Потом подумал и добавил:
- Но, видимо, не каждый раз.
Потом опять подумал:
- Куда им еще дети? Я и так на кухне сплю…
Новое индейское оружие - сюрикены - Коля обнаружил на кладбище. Его продолжала терзать все та же мысль: как правильно хоронить мертвых? Все способы, о которых он знал, никак не подходили к тому, что он видел вокруг. И чтобы лишний раз в этом убедиться, он отправился на поселковое кладбище, расположенное на невысоком плато, часах в двух ходьбы.
Нужно было идти широкой, как река, рудовозной дорогой. Днем по этой грунтовке, твердой, как бетон, сновали туда-сюда могучие БелАЗы. И ходить здесь было опасно. С такой высоты водитель мог не заметить пешехода.
А вечером БелАЗов не было. Вечером на дорогу опускалась зыбкая северная тишина - без певчих птиц, без звона кузнечиков, без шелеста листвы. Только мерный и тонкий комариный гуд висел в воздухе, и солнце, выглядывая между горными склонами, стелило по дорожной пыли рыжий свет.
Могилы, за неимением высоких деревьев, показались издали - блеснули страшно веселенькой голубизной оградок. Коля остановился. Он чувствовал набегающий покой, будто подходил не к искалеченному вечной мерзлотой погосту, а к берегу океана.
Крестов на кладбище не было. Только железные крашеные стелы, узко-пирамидальные, с овалами выцветших или новых фотографий. На Колю живо и пристально смотрели мертвецы. Травы на могилах тоже не было - только камни и ягель, хранившие форму двухметровых прямоугольников. Могилы возрастом в несколько лет, первые с краю, до сих пор были голыми - лишайник еще не успел прорасти на их камнях. В этой земле, где даже автомобильный след на тундровом ковре не зарастает десятилетиями, вырытая могила была вечным рубцом и каждое лето сочилась свежей ледяной сукровицей.
Коля вздохнул, оперся, оглядываясь вокруг, на оградку ближайшей могилы и ощутил боль в ладони: железный цветок, украшавший железные прутья, кольнул его своим лепестком.
Сам цветок был с ладошку и крепился сквозь дырку в центре к длинной проволоке, навитой на оградку.
- Хха! - сказал Коля неизвестно кому и около часа потратил на то, чтобы развязать с помощью острых камней стальной узел, удерживающий проволоку. Потом он ссыпал на камни штук тридцать железных цветочков, чуть прихваченных первой ржавчиной. Оглянулся еще раз: на каждой могиле висели такие цветы. Исключений не было.
Воинам понравились звездочки мертвых ниндзя с поселкового кладбища. Пусть Фенимор Купер ничего не писал о сюрикенах и они не вжикали по экранам советских вестернов, это было настоящее оружие - скрытное, опасное, поражающее на дистанции в десять шагов или даже больше. Алешка охотно согласился слегка изменить индейские законы и внести сюрикены в список всяких боевых штук, достойных сурового воина прерий.
Однако на первой же тренировке проявились две главные проблемы. В старые доски цокольных этажей сюрикены втыкались неплохо, но было ясно, что телам десятиклассников серьезный ущерб они причинить не могут, - слишком уж тупыми были края железных цветков. И потом, их было просто мало. Каждому досталось всего несколько штук (даже учитывая, что Дуди, как шаман, по-прежнему обходился без оружия, хотя и бегал подбирать упавшие сюрикены после каждого неудачного броска). Таким образом, назрела еще одна экспедиция - за боеприпасами.
Сюрикены разной степени заржавленности были оборваны со всех могил на краю кладбища. Так индейцы заручались помощью предков в предстоящей битве. Правда, не их прямых предков и только из самого свежего ряда. Дальше на погост индейцы заходить не то чтобы боялись, но не хотели тревожить тех мертвецов, которые этим летом решили последний раз взглянуть на солнечный мир.
