"Какой странный день", - думал Коля, поднимаясь на ноги и ускоряя шаг. За спиной у него все так же кричал лежащий на спине первоклашка.
Индейцев Коля увидел еще издали - в тундре зрение может легко одерживать победы над расстоянием. Его тоже заметили. Минут сорок шли на сближение - группка маленьких воинов с картонными колчанами стрел через плечо и одинокий скорбный Коля с картонной коробкой в руках.
- Коля, взрывчатки нет! - сразу выпалил новость Пашка. - Мы ходили к трубе, чтобы забрать взрывчатку, а там пусто!
- А я иду котят хоронить, - невпопад ответил Коля и почему-то вспомнил долгий и жалобный крик упавшего навзничь первоклашки.
Он показал индейцам коробку.
- Мы думали, может, ты взял, мы тебя не видели весь день, - Алешка сочувственно косился на коробку в Колиных руках, но дела сейчас были важнее.
Пашка уже высказал вождю все, что думает по этому поводу. Ведь это именно он, Алешка, придумал спрятать единственно эффективное оружие против десятиклассников в таком доступном месте - в трубе через Депутатку. "Кому могло прийти в голову лезть туда?" - вертелось в голове у Алешки.
- Я не брал, - сказал Коля. - Но если оттуда забрали, уже не найти. Может, это взяли десятиклассники еще тогда, когда искали нас?
- Они и сейчас ищут нас…
- Помогите мне с котятами, - устало попросил Коля.
- А можно посмотреть? - спросил Дима: у него дома не было кошки, и поэтому он ни разу еще не видел мертвых котят.
- Нате…
Коробка пошла по рукам. В нее заглядывали с почтением и любопытством. Котята сбились в мохнатую кучку в одной стороне коробки, и от них до сих пор пахло домашним уютом и молоком. Особенно долго на котят смотрел Дуди - без улыбки, широко раскрыв глаза. Он хотел даже достать оттуда одного котенка, но у него забрали. Никто не знал, как хоронить. Чтобы сделать курган из камней - нужно было подниматься на сопку и долго таскать куски лавы. А закапывать, конечно, не имело смысла - глубоко не зароешь. В конце концов, подняли большую кочку, ухватив за пучки травы, и положили под нее коробку. Картон сразу начал темнеть от болотной влаги. Кочка припечатала его сверху своим мокрым весом. В душах воинов что-то дрогнуло.
- Надо бы траур объявить, - сказал Алешка.
- Не помню, чтобы индейцы хоть раз объявляли траур, - возразил Пашка. - Ни в кино, ни в книжках такого не видел. В кино кто-нибудь из индейцев почти каждый день умирает. Они бы всю жизнь в трауре жили.
- Ладно, - сказал Алешка. - Не будет траура. Раз уж мы все тут собрались, значит, надо решать, как быть дальше. Десятиклассники знают, что мы брали их вещи. Они требуют чего-то, пока непонятно чего, но я не хочу, чтобы они нас ловили. Оружия у нас нет. Луки - не в счет, выбросите их на фиг. Взрывчатку мы теперь вряд ли найдем. Думайте! Думайте, где мы будем прятаться и чем защищаться!
- Вообще-то это ты нам должен сказать… - тихо заметил Пашка.
Алешка промолчал. Воины постояли еще несколько минут над могилой котят и побрели к поселку. Иногда они оборачивались, но скоро уже не могли отличить могильную кочку от всех остальных. Дима снял свой колчан на широкой черной ленте, которую ему дала мама, и бросил его вместе со стрелами и луком в тундровую лужицу. Колчан тут же подобрал Дуди.
- Брось! Я выбросил это! - шипел на него Дима недовольно.
Но Дуди, счастливо улыбаясь, прижимал к груди никчемное оружие и смотрел на Диму радостными влюбленными глазами.
- Тебя даже Дуди не слушается, - ухмылялся Пашка в сторону Димы.
- А как вообще индейцы мертвых хоронят? - спрашивал Коля, которого не отпускали печальные мысли.
Алешка морщил лоб, вспоминая виденное на киноэкранах.
