Я успеваю привыкнуть к тому, что снова наяву вижу ее. "Здравствуй, Меир, привет всем. Чудесно снова быть с вами. – Дана целует всех, обнимает Рахель, которая почему-то краснеет и шепчет ей на ухо какое-то объяснение. Дана продолжает: – Ну вот, вернулась к вам. Видите, как выросла Маор". Девочка осторожно шагает рядом с матерью и держит в руках какой-то не знакомый мне прибор. Произносимые ею слова не очень понятны. "Натан шлет вам много добрых слов, если считать, что он не очень-то щедр на них. Расскажу вам о всех наших путешествиях и о будущих планах. Но сейчас мы с Маор очень устали и к тому же голодны". Рахель шепчет мне: может, стоит пойти в ресторан. Я же говорю громко, что надо торопиться домой. Ярод подъезжает на машине, грузит багаж, ведет машину с подчеркнутой аккуратностью. В машине Рахель и Дана не перестают разговаривать, выражая волнение по поводу любой детали. Подъезжаем к дому. Маор уснула, и я беру ее на руки. Ярон спрашивает, куда сейчас ехать. Рахель удивляется ему: что с тобой, мы же приехали. Поднимаемся в нашу квартиру. Дана хочет проверить, подходит ли еще ее ключ к замку. Рахель говорит, что замки мы не меняли. "Все, что было заперто, и все, что было открыто, так и осталось. Ярон спрашивает, куда отнести вещи. Дана выбирает крайнюю комнату, которая соединена с туалетом и ванной. Дана выглядит такой же красивой, какой была, но менее мне понятной.
"Натан вернется, когда он вернется, – говорит Дана, и эта фраза мне очень нравится. – И пока проясняются его планы, я бы хотела жить с вами". Ярон выходит из комнаты, рассказать, может быть, что-то Шломо и Шахару. И я, который не искал себе еще женщины, тем более замужней, оказываюсь в их весьма веселой компании.
Вечером иду рано в постель обдумать ситуацию и будущие шаги. Невозможно знать, когда вернется Натан с новыми указаниями, и потому надо быть ко всему готовым. До комнаты доносится оживленный разговор Даны и Рахели и голос Ярона, беседующего по телефону со Шломо. "Чего надо так волноваться-то? – спрашивают женщины друг друга. – Отдельная спальня, отдельно туалет и ванная. Захотим, будем трапезничать вместе, читать вместе, беседовать с Меиром и Яроном. Несколько поколений в одном доме, две семьи, близкие и радующиеся этой близости. Никаких опасных ситуаций. Только общая дружба". Я-то думаю, что Дана приехала не только поэтому. Но пока она остается той же знакомой мне Даной, за исключением прически, и говорит, что ей здесь хорошо с нами, у меня нет никаких возражений. Пусть делает все, что ей захочется, тем более что Рахель согласна со всем, что Дана делает.
Просыпаюсь после нескольких часов сна и вижу, что Рахель еще не ложилась. Иду их искать и нахожу обеих, дремлющих в креслах в салоне. Вероятно, заговорились и заснули.
Дана просыпается, может быть, от моего взгляда. Указывает на спящую Рахель. Делает знак, чтобы ее не будить. Проявляет ли трогательную заботу? Подходит ко мне. Как говорится, сна у нее ни в одном глазу. Шепчет мне: "Как хорошо быть тут, с тобой, да и со всеми. У меня было чудное путешествие, особенно в те дни, когда Натан давал мне возможность один на один с Маор. Он намного более напряжен, чем ты думаешь, Меир. И трудно в таком состоянии получать удовольствие от новых мест. Что ж, можно понять, почему он так нервничает. Все, что у него есть, он поставил под угрозу в прямом смысле слова. Ты еще услышишь от меня подробности. Я приехала раньше намеченного времени, чтобы объяснить тебе ситуацию и подготовить к будущему. Я привезла фотографии редкого исторического материала, который Натан достал, и нужно, чтобы ты его глубоко изучил. Но отложим на несколько дней эту нелегкую работу и будем вместе радоваться жизни, как будто нет у нас никаких забот". Она целует меня в щеку, быстро оглядывается на спящую Рахель, пожимает мне руку и уходит в свою комнату.
