Громила - Нил Шустерман 5 стр.


И он не узнал. Никто не узнал. В ту субботу вся моя семья пребывала в убеждении, что я встречаюсь с подругами в торговом центре; а поскольку лгунья из меня никакая, я подстроила всё так, чтобы это оказалось правдой. Я действительно побыла с подружками в центре - целых двадцать минут! - а потом рванула оттуда к началу тропы, ведущей на Маллиган Фоллз. Рюкзак я набила под завязку сэндвичами и всякими приправами. Ещё я сунула в него одеяло. Брю принесёт напитки. "Поскольку тебя зовут Брю, это только логично" - заявила я, хотя мне и пришлось уточнить, что пиво вовсе не имелось в виду.

Когда я добралась до условленного места, он уже был там - мерил полянку шагами, должно быть, боялся, что не приду.

- Привет! - Я приобняла его.

От него пахло дезодорантом "Меннен" - не сильно, в самый раз. Мне нравится этот мягкий и ненавязчивый аромат. Парень, от которого так пахнет, для меня куда более привлекателен, чем тот, от которого разит одеколоном. Одеколон - вообще штука подозрительная. Как, например, дезодорирующее средство для ковров...

- Я сказал дяде, что пошёл в субботнюю школу, - произнёс Брю, - так что у нас есть несколько часов.

- Почему бы тебе просто не рассказать ему правду? - удивилась я.

- Он считает, что выходные человек должен проводить со своей семьёй.

Больше он о дяде не упоминал.

Мы стали рассматривать карту маршрута.

- Ты уверена, что хочешь пойти со мной? - спросил он. - Меня, как-никак, признали Наиболее Подходящим Кандидатом На Высшую Меру...

- О... Так ты слышал об этом?

Мне было стыдно, что я принадлежу к школьному сообществу, способному на такую жестокость. В "годовую книгу" факт голосования, правда, не вошёл, однако все о нём знали, как знали и имя "победителя".

- Знаешь что? - сказала я. - С тобой я чувствую себя куда спокойней, чем со многими другими парнями из нашей школы.

- Спасибо... наверно...

Мы двинулись по тропе. Жилые строения исчезли за высокими деревьями, и всего через несколько минут у меня появилось чувство, что мы далеко от всяческой цивилизации. Зима в этом году выдалась чрезвычайно снежная, талая вода наполнила водопады, и они бурлили с такой силой, что их рёв был слышен за полмили.

- Расскажи мне о себе что-то такое, чего я ещё не знаю, - попросила я. Попыталась заглянуть ему в глаза, но мой вопрос до того его смутил, что он отвёл их в сторону.

- А что бы ты хотела знать?

- Да что угодно. Что у тебя на ногах перепонки, а на спине - рудиментарный хвост, например. Или что ты дальтоник, или что ходишь во сне, или - кто знает - что ты пришелец из космоса, пытающийся внушить человечеству чувство ложной безопасности. Что-нибудь в этом роде.

Я ожидала, что Брю рассмеётся, но ничего подобного. Он лишь сказал:

- Ничего такого у меня нет. Извини.

Он помог мне перебраться через зазубренный камень на пути, подумал немного и добавил:

- Хотя вот, пожалуй: у меня фотографическая память.

- Да ты что!

Это было куда интереснее, чем всё то, что я перечислила, ну, разве что кроме пришельца; да и то сказать - я всё-таки предпочитаю, чтобы Брю был человеком, земным человеком...

- Так если у тебя фотографическая память, значит, ты уже должен бы знать все стихи в той книжке Аллена Гинзберга наизусть!

Само собой, я пошутила, но через секунду он начал декламировать "Вопль" - слово в слово, а ведь это стихотворение коротким не назовёшь. Оно из тех, что длятся и длятся без конца. Да, мой спутник произвёл на меня впечатление, должна признаться. И одновременно мне стало слегка не по себе: как он и говорил, он любил рассерженную поэзию, а "Вопль" - ну это просто какой-то праздник неистовства. Ожесточённость против существующего порядка и всё такое прочее. Брюстер выплёвывал слова, и они становились всё более едкими и жгучими - словно извергались из жерла вулкана. Мне так и казалось, что воздух вокруг него раскалился и заструился потоками жара.