- Да знаешь, вроде бы никак не хоронят… Обычно индеец если умирает, то падает в какую-нибудь пропасть или в водопад…
- А помнишь кино "На военной тропе"? - напомнил Пашка, жуя сорванные по дороге ягодки голубики. - Там они своего друга, которого солдаты убили, положили на дерево.
- Чтобы его птицы ели? - спросил Коля.
- В кино его никто не ел, - мотал головой Пашка.
- А знаете, как эвены мертвых хоронят? - встрял Спиря. - Может быть, и индейцы хоронят так же?
Ему последнее время вообще хотелось считать, что эвены - это и есть индейцы, и что он всегда был индейцем, от самого рождения. Ведь эвены тоже стреляли из луков, и тоже были гордыми и благородными, и курили трубки. Теперь вдруг ему показалось, что этому можно найти практическое подтверждение.
- Ну, и как эвены это делают? - Дима слегка усмехнулся: он знал, что все, кто живет в поселке, одинаково закапывают своих покойников в вечную мерзлоту.
А Спиря в рассуждениях руководствовался тем, что рассказывал ему дед:
- Мертвеца кладут прямо на камни, а вокруг строят из камней стену. И получается вокруг стена, высокая, чтобы зверь не мог перелезть, а сверху открыто все - чтобы душа человека могла улететь в небо.
Алешка прислушался. От рассказа Спири явственно несло суровой индейщиной. Это могло пригодиться.
- А птицы его едят? - спросил Коля.
- Кого? - не понял Спиря.
- Ну, покойника. Ты же сам говоришь: зверь перебраться через стену не может, а сверху небо. Значит, его могут есть птицы.
- Какие птицы?
Теперь наморщил лоб Коля. Его дед рассказывал про стервятников и каких-то горных грифов. А здесь водились только вороны и куропатки.
- Ну, не куропатки же, вороны, наверное… Только они же на зиму улетают. Кто же зимой покойников ест?
- Коль, ты чего? - шутливо-тревожно заглянул ему в лицо Пашка. - Никто не ест покойников.
Коля раздраженно махнул рукой.
- А правда, как же зимой? - спросил Алешка. - Где зимой эвены камни берут? Снег же, и холодно - никаких стен не построишь!
- А зимой они не хоронят, - смеялся Дима ехидненько. - Откладывают до весны в холодок.
Спиря потерянно молчал: рухнуло подтверждение индейского происхождения эвенов.
13
Племя вышло из тундры, когда солнце над грядой сопок уже краснело по-вечернему. Резиновые сапоги шаркали по растресканной, укатанной грузовиками земле. Редкие прохожие тянулись от автобусных остановок к цветным коробочкам пятиэтажек. Индейцы шли быстро и уже на подходе к родным улицам догнали четверых мужиков в пыльных робах - те шагали вальяжной шеренгой, занимая всю ширину внутриквартального проезда.
- Твой отец, - толкнули Алешку.
Вождь закрутил недоуменно головой, и вдруг один из идущих перед ним взрослых обернулся и оказался и правда его отцом. Он улыбался сыну с высоты своего роста.
- Это мой папа с друзьями, - объяснил Алешка.
Ему почему-то было приятно, что вот идет его отец, такой большой и сильный, и что у него есть такие же большие и сильные друзья, и все они сейчас увидят Алешку.
- А вот сын мой, - проговорил отец весело.
И Алешка даже засмеялся - так это было хорошо: такая неожиданная встреча. Работяги остановились, развернулись к пацанам, и один из них, незнакомый, с блеклыми серыми глазами, вдруг ухватил Алешку одной рукой поперек туловища, поднял в воздух и зажал под мышкой. Алешка, ошеломленный, задрыгал ногами в пустоте и неожиданно для самого себя жалобно крикнул:
- Папа!
- Ага! - заворчал блеклоглазый, и от него потянуло тухлым спиртовым перегаром. - Вырываешься! Ну, дык я тебя…
И он играючи перекинул тело Алешки несколько раз - из одной крепкой руки в другую, каждый раз переворачивая вождя вверх тормашками. Было страшно, противно и больно. Кувыркаясь в пьяных руках, Алешка видел лицо отца - все такое же улыбчивое и расслабленное.
- Ну, ты же индеец, - ухмыльнулся отец. - Индейцы должны уметь применять всякие там боевые приемы!