– 58 -
Рахель сообщает мне, что она беременна. Меня охватывает волнение и радость. Когда в последний раз я был уверен в своей радости? Понятно, что есть повод для беспокойства. Неясно мне, смогу ли я быть отцом еще одного ребенка. И не каждый ребенок так рассудителен и приятен, как Ярон. Теперь я должен буду возиться с ребенком со дня его рождения и не смогу заниматься лишь потребностями Рахели и Даны. Рахель рассказывает Ярону о своей беременности. Он ужасно растроган. Целует ее и говорит: "Я так хотел братика или сестричку, но не знал, можно ли с вами на что-то надеяться". Он обнимает меня, отрывает от пола и говорит, что не отпустит, пока не пообещаю ему всегда быть добрым отцом, таким же, как сейчас.
Рахель и Дана не перестают беседовать, то шепотом, то громко, переходя из комнаты в комнату. Не помню, таких громких, даже шумных бесед в квартире, где мы жили. Может, это новая квартира усиливает голоса. Иногда я вижу, что Рахель лежит на большом диване в салоне, а Дана сидит рядом с ней, и они вместе читают вслух, беседуют или бормочут что-то непонятное. Дана все больше занята делами всего дома, а не только своей комнатой. Не раз она готовит обед для всех и еще спрашивает, что мне приготовить отдельно. "Тебя не коробит, Меир, что я немного буду заботиться о тебе. Ты достоин этого. Ты принял меня в ваш дом, а теперь собираешься привести в этот мир нового ребенка. Я восхищаюсь тобой, Меир. Погляди, куда исчез сильный Натан, а где теперь ты. Ты сторож всем нам, верный наш Меир, – патетически восклицает она. – Две семьи зависят от тебя. Хотела бы я тебя обнять, но Ярон предостерег меня от таких опасных начинаний. Он считает, что ты можешь снова в меня влюбиться. Ладно, я в общем-то шучу, но это большое счастье – иметь таких близких, как Рахель и Ярон. И вообще, почему я столько болтаю? Я ведь лишь хотела тебя спросить, что ты предпочитаешь к обеду. Рахель сейчас немного слаба, и все мы должны ей помогать. Так что я в твоем распоряжении почти весь день. Остальное время я занята с Маор".
Теперь я не должен все планировать. Посмотрим, как будет развиваться беременность Рахели. Ярон говорит, что пришло время серьезной учебы. "Я хочу целый год заниматься иудаизмом с тем, кто знает хорошо этот предмет, – Ярон, вероятно, намекает мне на то, что люди переоценивают мои знания. – Только после этого я решу, чем заняться в жизни. Даже идеи Шломо и Шахара в бизнесе не столь для меня важны. Пришло время, чтобы хотя бы один из нашей семьи изучил Тору всерьез. Как можно оставаться такой, как мама, а главное, таким, как ты? Воспитание ваше вовсе сбило меня с толку". Возможно, Ярон прав. Понятно, что я не буду мешать его занятиям.
Дана и Рахель получают удовольствие от общения. Я почти их не беспокою. Они выходят вместе за покупками, главным образом за продуктами, может, и развлекаются где-то. Рахель все время удивляется финансовым возможностям Даны. "У нее кредитная карточка, на которую она может все купить. Я бы не поверила, что Натан дает ей такую свободу в покупках, он всегда относится к чужим тратам. Помнишь, как он требовал от Рины недельные отчеты о расходах?" Я слышу ее разговоры с Даной: "Ты хочешь сказать, что все, что тебе понравилось, ты можешь купить? Просто зайти и подписать? Вероятно, Натан в тебя влюблен намного сильней, чем я думала".
