- Это и называется равновесием в мире, - выпалил Кука. - И зло уравновешивается добром, и между ними идет постоянное противоборство. Неслабое. Ведь, как у зверей? Только появляется хищник, его жертвы начинают больше плодиться. Предстоит суровая зима - делают большие запасы. Возникла болезнь, тут же появляется противоядие, природа все регулирует сама, в ней все сбалансировано и не зря присутствует чувство страха, опасности. Мне, например, жалко волка, который не догнал зайца.
Ночью в палатке было душновато, но все же мы выспались неплохо. Ну, а как мы проснулись, я уже сказал - от муравьев.
После легкого завтрака, Котел развалился на траве и включил приемник. Он всегда после еды отдыхал, а перед сном дышал как йоги. Он жил по определенной системе. Главным в этой системе было "избегать стрессов, беречь нервы, экономить энергию". Это ему плохо удавалось - он заводился с пол-оборота. К слову сказать, впоследствии часть системы Котла я взял на вооружение, конечно, с поправкой на свою конституцию.
Кука - полная противоположность Котлу. Он примитивно считал, что лучшая система - это отсутствие всякой системы. Кука жил на износ, в его глазах постоянно сверкала ненасытная жажда жизни, готовность на любое дело, при этом он ничего не принимал на веру, все ставил под сомнение, все оспаривал, все хотел изменить, сделать по-своему. Он из тех суетников, которые вечно куда-то спешат и поэтому ничего толком не делают. В нашей поездке это особенно проявилось, ведь понятно, в путешествиях умный становится умнее, а дурак глупее. Вы же видели, я постоянно сдерживал Куку от безрассудных поступков и, с присущей мне тонкостью, направлял его необузданную энергию в нужное русло. А это не пустяк, если вдуматься. Неугомонный Кука даже не умел отдыхать, отключаться от дел. Хотя нет, умел. И даже слишком. Он и в этом силен.
В то утро, после завтрака, Кука прилег рядом с Котлом и попросил сыграть "что-нибудь душевное".
- Я сыграю тебе возвышенную вещь, которую сочинил недавно, - Котел выключил приемник и взял гитару. - Она называется: "Американские прерии, которые я когда-нибудь увижу". Как ты понимаешь, я мечтаю покататься по другим странам, а не по таким речкам Синичкам.
- Брось фонтанировать! - грубо оборвал Кука. - Когда ты увидишь жизнь на Западе, ясное дело, многое будет не в нашу пользу, но ты заметишь и то, что, скажем, в Италии огромные земли и целые пляжи принадлежат миллионерам, и великие произведения искусства в частных коллекциях, в домах толстосумов, а у нас - в музеях, для всех, пожалуйста, смотри, любуйся! Ладно! - Кука рванул Котла за плечо и сказал примирительным тоном. - Сыграй свои "Прерии".
Котел начал играть мелодию, в середине вещи перешел на импровизацию, потом снова закончил мелодией. Все это я прекрасно уловил, но Кука, начисто лишенный слуха, вдруг промычал:
- Неслабо! Гениально! В середине немного сбился на дрянь, но потом, молодец, все же нашел мелодию.
У Куки не было средних суждений - или гениально, или дрянь! Похвалив Котла, он тут же начал громить "рок", "ногодрыганье и рукомашество", потом заявил:
- Я люблю марши и наши старые песни, в них вся русская распахнутая душа. Но хватит бездельничать! Пошли чинить наш плот-развалюху!
Мы начали ремонтировать плот: я сбивал бревна скобами, Котел с Кукой связывали. В сравнении с моей работой их потуги выглядели детскими забавами. Ко всему, Котел, обрезая концы веревок, кидал их за спину в воду и прислушивался - долетят или нет. Разумеется, вскоре мое терпение лопнуло:
- Это халтура, а не работа. Что вы там наворотили?! Веревки моментально перетрутся и тогда пиши пропало.
- Сколько взглядов, столько и мнений. Время покажет, кто прав, - уныло протянул Котел. - И не преувеличивай страхи.
- Да, да, - заглядывая Котлу в рот, закивал Кука (в вопросах быта он полностью доверял практичному Котлу и был податливым материалом в его руках; не личностью, а куском пластилина, некой игрушкой. Обратите внимание - они вели только идеологические споры).
- Кстати, я изучил карту и поведу плот один с закрытыми глазами, - добавил Кука. - Заколотите меня в бочку, если не поведу! Сейчас только присобачу мачту и повешу одеяло, как парус.
