Гриот сидел за столом в большом зале, где освещение менялось в зависимости от погоды и времени суток, и ждал Данна.
И Данн пришел. Он пришел и узнал, что Маара умерла, и теперь лежит на кровати в своей комнате. Когда Гриот заглянул, чтобы проверить, как чувствует себя Данн, тот проговорил:
- Все в порядке, Гриот. Уходи. Оставь меня в покое, Гриот.
Три года он сидел и ждал возвращения Данна. Теперь он сидит и ждет, когда Данн проснется и снова станет самим собой, Данном, станет генералом Данном, займет свое место во главе армии, во главе своей армии, армии генерала Данна, армии Красного Одеяла - так теперь солдаты называли себя.
Но Данн не выходил из комнаты.
Али, который в своей стране был лекарем, сказал Гриоту, что нужно быть терпеливым. Тем, кто испытал сильное потрясение, потеряв любимого человека, иногда требуется долгое время, чтобы опять начать жить.
Гриот поблагодарил Али, которым восхищался, которому всегда был признателен, однако про себя подумал, что в его армии (в той толпе людей, которую он называл армией) не было, пожалуй, ни единого человека, который не потерял бы одного или нескольких близких: детей, родителей или вообще всю семью… но ведь никто из них не лежит на постели часами напролет, не шевелясь и не говоря ни слова.
Часто, когда Гриот видел, что Данн не выходит из комнаты и снежный пес терпеливо сидит с ним, он брал Раффа на прогулку, приводил его к собакам. Поскольку Рафф только изредка оказывался в компании с другими снежными псами, они вели себя с ним настороженно: стояли вокруг него, повиливая хвостами, принюхивались… Однако Рафф не хотел надолго оставлять хозяина. Когда он уходил с Гриотом погулять, то всегда оглядывался на Данна и негромко лаял. Таким образом он сообщал (и всем это было понятно), что скоро вернется.
Иногда Гриот опускался перед Данном на колени, клал одну руку на голову снежного пса, чтобы тот не волновался, и говорил:
- Данн, господин, Данн, генерал…
И наконец Данн начинал приходить в себя; он шевелился, потом садился на кровати:
- В чем дело, Гриот?
Данн был так худ, так болен; казалось, что его отрывают от каких-то глубоких размышлений или долгого, бесконечного сна.
- Господин, я бы хотел, чтобы ты вышел на воздух - чуть-чуть подышать, погулять, а? Тебе будет полезно. Это нехорошо, все время лежать, Данн.
- Хорошо, Гриот, это очень хорошо. - И Данн снова проваливался в сон.
Затем Али посоветовал Гриоту разговаривать с Данном, даже если ему кажется, что тот не слышит. Поэтому Гриот приходил и говорил:
- Не хочешь узнать, как у нас идут дела, господин?
Несмотря на то что Данн не отвечал, Гриот рассказывал ему обо всем, что делал, как он организовал поставки питания, сколько пряжи заготовлено, сколько ткани выкрашено, и о том, что в лагере множество людей, знающих разные ремесла, которым можно было бы обучить остальных.
Конечно, больше всего Гриоту хотелось рассказать Данну о найденном тайнике и о песчаных библиотеках, спрятанных там, но он ждал подходящего момента, когда Данн наверняка будет слышать его. Может, он даже встанет и начнет расспрашивать.
- Данн, господин, давай пройдемся вдоль обрыва.
- Хорошо, но только не сейчас. Давай завтра, Гриот.
Гриот говорил с Данном долго, пока не начинал сипнуть, и тогда уходил, а Данн оставался лежать, неподвижный и беззвучный, словно выброшенная на берег рыба.
Рядом с Данном всегда находились два солдата, которые присматривали за ним. Однажды один из них прибежал за Гриотом.
- Господин, генерал начал разговаривать. Иногда он говорит сам с собой, а иногда с нами.
- О чем он говорит?
- Вспоминает разное. Хорошее и плохое, кое-что такое, чего я бы не хотел знать. Еще он говорит о Мааре. Мы слышали, что это его сестра, господин.
