.
Перед окном стремительно пронеслась птица. Жакмор проследил ее полет.
- Ну, а вы сами, - сказал он, переводя беседу в другое русло, - наверно, не захотите подвергнуться психоанализу?
- Нет, - ответил Анжель. - Не захочу, это уж точно. И вообще, сам я человек неинтересный. Хотя интересно мне многое.
- Что, например? - спросил Жакмор, всячески стараясь поддержать разговор.
- Все вообще и ничего в особенности. Жизнь. Мне нравится жить.
- Счастливчик! - прошептал Жакмор.
Он залпом допил стакан.
- Отличный напиток! Можно, я налью еще?
- Не стесняйтесь. Будьте как дома.
И снова повисло молчание. Наконец Жакмор встал.
- Пойду проведаю вашу супругу. Она, должно быть, скучает в одиночестве.
- Да-да, - сказал Анжель. - Идите. А я тем временем выведу машину, и мы вместе съездим за кроватками.
- Хорошо, я сейчас.
Жакмор поднялся по лестнице и тихонько постучал в дверь.
- Войдите, - сказала Клемантина, что он и сделал.
Трое новорожденных лежали около матери. Два справа, один слева.
- Это я, - сказал Жакмор. - Зашел спросить, не надо ли вам чего-нибудь.
- Ничего, - ответила Клемантина. - Скоро будут готовы кроватки?
- Наверно, уже готовы.
- Какие они?
- Э-э… - Психиатр развел руками. - Боюсь, столяр выполнил заказ по своему усмотрению. Два места по ходу, третье против.
- И побольше?
- Во всяком случае, я просил так, - осторожно ответил Жакмор.
- Вы хорошо устроились? - наконец догадалась спросить хозяйка.
- Да, все в порядке.
- Ни в чем не нуждаетесь?
- Нет-нет…
Тут один из детенышей заворочался и страдальчески сморщился. В животе у него заурчало, затрещало, после чего обезьянья мордашка расправилась. Клемантина улыбнулась и похлопала его по пузику.
- Ну-ну-ну… умница… это у нас газики…
Заскрипел второй сосунок. Клемантина взглянула на стенные часы:
- Пора кормить…
- Ухожу, - шепнул Жакмор и на цыпочках удалился.
Клемантина начала с того, кто подвернулся под руку. Подвернулся Ноэль, который жалобно скулил и кривил ротик. Клемантина на минутку положила его, высвободила грудь, снова взяла малыша и наконец поднесла к соску. Он тут же присосался и судорожно задышал. Клемантина оторвала и придержала сосунка. Струйка молока забила из соска и потекла по разбухшей груди. Ноэль возмущенно завопил. Клемантина снова поднесла его к груди и, едва он, все еще всхлипывая, жадно впился, снова оттащила в сторону.
Младенец заорал как резаный. В Клемантине проснулось любопытство. Она повторила опыт в третий и в четвертый раз. Ноэль зашелся криком, посинел и вдруг задохнулся. Обмер с широко разинутым ртом. По синюшным щекам катились слезы. Клемантина перепуталась и затрясла его:
- Ноэль… Ноэль… Ну же, ну!
Дикий страх охватил ее. Еще немного - и она позвала бы на помощь. Но Ноэль так же внезапно вскинулся и разразился новым воплем. Трясущимися руками Клемантина поспешно прижала его к себе и дала грудь.
Мгновенно успокоившись, младенец старательно зачмокал.
Клемантина вытерла вспотевший лоб. Нет, хватит с нее экспериментов.
Через несколько минут Ноэль насытился и выпустил сосок. Чмокнул еще разок вхолостую, рыгнул и моментально заснул, хотя и во сне продолжал судорожно вздыхать.
Когда очередь дошла до третьего, Клемантина заметила, что он на нее смотрит. Облепленная кудряшками головка, широко раскрытые глаза - ребенок напоминал непроницаемое и внушающее трепет божество. Гримаска его походила на снисходительную улыбку.
Он тоже получил свою порцию молока. Сосал не спеша, иногда останавливался и, не делая глотков, но и не выпуская изо рта сосок, поднимал глаза и пристально глядел на мать.
Когда отвалился и этот, Клемантина положила его на прежнее место и повернулась к нему спиной, на правый бок. Детеныши мирно посапывали.
Измученная Клемантина вытянулась и погрузилась в забытье. Три живых свертка источали острый запах пота. Молодой матери снился тяжелый сон.
14
Анжель вывел машину из гаража и ждал, пока подойдет Жакмор. А тот зачарованно смотрел на изумительную панораму: голубая морская ширь под жемчужной дымкой неба, пышная зелень парка, и посреди этого буйства красок незыблемо-белым островком - дом.