Дойдя до слов: "кто пожирал огонь в пьяных отелях Парадайз Аллей", он принудил себя остановиться. Он задыхался так, будто только что пробежал стометровку. Я видела: в душе его по-прежнему пылал вулканический огонь, но он быстро загасил его.

В этот момент любая другая девчонка сказала бы: "Спасибо, было очень интересно" - и выпустила бы сигнальную ракету: спасите! Но я не другая девчонка.

- Впечатляюще, - сказала я и добавила: - Так... вопиюще.

- Извини, я немного увлёкся. - Он набрал полную грудь воздуха и медленно выпустил его. - Понимаешь, иногда я чувствую всё так глубоко...

- Как глубоко?

- Как в бездонной пропасти, что ли...

И я сразу ему поверила. Было в его неистовстве и в том, как он его обуздал, нечто такое, что потрясло и захватило меня. Опасность под контролем. Угроза в надёжных путах. Неужели гнев - единственная эмоция, которую он переживает с такой невероятной силой? Или он таков во всех своих проявлениях?

И вдруг я потянулась к нему и поцеловала. Вы можете спросить - почему я это сделала? Не спрашивайте. У меня нет ответа, я просто не могла не поцеловать его. Собственно, даже не поцеловала, а чмокнула, да так быстро, что мы ударились зубами. Не особенно романтично в традиционном смысле этого слова, но, мне кажется, термин "традиционный" отсутствует как в моём, так и в его лексиконе.

Он на мгновение остолбенел, а потом вымолвил то, чего, возможно, не собирался произносить вслух:

- Ты очень странная девушка.

- Спасибо, - сказала я. - Я стараюсь.

И с этими словами повернулась и пошла по тропе дальше. Но вынуждена признать - я тоже была сама не своя, потому что совсем не смотрела, куда ступаю. Нога соскользнула с булыжника, застряла в расщелине между камнями; в щиколотке полыхнула боль, я вскрикнула и навзничь упала на землю. Рюкзак с одеялом спас меня от более тяжёлой травмы, ну да какая с этого польза, если щиколотка вышла из строя?

- С тобой всё в порядке?

Брю подлетел ко мне в тот момент, когда я выдернула ногу из расщелины с таким истошным воплем, что спугнула стайку птичек с ближайшего дерева.

- Нет! - раздражённо рявкнула я. Было так больно - ну никак не сдержаться. - Со мной всё совсем не в порядке! - Дело было даже не в том, что день пошёл насмарку; на носу был очень ответственный турнир по плаванию, а сами знаете, что для пловца, да и для любого спортсмена означает травма щиколотки. - Только не это! Кажется, я потянула лодыжку!

- Дай-ка посмотреть.

Брю опустился на колени. К этому времени болеть стало поменьше, особенно если не шевелить ногой, но лодыжка опухла и горела огнём.

- Уверен - это не растяжение, ты только подвернула её, - сказал Брю.

- Не трогай!

- Я осторожно.

Он бережно снял с моей ноги ботинок и носок. Оставалось надеяться, что он прав, и в действительности всё было не так плохо. Он взялся за мою ступню и покрутил её влево.

- Ай!

- Извини.

Потом осторожно покрутил её вправо.

- Так лучше?

- Чуть-чуть.

- Я немножко владею акупрессурой, - проговорил он и помассировал ступню и лодыжку. - А как сейчас?

- Н-не знаю... - пролепетала я. Но это была неправда. Мне было хорошо. И даже ещё лучше, чем просто хорошо. Его пальцы нежно скользили по моей покрасневшей коже, лаская сустав и разглаживая связки. Странное и могучее чувство покоя и удовлетворения разлилось по всему моему телу.