- Да, она умерла, и в этом все дело. Ясно?
- Да, господин.
- Но ты не беспокойся, он выздоровеет.
Почему Гриот так сказал? Кто ему обещал, что Данн непременно выздоровеет? Сам он, кажется, совсем к этому не стремится.
Что, если Данн умрет? Что тогда? Ляжет ли Гриот на кровать, сделавшись безучастным ко всему? Одна лишь мысль об этом привела его в состояние, близкое к панике. Гриот не мог представить себе жизнь без Данна. Данн - это то, ради чего он живет. Его генерал Данн.
Что толку от бесконечных размышлений, Гриот все равно не мог во всем этом разобраться. Данн заболел, узнав о смерти горячо любимой сестры. Одним словом - из-за любви. Ну да, Маара была приятным человеком, да, была… была.
"Где-то в самом начале моей жизни, до той ночи, полной огня, криков и смерти, у меня тоже была семья. У каждого человека должна быть семья. В той первой армии, где я был мальчиком-солдатом, меня называли сиротой. Если меня звали сиротой, значит, раньше у меня были отец и мать. Возможно, и сестра у меня тоже была".
В армиях, где ему довелось служить, попадались не только мальчики, но и девочки.
И в его армии они тоже есть. Из маленьких воинов Гриот уже набрал целый батальон, и вскоре придется создавать батальон девочек. Девочки, девушки. Значит, со временем появятся и младенцы. Когда это произойдет, его армия будет напоминать не военный лагерь, а обычное поселение. Что ему остается делать? Всех этих людей нужно кормить и одевать, и самое время было выступить в поход на Тундру - но для этого ему нужен Данн, а Данн лежит на своей кровати и отказывается вставать.
- Что мне делать? - прошептал Гриот в безысходности, сидя за столом в большом зале.
Али услышал и откликнулся:
- Терпение, господин, будь терпелив. Горе - как яд. Оно отравляет.
И что же, значит, все беженцы, что собрались сейчас около Центра и каждый из которых несет в себе трагедию, тоже отравлены? И сам Али отравлен? Гриоту так не казалось.
Солдаты, охраняющие Данна, сообщили, что больной говорит о ком-то по имени Лета.
Гриот отправил с путником послание Лете, велев передать его только в руки ей самой или Шабису.
Гриот и снежный пес гуляли по дороге, которая вела к ферме, когда вдруг из-за поворота появилась бегущая фигура. Гриот сразу узнал Лету по струящимся у нее за спиной светлым волосам. Она кричала:
- Помогите, помогите!
За ней бежали двое с палками в руках и орали вслед Лете:
- Альби, альби!
Она увидела снежного пса и остановилась. Ее преследователи тоже. Белокожая женщина и крупное животное с белой шерстью будто светились на фоне серой дорожной грязи, мутно-зеленых болот и низкого хмурого неба. Сквозь тучи пробился тонкий лучик солнца и упал на волосы Леты - они вспыхнули переливчатыми огоньками. Рафф не был обучен нападать и преследовать и никогда раньше не видел Лету, тем не менее он знал, что нужно делать. Несколькими прыжками он миновал Лету; два ее преследователя тут же пустились наутек. Снежный пес быстро их догнал, и тогда они свернули с дороги в болота. Рафф остановился на краю и посмотрел, как бандиты барахтаются в топкой жиже, потом неторопливо развернулся и прошествовал туда, где стояла Лета. Он уселся около ее ног. Аккуратная и умная морда в белой опушке оказалась на уровне груди женщины. Она протянула руку, и Рафф понюхал ее.
К ним подошел Гриот.
- Познакомься, Лета. Это Рафф, он с ледника, с севера, из-за Срединного моря.
Пес обошел женщину кругом, обнюхивая длинные светлые волосы, и коротко пролаял что-то, видимо в знак приветствия.
Эти два ослепительно белых существа, окруженные темной водой и бесцветными травами и кустами, были словно созданы друг для друга. Они составляли великолепную пару. И Гриот, которому трудно было принять Лету из-за ее необычного внешнего вида, теперь принял ее - благодаря снежному псу.