"Он пьяный", - мелькнуло в Алешкиной голове, и ему стало очень стыдно перед своим племенем, которое стояло рядом и смотрело во все глаза. Стыдно - аж до жжения где-то в горле. Кто-то мелко хихикал: по голосу вроде бы Дима.
- Отпусти! - сказал Алешка твердо.
- Не отпущу! - пьяный перехватил Алешку еще раз, и тот повис бессильно прямо перед своими воинами. Первым стоял Пашка, и на лице его была жалеюще-ехидная улыбочка.
- А я тебе что-то принес, - сказал отец.
И в его руках, как будто ниоткуда, появился лук.
Это был странный лук: два тонких стальных стержня шли, изгибаясь, параллельно друг другу. Их концы удерживались вместе аккуратными брусочками из твердого полированного дерева. А посередине из такого же дерева было квадратное ложе с круглым отверстием для стрелы. Толстая капроновая тетива удерживала согнутую сталь. Лук был ростом с Дуди.
- Ну-ка! Попробуй!
Алешку поставили на ноги, взъерошенного, как воробья, и отец сунул ему в руки железный лук и неоперенный деревянный стержень - стрелу.
- Это что? - угрюмо спросил Алешка.
- Ты же просил настоящий лук! - пьяно улыбнулся отец. - Куда настоящее-то!
Вождь неуверенно взялся за деревянное ложе, не с первой попытки попал стрелой в прорезь, потянул тетиву изо всех сил. И усилия его хватило, чтобы отклонить капроновый шнур на полсантиметра. Тетива своей жесткостью напоминала стальной стержень.
- Я не могу… - сказал Алешка.
Отец оглянулся на молчащих воинов и выцепил взглядом Диму.
- А ну-ка ты! - он протянул лук.
Толстый индеец шаркнул резиновыми подошвами и подошел к оружию. Взял, удивившись легкости и твердости лука, тоже не сразу попал стрелой в прорезь ложа и тоже бессильно пожал плечами, подергав неподвижно-жесткий капрон.
- Эх! - презрительно поджал губы Алешкин отец. - А клянчил настоящий лук! Каши мало ел! И друзья твои…
Он сам небрежно принял оружие из рук Димы, поднял к груди и плавным движением плеча растянул тетиву - так, что концы стальных стержней сошлись на треть расстояния между ними. Послышался тихий отчетливый хруст - то ли лука, то ли закаменевшего от напряжения плеча. Вскинув лук вверх, отец спустил тетиву, и она не звякнула, а гулко вздохнула, как эхо взрыва. Стрела белым трассером ушла под углом в высоту, превратилась в точку, а потом упала короткой черточкой за несколько улиц от них.
Индейцы почтительно зашептались.
- А ну, дай болт! - скомандовал отец.
Его бородатый спутник, единственный трезвый из друзей Алешкиного папы, улыбнулся, сунул руку в черный пластиковый пакет, стоявший на земле у его ног, и достал оттуда ржавый стержень с отточенным концом.
- Железная стрела, - выдохнули воины.
- Пойдем-ка! - Алешкин папа направился к подъезду своего дома. Индейцы устремились за ним. Алешка, превозмогая стыд и беспомощность, тоже бежал рядом, но старался держаться подальше от блеклоглазого.
Все вместе зашли в подъезд. Внутренняя дверь тут была сделана из древесно-стружечных плит толщиной в пару сантиметров. От двери до стены напротив было метра четыре. Алешкин папа кивком головы отогнал в сторону мелких воинов, встал спиной к стене, вложил стальной болт в ложе и снова растянул тетиву. Замер так на мгновение, в течение которого сам не мог понять, что сейчас произойдет. А потом выстрелил.
Что-то стукнуло, и железный стержень исчез. На красной поверхности дверного ДСП чернела дырка с белыми свежими краями. Пашка выскочил вперед, распахнул дверь и охнул: стрела наполовину торчала из внешней двери, застряв в толстой доске.
- Вов, этим ведь убить можно, - тихо и трезво сказал бородатый, косясь на гордого и пьяного Алешкиного папу. - Еще убьют кого-нибудь.
