- Надо быть осторожнее, молодой человек, - сказал поэт. - Вы будете смеяться, но здесь действительно встречаются сумасшедшие…
В кабинете с зарешеченным окном Игорь читал листок с типографским текстом. Не выдержал и улыбнулся.
Сидящий напротив человек с неподвижным лицом и тусклыми глазами сказал безо всякого выражения:
- Это стандартный бланк допуска к секретной документации. Не понимаю, что вы нашли в нем забавного.
- Ну вот написано: избегать любого общения с иностранцами. А если, скажем, ко мне на улице подойдет негр и спросит, сколько времени?
- Вы должны молча пройти мимо.
- А как же дружба народов? - весело спросил Игорь.
- В случае нарушения любого пункта подписки вы будете немедленно исключены из института, невзирая на все заслуги вашего отца.
- Так, может, кровью подписать? - попытался пошутить Игорь.
Человек по-прежнему безо всякого выражения смотрел на него.
- Шутка… - неловко разведя руками, пояснил Игорь.
Достал ручку и расписался.
- Соня! - крикнула мать из комнаты. - Открой, я не причесана!
- Я слышу! - Соня открыла дверь. На пороге стоял Мишка в новом мешковатом костюме, в галстуке, с букетом гвоздик.
- Привет… Можно?
Соня мгновение помедлила, потом решительно взяла цветы и улыбнулась:
- Конечно. Проходи.
Мать, накинув косынку на бигуди, выглянула в коридор.
- Здравствуйте, Инна Михайловна.
- Здравствуй… - мать выразительно глянула на Соню. - У тебя завтра контрольная.
- Я сама знаю, что у меня! - Соня захлопнула дверь своей комнаты. - Ты куда такой парадный? - засмеялась она.
- К тебе. Что, смешно? - Мишка, растопырив руки, оглядел себя.
- Да нет. Просто первый раз тебя в костюме вижу.
- Я тоже. Сегодня купил, с первой получки.
Мишка достал из-под пиджака бутылку шампанского, поставил на стол. Попытался было обнять Соню, но она будто невзначай в то же мгновение потянулась за вазой и выскользнула у него из рук.
- Уже работаешь? Где?
- На заводе. Да все равно - через три недели в армию. Уже повестка на руках…
Он снова потянулся к Соне, она поймала его ладонь, провела пальцами по шраму.
- Как рука?
- Да все нормально, - Мишка наконец решительно отобрал у нее цветы и повернул к себе лицом.
Соня тотчас уперлась ему руками в плечи:
- Не надо.
- Два месяца прошло, - сказал Мишка.
- Ну что ты, на слове меня будешь ловить? Сядь, и поговорим спокойно. Сядь, пожалуйста!
Она силком усадила Мишку в кресло.
- Понимаешь… я готовилась к этому разговору и все равно ничего не придумала… - начала Соня, мучительно стискивая ладони, отводя глаза. - Я сама не понимаю, что со мной случилось там… У меня во сне такое бывало в детстве - и страшно, и стыдно, и просыпаться не хочется… А потом мы вернулись в Москву - и я проснулась… Ну не мучай меня, пожалуйста! Не все можно объяснить словами… Не надо ничего забывать, но это уже не повторится, понимаешь?.. Все стало по-прежнему, как было раньше…
- Выходи за меня замуж, - сказал Мишка.
- Что? - Соня, прерванная на полуслове, изумленно глянула на него.
- Выходи за меня.
- А-а, - понимающе кивнула Соня. - Теперь ты как честный человек должен на мне жениться?
- Просто я тебя люблю, - сказал Мишка.
- Господи, зачем?.. - всплеснула Соня руками. - Почему все надо испортить?.. Ну пожалуйста, давай прекратим, пока не поздно!
- Ты выйдешь за меня замуж? - спросил Мишка.
- Нет!
- Почему?
- Помнишь, я когда-то в детстве сказала, что вышла бы, если бы можно было, за вас троих? Только за всех троих сразу… - усмехнулась Соня.
Мишка молча ждал ответа на свой вопрос.
- Господи, ну как ты себе это представляешь? Через три недели тебе в армию, да? Ладно, предположим, я буду ждать тебя два года. Что потом? Будем рожать детей и солить капусту на зиму? Через год я начну тебя ненавидеть, через два все равно сбегу…
- Понятно, - сказал Мишка и встал.