Лета несла свертки и корзинки. Принимая у нее ношу, Гриот почувствовал, что женщина вся дрожит.
- Ты сможешь дойти до Центра?
Она кивнула - смелая, но все же слишком слабая. Рафф встал сбоку от Леты, предлагая женщине опереться на него. Пес медленно двинулся вперед, и она пошла вместе с Раффом, почти повиснув на нем.
- Данн очень болен; он в последнее время говорит о тебе.
- И я тоже о нем думаю.
В Центре они сразу прошли к Данну. Рафф подождал, пока Лета не усядется рядом с Данном, и только потом отошел от нее, улегся на полу у кровати, положив голову хозяину на плечо.
Двое солдат, охранявших Данна, не могли оторвать глаз от гостьи и особенно от ее волос. Альбы, служившие у них в армии, были очень светлокожими - просто белыми по сравнению с остальными, но всем им было далеко до Леты. Ее кожа просто светилась. А какие у нее были волосы! Они струились по ее спине потоком солнечного сияния - ничего подобного солдаты в жизни не видели. Одним движением она собрала их в узел на затылке и произнесла:
- Данн, это я, Лета.
Он открыл глаза и улыбнулся.
- Лета, - сказал он, протянул руку к узлу ее волос и погладил его. - Это ты.
Но он не поднялся, а так и лежал, свернувшись калачиком, и казалось, что его глаза вот-вот закроются снова.
- Ты сегодня ел, Данн?
Данн не ответил, но один из солдат смог ответить за него:
- Нет, он отказывается от еды.
- Я собираюсь немного умыться с дороги, Данн, и что-нибудь перекусить, а потом вернусь и покормлю тебя.
Веки Данна сомкнулись.
Лета вышла вместе с Гриотом в соседнюю комнату, попросила воды, чтобы смыть дорожную грязь (она проделала долгий путь через болота), и немного еды - что-нибудь легкое и простое.
Когда она вернулась к Данну, то принесла с собой кувшин, в котором заварила смесь из принесенных с фермы трав. Лета опустилась перед ним на колени и поднесла кувшин к губам больного. Данн сделал глоток и поморщился, но продолжил пить, потому что она настаивала.
Лета заставила Данна немножко поесть, после чего начала говорить. Она рассказывала о том, что пришлось пережить им всем вместе - ей, и Мааре, и Даулису, и Шабису, и Данну. То были удивительнейшие приключения.
- Ты помнишь? - спрашивала она. - Ты помнишь это, Данн?
Наконец он сумел приоткрыть глаза и уже не закрывал их, а иной раз даже кивал с улыбкой, отвечая.
- Ты помнишь тот постоялый двор, Данн? Там, где с крыши текла вода? И мы все болели, кроме тебя, и ты выхаживал нас вместе с той женщиной из речного народа. Без тебя мы бы погибли. Ты помнишь?
И потом, когда Данна стало снова клонить в сон, Лета поведала ему очередную историю, которая звучала ничуть не диковиннее предыдущих, однако он открыл глаза и сказал:
- Нет, Лета, этого не было.
Она продолжила рассказ о реальных событиях и, когда Данн вроде бы перестал следить за ее повествованием, опять добавила несколько невероятных подробностей (по крайней мере, такими они показались Гриоту). Данн тогда улыбнулся и сказал:
- Вот ведь выдумщица, Лета! Ты же знаешь, этого тоже не было.
Он стал более оживлен.
- Сейчас я обмою тебя целебным раствором, Данн.
Когда он сделал протестующий жест, Лета напомнила ему:
- Когда мы лежали больные на постоялом дворе у той женщины, из речного народа, ты мыл меня. Помнишь?
- Да, помню. Ты подсказала мне, какие травы использовать.
- А теперь я тебя вымою.