Может, Дана ожидает от меня большего внимания к Маор. Несомненно, девочка красива и приятна. Она дарит мне такие умные улыбки. Не только, когда я с ней умничаю или играю. Это улыбки обещания и приобщения к моим мыслям, но я не думаю, что она во мне нуждается, да и мне не помешает небольшой отдых. Можно просто сидеть в кресле и любоваться с высоты нашего этажа широко раскинувшемся в пространстве городом, немного вздремнуть, не совсем внимательно прислушиваться к собеседнику, тем более отвечать ему. Меня влечет покой то одной, то другой комнаты. Попросят, я перейду в другую комнату или отдохну где-нибудь в углу. Теперь мне ясно, что не нужно вмешиваться во все, что происходит в нашей большой квартире.
Вечером нахожу Дану растроганной. "Натан звонил. Очень по мне соскучился". Рахель как обычно в такие минуты тоже волнуется, краснеет. "Он спрашивает, как ваше здоровье и когда Маор выучит что-нибудь новое".
"А что он хотел передать мне?" – вдруг спрашивает Рахель к моему удивлению.
"Желает тебе счастья в связи с твоей беременностью", – отвечает ей Дана.
Ярон спрашивает, не хочу ли я поговорить с Натаном. Я не думаю, что это необходимо, поэтому я бормочу что-то невразумительное сыну и ухожу в другую комнату. Но тут вдруг входит Дана и просит меня подойти к телефону. "Прислушайся к голосу Натана. Он кажется мне странным. Ты ведь знаешь его голос дольше всех нас. Ты обязан сказать мне, что происходит". Я слушаю. Натан кажется мне немного усталым. Голос его отдален, но я помню, что у него всегда было тяжелое дыхание. "Пришло время приехать тебе ко мне. Когда в последний раз ты ездил заграницу? Мне кажется, что ты слишком пассивен в серьезных делах". Я начинаю серьезно волноваться. Натан настаивает на том, чтобы я поведал его навестить. Это может быть достаточно изматывающая поездка, но попрошу Ярона поехать со мной. "Может быть, Ярон полетит со мной. Это облегчит все путешествие". Натан согласен: "Хорошая идея. Приезжайте ко мне оба, в Лондон. Дана достанет билеты и даст немного денег. Стоит поторопиться. Думаю, через пару недель я ограничу возможности ее кредитной карточки, чтобы уменьшить расходы".
Ярон рад. Говорит, что это последняя возможность перед тем, как он будет по горло занят на службе в военном учреждении и на занятиях иудаизмом. "Успеем вернуться к родам мамы. Не знаю, как ты, отец, а я обязан быть здесь, когда появится новый ребенок. Я уже волнуюсь. – Он обнимает меня и снова отрывает от пола. – Погляди, какую чудную квартиру ты добыл для нас. Благодаря тебе, отец, всем здесь легко и приятно".
Я рассказываю Рахель о предполагаемой поездке. "Ты знаешь, как я хотела, чтобы мы поехали вдвоем. Но Ярону не помешает побыть с тобой, именно сейчас. Мы с Даной будем растить здесь двух деток в течение нескольких недель. Маор и того, кто должен родиться", – говорит Рахель и сама смеется над своей шуткой.
– 59 -
Дана предлагает мне заняться привезенным ею материалом. "Натан просил, чтобы я приехала и убедилась, что ты, изучив материал, согласишься навестить его и что ты в хорошем состоянии. Естественно, я согласилась. Хотя я бы приехала и без повода, мне хорошо с вами".
Она извлекает из до сих пор закрытого на замочек портфеля кипу бумаг. Говорит, что Натан не разрешал ей читать самой то, что я должен прочесть. "Это материал, переснятый из престижного журнала, пользующегося наибольшей популярностью среди коллекционеров Европы. Натан объяснит тебе точные детали. Речь идет о мемуарах, написанных королем Франции, находившемся в английском в четырнадцатом веке. Сам факт плена особенно вдохновляет Натана. Он считает, что способен совершить воистину переворот в понимании истории последних столетий. Тут сконцентрирован весь материал о сложных взаимоотношениях между Англией и Францией. Ты ведь знаешь, что Натана невероятно интересует лишь то, что происходило в этих двух странах".
