Полуночники
Не стану много болтать о ее красоте - это надо видеть. Скажу только - у нее волосы цвета свеклы и взбиты в пышную копну, а фигура… всего в изобилии - обнимешь, так все есть, не то что разные рахитичные дамочки. Словом, она в моем вкусе.
Я обалдел от нее сразу. Я тогда только сменил напарника Кольку, заступил в ночную смену; залил горючее в бачок самосвала и покатил к заводу за щебенкой. Погодка стояла что надо, на вечернем шоссе - ни души. Кручу себе баранку, насвистываю мотивчик. Вдруг она - стоит у дороги, тянет руку. Я вначале думал, легковушке какой сигналит. Взглянул в зеркало - за мной никого. Притормозил.
- Чего тебе? - говорю.
А она:
- Вы прямо едете?
- Ясное дело.
- Подвезите, пожалуйста. Полчаса ни одного такси.
- Забирайся.
Полезла она в кабину, и вот тут-то я и заметил ее потрясающую грудь и классные ноги. Меня прямо в жар бросило, а точнее - шибануло током. Она положила сумку на колени и давай смотреть куда-то мимо меня, точно я пустое место.
- Что ж вздыхатели не провожают? - трогаясь, прохрипел я. У меня немного перехватило дыхание.
- Я с работы.
Голос негромкий, ленивый, но я-то знаю, такие толстушки только с виду вафли, а внутри - сама страсть.
- Ну что ж? Все равно, - схитрил я, работая под простодушного, бесхитростного парня. Хотел узнать, есть ли у нее хахаль, и заодно дать понять, что я порядочный человек, не какой-нибудь там пройдоха.
- Сейчас мало кто провожает, - протянула она, - да и нет у меня никакого вздыхателя. Я слишком полная, не очень-то нравлюсь. Такие, как я, разве что на любителя.
Она взглянула мне в глаза, и озноб так и побежал по моей коже - в ее глазах бегали чертенята. "Напрашивается на похвалу, - мелькнуло, - а может, в самом деле, страдает, дуреха!"
- Как же без любви живешь?
- Так и живу… Да я в любовь-то, и не верю. И вообще в то, что говорят мужчины. Они все добиваются одного и того же. Им лишь бы развлечься. Вы все одинаковые, только и знаете…
Она решила меня обезоружить, но я ловко сменил пластинку:
- Как тебя зовут?
- Цветана.
- Ты что, не русская?
- Наполовину татарка.
"Так я и знал - гремучая смесь!" - мелькнуло в голове.
- А работаешь где?
- На ткацкой фабрике. Мотаю нитки. А по вечерам учусь в техникуме… А почему вы работаете по ночам? - наконец повернулась ко мне.
- Смена. Неделю ночью, неделю днем.
- Наверно, спать все время хочется?
- Да нет. Высыпаюсь днем… Ночью работать спокойней.
Это и на самом деле так. Шпаришь все время за восемьдесят. Правда, в полночь устраивают засидки гаишники. Обычно они стоят где-нибудь в тени, но встречный транспорт уже предупреждает, сигналит фарами: "сбавляй скоростишку". И, само собой, проходишь пост как надо. Ну а прищучат, всегда можно договориться, они ведь тоже люди. "Виноват, мол, начальник, так и так, план подгоняет". Главное тут болтать без умолку, показать, что сечешь обстановку и власть уважаешь - это они любят. Ну, а уж если сильно напортачил - отдай, что положено. Вообще к профи ГАИ относится мягко, ведь права - наш хлеб. Другое дело любители, тем - развлечение, их надо прижимать, а то раскатались!
- Ну вот и мой дом, - она протянула руку.
Я взял к обочине, заглушил движок. Она посмотрела на меня и улыбнулась одними глазами.
- Большое спасибо.
- Да ладно, чего там! Ты это… очень спешишь-то?
- А что?
- Может, покатаешься со мной? Одному скучновато. Давай, а? С тобой интересно болтать. Через часик подвезу сюда снова…
- Ну, хорошо. Подождите, я только тетку предупрежу.
Спрыгнула с подножки и пошла.