Лета велела принести теплой воды, влила в нее какую-то резко пахнущую жидкость и стала снимать с Данна робу и штаны. Он сел и сам разделся. На его тело, такое костлявое и жалкое, было больно смотреть. Гриот отвернулся. Неужели это генерал Данн, тот самый могущественный генерал Данн, который еще совсем недавно был красивым и сильным, а теперь стал худым и больным? Лета усадила его прямо в широкий плоский таз, полный травяной смеси, и терла губкой и окатывала водой, и снова терла и окатывала, приговаривая все время:
- Помнишь, как мы видели небоход, разбитый небоход, давным-давно, и ему поклонялись толпы людей?
- Да, конечно. Это было давно. Давным-давно. Лета, правда, "давно" - это ужасное слово?
Лета все поливала его и терла; снежный пес подполз и из любопытства лизнул воды, после чего немедленно чихнул. Она засмеялась и погладила Раффа, сказав:
- У тебя появился замечательный друг, Данн.
- Да, да, замечательный друг.
Лета заметила, что Гриот при этих словах Данна отвернулся. Данн в свою очередь заметил озабоченное лицо Леты и все понял.
- Гриот, а без тебя тут вообще ничего бы не было. Это все лишь благодаря тебе.
Гриот расслышал в этих словах скрытый смысл и горько улыбнулся. Может, Данн предпочел бы, чтобы в его отсутствие вообще ничего не делалось? А что, вполне возможно.
Лета сказала:
- Мне кажется, что иногда нужно потерять истинного друга, чтобы понять, кем он для тебя был. Когда Маара умерла… - Она пристально взглянула на Данна, но твердо договорила: - Только когда она умерла, я до конца осознала, кем она была для меня, для всех нас.
Данн сидел в тазу неподвижный и немой, а Лета продолжала говорить о Мааре, о том, какой смелой она была, а потом неожиданно спросила:
- Данн, что бы сказала Маара, если бы увидела тебя сейчас? Ты не думал об этом?
Данн зажмурился, вздохнул и после долгого молчания наконец ответил:
- Но, видишь ли, Лета, Маары все равно здесь нет, и поэтому она ничего не скажет.
И он заплакал.
Гриот махнул солдатам, чтобы те вышли. Все, что они слышали до сих пор, только укрепит их восприятие генерала Данна как чудотворца - и дополнит этот образ Данном-лекарем, Данном-другом, а истории, рассказанные Летой, будут ходить по лагерю, передаваясь из уст в уста.
Но плачущий Данн - нет, этого им лучше не видеть.
Снежный пес сочувственно зарычал и ткнулся мордой в лицо хозяина.
Данн потрепал его по загривку и сказал Лете:
- Я не хочу жить, Лета. Зачем? - Поскольку она не сразу ответила (видимо, размышляя над этими его словами), Данн повторил: - Не молчи, Лета. Я хочу, чтобы ты мне сказала: зачем?
- Прежде всего ради малышки.
- Ну, девочка никогда не будет моей. Кайра этого не позволит.
- Согласна, но я говорю о ребенке Маары.
Данн вылез из таза, завернулся в кусок чистой ткани и лег в свою обычную позу - согнувшись как древко лука.
- У Тамар есть отец, - проговорил он.
Лета некоторое время нерешительно помолчала и потом сказала:
- Шабис хочет вернуться в Агре. Его там ждут. Взять с собой Тамар он не сможет, слишком долгое и опасное путешествие. Ты ведь помнишь этот путь, Данн? Помнишь, как он опасен?
Данн лежал на кровати не шелохнувшись. Однако глаза его были открыты.
- А Даулис хочет дойти вместе с Шабисом до Билмы. - И тут Лета потеряла самообладание и разрыдалась: - Да, он уйдет, он уйдет, Данн!
Она сидела возле таза с остывшей, но все еще благоухающей травами водой и всхлипывала.
Данн медленно привстал с постели и притянул Лету к себе.
- Не надо, Лета, не плачь. Не плачь, Лета.
Но она буквально выла в его объятиях, и снежный пес тоже подвывал.
Гриот думал: "Жаль, что солдаты ушли. В лагере это произвело бы впечатление: чуткий Данн утешает женщину-альбку".