Я слушаю Дану и удивляюсь тому, что все ею сказанное не сбивает меня с толку. Хотя Натан и намекал несколько раз о занимающих его исторических событиях, я не мог ебе представить, что он интересуется редкими мемуарами короля Франции. Дана говорит, что мне следует сейчас сесть на несколько часов ("Несмотря на то, что ты не привычен к этому, не считай мое требование оскорбительным, я должна сделать то, что требует Натан".) и не отрываясь прочесть весь переснятый материал. "Представь себе, что это всего лишь считанные страницы из мемуаров. Давай кликнем Рахель, чтобы она не заподозрила, что мы секретничаем, обсуждая ее беременность", – говорит Дана и внось мне улыбается.
Зовем Рахель. Она просит подождать и Ярона. Не понимаю, почему она так разволновалась. Может, беспокоится, что Натан собирается изменить наше такое безоблачное существование. Примерно через час является Ярон и Дана раскладывает пронумерованные листы, объясняет, что каждый лист переснят с французского оригинала и переведен на иврит. Перевод Натан заказал в Лондоне и большого специалиста. Она будет читать нам прямо перевод, хотя начала учить французский язык. Правда, Натан сказал ей, что Меир никогда особенно не отличался знанием языков.
Фрагмент из дневника короля Франции, находившегося в плену на земле Англии
Я спас Париж, но потерял свою честь. Англичане все еще не понимают моей системы. У них король или побеждает, или погибает, или вообще не выходит на войну и остается со своими женами. Но я понял, что на этот раз мы проиграем, и если так, почему не проиграть сразу же? Кому нужны все эти пожары, трупы, разрушенные прекрасные дома. Я испортил им все это удовольствие – просто сдался. Как пища, которую поглощают стоя, как принц, который не становится королем. И что им осталось завоевывать, после того как они меня заполучили? Когда король в их руках, нет нужды захватывать земли.
Никогда я не любил воевать, мне вообще не понятно, почему от короля ожидают только воинственности. Королю следует лишь планировать сражения, не вдаваясь в детали. Но британский принц наслаждается каждой минутой. Они называют его "черным принцем". Ничего его не интересует, кроме победы в битве. Но что он хочет от меня, не знаю. Кажется, и отец его, король Англии, тоже до конца его не понимает. Ведь захватить Францию он не сможет. Ну, может быть, захватит один замок, другой, сожжет целую область, но Франция останется к нему равнодушна. Она с трудом готова терпеть мою королевскую власть.
Есть еще и другая возможность. Может, весь военный поход Англии имел единственную цель – захватить меня. Они знали заранее, что я пойду на них войной вместе с моими сыновьями, чтобы солдаты мои радовались, глядя на меня. Англичане хотели захватить меня в плен и унизить нашу армию и наших рыцарей. Они знают, что настоящее королевство существует только во Франции. Это самая большая их зависть. Она просто съедает их. В Англии король перестал быть истинным королем в полном смысле слова. Он должен принимать в расчет этих странных представителей народа. Они планировали привезти меня в Лондон, чтобы вспомнить, как ведет себя настоящий король. Они хотели показать на улицах короля, чтобы соблазнить английский народ вернуться к сильной королевской власти.
Как будут выглядеть будущие войны между англичанами и нами? Остальные короли Европы очень боятся, что мы прекратим эти войны, ибо тогда мы займемся ими. И я решил разобраться в англичанах на их собственной территории. Думал, что таким образом пойму, в конце концов, почему они хотят захватить Францию, или же как их победить раз и навсегда. Но я в Англии уже семь месяцев и абсолютно не продвинулся в этом деле. Каждое утро кто-нибудь из советников английского короля является доложить мне о моем положении, сколько денег сумел собрать мой сын, принц, чтобы меня освободить, и как идут переговоры с моими военачальниками. О чем англичане говорят со служаками, оставшимися во Франции? Я ведь нахожусь здесь, и только переговоры со мной могут считаться переговорами с Францией, которая вместе со мной перешла на территорию Англии, но они пока еще этого понять не могут.