Набралось сотни две звездочек. Их сложили в небольшую холщовую сумку. Алешка решил отнести новое оружие на работу к своему папе - заточить там на станке. Правда, он не знал точно, пребывает ли его отец в трезвом состоянии. И поэтому отпустил всех воинов, велев им возвращаться в поселок, а при себе оставил только Дуди.
- Мы с шаманом пойдем, поколдуем немного над оружием, - усмехнулся только что придуманной шутке вождь. - Ждите в нашем дворе, а лучше под домом. К вечеру будем.
Воины пытались возмущаться, но авторитет вождя был подкреплен законом и когда-то данным обещанием слушаться. Вяло поругиваясь, они потянулись в сторону поселка.
Дуди млел от счастья, таща сумку с сюрикенами в обход поселкового кладбища. Впервые он остался наедине с вождем и считал это безусловным знаком особого к нему расположения. Никто не знал, понимает ли Дуди, что такое индейцы, но что такое вождь - он знал отлично. Дуди улыбался вождю особенно тщательно и подолгу, так что Алешке это надоедало, и он командовал:
- Дуди! Отвернись!
Или:
- Дуди! Перестань улыбаться!
Тогда шаман могучим усилием воли стягивал пухлые губы в ровную линию и продолжал улыбаться одними глазами, ловя каждый взгляд и жест вождя, каждый его вздох. В такие моменты Дуди действительно напоминал собачку.
До пилорамы они дошли меньше чем за час. Папа отвел вождя и шамана в слесарную мастерскую, где собственноручно принялся точить им сюрикены. Время от времени он хмыкал и косился на сына:
- Вы где их взяли?
- На свалке, - врал Алешка, потому что понимал, что нехорошо рассказывать про разобранные могильные оградки.
- Да ты бы сказал, что тебе нужно! - недоумевал папа. - У нас их тут целые ящики! Вон!
Алешка поглядел туда, куда кивнул отец, и правда увидел деревянные ящики, наполненные новыми, еще не крашенными и ничуть не ржавыми, сверкающими в полутьме звездочками ниндзя. Их железные лепестки торчали в разные стороны угрожающе.
- А зачем они тут? - автоматически спросил Алешка.
- Их тут делают, - ответил папа. Он осторожно прижал очередной могильный цветок к точильному кругу. Из-под пальцев полыхнули искры. Дуди вздрогнул и даже задышал часто от восторга. - Могилы украшать. А вам они зачем? В людей кидать не будете?
- Нет, - почти честно ответил Алешка, - мы будем тренироваться. Нам бы еще мишень сделать…
- Там у входа лист пенопласта стоит порченый. Посмотри, может, пойдет вам на мишень.
Алешкин папа заточил все принесенные индейцами сюрикены, а сам Алешка на пару с шаманом вырезали из большого куска пенопласта человеческий силуэт в натуральную величину, без ног, по пояс. Сюрикены втыкались в него с легким хрустом. Радостные, они провели у слесарной мастерской остаток дня, прислонив мишень к стене и метая в нее мертвецкие украшения, отточенные до остроты хорошего ножа. Потом пришел папа, у которого закончилась смена, и Алешка с Дуди побежали по дороге в сторону большого поселка, чтобы успеть на автобус. Папа шел не торопясь. Он вообще никогда не спешил. И в этот раз пришел вовремя.
Алешка и его маленький черноглазый товарищ с красными лицами стояли растерянные у дощатого домика автобусной остановки. Перед ними валялись куски пенопласта и стоял долговязый парень с длинной сальной челкой. Алешкин папа всегда ходил тихо, что было удивительно при его массивности и тяжелом взгляде, который, казалось, сам по себе должен был производить стук, падая на предметы.
- Кто это сделал? - спросил Алешкин папа тихим, но угрожающим голосом из-за плеча долговязого, так что парень даже подпрыгнул на месте и резко обернулся, взмахнув длинной черной челкой.
- Он! - выпалил Алешка, указав пальцем.