- Верное решение! В этом есть глубокий смысл. Сумеешь, без дураков? - подстрекательно проговорил Котел.
- Что за вопрос? - хмыкнул Кука.
- И где ты, Кука, был раньше? - Котел обнял меня по-свойски. - А мы тем временем позагораем, правда, Чайник?
Я даже не удостоил его ответом. Да, чуть не забыл! Погода была солнечная, дышалось легко и пахло разными травами. В общем, погодка стояла, что надо! Мы с Котлом расстелили на плоту палатку, перетащили вещи и прилегли. Кука расхлябанной походкой проковылял на корму и залихватски оттолкнулся от берега.
- До следующей деревни три трубки табака! (Кука мерил расстояние количеством выкуренных трубок).
Как и многие начинающие рулевые, Кука сразу потерял осторожность, раскочегарился и чуть не придавил каких-то байдарочников; плот сильно закачался, и мы с Котлом чуть не свалились в воду.
- Кука, ты, наверное, думаешь, что везешь дрова? - задребезжал Котел. - Тебе управлять не плотом, а телегой. И потом, за нами наблюдают с берега. Рули так, чтобы мы выглядели мастерами своего дела. Никто не должен видеть наши слабые места.
Чего и следовало ожидать, Кука не подкачал, не ударил в грязь лицом. Думаете, он совершил подвиг? Глубоко ошибаетесь! Всему есть предел, кроме его сумасбродства; похоже, все-таки у него опилки в голове. Представляете, каким нужно быть талантливым, чтобы врезаться в единственный пень на всем протяжении реки?! Он вел плот с помощью всевозможных приборов, но все равно врезался в этот злополучный пень, торчащий из воды, а после столкновения долго оборачивался и таращился на него, вместо того, чтобы не спускать глаз с лежащей впереди отмели.
В заключение, когда мы с Котлом чуточку вздремнули (убаюкало легкое течение), Кука, как и обещал, повел плот с закрытыми глазами, то есть уснул, хотя сам же написал на руле: "Не спи за рулем - проснешься на том свете". В итоге мы действительно проснулись в какой-то мешанине, в болоте среди тины и зловонного ила, где кишмя кишели лягушки. Вокруг было темно и тихо - какой-то темно-зеленый ад.
- Приготовь концы! - бросил я Котлу, но тот, оказалось, предвидел мою команду и в поте лица подгребал к берегу.
Выкарабкавшись из тины, мы привязали плот к иве и стали выбираться на берег да бухнулись в крапиву, у которой были не шипы, а гвозди; руки и ноги сразу покрылись волдырями.
- Ничего! - зафасонил Котел трескучим голосом. - Зато придавили сотню комаров.
- Да это остров! - бодро крикнул откуда-то сверху Кука (он уже носился по суше, как лось). - Простор не тот, не развернешься, но неслабое местечко и дровишек полно. Пошевеливайтесь там!
Пока перетаскивали вещи, разводили костер и варили суп, наша поляна превратилась в духовку. В тех местах солнце быстро поднималось и застревало в зените на весь день и жгло кипятком, а часов в девять вечера сразу сваливалось за горизонт.
13
Чтобы вас, ребята, посмешить, отвлекусь от нашей походной жизни и расскажу, как мы проводили свободное время.
На острове после обеда я решил устроить отдохновение для души: взял альбом и, устроившись в тени, начал делать набросок нашего лагеря. Только сделал несколько штрихов, ко мне, пританцовывая, с шахматной доской подлетел Кука:
- Сразимся? На какой клетке тебе поставить мат?
Мне не хотелось играть, но чтобы сбить Кукину спесь, я расставил фигуры.
Надо сказать, Кука во время игры прибегал к разного рода ухищрениям. Одно из них заключалось в том, что делая ходы, он изо всей мочи стучал фигурами по доске, не понимал, олух, что от этого ход не становится сильнее. Другое состояло вот в чем: Кука поддавал фигуру и делал вид, что ошибся, но когда доверчивый противник ее брал, наносил смертельный удар. В первой партии и я попался на эту удочку. Получив неплохое развитие в дебюте, Кука вдруг подставил под удар фигуру, схватился за голову и застонал:
- Ой-ей-ей! Что я наделал!
- Ну переходи, нет проблемы! - шепнул Котел, который подсел рядом и сразу взял на себя роль арбитра. - Возьми обратно ход, ведь ты еще и руку не оторвал.
- Нет уж! - оборвал я Котла. - Обратно ходы не даю.