- Это называется рефлексотерапией, - пояснил он. - Некоторые считают, что ступни - зеркало души.

Я кивнула. Если бы он в этот миг заявил, что Земля сделана из шоколада, я бы тотчас ему поверила. Могу поклясться - я чувствовала биение пульса в кончиках его пальцев. А может, это был мой собственный пульс... И тут я поняла, что происходящее выходит далеко за рамки того, что можно было бы допустить на втором свидании.

Брю снова покрутил ступню.

- А сейчас как?

- Лучше.

В лодыжке немного покалывало, она слегка онемела, но боли больше не было. Так бывает, когда стукнешься локтем - сначала очень больно, а через секунду уже ничего нет.

Он отпустил мою щиколотку.

- Вот видишь, я же говорил - ты только подвернула её. Всё будет хорошо.

Я встала и осторожно оперлась на несчастную ногу. Он прав. Мне повезло.

- Но может будет лучше, - сказал он, вставая, - если мы не пойдём дальше, а устроим пикник прямо здесь. На всякий случай.

- Но... как же водопады? И если подняться повыше, там будет красивый вид...

- Это ничего, - заверил он и слегка скривился. - Если честно, я вырос из этих ботинок... к тому же они вообще не предназначены для далёких походов. Ногу растёр. Очень больно.

Он сделал пару шагов, прихрамывая и гримасничая. Я заулыбалась:

- Думаешь, я не знаю, что ты делаешь? Пытаешься изобразить больного, чтобы мне не было совестно за то, что мы не дошли до водопадов!

Он потряс головой.

- Нет, я правду говорю.

Он ещё немножко поковылял и покривился. Поняв, что он упорно держится за свою выдумку, я решила не спорить. Расстелила на полянке одеяло. Здесь так здесь.

Мы пили, ели, разговаривали, словом, чудесно провели время. Было так хорошо, что хотелось, чтобы этот день никогда не кончался! Не буду пороть сентиментальную чушь, что, дескать, вот тогда-то мы и полюбили друг друга и всё такое прочее. Однако в тот день и в самом деле кое-что произошло - каким-то неведомым образом между нами возникла незримая связь. Наши души сплелись.

Вне обыденности и вне моего контроля.

Тогда я поняла, что ошибалась с самого начала: Брюстер не был несчастным неприкаянным существом. Если кто-нибудь им и был - то это я. И что же мне ещё оставалось, как не ощущать безмерную благодарность за то, что меня подобрали?

16) Экзекуция

Весь следующий день во мне жило это необычное чувство. К вечеру оно чуть ослабло, но так и не ушло насовсем. В конце концов мне удалось привести самой себе достаточно разумных объяснений этому факту, чтобы он как-то уложился в логичную картину: гормоны взыграли; адреналин взбрыкнул; эндорфины, выделившиеся при акупрессуре, подействовали - словом, ничего экстраординарного не произошло, ситуация под моим полным контролем.

Ага, как же.

В следующее воскресенье я позвала Брю поплавать со мной в бассейне, и всё обернулось самым непредсказуемым образом.

По выходным школьный бассейн открыт для широкой публики. Он расположен под открытым небом, хотя климат в той части страны, где мы живём, суровый. Почему? Да потому что какой-то сверхгений решил, что будет дешевле зимой отапливать открытый бассейн, чем возводить вокруг него здание. В первых числах апреля здесь бывает не так много народу - только особо закалённые. Ну и отлично, это как раз то, что надо. О нас с Брю уже пошли гулять всякие небылицы, так что мне как-то не хотелось давать ещё больше пищи для пересудов, выставляя наши отношения напоказ широкой публике. Поскольку я знала, что деспотичный дядюшка Брюстера ведёт ночной образ жизни, я запланировала наше маленькое мероприятие на утро, когда он будет отсыпаться.

- По воскресеньям я сижу с братом, - ответил Брю, когда я изложила ему свой план.

Я сказала, чтобы взял брата с собой.