Король Англии меня почти не приглашает. Назначил мне приличную команду слуг. Они даже стараются мне готовить вкусную пищу (хотя так не разу и не сумели как следует воспользоваться запахами еды, правильно нарезать овощи и хлеб. Управляться с ножами и острыми приправами они вообще не умеют). Сам король старается мне не видеть. Может, он ожидает, что я проявлю инициативу, но я ведь его гость, его пленный, он обязан меня пригласить. Может, он меня ненавидит, ведь из-за меня его сын вышел на войну. Может, он боится меня, ведь совсем не просто Англии выдержать двух королей. Мне ясно, что после нескольких лет плена я смогу тоже претендовать на право быть здесь королем. Не только же англичане могут властвовать над Францией, есть и у французов права в Лондоне.
Испортил я им все. Сдался еще до начала войны. Лишил их множества битв и вообще большой войны. Я полагаю, что многие французы смеются над моим пленением. Они предпочли бы, чтоб я погиб в бою. Она не знают, что, сдавшись в плен, я спас многим из них жизни, ограничил разрушения. А теперь вопрос: в чем все же я остался их король? Может, в том, что их спас. Или тем, что они должны выкупить меня из плена по повышенной цене. Или тем, что они посылают мне вопросы и ждут моих советов. Или, в конце концов, тем, что я был их королем.
Что делает такой король, как я, в плену? Ест меньше, чем полагается его королевскому величеству, получает удовольствие от прогулок, засыпает только к утру, много спорит с собственными воспоминаниями, беседует с приставленными к нему английскими советниками. Я испортил им войну, а они испортили мне плен, превратили мое изгнание в странное скучное занятие, в стыд, в пустое времяпрепровождение. Они мне ни в чем не отказывают, ни в желании встретиться с кем я хочу (за исключением самого английского короля, но и он изменит со временем свое поведение), ни в особой пище, привозимой из Франции, ни в женщинах, ни в передаче писем, которые шлют мне мои сыновья. Может, они надеются, что я останусь здесь навсегда, или наоборот, они напуганы, что плен окажется для них провалом, и желают, чтобы я поскорее отсюда убрался.
Несколько часов в неделю я записываю свои размышления. Полагаю, что эти записи останутся навсегда, как доказательство вражеским королем его победы. Я пытаюсь рассказать самому себе о том, чем я здесь занимаюсь, подвести итоги времени моего властвования, заложить основы дальнейшего существования во Франции королевской власти и будущих побед в войнах. Я одержу победу с помощью моего дневника. Есть простой человек, который ведет свой дневник и мечтает в один прекрасный день властвовать, подобно королю. И есть король, как я, который учится властвовать с помощью своих воспоминаний. Я уже понял: все, записываемое мной, и есть то, что устанавливает и определяет будущее, ведь все слова и строки, что я пишу, станут официальным мемуаром Франции. Каждое сражение будет изучаться по моему описанию и каждый закон толковаться по моим словам. Достаточно тех считанных деяний во времена моей власти, чтобы я еще властвовал много лет, ведь я могу использовать много слов, чтобы описать немного дел.
Неясно, сколько еще Европа останется одной в мире. Если французы и англичане не поторопятся, возникнут новые силы. В один прекрасный день мы выйдем захватить или отыскать новые земли, и тут обнаружится, что они захватывают нас. Я бы хотел подготовиться. Кроме меня и коромя Англии (может быть, еще нескольких людей) нет в Европе никого, кто мог бы подготовиться. Меня веселят слова типа "развитие событий" из уст разных "специалистов". Все, что есть, это считанные люди (два-три короля и еще одиночки), которые и есть – всё мышление и всё развитие.