- Они не смоо-о-о-гут, - удовлетворенно протянул Алешкин папа. - Ты же видел. Пусть играют.
И он снова дал стальной лук сыну.
14
Всем известно, что стрелять в куропаток из ружья - дело неблагодарное. У опытных охотников считается глупостью тратить патрон для убийства столь медлительного и доверчивого существа. В крайнем случае полагается одним выстрелом убить двух или трех мирно пасущихся серо-белых толстеньких птиц. А если подстрелишь только одну - будут смеяться.
Среди сельских якутов и эвенов принято куропаток, как древних грешников, побивать камнями. Хорошим результатом для мальчика-подростка считается - убить одну птицу с нескольких бросков, с первого попадания. Куропатки весьма недогадливы и странно меланхоличны, когда дело касается их жизни и смерти. Камень, пролетевший в сантиметре от клюва, они игнорируют. И продолжают мирно пастись, видя свет этого мира последние мгновения, пока охотник снова заносит руку для броска. Кидать нужно метров с десяти. Попадать в голову.
Но у русских так не получается. Видимо, дело все же в практике. Потому что полукровки-сахаляры, если живут в селе, кидают камни ничуть не хуже якутов. И наоборот, городские саха, как правило, неотличимы в этом деле от нуучча - русских.
Пашка мог легко наворовать у своего отца патронов с утиной дробью. Эти патроны годились только на развлечение, бросать в костер, потому что ружье украсть он, естественно, не мог. У Алешки не было даже патронов - его отец не имел ружья и никогда не ездил на охоту. Поэтому Алешка мечтал сам добыть куропатку задолго до того, как стал индейцем.
Алешка знал один способ. Удивительный. Невообразимый. Который мог появиться только в той местности и в то время, где проходила Алешкина, еще такая недлинная, жизнь. Трудно даже предположить, каким жизненным опытом мог обладать человек, впервые применивший этот метод птичьей охоты.
Впрочем, тайны никакой не было. Каждый русский мальчик в поселке у ржавой реки знал: чтобы поймать куропатку - нужен снег, какая-нибудь крупа и бутылка из-под шампанского. В бутылку нужно положить крупу, желательно размоченную в теплой воде, чтобы она пахла (почему-то предполагалось, что куропатки хорошо различают запах). Потом нужно воткнуть бутылку в снег под углом, чтобы в отверстие горлышка могла заглянуть птица. Привлеченная запахом зерна куропатка наивно и бездумно сунет голову в бутылку. При каждом движении назад перышки на ее шее будут топорщиться и не позволят освободиться. А с тяжелой бутылкой на голове птица не сможет убежать. Только стандартные бутылки из-под советского шампанского годились для охоты. Горлышки других были слишком узкими или слишком широкими и не имели изнутри выступа, как у бутылок из-под шампанского, который нужен, чтобы помогать проволочной закрутке снаружи удерживать пробку и чтобы не давать выскользнуть наружу маленькой оперенной голове.
Правда, Алешка не знал никого, кто бы на практике применял этот поражающий одновременно изощренностью и простотой охотничий прием. Откуда все знали методику - также неизвестно. Она передавалась изустно, как предания предков у любого неграмотного народа. А дети в рабочих поселках на краю света всегда ощущают себя отдельным народом - потерянным и мало цивилизованным.
Они с Пашкой вышли на охоту февральским субботним утром, в двадцатиградусный мороз - почти в оттепель, по их представлениям. В черную клеенчатую сумку положили две бутылки из-под шампанского, маленький горняцкий термос с гречневой кашей и маленькую баночку авиационного керосина, которую Алешка украл у своей мамы. Мама работала в типографии и там этим керосином чистила свою страшную громоздкую и гремливую машину - линотип, на которой железными большими буквами было написано: "Россия". Это слово казалось Алешке странным. Он привык воспринимать страну, в которой жил, исключительно как Советский Союз. В слове "Россия" ему мерещилось что-то первобытное, и поэтому удивительно было видеть стилизованные под русскую вязь буквы на дышащем свинцовым паром автомате, произведенном в конце 20 века в СССР. Россия выглядела безнадежно устаревшей на рубчатом железном боку.