- У меня нет плавок. Я из них вырос.

Я сказала, что обычные шорты вполне сойдут.

- А если будет дождь?

Я сказала, что он может не приходить, если не хочет.

- Нет... нет, я хочу!

Когда он произносил эти слова - нельзя было сомневаться в его искренности. Слава богу, а то видя все его попытки отвертеться, я уже было подумала, что он больше не хочет иметь со мной дела. Может, он решил, что зашёл слишком далеко с этим массажем щиколотки? Может, у него теперь чувство, что он муха, а я мухоловка, готовая в любой момент захлопнуться? Но нет - Брю хотел встретиться со мной, в этом не могло быть сомнений.

Я как раз закончила свою обычную тренировку, когда в бассейне появились Брю с братом. К этому времени здесь осталась только одна из постоянных посетительниц - пожилая дама, которую я называю Водяной Лилией: во-первых, из-за её цветастого купального костюма, а во-вторых, хоть дамочка и молотит вовсю руками и ногами по-собачьи, со стороны кажется, что она всё время торчит на месте. Ни дать ни взять - цветочек, пустивший корни прямо в покрытое плиткой дно бассейна.

Брю по-прежнему прихрамывал, а ведь прошло уже восемь дней после нашего неудавшегося похода. Да, вот так один день в плохой обуви может испортить тебе жизнь на целую неделю.

Я поплыла к краю бассейна - поприветствовать Брю и познакомиться с его братом. Сорвала с головы шапочку - как хотите, но нет совершенно никакой возможности выглядеть хорошо в этой резиновой нашлёпке. Потом сделала короткий нырок к самому дну - когда вынырну на поверхность, волосы рассыплются красивым блестящим каскадом, а не будут гнездиться на макушке спутанной мочалкой.

- Это Коди, - представил Брю. - Коди, это Бронте.

Я протянула мальчишке мокрую руку. Он пожал её, потом поднял глаза на большое панно на задней стенке бассейна, изображавшее ощерившегося динозавра - школьный талисман - и прочёл под ящером название нашей команды.

- Ты "Раптор"? - спросил он.

- Нет, - ответила я. - Я Бронте-завр.

Мальчишка засмеялся, потом принялся стаскивать с себя многочисленные одёжки, пока не остался в плавках, и сиганул в бассейн, даже не проверив воду - а она была прохладноватой, даже по стандартам официальных соревнований.

Вместо Коди поёжился Брю.

- Видели? - восторженно возопил Коди, вынырнув на поверхность. - Правда, я как пушечное ядро?!

Вообще-то его нырок больше походил на отчаянный прыжок с тонущего "Титаника".

- Ух ты, сколько брызг! - восхитилась я.

Это было именно то, что ему хотелось услышать, и при этом я не произнесла ни слова неправды.

Брю наблюдал всю сцену, стоя на краю бассейна и сунув руки в карманы.

- А ты что? - обратилась я к нему. - Прыгай! Вода вовсе не холодная, надо только привыкнуть.

Коди, откочевавший в лягушатник, покричал нам:

- Эй, гляньте, я щас стойку на руках сделаю!

Он исчез под водой, взбил на поверхности немного пены, после чего его вынырнул обратно и раскинул руки в позиции "та-ДА!", ожидая оваций.

- Ну и как?!

- Попробуй ещё раз, - посоветовала я. - Получится лучше, если будешь держать ноги вместе.

Коди вновь принялся за свою подводную акробатику. Брю направился к лягушатнику, я последовала за ним, не выходя из воды.

- Ты плавать собираешься? - спросила я.

- Может, попозже. Я только что поел.

- Да ладно тебе, ты же не в открытое море бросаешься! Если у тебя случится судорога - торжественно клянусь спасти твою молодую жизнь.

Он неохотно направился к ступенькам, снял ботинки и носки, немного закатал брюки и осторожно побрёл через лягушатник. Вода едва доходила ему до талии. Его футболка с длинными рукавами промокла у пояса и на запястьях.