"Ну и ну, - думал я. - Такая роскошная баба пропадает… Придет или нет?" Внутри всего скрутило, но я закурил и взял себя в руки. "Вернется. Парень-то я видный, такие на дороге не валяются. Сейчас сделаю пару рейсов к заводу, залью ей пока о том о сем и махну куда-нибудь на окраину. Уж там-то ей не отвертеться, ведь я не совсем осел".
- Только недолго, хорошо?
Я вздрогнул точно от удара. Она стояла около двери. Стояла и раскачивалась и смотрела мне прямо в глаза.
- А то мне рано на работу.
- …Расскажите о себе, - проговорила она, когда я повернул в сторону завода.
И вот тут я дал маху. Сам не знаю, как так получилось, но ничего не мог из себя выдавить. С другими болтал без умолку. Уж что-что, а здесь я мастак - язык у меня подвешен как надо. Бывало, раскочегарюсь - не остановить. И вот надо же! Когда позарез нужно было болтать, язык мой не двигался, точно приклеенный. Хоть убей - ничего не мог вспомнить стоящего. Она ждала, смотрела на меня, а я мямлил что-то о своей работе и о том, что я холостяк - нес всякую муть, что-то вроде автобиографии в дешевом варианте. Да еще поплакался, сказав: "кто нравится мне, тому я не нравлюсь и наоборот". В общем, болваном, вот кем я был. Открывал и закрывал рот, мне прямо не хватало воздуха. Но она молодчина: то ли усекла, что со мной творится, то ли ее разбирало любопытство, только сама пошла навстречу, улыбнулась, стала расспрашивать, давно ли работаю, был ли женат?
- Что холостяк и так видно, - сказала. - Женатый мужчина всегда ухоженный, а у вас пуговицы еле держатся.
Промыв мои косточки, она стала довольней, замедленными движениями поправила свои волосищи, натянула на колени юбку, потом тягуче пропела:
- Вы любите кино?
Я редко ходил в кино. Раза два в год, но, чтобы в ее глазах не прослыть совсем темным, сказал, что люблю.
- И я люблю. Только в кино все приукрашено. Все не так, как в жизни, - ее голос доносился откуда-то издалека, густой, ровный, ленивый. Она говорила о кино, а я посматривал на нее и думал, как бы стиснуть ее покрепче.
Подкатив к заводу, я быстро загрузился и двинул на стройку. Совсем стемнело, приближалась ночь. Я немного освоился, снова закурил и, стараясь быть веселым, сказал:
- В воскресенье пойдем, что-нибудь посмотрим.
И одной рукой попробовал ее обнять, как бы невзначай, без всяких там задних мыслей, как бы по-свойски, мол, видишь, как здорово вдвоем кататься, да и кино мы оба любим. Она сделала вид, что не заметила, и я запустил руку дальше, но она ее остановила и продолжала о кино как ни в чем не бывало.
Когда ссыпал щебенку на стройке, в башке крутилось одно - куда нам деться? И перебирал ближнюю окраину, припоминал укромные местечки.
Я остановил машину за городом, около какой-то заброшенной хибары.
- Надо остудить перегретый движок, да и подустал я немного, надо бы размяться.
Мы вылезли из кабины. Не помню, как она очутилась совсем рядом, помню, что сжал ее и почувствовал под платьем упругие груди - они были как надувные шары. Само собой, я впился в нее губами, а когда отпрянул, она только подавила вздох:
- Ах!
Я понял, что можно действовать дальше. Она особенно не противилась, немного поломалась, конечно, но так для вида, для приличия, потом сама набросилась на меня. Она вся дрожала от страсти, ее руки сжимали меня и снова слабели.
- Ну как же так сразу, - шептала.
А я зря времени не терял, все больше завоевывал ее тело. Прижал к забору и целовал мягкие, горячие губы.
- Нет, нет, - бормотала она, но я-то понимал, что это означает совсем другое.
И тут, как назло, в хибаре вспыхнул свет и я увидел, что мы в саду какой-то дачи.
- Грабители! - завопили в комнатах.
Этот дурацкий крик пронесся через весь сад и отразился от забора полчищем визгливых крикунов. Залаяли собаки, захлопали двери. Все полетело насмарку, пришлось сматываться.
Назад пилили молча. Подъехав к ее дому, договорились встретиться назавтра там же, на шоссе. Напоследок я стиснул ее покрепче, и она уже совсем не сопротивлялась.