С этими словами я схватил фигуру, а следующим ходом Кука поставил мне мат. И отвалился от доски, захлебываясь оглушительным смехом. Он долго трясся, хлопал себя по коленям, икал, пускал пузыри. Котел тоже посмеивался:
- Удачный трюк. Очень удачный! Возвышенный!
- Хорошо! - сказал я, не обращая внимания на колкости. - Давай еще одну. Больше у тебя этот номер не пройдет.
- Давай еще… одну, - вытирая слезы, пробормотал Кука.
Начали мы вторую партию. Я был очень агрессивно настроен и уже через десяток ходов начал гонять Кукиного короля по всей доске. Несколько раз Кука предлагал мне ничью, но я и слушать об этом не хотел. Я догадывался: если Кука предлагает ничью, значит его позиция проигрышная. Тут в переговоры о ничьей, как арбитр, вступил Котел, но я сразу отрезал:
- Даже не заикайся об этом!
К концу партии, когда укрепления Куки уже трещали по швам, он вдруг подставил ферзя под удар и снова схватился за голову и застонал:
- Ой-ей-ей! Что я наделал?!
- Знаю я эти дешевые штучки! - не раздумывая, я отверг жертву и сделал нейтральный ход.
Кука хлопнул меня по плечу.
- Спасибо, Чайник! Чистого ферзя не взял! Не просек ситуацию, - и второй раз поставил мне мат.
И опять чуть не подавился смехом. От полноты чувств даже чмокнул меня в лоб.
- Да, Чайник! - усмехнулся Котел, пересаживаясь на мое место. - Чрезмерная доверчивость так же плоха, как и чрезмерная недоверчивость.
Кука сразу предложил Котлу играть на деньги, но я запретил.
- Эту партию я посвящаю тебе, Чайник, - вякнул Котел и сделал первый ход.
После шести-семи ходов стало ясно, что Котел выбрал защитный вариант и ему без моей помощи долго не продержаться. Я начал ему подсказывать: вначале в форме легких советов, а потом, когда Кука полез на рожон, и двигать фигуры Котла. Котел останавливал меня и упорно продолжал возводить дурацкие укрепления вокруг королевской четы, а Кука, судорожно прикидывая в уме комбинации, возмущался:
- Играйте вдвоем, поганцы, я не против, но не делайте по пять ходов сразу.
В конце концов Котел оценил мои ходы, и мы вдвоем повели партию к победе. Кука уже ругался и отталкивал меня, но я продолжал наступать. Поняв, что со мной шутки плохи, Кука сказал, что его, как шахматиста, знает вся Москва, а обо мне никто и не слышал.
- Ну, популярность еще ни о чем не говорит, - вяло заметил Котел. - У нас полно всяких дутых знаменитостей.
Я только ухмылялся и продолжал заграбастывать Кукины фигуры, а под конец провел пешку в ферзи. Сразу же после слов "ладно, твоя взяла!" Кука швырнул фигуры и, потрясая кулаками, на которых как трубы, синели жилы, обрушил на меня водопад оскорблений.
- Испортил весь кайф! - ревел он. - Покрыться мне бородавками, испортил! Учти! - и он пригрозил мне расправой.
Все складывалось неплохо, но "все-таки остров - опасное пристанище", - подумал я, зная, что сельские жители недолюбливают горожан. По моим настойчивым просьбам Кука на всякий случай на ночь сделал заграждения вокруг палатки. Мой замысел был великолепен, но осуществить его недотепа Кука не смог. Уж лучше б и не брался. Удивительно, как сложно он умудрялся решать простые вещи. Впрочем, глупость предугадать трудно. Представьте себе: дикари в джунглях наткнулись на ящик с болтами и гайками; у них сотня вариантов использовать крепежные принадлежности, но они выбирают самый дурацкий - вешают их на шею, как украшение. Так и Кука. Нет, чтобы взять и натыкать на поляне палок (вокруг их было навалом), Кука переусердствовал - нагромоздил вокруг палатки баррикады и только мы легли, его сооружение рухнуло. Особенно придавило Котла, его пришлось вытаскивать за ноги.
- Кука! Ты что, боишься на голову луна свалится? - разразился Котел ледяным голосом. - Посмотри, что ты натворил! - он показал на два фонаря на лбу - они были огромные, как рога.
Между Котлом и Кукой началась словесная битва (Котел даже заявил, что при рождении Куки Бог что-то перепутал с хромосомным набором, то есть, возможно, Кука и не человек вовсе), а я в глубине души радовался, что Котлу досталось - он прекратил свои злопыхательства. Восстанавливая палатку, я даже попытался подпрыгнуть, чтобы подчеркнуть свою радость, но у меня, к сожалению, не получилось.