Наконец, сорвав желтый цветок, Жакмор сел рядом с Анжелем. Машина была громоздкая, длинная, как пирога, неповоротливая, но надежная. Откидной верх был приподнят сзади двумя цепочками, так что на ходу приятно обдувало ветерком.
- Какая красота! - восторгался Жакмор. - Какой вид! Какие краски! Какие…
- Угу, - коротко откликнулся Анжель и прибавил скорость.
Клубы пыли поднимались позади и оседали на пористую траву, к которой Жакмор уже успел привыкнуть.
Увидев на обочине сигналившую рогами козу, Анжель затормозил.
- Залезай, - сказал он скотине.
Коза прыгнула в машину и уселась позади.
- У них такая манера - ездить автостопом. Ну, а поскольку мне ни к чему портить отношения с местными жителями…
Он недоговорил.
- Понятно, - сказал Жакмор.
Чуть дальше они подобрали еще свинью. Обе пассажирки сошли у околицы и направились каждая к себе во двор.
- За хорошее поведение им разрешают выйти погулять, - объяснил Анжель. - А за плохое бьют и держат взаперти. Или пускают на мясо без всяких церемоний.
- А-а… - протянул Жакмор, не зная, что сказать.
Анжель остановил машину у дома столяра. Они с Жакмором вышли. В переднем закутке стоял овальный ящик. В нем, кое-как прикрытое старым мешком, лежало тело ученика, того самого бледного заморыша, что накануне обстругивал дубовый брус.
- Есть кто-нибудь? - крикнул Анжель и постучал по столу.
Вышел сам столяр. Из мастерской, как и вчера, доносился стук. Наверно, заступил новый ученик. Мастер высморкался в рукав.
- Ты за своими кроватками? - спросил он Анжеля.
- Да.
- Ну забирай. Они там.
Он указал на дверь в мастерскую.
- Помоги мне, - сказал Анжель, и они зашли вместе.
Жакмор отогнал жирную муху, с жужжанием кружившую над личиком мертвого ребенка.
Анжель со столяром погрузили кроватки в разобранном виде в машину.
- Прихвати-ка еще вот это, - сказал столяр, показывая на ящик с мальчиком.
- Ладно, - сказал Анжель. - Давай.
Столяр поднял ящик и запихнул в машину. На обратном пути Анжель остановился у кровавой речки, вышел и вытащил ящик. Ящик был небольшой и довольно легкий, и он без труда донес его до берега, а там столкнул в воду. Деревянное вместилище сразу пошло на дно, а тело мальчика всплыло. Оно покоилось на поверхности воды, как на натянутой клеенке, и течение плавно уносило его.
Поехали дальше. Детали кроваток громко стучали на ухабах.
15
31 августа
Комната Жакмора находилась на втором этаже, в конце длинного, выложенного плитками коридора, в той части дома, что была ближе к морю. В окна заглядывали драцены: волосатые стволы и зеленые мечевидные листья, поверх которых виднелось море. В низкой квадратной комнате, сплошь обшитой сосновыми досками, пахло смолой. Из сосновых планок был и потолок, слегка скошенный, повторяющий линию ската крыши. По углам его поддерживали грубо обтесанные клинья. Обстановку составляли низкая кровать лимонного дерева, внушительный письменный стол, крытый красным сафьяном, под стать ему кресло и, наконец, массивный платяной шкаф, в зеркальной створке которого отражалось окно. Пол тоже выложен плиткой, но не такой, как по всему дому, а ноздреватыми желтыми ромбиками. На полу черный шерстяной ковер. Стены голые - ни картин, ни фотографий. Низенькая дверка вела в ванную.
Жакмор с утра оделся для выхода. Он сменил свой костюм психиатра на кожаные брюки в обтяжку, пурпурную шелковую рубашку и свободную бархатную куртку, коричневую, в тон брюкам. Застегнул ремешки пурпурных сандалий и вышел из комнаты. Предстояло идти в деревню, чтобы условиться с кюре о крещении в ближайшее воскресенье, поэтому сообразно случаю он и выбрал столь непритязательный наряд.
В коридоре ему встретилась Клемантина. Она первый раз встала и возвращалась с прогулки по парку. Помахав Жакмору рукой, она зашла к себе.
Жакмор спустился по лестнице. Анжель еще спал. Не дожидаясь завтрака, Жакмор прошел прямо в парк. Листья диких побиранцев шелестели под свежим утренним ветром.
Все было как вчера: асбестово-сухая земля, колодец с кипящей водой и до донышка прозрачное небо, не оставляющее ни малейшей надежды на дождь. Жакмор пошел знакомой и потому уже не казавшейся такой длинной дорогой.