По дороге на базу меня так и трясло, я все ощущал ее пылающее, раскаленное тело. Как вспомню ее роскошную грудь - начинаю вслух бредить. Когда я подкатил к базе, было светло, и Колька, мой напарник, уже сидел в каморке.
- Колюх! К отличной девчонке прикололся, - выпалил я.
- Не возникай! Все они, твои девицы, определенного толка. Все трясогузки. Им бы только голову тебе морочить.
Это верно, только от них, от женщин, я и терял башку.
- Вот и соображай! Тебе жена нужна. Капитально. Нечего разбазаривать себя. Женатый парень и одетый, и сытый. Да и живется легче - все делится пополам… горести, к примеру. От женитьбы всегда польза - повезет, так заживешь припеваючи, а нет - так поумнеешь.
С женой, точно, пока не везло, хотя я об этом подумывал. Но я не отчаивался. Женщин для семьи вокруг полно. Надо только не уставать искать. Да и куда спешить?
Так вот, о Цветане. Короче, втрескался я в нее по уши. Мы договорились встретиться поздно вечером, а я готовился чуть ли не с утра.
Обычно по утрам редко у кого хорошее настроение. У меня так его никогда не было. И не только после ночной работы - всегда вставал с левой ноги. Мне разная чертовня снилась: как я живу где-нибудь на острове в окружении множества красоток, одна лучше другой. Но тогда я вскочил часов в десять как огурчик. Только лучше бы уж и не вставал - весь извелся, пока стемнело.
Приехал пораньше - смолю одну сигарету за другой да планирую, куда Цветану завезти. Ко мне нельзя - мать дома. Раза два, когда ее не было, привозил девиц, так потом соседи неделю трезвонили: распутник мол, такой-сякой, заявим в милицию. Уж лучше опять за город, только подальше, в лесок.
Наконец подошло время, а ее нет. "Может, передумала? - мелькнуло в голове. - Да вряд ли. Вроде расстались нормально. Наверно, выдерживает время, так, для фасона. Нет, вон идет. Молодчага! Так и надо! Настоящая женщина приходит вовремя, это разные копуши опаздывают, а резину тянут - вертихвостки. Ух ты, а разодета-то! Вид обалденный! В красном платье, как пожарка. И взгляд приковался ко мне".
Подошла, поздоровалась, и я так и расплылся. Она ждет, что я скажу, а у меня рот до ушей, рассматриваю ее, как невидаль какую. Да так оно и было: платье-то на ней было узкое, и грудь прямо разрывала ткань. Какая-то сумасшедшая грудь! Она не давала мне покоя. Когда я смотрел на нее, земля уходила из-под ног. Я же говорю, она была очень полная - как раз то, что я особенно люблю.
В ту ночь я шпарил вовсю. Быстренько сгонял на завод и стройку, и не успела Цветана и глазом моргнуть, я уже подкатил к леску. Ну и пошло, поехало. "Прогуляемся, погодка - блеск!" - а сам рукой туда-сюда по ее бедрам. Она только вздохнула:
- Ах! - и под моим натиском сдалась.
Тут уж мы впились губами друг в друга. "Теперь нас никто не оторвет", - мелькнуло.
Потом, покуривая, я подумал, что слишком просто все получилось. "Наверно, у нее такое бывало не раз". Особенно я решил не расспрашивать, чтоб не ревновать к прошлому. Я, кстати, ревнивый до чертиков. Как все бабники. Но все-таки вякнул:
- Ты что, частенько так?
Она глубоко вздохнула:
- Не думай обо мне плохо… Почему-то все вы такие… Не уступаешь сразу - для кого бережешься? Недоступных называют ханжами, а доступных - шлюхами.
Она отвернулась.
- Да это я так, к слову. Мне-то это до лампочки. Я ни капли не ревнивый.
Она еще раз вздохнула и вдруг зашептала:
- Дурачок, мой черноглазый. Я сразу поняла, что ты не такой, как все, - и заласкала меня до мурашек.
По дороге к ее дому она тихонько напевала, иногда прерывалась и что-то рассказывала о кино и какой-то своей подруге.
Я был развеселый - слов нет. Четко. Если уж я захотел - кому угодно понравлюсь. Я считаю, к каждой бабе можно подобрать ключик. Надо только терпенье, а куда спешить? Больше скажу, нет недоступных женщин - есть скучные мужики. Вот так вот.