Но, оказывается, солдаты не ушли, как чуть позднее заметил Гриот, они подглядывали и подслушивали, причем вчетвером: двое заканчивающих смену охранников и двое, пришедших, чтобы заступить на пост. Они стояли сразу за дверью, выходящей на учебный плац. Гриот притворился, будто не видит их.
Данн качал и баюкал Лету.
- Всю свою жизнь я страдала от одиночества и обрела счастье только с Даулисом, - всхлипывала она.
- Да, я знаю. Бедная Лета.
- Но я не могу вернуться с ним. Меня поймают и отправят обратно к… мамаше Далиде. Даулис знает это, но все равно хочет уйти, Данн.
И она безутешно рыдала, а Данн качал ее в своих объятиях, а снежный пес сидел вплотную к ним, положив голову на плечо Леты.
- Можно, я приду сюда, Данн? Я приведу с собой девочку, и здесь она будет в безопасности. Ей нельзя находиться рядом с Кайрой.
- Я знаю.
- Кайра тебя просто ненавидит.
- А разве Кайра не возражает против того, что Шабис уйдет?
- Ты прав. Она хочет, чтобы он остался. Кайра хочет, чтобы Шабис принадлежал только ей. Пока ей этого не удалось, и теперь она начинает ненавидеть и его тоже. Она явно что-то задумала. Кайра собирает людей - беженцев - и создает армию.
- И что, интересно, она будет делать со своей армией?
- Кайра не делится с нами планами, Данн. Она ненавидит всех нас.
- Но каково будет маленькому ребенку здесь, в этом безжизненном месте?
Данн откинулся на спину и накрылся куском сырой ткани, которой раньше вытирался. Гриот забрал у него тряпку и дал взамен сухую.
- Спасибо, Гриот. Не думай, будто я не ценю всего, что ты делаешь. Очень даже ценю.
Гриот подумал: "Ценю! Слово-то какое!" Лета наблюдала за ним и сочувственно улыбнулась Гриоту. Она сказала:
- Мне надо отдохнуть. Я вернусь позже. Мне нужно столько всего рассказать тебе, Данн.
Данн закрыл глаза. Он, по-видимому, уснул.
Вечером Лета вернулась, села возле Данна и снова стала перебирать воспоминания: "Ты помнишь, Данн?"
Если он долгое время не шевелился, она или повышала голос, или вдруг начинала говорить едва слышно. Рассказы Леты поражали воображение. Охранники, чья смена заканчивалась, оставались послушать, а те, кто приходил им на смену, старались появиться как можно раньше. Иногда у стены собирались не меньше шести солдат, и все завороженно слушали.
Можно было подумать, что Данн не слышит Лету, но несколько раз, когда рассказчица выдумывала что-нибудь, он неизменно заявлял:
- Нет, Лета, такого с нами не было.
Хотя и то, что было, и то, чего не было, казалось одинаково невероятно.
Когда она говорила фразу вроде: "В ту ночь, когда вы с Маарой убили Кулика, на горе, в тумане", слушатели, и Гриот в их числе, ожидали, что Данн остановит Лету словами: "Нет, Лета, это неправда", но он лишь сказал:
- Да, но на самом деле его убил яд из змейки в браслете Маары. И то неизвестно наверняка, умер тогда Кулик или нет. Ты еще не знаешь, что, когда я был на Нижнем море, туда приходили какие-то мужчины, искали меня, и у одного из них, между прочим, был шрам на лице.
- Да, этого я не знала. Но в ту ночь мне было так страшно. Вы с Маарой всегда были храбрецами. Но теперь нет нужды бояться Кулика или кого-либо еще, потому что за твою голову больше не назначена цена, Данн. Так сказал Шабис.
- Но если Кулик жив, он может не знать этого.
- Как он может быть жив? Хватило бы малой толики того яда. Знаешь, как я боялась браслета Маары. Хотя я вечно всего боюсь. Вот теперь боюсь Кайру. Она ненавидит меня из-за моей белой кожи. В этом все дело. Странно, правда, Данн?
Слушателям у стены стало неловко. В лагере о солдатах-альбах говорили, их обсуждали. Многие относились к ним неплохо, но на них всегда обращали внимание.