Прыгун посмотрел в глаза Алешкиного папы, потом на Алешку и вдруг осклабился, мотнулся развязно всем телом и попытался что-то объяснить деланно-ленивым тоном, но папа уверенным движением протянул руку к лицу паренька и запрокинул тому голову, вставив средний и безымянный пальцы ему в ноздри. От неожиданности Прыгун замычал жалобно, по-телячьи, и привстал на цыпочки, потому что его нос больно тянули вверх чужие пальцы, сильные и жестокие.
- Бе-ги… - тихо-тихо сказал Алешкин папа, а губы его были белыми от злости.
- Отпустите! - прогундосил подвешенный за нос.
- Пошел!!! - рявкнуло ему в лицо что-то страшное, что держало его так сильно.
Он прыгнул вверх, срывая себя с этих деревянных пальцев, развернулся еще в воздухе, упал по-кошачьи, одновременно на ладони и стопы, и рванул из такого положения вперед, наискось через полотно грунтовки, ничего не видя перед собой и чувствуя мокрое и горячее на губах.
Мальчишки смотрели во все глаза на Алешкиного папу. Тот еще несколько мгновений не отводил неподвижного взгляда от стремительно удаляющейся спины Прыгуна, а потом перевел его на испуганных индейцев. Его губы еще были белыми, но с лица уже сползало выражение окаменелой ярости.
- Ты его знаешь? - спросил он Алешку сухо и неприязненно.
Алешка боялся так, что готов был бежать за Прыгуном.
- Нет, - сказал он, и в этом коротком слове его голос сорвался.
- Вы же полдня себе эту мишень делали, а позволили сломать, - выцветший отцовский голос оживал нормальными, человеческими, интонациями. - Не могли защититься, так хоть ко мне бежали бы… Узнай, кто это, и скажи мне!
- Да, папа, - сказал Алешка.
Дуди смотрел очень внимательно на стоящего перед ним великана в пыльной робе. Пристально. Без тени улыбки.
16
- Мороженого бы сейчас… - глубоко и печально вздохнул Коля, глядя перед собой в чашку, где молдавское вишневое варенье из магазина было густо намешано с уксусом, соленым сливочным маслом и горчицей.
Про обряды инициации у индейцев и всяких дикарей вычитал Пашка. Точнее, вычитал его брат, а потом показал Пашке страшные картинки, где негры прыгали с высоких решетчатых башен вниз головой, привязав себя за ноги длинной веревкой. А индейцы-ацтеки продевали сквозь свои тела шипастые веревки. Еще там были фотографии проткнутых палочками носов, длинных шрамов на грязных боках, укусы акульих зубов…
Все это Пашка рассказал соплеменникам, когда они удалились ждать вождя и Дуди во временный вигвам - на трубы отопления и канализации под Пашкиным домом.
Идея посвящения в суровые воины понравилась племени сразу. А вот с методами инициации выходила заминка. Легче всего было залезть повыше на какой-нибудь стройке, привязать себя за ногу и… Но почему-то никто не хотел идти легким путем. Акульих зубов ни у кого в запасе тоже не имелось. И никаких других, кроме собственных. По словам Пашки, в каком-то африканском племени передние зубы выбивали невесте в процессе бракосочетания. Однако суровым воинам, оседлавшим теплотрассу, этот обычай был не к лицу - никто из них не собирался ни жениться, ни выходить замуж, ни тем более оставаться без зубов в расцвете лет. При этом каждому хотелось быть посвященным. Была идея съесть лимон (с кожурой) и не поморщиться, но любые фрукты были сумасшедшей редкостью в заполярной индейской прерии. Например, у Пашки дома лежала половина лимона в холодильнике, и взять ее не представлялось возможности: каждый вечер Пашкина мама отрезала прозрачный ломтик, чтобы бросить в чайник, и поэтому не могла не заметить пропажи. К тому же для инициации явно требовался целый лимон. Каждому. А не половинка на все племя.