Проводив ее домой, я небрежно бросил:
- Завтра на том же месте.
Она улыбнулась и кивнула.
"Особенно волочиться за ней не буду, - решил я, забираясь в кабину. - Покручу немного, а там придумаю какую-нибудь легенду и отвалю. Мне жену надо подыскать. А то привыкну еще, потом трудно будет рвать. Я себя знаю. Мне привязаться - раз плюнуть. Затащит девчонка к себе, и начнется - там гвоздь вбить, ведро вынести. Дальше - больше. Остался на ночь, а там - заботливо завтрак и ласки разные. Смотришь, ты уже охмурен. Нет уж, дудки!"
Но странное дело, я и не заметил, как она опутала меня. Ничего не мог с собой поделать, она околдовала меня своей леностью. Много я думал, как это произошло? Но толком ничего не разобрал. Скорее всего она на самом деле в меня втюрилась. Вот так сразу в темноте, ведь мы и лица друг друга плохо различали. А на свету уже стала смотреть на меня как-то уводяще. Я вижу - баба испеклась, неровно дышит, ну и стало мне мерещиться, что и я в нее того.
Так или сяк, но прокатали мы с ней ночами целую неделю. Я уже немного успокоился, хотя ее фигура по-прежнему сильно волновала меня. Только теперь мне этого показалось мало. Захотелось чего-то еще - видеть ее больше, что ли. Да и с ней было по-настоящему здорово. Она, как никто, была нежная. Такая спокойная, ласковая кобылка-простушка. И что меня особенно притягивало - никуда меня не тянула, ничего не требовала… В конце концов я говорю:
- Мы это… в воскресенье в кино хотели сходить, ты не передумала?
- Ах! - еле слышно выдохнула она и опять радушно так, ласково: - Конечно, черноглазый мой! Давай днем. Я хоть на тебя днем погляжу, а то мы все ночью, как жулики какие…
В воскресенье я прифрантился: надел новую рубаху, пиджак - все как положено. Одеваюсь, а сам думаю: "Эх, и почему мой отец не крупный начальник? Жил бы сейчас припеваючи, уж ясное дело, не вкалывал бы по ночам". Хотелось шикануть, подрулить на своей машине, укатать Цветочек на дорогах (я Цветану Цветочком звал) и в собственную квартиру. Часок проклинал отца, что он ничего не добился, часок нафуфыривался, потом еще прикидывал, в какой кабак после кино податься, а времени до свиданки все еще уйма.
Мы договорились на два часа, но в начале первого я выскочил из дома. Приплелся к кинотеатру, взял билеты, жду. Половина второго, без четверти, без десяти - проклятые стрелки топчутся на месте. Наконец-то два! А ее нет. Пять минут, десять - не идет. Все глаза проглядел - не видно. До этого всегда точно приходила, и вот тебе раз! Как-то не по себе мне. Дрейфлю стою, как мальчишка. А что дрейфлю, и сам не знаю. И чего мне без нее так паршиво?! Совсем что-то раскис, слизняк, а не парень. Встряхнулся, решил - баста! Сейчас отчитаю ее, чтоб в следующий раз вприпрыжку бежала. Со мной такие штучки не проходят. Такие номера пресекаю сразу, а чуть что - пока! Только меня и видели.
Я уж начал подбирать резкие словечки, смотрю - спешит моя толстушка. Подошла запыхавшаяся. Рот открыт, дышит часто:
- Прости, милый… Я бежала… От самой остановки.
Стою я остолбенелый. Она при свете-то вся в веснушках. Не волосы, а оранжевая грива. А глаза, как янтарь с крапинками. Красавица - другого слова нет, я чуть не ослеп от ее красоты. Не мог и подумать, что мне так подфартило. Ну, а фигура при свете еще пышнее, чем в темноте. Особенно известная часть тела. Смотрю я на нее, она на меня. Приветливо смотрит и нежно:
- Ах! - выдохнула. - А ты ж синеглазый! Синеглазый мой! - и чмокнула меня в щеку.
О чем фильм не помню, мне было не него, меня переполняли нешуточные чувства, я, можно сказать, второй раз втрескался в нее. Но раньше только и думал, как бы затащить ее в укромное местечко, а сейчас и просто сидеть с ней было приятно.