- Что тебе понятно? - крикнула Соня.
- У тебя теперь другая жизнь… - усмехнулся Мишка. - Куда уж мне. У меня ведь нет папы-академика.
- Ну при чем здесь Игорь? - закричала Соня. - При чем тут его отец? Просто я тебя не люблю! Так понятно? Дождался? А теперь уходи! - она распахнула дверь. - Видеть тебя не хочу!
Мишка молча вышел. Когда за ним закрылась дверь, из комнаты выглянула мать.
- Соня, почему к тебе ходят все, кроме Игоря?
- И ты туда же!.. - Соня ушла к себе. Села на корточки у стены, сжав голову руками. - Господи… какая же я дрянь!..
Мишка шагал по улице, наталкиваясь на прохожих. Оттянул врезавшийся в горло галстук, сорвал его совсем и сунул в карман…
Полковник-военком прочитал заявление, глянул через стол на Мишку в парадном новом костюме.
- Хорошо подумал? А то сгоряча напишут, потом в соплях прибегают.
- Не прибегу, - сказал Мишка.
- Ну что ж, это я оставлю у себя, - военком спрятал заявление в стол. - У тебя когда явка? Через три недели? Вот через три недели и приходи. Догуливай.
- Я не могу ждать, - спокойно сказал Мишка. - Я убью кого-нибудь.
Полковник помедлил, внимательно глядя на него, потом снял телефонную трубку:
- Когда отправляется шестая команда?.. Завтра?.. - он кивнул Мишке. - Если хочешь, можешь переночевать дома.
Мишка отрицательно покачал головой.
Пьяный Игорь в жеваном грязном костюме, спотыкаясь на каждом шагу, брел через ночной двор. Встал, покачиваясь, оглядел темные дома.
- Блоха-а-а!.. - истошно, отчаянно заорал он. - Блоха-а-а!.. Шиша-а-а!..
Эхо полетело между спящими домами.
В Сонином окне зажегся свет, Соня в ночной рубашке выглянула во двор.
Игорь шарахнулся под тень деревьев и, воровато оглядываясь, поплелся к своему дому.
* * *
На узкой дороге под холмом стоял БТР, за ним впритык друг к другу фургоны и бензовозы. Впереди на повороте догорал, чадил копотью опрокинутый кверху громадными колесами второй БТР, валялся остов дотла сгоревшего тягача.
Около БТРа молоденький лейтенант орал в микрофон сорванным голосом:
- "Космос", "Космос", я - "Спутник"! "Космос", я - "Спутник"! "Космос", ответьте "Спутнику"!.. "Космос", когда будут "вертушки"? Мы вызывали "вертушки"!.. Да… Так точно… Я понял… Я понял… Есть!
Он отдал микрофон радисту, суетливо огляделся и крикнул:
- Взво-од! Слушай мою команду! Подъем!
Никто из солдат не шевельнулся, только Шищенко, сидевший у колеса БТРа со спущенной на глаза панамой, неторопливо поднялся и принялся тщательно отряхивать штаны.
- Комбат сказал: первому, кто поднимется на вершину, - орден Красной Звезды! - обратился к нему лейтенант. - Передай остальным: первому, кто поднимется, - орден!
- Засунь его себе в жопу, - посоветовал Мишка.
- Что вы сказали, сержант?.. - опешил лейтенант.
- Ты у него орден так же допросишься, как "вертушку", - ответил Мишка, поднял автомат и пошел, не оглядываясь.
Лейтенант воровато стрельнул глазами по сторонам - не видел ли кто его позора.
- После боя поговорим! - крикнул он в спину Мишке и полез в БТР.
Рыжий боец, до глаз заросший щетиной, с повязанной, как бедуинский платок, тряпкой на голове, закатился мелким смехом, с размаху ударил Мишку по плечу.
- Звезду… в жопу… - едва выговорил он - и согнулся, совсем скис от смеха.
Мишка шагал вдоль колонны, поднимая солдат. Рядом пристроился мальчишка в новой, еще не выгоревшей панаме.