Залезая под одеяло, Котел с Кукой продолжали выяснять, где самые чувствительные места у человека, болтали о коленных чашечках, селезенке, сухожилиях. Котел ссылался на зарубежные трактаты, Кука подкреплял примерами из практики. Из всей этой ахинеи я понял одно - у них разные взгляды на медицину. И главное, они слишком много трепались о ней, хотя перед отъездом клялись, не говорить о специальностях ни слова. Короче, мое раздражение нарастало. Я заключил: у моих никчемных приятелей не только руки не работают, но и головы плохо варят, с ними покоя и радости не будет.
14
Река в том месте, где мы плыли, представляла собой множество водоемов, которые соединялись протоками. Если бы мы могли взлететь на огромном шаре, наверняка, увидели бы вместо реки змею, проглотившую кучу арбузов. Вдоль проток толпились ивы, их ветки были сплошь перевиты игольчатыми вьюнами - они, как колючая проволока, цеплялись мертвой хваткой. Вплывешь в такой тоннель и выплывешь весь ободранный. Попасть-то в протоку легко, но потом попробуй выберись! Вдобавок, за ней увидишь столько водоворотов, что мурашки побегут по спине. "Ну, ничего, - подумаешь, - когда препятствия множатся, значит победа близка". Дудки! Дальше будет понатыкано столько островов с кустами, что проехать, не сломав себе шею, просто невозможно. Это была не река, а поток без русла.
А острова?! Видели бы вы их! Повсюду валяются коряги, меж деревьев торчат разные клубки, сетки и дудки - цепкие капканы растений. В одном из таких диких царств и находилось наше пристанище. Это был не остров, а какая-то плавающая корзина с деревьями и кустами. Видимо, его подмывало, и он крутился. Во всяком случае, когда мы проснулись, солнце всходило там же, где и зашло.
Нас с Котлом разбудил необузданный Кука. Я уже говорил, что он храпел так, словно заводили трактор, время от времени во сне орал: "Ой-ей-ей!". А просыпался, сразу вскакивал, как полоумный. И немудрено - после разговоров с Котлом можно не только увидеть жуткий сон, но и вообще спятить.
Кука разбудил нас в шесть утра, на него напала деловитость: яростно громыхая, он налаживал снасть для ужения рыбы; усердствовал отчаянно, не обращая внимания на наши протесты. Ну, а когда мы с Котлом вылезли из палатки, на дереве висел плакат: "Прошу извинения за то, что, начиная работать вовремя, ставлю вас в неловкое положение". "Все-таки Кука безнадежно ограничен, - подумал я, - у него взгляд на три сантиметра, не больше" (я имел в виду не остроту зрения, а широту интересов и интеллигентность, что кроме всего - умение не создавать неудобства другим). Попутно замечу - дерево, на котором висел плакат Куки, почему-то торчало перед палаткой, хотя, я точно помнил, вечером оно находилось далеко в стороне. Похоже, на острове деревья по ночам перемещались.
Кука стоял у воды с удочкой, стоял, отклячив известную часть тела (со спины он был похож на глиняного идола); заметив нас, приложил палец к губам и, уставившись на воду, процедил: "Тц-ц-ц!". Я проследил за его взглядом и увидел, как в воде под корягой мелькнула тень.
- Обними меня медведь, если ее не поймаю! - шепнул Кука.
Кука знал все: как построить веревочный мост через пропасть, найти воду в пустыне, откачать утопленника и, конечно, знал, как хватать рыбин голыми руками. Бросив удочку, прямо в одежде он прыгнул в воду и стал шарить вокруг коряги. Потом скрылся за кустами, долго нырял и фыркал, потом вдруг как завопит:
- Помогите, тону!
- Ишь, актер! - безучастно хмыкнул Котел. - Не мог найти другого места топиться, все лилии загубил. Совершенно не думает о сохранении природы. Лилии, кстати, в Красной книге. Кука экологически абсолютно безграмотен. После набегов таких туристов-варваров природа долго не может залечить раны. Подобные туристы, как золотая орда, все сметают, и после них на земле свалка: бутылки, консервные банки. В жаркий день, кстати, бутылки, как линзы, зажигают сухие травы, начинаются пожары. И туристы все берут "на память", рвут самые крупные цветы. Во времена моего детства ромашки были с блюдце, колокольчики со стакан, а сейчас?!
- Да, массовый туризм наносит ущерб природе, - согласился я.