После фильма я предложил освежиться, выпить сухого.
- Как хочешь, милый.
Только разве в наши кабаки в воскресенье попадешь?! В общем, потыркались мы в две-три забегаловки и плюнули на это дело. Только я хотел заикнуться про лесок, на природе распить бутылку вина, как она пропела своим плывучим голосом:
- Знаешь что, милый? Если хочешь, давай купим вино и пойдем ко мне. Я живу с тетей, она тебе понравится.
Понравится! Надо видеть эту молодящуюся развалину с откляченным задом! Страхолюдина! В ярком цветастом платье, как клумба. Каждый тюльпанчик на платье с ведро. Таким цветочком убить можно. А имя! Элеонора Брониславовна. Умора! Я-то ее "ведьмой" прозвал. Водянистые глаза, ватный рот, и тоже грудастая. Наверно, раньше ее груди напоминали бастионы, а теперь болтались, как дыни в авоськах, то есть выглядели сдавшимися бастионами…
Тетка совсем выжила из ума. Тащила с собой весь мешок печалей, и только и знала пускать без причины слезу. У нее прямо глаза были на мокром месте. А то вдруг ни с того ни с сего как захохочет. С ней частенько такое бывало.
Когда я вошел, она оглядела меня придирчиво, как лошадь на базаре, и засмеялась дребезжащим смехом. "И где ты такого подцепила?" - говорила вся ее рожа. От всяких кремов ее кожа напоминала шелуху картошки. Цветочек потом сказала, что она двадцать лет потратила на выведение прыщей.
Тетка произнесла свое имя и зашаркала накрывать на стол. Она тоже с нами выпила и начала поправлять прическу такими же сонными движениями, как Цветочек. Прихорашиваясь, она завела тягомотину:
- Проклятое время! Понимаете, что я хочу сказать? Оно так быстро бежит. Когда-то я тоже собиралась выходить замуж, но законы небес…
Тоже! Как будто я свататься пришел. Может, ей Цветана чего напела? Я взглянул на свое сокровище - жует, улыбается как ни в чем не бывало.
- …Собиралась замуж, - бубнила тетка, - да потом прикинула: надо готовить супы, а я пила только кефирчик. Да и друзья к мужу станут приходить. Начнут допоздна выпивать, играть в карты, а я спать люблю. Вы, Алексей, верите в сны?
Кстати, в другой раз тетка рассказала противоположное: что трижды побывала замужем, но ее мужей никто не видел, потому что один был капитаном дальнего плавания, второй - страшно засекреченным, а третий - "очень умным, он ни с кем не общался, всех считал дураками". Рассказала, объяснила свои браки чьим-то вмешательством с небес и закатилась в хохоте. А через пару дней, забыв всю эту ахинею, тетка уже говорила, что является глубокой девственницей. Цветочек потом подтвердила, что она со странностями - "знакомится с мужчинами по телефону, но никогда не встречается".
Все было бы неплохо, если бы этот чудной тетке не втемяшилось в башку, что я приперся свататься. Она выуживала из меня, прилично ли я зарабатываю, допытывалась, как думаю жить: с родителями или строить кооператив. А когда Цветочек пошла переодеваться в другую комнату, тетка кивнула на племянницу и, подмигнув мне, протянула:
- Вы, Алексей, заметили, у Цветанки нестандартная фигура… Ну, как вам объяснить… Я считаю, любимого тела должно быть много.
Тетка вроде создавала рекламу, и я понял, что за этим крылось, куда она клонит. (Она, кстати, была не такой уж чокнутой, даже сообразила после обеда смотаться погулять.)
Вначале я, как всегда, хотел поставить точку - вякнуть, что я не подарочек, а потом думаю: "с какой стати? Она ей набивает цену, а я что - рыжий?". Я по природе человек спокойный, но здесь меня заело, и я вспылил. Решил не оставаться в долгу и выдать ей все прямо в глаза. Повысив голос, я сказал, что работу люблю, деньжата бывают, да и возраст в норме, то есть уж знаю, чего хочу и есть силенки, чтобы это сделать. Четко. Потом чуть коснулся своего быта и рассказал про старушку мать.