- Миш… Я хотел сказать… Помнишь, я рассказывал, что я с моей девчонкой… Ну, что я с ней - ты помнишь, да?.. Я все наврал! Можешь считать меня последним фуфлом, но я все наврал!..
- Подъем!.. Вставай, пошли!.. - Мишка на ходу толкнул сапогом одного, другого, сразу перешагивая через них. Он шел все быстрее, время от времени скалил сжатые зубы, будто улыбался, и с силой втягивал воздух. Мальчишка едва поспевал за ним и тоже все быстрее говорил:
- Она в последний вечер специально мать в кино отправила… А я испугался. Я никогда этого не делал и испугался, как последний дурак, и два часа говорил, говорил, чтобы мать дождаться, а она только смотрела и ждала и ни слова не сказала, а потом заплакала…
Черный детина, раскурочив штыком консервы, жадно, торопливо жрал тушенку, глотал, почти не жуя, роняя куски на песок.
- Ты чего, проголодался? - спросил Мишка.
- Все равно пропадет. Жалко.
- Пошли.
Детина поднялся и пошел вместе со всеми за ним, зажав автомат под мышкой, доедая на ходу.
- И еще я подумал, что будет нечестно, - задыхаясь, говорил мальчишка. - Понимаешь, нечестно, если я в последний день… а потом два года…
Мишка резко остановился, схватил его за шею и притянул к себе, скалясь, быстро оглядывая его лихорадочно блестящими глазами:
- Слушай, сынок! Это только в первый раз страшно. Понимаешь, надо только встать! А когда встал - сам побежишь, потому что деваться некуда! А когда бежишь, уже не страшно, понял?
Он оттолкнул мальчишку и первый полез на холм. Остальные, разворачиваясь в цепь, вскарабкались следом и залегли под гребнем. Мишка вытащил штык и примкнул к автомату. Черный детина выгреб штыком последний кусок, сунул в рот, бросил пустую банку вниз по камням, а штык вытер об штаны и примкнул к стволу.
- Звезду… в жопу… - заливался, тряс головой в бедуинском платке рыжий. Примкнул штык, постучал себя кулаком по лбу и показал растопыренные пальцы. - Она же острая!!
- Только не ложись! - крикнул Шищенко мальчишке. - Это смерть, понял? Когда бежишь - это может быть, а если ляжешь - наверняка, понял? - Он вздрагивал от напряжения, мучительно изгибался, оглядывался вниз на БТР. - Да что он там телится? Пошел! Давай!
БТР рывком тронулся, разворачивая пушку, вылетел на поворот и открыл огонь.
- Вставай, сынок! - заорал Мишка. - Ура! Ура-а-а!! - Он вскочил на гребень и побежал по широкому голому склону горы.
Сверху застрочил пулемет, духи, засевшие за камнями под вершиной, ударили из автоматов. Мишка уже не видел, как мальчишка, едва поднявшись, получил очередь в грудь и повалился навзничь.
- Только не ложись! - орал Мишка. - Не ложись, сынок! Ура-а-а!! - Он тянул бесконечное "а-а-а!!" оскаленным ртом, коротко вдыхая, карабкался по осыпающимся камням, падал и вставал, стрелял по мелькающим между камнями чалмам и снова бежал.
С вершины, оставляя дымный след, полетела ракета и снесла башню БТРа. Солдаты падали один за другим и безжизненно скользили вниз по склону, а Мишка орал, как заведенный, не умолкая и лез наверх. Пот ручьями лился по лицу, оставляя полосы на маске из густой черной пыли. Рыжий солдат взмахнул руками и повалился на него, цепляясь судорожно скрюченными пальцами. Мишка не глядя оттолкнул его.
Он был уже около вершины. Душман, приподнявшись из-за камня, в упор навел ему в грудь автомат и нажал на спуск. Автомат сухо щелкнул, в следующее мгновение Мишка отбил в сторону ствол, всадил штык в живот и швырнул труп вниз. Тут же ударил магазином в лицо следующего, тот упал, и Мишка с размаху со скрежетом воткнул штык в камни сквозь него, раз, другой, третий, кромсая неподвижное уже тело. Едва он успел разогнуться, как окованный железом приклад раздробил ему челюсть. Мишка упал, выронив автомат, и душман с пронзительным визгом бросился душить его. Они несколько раз перекатились друг через друга, Мишка нащупал и вытащил из сапога финку и снизу воткнул ее. С трудом разжал мертвые руки и поднялся. Кровь с двух сторон лилась из разбитого рта.