Сложно сказать, для чего мама приносила керосин домой. Алешка не помнил, чтобы его использовали в каких-то домохозяйственных мероприятиях. Разве что однажды он пригодился для отмывания от белой краски шамана Дуди, но это было делом будущего. Впрочем, керосин время от времени заканчивался благодаря незаметным Алешкиным стараниям, и мама исправно пополняла его запас.
Керосин придумал взять Пашка. Он в недолгом споре объяснил Алешке, что если их в пути застигнет ночь или снежный буран (в двухстах метрах от крайнего дома), то придется разжигать костер из веток промороженной лиственницы. А это не так-то просто сделать. Никакие бумажки не помогут разжечь пламя на ледяных деревяшках. Только керосин. Ну, или бензин, но бензина под руками не было. Нужно ли добавлять, что никто из них ни разу не разжигал костра в снегу, да еще при помощи горючих жидкостей…
Куропатки поймались на удивление быстро. Первая - уже минут через пять. Алешка хотел вытащить ее и сберечь живой, но нечаянно свернул птице шею стеклянным горлышком. Зато двух других они посадили в сумку невредимыми. И пока шли домой (костер жечь так и не пришлось), обсуждали куропачью судьбу - Пашка говорил, что любит, когда у них хрустит поджаренная шкурка, Алешка же мечтал о небольшом куропатководческом предприятии и куропачьих яйцах. Ведь яйца в северном поселке тоже были дефицитом, и сделанный из яичного порошка омлет обычно напоминал по вкусу и текстуре подошву резинового сапога.
Куропатки задохнулись в сумке насмерть, потому что там разлился керосин из неплотно закрытой баночки. Сначала птиц отнесли домой к Алешке, а потом к Пашке, но домашние, лишь только учуяв авиационный дух от белых перьев, сразу выгоняли охотников на улицу, а на их добычу не хотели и смотреть. Пришлось все выбросить, кроме термоса. Даже сумку.
15
Фффшшик! Вырезанный из тонкой листовой стали стилизованный цветок о восьми лепестках мелькнул в воздухе и воткнулся в цокольные доски длинного двухэтажного дома. Фффшшик! Еще один уверенно засел в дереве рядом с первым.
- Сюрикены, - объяснил Коля, - оружие ниндзя!
Фффшшик! Стальные цветки образовали на синей крашеной доске красивый треугольник. От этих кусочков железа на индейцев повеяло мужеством.
- Здорово! - сказал Пашка. - А я и не знал, что звездочки ниндзя - это сюрикены.
- Слово-то какое дурацкое, - сказал толстый Дима.
- Ну, можно говорить "шурикены", но это не совсем правильно. - сказал Коля. - Я читал книгу "Белый ниндзя", и там в предисловии было написано "шурикены", а в книге - "сюрикены". Получается, что про сюрикены там написано больше, чем про шурикены, и значит, так правильнее…
- И про что была книжка? Про сюрикены? - спросил Дима.
- Нет, про секс, - сказал Коля. - Я у мамы взял…
И чтобы скрыть легкое смущение, бросил в дощатую стену сразу три сюрикена.
Они отскочили от дерева и, звякнув, упали на асфальтовую дорожку. Дуди, не закрывая приоткрытого от удивления рта, бросился их подбирать.
Индейцы знали, что такое секс. Они не раз натыкались на это слово в книжках вроде "Белого ниндзи" и видели в кино. Алешка даже видел кино "Интердевочка" и "Маленькая Вера" - специально ходил посмотреть на секс. В кинотеатр пускали всегда и всех. Потом рассказывал соплеменникам.
- Наверное, секс - это больно, - сказал однажды индеец Пашка. - Взрослые так стонут ночью в спальне… А один раз я слышал, как мама сначала стонала, а потом говорит: "Хватит, больше не могу!" - и перестала стонать. Представляешь, как это тяжело?
- Неужели, когда мы вырастем, нам тоже придется этим заниматься, - сказал тогда удрученно Алешка.
- Да, - не менее удрученно ответил Пашка, - взрослые обязаны это делать. Водка вот тоже невкусная. А они ее пьют.
- От водки они бывают пьяные, - сказал Алешка.
- А от секса бывают дети, - сказал Пашка.