Он еще ни разу не видел здешней церкви. Ее колокольня едва-едва возвышалась над крышами соседних домов. Идти к ней пришлось довольно долго, вдоль красной речки. Глядя на вязкую воду, Жакмор поежился: что только не скрывается под этой глянцевой пленкой!
Дорога делала поворот вместе с речкой. Разглядеть, что было дальше, за изгибом, Жакмор не мог - мешали тянувшиеся по левому берегу серые бараки.
Еще полсотни шагов - и вынырнула, правда, не очень близко, церковь. А посреди красной речки обнаружилась лодка. С обеих сторон в воду свисали весла. За бортом барахталась какая-то темная фигура. Жакмор в недоумении подошел поближе.
Поравнявшись с лодкой, он увидел, что за борт цепляется и пытается влезть внутрь человек. Красная вода, не впитываясь, скатывалась по его одежде жирными каплями. Вот над бортом показалась голова. Лодка дергалась и накренялась от рывков. Наконец человеку удалось закинуть в лодку руку и ногу и перевалиться через борт. Теперь Жакмор мог его разглядеть. Пожилой, с изможденным лицом и блеклыми отрешенными глазами. Ни усов, ни бороды, зато длинная седая шевелюра, придававшая ему почтенный и добродушный вид. Обычно это впечатление нарушала застывшая на губах горестная гримаса. Но сейчас он сжимал зубами какой-то непонятный предмет.
- У вас что-нибудь неладно? - окликнул Жакмор незнакомца.
Тот приналег на весла и в несколько взмахов подогнал лодку к самому берегу. Жакмор заключил, что берег уходит под воду вертикальной стеной.
- Вам помочь? - спросил он человека в лодке.
Тело незнакомца прикрывал балахон из мешковины и какие-то бесформенные лохмотья. Оглядев Жакмора, он спросил:
- Вы нездешний?
- Да, - подтвердил Жакмор.
- Ну, ясно, иначе вы бы со мной так не разговаривали, - пробормотал лодочник скорее сам себе.
- Вы чуть не утонули, - сказал Жакмор.
- В этой воде не утонешь. Правда, бывает по-разному: иногда в ней дерево тонет, а иногда камень ко дну не пойдет. Но человеческое тело всегда плавает поверху.
- Но почему вы были за бортом? - спросил Жакмор. - Выпали из лодки?
- Да нет, просто у меня такая работа. В эту речку выкидывают всякую дохлятину, а я должен выуживать. Ртом. Мне за это платят.
- А почему нельзя сетью?
Жакмору было не по себе, как будто он разговаривал с инопланетянином. Кому не знакомо такое чувство!
- Я должен выуживать ртом, - повторил лодочник. - Дохлятину и тухлятину. Затем все и кидают. Часто нарочно оставляют что-нибудь гнить, чтобы было что кинуть. А я должен вылавливать. Ртом. Чтобы перепачкалось все лицо.
- И много вам за это платят? - спросил Жакмор.
- Я получаю лодку и в придачу вдоволь позора и золота.
При слове "позор" Жакмор невольно отпрянул и тут же подосадовал, что не совладал с собой.
- У меня свой дом, - продолжал лодочник. Он заметил движение Жакмора и улыбнулся. - Меня снабжают пищей. Дают золото. Много золота. Но истратить его я не могу. Никто ничего не продаст мне. Да, у меня есть дом и много золота, но я должен глотать стыд за всю деревню. Они мне платят, чтобы я стыдился вместо них. За все их зло, за всю скверну. За их пороки и преступления. За торговлю стариками. За издевательства над скотиной. За учеников. Вообще за всю грязь. - Тут он оборвал сам себя: - Но вам это неинтересно. Вы ведь не собираетесь здесь оставаться?
Жакмор долго молчал, прежде чем ответить.
- Собираюсь, - промолвил он наконец, - собираюсь остаться.
- Ну тогда и вы станете, как все, - сказал лодочник. - Тоже будете жить с чистой совестью, а бремя стыда перекладывать на меня. И тоже будете платить мне золотом. И никогда от меня этого золота не примете.
- Как вас зовут? - спросил Жакмор.
- Все зовут меня Хвула. Вообще-то это название лодки. Своего имени у меня больше нет.
- Я еще как-нибудь навещу вас, - сказал Жакмор.
- Вы будете, как другие, - сказал лодочник. - Не станете со мной разговаривать. Будете только платить и сваливать в речку всякую мерзость. Сваливать на меня свой позор.
- Но почему вы занимаетесь этим делом?