- Кто на меня? - заорал он. - Ну, кто еще?!
Он бросился с голыми руками на пулеметчика, тот побежал, бросив пулемет, Мишка догнал его, повалил, вцепился пальцами в лицо и стал бить головой о камни, мотая его из стороны в сторону, будто пытаясь разорвать. Вскочил и оглянулся вокруг бешеными глазами. Убивать больше было некого - он один стоял на вершине, весь залитый кровью, своей и чужой, с кровавыми по локоть руками, - и он заорал в пространство, сотрясаясь всем телом, и орал, покуда не кончилось дыхание.
Наконец он умолк, бессильно опустив плечи, и удивленно, будто проснувшись, огляделся. Склон горы был усеян мертвыми телами. Кое-где еще копошились, сцепившись намертво, солдаты и душманы.
Из-за перевала появилась опоздавшая "вертушка". Опустив тяжелый, ощетинившийся пушками нос, вертолет низко облетел крошечного человечка, стоящего на вершине, и сел на дороге, рядом с горящими БТРами.
Мишка не оглянулся на грохот винтов, он смотрел на раскаленные полдневным солнцем горы. Знойный воздух струился над камнями. Покой и тишина были вокруг.
Игорь Богуславский мчался на белых "Жигулях" по утреннему пустынному проспекту. В машине гремел магнитофон, сзади дремали в обнимку с шампанским две девочки.
Игорь глянул на них в зеркало и резко дернул рулем. Девчонки повалились на сиденье.
- Шуточки у тебя… - капризно сказала одна.
Утро красит нежным светом!
Стены древнего Кремля! -
нещадно фальшивя, заорал он. -
Просыпается с рассветом!
Вся Советская земля!
Могучая! Дремучая!
Никем не победимая!..
Не спать, куклы, не спать! День только начинается! Доярка спешит на ферму, рабочий идет к станку, полный трудового энтузиазма!..
Он на полной скорости повернул во двор, отчего девчонки повалились в другую сторону, и затормозил у подъезда.
- Приехали! - Игорь распахнул перед ними дверцу. - Минуточку… - Он присмотрелся: поодаль Блоха сметал мусор громад ной метлой.
Игорь сорвал большой кленовый лист и аккуратно положил посередине дорожки.
- Гражданин подметальщик! - гнусавым голосом пропел он. - Товарищ дворник! Подойдите, пожалуйста!
Блоха положил метлу и подошел.
- Плохо работаете, гражданин дворник! - указал Игорь на листок. - Общественность жалуется.
Девчонки захихикали. Блоха молча поднял лист, сложил и сунул Игорю в нагрудный карман. Они пожали друг другу руки.
- Куда пропал, подметальщик? - спросил Игорь.
- Так у нас с вами разный режим, барин. Вы спите - мы работаем. Вы сорите - мы убираем… Ты куда в такую рань?
- Откуда. У скульптора одного были. Он памятник Альенде наваял. Или Лумумбе, я не понял. Обмывали… Мои уехали?
- Давно.
- Спа-ать! - Игорь сладко потянулся. - Слушай, бросай метлу, пошли с нами? Куклы, ко мне!
Он поднял руки, и девчонки с двух сторон поднырнули под них.
- Оля-Галя!.. - представил он. - А это, девушки, высшее достижение развитого социализма - дворник-интеллектуал, поэт метлы Евгений Блохин. Пойдем, правда!
Блоха помотал головой.
- Работы полно. Начальство бдит.
- Зря… - Игорь отдал девчонкам ключ. - Куклы, должен вас огорчить, вы не произвели впечатления. Брысь!.. А у тебя есть кто-нибудь? - спросил Игорь, когда девчонки ушли в подъезд.
Блоха неопределенно пожал плечами.
- А Соню видишь?
- Нет… А ты?
- Иногда до института подвожу, когда встречаемся… А Мишка тебе пишет?
- Нет. А тебе?
- Тоже…
Они помолчали.
- Ты поступать-то собираешься? - спросил Игорь.
- Куда уж нам, психам! - усмехнулся Блоха.