- Для мороженого снег нужен, - ответили Коле. - Ешь давай!
Мороженое, как ни удивительно, это почти мифическое лакомство для северных детей. Туда, где ледяная ночь висит над снежными долинами по полгода, - никто не привозит мороженого, никому даже в голову не приходит такая глупость. Его приходится делать самому - из того, что есть под рукой. Сахар, сгущенку, сливочное масло (хоть оно чаще всего соленое), сухое молоко, а иногда даже яичный порошок, потому что он похож на сухое молоко, смешивают в разных пропорциях со снегом и выставляют на тот же снег. Полярная ночь - чудесный мороженщик: стакан с молочно-снежной смесью промерзает насквозь за считанные минуты. Вот только летом даже за полярным кругом снега не достать.
А заменить лимон чем-нибудь еще более противным, но доступным придумал Коля. И даже позвал индейцев для этого к себе домой. Хотя это и было формальным проступком, - вождь вполне конкретно указал место, где надо было его дожидаться - они все же пошли к Коле: уж слишком тоскливо было сидеть под домом и ничего не делать.
Смесь для инициации готовили вдохновенно, с горящими глазами. Бросили в чашку соленое сливочное масло, почти сразу - варенье, потому что оно, как и масленка, стояло на столе.
- Фруто де вишини, - прочитал на этикетке написанные русскими буквами нерусские слова индеец Дима. - То ли фруктовое, то ли вишневое… Пойдет!
И вылил на масло, куда Коля, похохатывая, уже сыпал горчичный порошок из пакета. Довершили дело доброй толикой уксусной кислоты.
Смесь источала адский запах. Жребий бросили на спичках, и выпало Коле.
- Три ложки! - напоминали ему братья по оружию. - Три! А то никакой ты не индеец.
- Если я съем, вы тоже будете! - зло ответил Коля. - Три ложки!
К моменту, когда вождь с тяжелой сумкой в руках и Дуди под рукой заглянул под дом, племя уже сидело совсем по другим местам. Каждый по одному. У каждого был жесточайший понос.
- Это вас Маниту наказал! - выговаривал вождь бледным от бессонной ночи индейцам на следующий день.
Он взмахивал рукой в направлении Горы Для Разговоров С Богом, и племя послушно косилось в ту сторону. Гора была мрачна. По ее лысой каменной макушке тащилось брюхом большое серое облако. За облаком явственно ощущался Бог. Он смотрел каждому в душу, и душа немела от этого взгляда и справедливых упреков вождя.
- Как вообще вы можете сами придумывать законы и обычаи? Традиции! - кричал вождь, впяливаясь каждому ослушнику в лицо черным яростным взглядом. - Вы что, думаете, традицию можно придумать, когда вам скучно сидеть под домом? Я даже не говорю о том, что вы ушли с того места, где я велел ждать. А если бы со мной или Дуди что-то случилось? Вы знаете, кто на нас напал на остановке? Прыгун! Да, Паша, тот самый, что тебе в лицо харкал! Хорошо, что нам удалось от него отделаться, а если бы… Если бы надо было нас спасать? Индейцы, у которых понос от собственной глупости, - никого спасти не смогут! Вы знали это? Так знайте! Вы нарушили мой приказ, чтобы устроить себе понос!
- Есть такая традиция, - сказал уныло индеец Дима.
От мучительной ночи он даже немного похудел, и глаза его, прятавшиеся раньше за пухлыми щеками, широко раскрылись. Они оказались карими, умными и страдающими.
- Что?.. - споткнулся Алешка от неожиданности. - Какая традиция? Устраивать себе понос - традиция? Интересно…
- Посвящение - это традиция… - Дима хотел что-то объяснить.
- Ну, и как? - зло перебил его Алешка. - Посвятился? Живот не болит?
Дима опустил голову.
- Кто еще хочет рассказать мне о традициях? - вождь гордо задрал подбородок и глядел на всех сверху вниз.