- Ты что, собрался плавать в футболке? - недоумевала я. Но прежде чем он ответил, какая-то своенравная клетка моего мозга выдала на-гора слова моего брата: "Ты когда-нибудь видела его без рубашки?" Только Теннисона мне здесь не хватало! Я тут же придавила эту клетку, словно клопа ногтем. Пошёл вон, братец.

- Это ничего, если я останусь в ней? - спросил Брю.

- Дело твоё. Знаешь, в старые времена мужчины плавали в рубашках. Такие тогда были купальные костюмы.

- Слышал.

- И если мужчина снимал с себя рубашку в общественном месте, его тут же бросали за решётку.

- Что, правда?

- Да нет. Но в те времена это вполне могло бы случиться. Викторианская эпоха - она такая, застёгнутая на все пуговицы.

Должно быть, я всё-таки придушила вопрос Теннисона недостаточно быстро. Он снова вырвался на свободу и засиял, неугасимый, как путеводная звезда. Брату удалось таки возбудить моё любопытство. В самом деле, почему Брю не хочет снять футболку? Конечно, люди частенько стесняются своего тела: то кожа у них мучнисто-белая, то телосложением они похожи на кукол "Мишлен"... А то вот ещё: я знаю одного парня, у него с раннего детства остался шрам после операции на сердце - он терпеть не мог снимать рубашку. Может, и с Брю что-то в этом роде? Как бы там ни было, я не дам воли своему любопытству и отнесусь с уважением к его скромности. Сказать по правде, его нежелание разоблачаться я нашла очаровательным.

Коди сотворил очередную стойку и, вынырнув, похвастался:

- Ну что, видели?

И поскольку я действительно краем глаза заметила пару ступней, высунувшихся из воды, то с чистой совестью сказала:

- Вот теперь намного лучше! Продолжай тренироваться.

Водяная Лилия вылезла из воды и улыбнулась мне, наверняка восклицая про себя: "Ах молодость! Ах любовь!" - как обычно думают старики. Теперь мы остались в бассейне втроём.

Брю прислонился спиной к стенке бассейна и, по-видимому, был вполне этим удовлетворён. Я приблизилась к нему, и он неохотно отодвинулся от стенки.

- Ты лучше окунись сразу, - посоветовала я. - Иначе никогда не привыкнешь к воде.

- А мне и так хорошо.

Теперь он стоял на более глубоком месте, и футболка в тех местах, где до неё доходила вода, намокла и потемнела.

- Давай наперегонки до конца дорожки? - подзадорила я.

Он отказался:

- Не стоит. Я не очень-то быстрый.

- Ну, тогда я дам тебе фору - буду работать только руками.

- Нет, - повторил он. - Не хочу.

Я потащила его на глубину.

- Да брось, здесь же всего двадцать пять ярдов!

- Нет! - Он вырвал свою ладонь из моих рук.

У меня было такое чувство, будто мне дали пощёчину, но я тут же опомнилась - сама виновата! Не надо было его принуждать. Но прежде чем кто-либо из нас что-то сказал, раздался голосок Коди:

- Брю не умеет плавать! А я умею! На старт, внимание, МАРШ! - И он рванул к дальнему концу дорожки.

Я взглянула на Брю, тот отвернулся. Я физически ощущала волны унижения, расходящиеся от него, словно круги по воде.

- Ты действительно не умеешь плавать?

Он помотал головой.

- Ну, и нечего тут стыдиться, подумаешь.

- Давай лучше не будем об этом, ладно?

В моей голове сверкнула гениальная идея.

- А давай я буду тебя учить!

Да! Отличный выход из неловкого положения! Но не только. Совместные занятия - идеальная основа для развития дальнейших отношений - это словно закадровая музыка, сплавляющая воедино кинофильм нашей жизни.

Но не успела я придумать, с чего начать, как Брю буркнул:

- Я подожду в фойе.

Повернулся и побрёл прочь из бассейна.

Назад Дальше