- Слушай, ну давай я с отцом поговорю - он позвонит…
- Не надо никому звонить! - жестко сказал Блоха. - Я сказал: я через задний проход не полезу! И унижаться ни перед кем не буду!
- Это не унижение, это тактический прием. Кому лучше от твоей дубовой принципиальности?
- Мне лучше! Мне, понимаешь? - Блоха махнул рукой. - Ладно, пока. У меня работа!
Мишка вырвался из тяжелого сна, будто вынырнул, судорожно втянул воздух и сел на кровати, озираясь, пытаясь вспомнить, где находится. Соседи по палате спали, лунный свет лежал квадратами на полу.
Он накинул халат и с трудом встал. Нашарил на соседской тумбочке сигареты и спички. Длинный коридор госпиталя был пуст, только посередине читала под настольной лампой дежурная сестра. Кто-то надрывно стонал в дальней палате.
Мишка с трудом взял сигарету губами - рот был полон железа: зубы стянуты проволокой, какие-то штыри, из скул торчали наружу никелированные спицы, как арматура из сломанного робота. Он чиркнул спичкой, попытался затянуться - и не смог. Плотнее вставил сигарету в угол рта - и снова ничего не вышло. Чуть не плача от бессилия, он склонился над тлеющей сигаретой, пытаясь вдохнуть струящийся вверх дым.
- Ты зачем встал? - заглянула в курилку сестра, девчонка лет семнадцати, тощая и на удивление некрасивая: носатая, с жидкими бесцветными волосами. - Быстро в палату!
- Я курить хочу, - беспомощно сказал Мишка.
- Ладно, давай помогу.
Девчонка взяла сигарету, неумело набрала дыму в рот и выдула ему в подставленные губы.
Мишка глубоко вдохнул и затаил дыхание, блаженно жмурясь. С отвычки его повело, он сильно схватил девчонку за плечо, чтобы не упасть.
Так они курили молча. Девчонка незаметно все теснее прислонялась к нему, все плотнее прижимала губы к его железному рту, закрывая глаза, а потом виновато и счастливо глядя снизу вверх. Похоже, она целовалась впервые в жизни, пусть и безответно. А Мишка в упор разглядывал ее узкое веснушчатое лицо.
- Ты зачем завербовалась? - спросил он.
- Замуж выйти, - просто ответила она. Случайно вдохнула дым и закашлялась, вытирая невольные слезы.
- Тебя как зовут? - спросил он.
- Таня… Возьми меня замуж, - попросила она.
- Возьму, - безразлично ответил Мишка.
Выздоравливающие солдаты в одинаковых темно-синих халатах сидели большими компаниями на скамейках в больничном парке, травили анекдоты, ржали, жадно поглядывали на молоденьких сестер, толкающих инвалидные коляски.
Мишка курил, сидя на траве под деревом. Подошла Таня. Помедлив секунду, она достала из кармана пачку писем.
- Вот… Переслали из части…
Мишка взял письма, отложил в сторону отцовское и стал разглядывать остальные - от Сони и ребят, раскладывая их в руке веером.
- Это от нее? - робко спросила Таня.
Мишка молча поднял на нее глаза, и Таня отошла, спряталась сзади за деревом, глядя издалека, как он перекладывает в руках письма. Наконец Мишка надорвал Сонин конверт, увидел край сложенного листка, концы строк, написанных торопливым летящим почерком. Помедлил, прикурил новую сигарету. Повертел в пальцах спичку, пока не прогорела почти до конца, - и поджег письмо. Когда огонь побежал по строчкам обратного адреса, поднес второе…
Таня осторожно присела рядом, прижалась лицом к его плечу.
- Давай не поедем в Москву? - шепотом сказала она. - Мне почему-то страшно… Поедем ко мне…
Мишка отрицательно покачал головой.
- Отец болеет, - кивнул он на отцовское письмо. Обнял ее. - Все будет нормально.
Соня и Инна Михайловна, окончательно растолстевшая и безуспешно молодящаяся, чинно пили чай на кухне. Напротив, скрестив под стулом длинные ноги, сидел молодой человек со шкиперской бородкой.
- А вообще, Соня, Эдуард Александрович самый молодой завлаб…
- Эдик, - напомнил молодой человек.