- Аборигены Новой Гвинеи прыгают вниз с высоких башен, - сказал тихо Пашка, такой же бледный, как все остальные. - А мальчик-масай должен убить льва, чтобы стать мужчиной.
- Хочешь льва? - спросил вождь. - Или тебя устроит чашечка варенья с уксусом? Льва достать будет труднее.
- Меня устроит башня, - упрямо, хотя и глухо, бубнил Пашка. - Только я прыгать не буду. Я бы просто залез на башню. Потому что, чтобы залезть на башню, нужно быть смелым, а все индейцы смелые… да и башен у нас нет.
- У нас есть башня! - ехидно продолжил Алешка. - Вот она, посмотрите!
Он протянул руку им за спины. Воины обернулись. Они стояли во дворе дома Алешки и Пашки, а за их спинами и за крышами домов поднималась в облачное небо пустая и молчаливая труба старой котельной. Когда-то эта котельная отапливала весь поселок и потому имела большую трубу - метров пятьдесят в высоту. Сейчас огромную бетонную коробку давно закрытой котельной перестраивали - хотели сделать в ней спортивный комплекс. А труба все так же стояла на массивном квадратном фундаменте - холодная и ненужная. На самом ее верху стоял жестяной чертик - поставленный неизвестно кем, зачем и когда. Алешка видел этого чертика, сколько себя помнил. Когда мама водила его в детский садик и они стояли на остановке, Алешка запрокидывал голову, смотрел на чертика и все ждал, когда же он шевельнется. Ему казалось, что чертик двигает рукой или ногой именно в тот момент, когда он, Алешка, отводит взгляд. И еще он всегда хотел дотронуться до чертика. Но с самого начала понимал, что это невозможно, - из трубы постоянно валил густой черный дым. А теперь дыма не было. Никто уже даже не помнил, когда дым из этой трубы шел в последний раз.
- Там есть скобы сбоку, - сказал Пашка.
- Да, - сказал Алешка, - только никто нам не позволит туда залезть. Все ведь сразу увидят, что мы лезем, - она же у всех на виду.
- Внутри тоже есть скобы, - сказал Дима, его щеки зарумянились от нарастающего азарта, а глаза снова сжались в хитрые щелочки. - Я вам говорю, во всех таких трубах внутри тоже есть скобы. Только когда человек туда лезет, ему дают противогаз, потому что там нечем дышать из-за сажи. Я видел в кино!
- У нас есть распираторы, - отрывисто и нечетко проговорил молчавший Спиря.
- Точно! - загалдели воины и сразу принялись договариваться, где они встретятся после того, как сбегают домой за распираторами.
А Коля, зеленоватый с лица от дурноты, что до сих пор ощущалась, когда он вспоминал вкус неудавшегося посвящения, подошел к Алешке и тихо спросил:
- Вы бросали в Прыгуна сюрикены? Когда он на вас напал, вы бросали их в него?
- Нет, - так же тихо ответил Алешка.
- А почему? - спросил Коля
Вождь хотел ответить, что ему даже в голову не пришла в тот момент идея швырнуть заточенную на точильном круге железку в живого человека, но понял, что именно это произносить нельзя.
- Мы не успели, - сказал он. - Подошел мой папа. Мы просто не успели.
В обеденный перерыв строители, что разбирали в котельной старые печи и фундаменты котлов, ушли в направлении автобусной остановки. Индейцы проникли в гулкое помещение, полное золотого пыльного света, через раскрытые ворота, куда когда-то въезжали грузовики с углем. Длинные окна под высоким потолком не имели стекол, и свет клубился в них частицами потревоженной многолетней сажи, которые светились, будто раскаленные добела. Из четырех печей одна была уже полностью разобрана, еще две зияли черно-рыжими провалами в кирпичных боках. И только последняя, ближняя к большой трубе, стояла нетронутой. Дверца ее черного зева была приоткрыта.
- Проверить приборы! - скомандовал вождь.