Звонок поставленного на половину пятого будильника оказался ненужным. Я встал раньше и до звонка уже принял душ. В пять минут шестого мы вышли из отеля, опасаясь, как бы про нас не подумали, что мы покидаем отель, не заплатив по счету. Утро было холодное, и меня пробрала дрожь, когда я садился на заднее сиденье машины.
Мы выехали из города, и Дженни повернула на дорогу, идущую к Лондону. Через два километра мы свернули налево и оказались в маленькой очаровательной деревушке с чистыми, опрятными домиками по обеим сторонам дороги. Мы проехали еще километр, потом Дженни, резко развернув машину в обратную сторону, остановила ее на обочине. Она выключила двигатель и показала рукой на маленький домик с голубой дверью.
- Вот здесь он живет, - сказал она, - в доме номер сорок семь.
Дональд достал бинокль и навел его на дом.
По улице уже сновали первые "жаворонки", машины доставляли пассажиров, едущих в Лондон, на станцию. Вместо мальчишки, развозящего газеты, на нагруженном газетами велосипеде появилась старая женщина. Она медленно ехала вдоль домов, останавливаясь, чтобы положить в ящик газету. Следом за ней в своем лязгающем фургоне появился молочник. Он оставлял на крыльцах домов где пинту, где две пинты молока, а иногда пачку яиц или апельсиновый сок. В окнах домов начали загораться огни.
- Командир авиакрыла получил пинту топленого молока и "Дейли телеграф", - сказал Дональд.
Люди в соседних домах давно встали и отправились по своим делам, когда в комнате на втором этаже дома сорок семь наконец загорелся свет. Как только Дональд увидел, что хозяин дома встал с постели, он выпрямился и уже не сводил глаз с дома.
Мне было очень скучно, и я задремал. Проснувшись, я сказал, что нам, наверное, надо бы сделать перерыв и позавтракать, но два профессионала, внимательно следящие за домом, не удостоили меня ответом, считая такое желание слишком приземленным.
В 10.19 из дома вышел худой пожилой мужчина в твидовом пиджаке и быстро зашагал по тропинке. Мне удалось разглядеть большие седые усы. Казалось, его тело - своего рода придаток к усам. Дональд с минуту изучал усача в бинокль.
- Вы когда-нибудь видели его? - спросил он, передавая мне бинокль.
- Никогда, - сказал я, проводив мужчину взглядом до стоянки машины, старой побитой модели "Остин-Аллегро". - Такие усы я вряд ли мог забыть.
- Они, безусловно, выросли не за прошедшую неделю, - сказал Дональд, следя за тем, как Данверс-Смит вывел машину на дорогу.
- Проклятие, - сказала Дженни. - Я развернула машину, думая, что он, скорей всего, поедет в Кембридж, - она быстро развернула машину в другую сторону и поехала следом за автомобилем. Через несколько минут она догнала его и пристроилась метрах в десяти.
Очевидно, Данверс-Смит был не из тех, кто любит ездить с ветерком.
- По-видимому, он уже забыл, что был летчиком, - сказал Дональд.
Минуты через две Данверс-Смит остановил машину у бензоколонки.
- Держись позади него, - сказал Дональд, и Дженни остановила машину сразу же за "Остин-Аллегро".
- Пожалуйста, пригнитесь, мистер Купер, - сказал Хакетт, открывая переднюю дверцу. - Нежелательно, чтобы он вас увидел.
- Что вы собираетесь делать? - спросил я, согнувшись за передними креслами.
- Хочу посмотреть, не клюнет ли он на один старый трюк, которым пользуются жулики.
Дональд открыл крышку бензобака в тот момент, когда командир авиакрыла сунул наконечник шланга в отверстие бензобака своей машины. Дон тоже начал заполнять свой и без того полный бак и вдруг, повернувшись к пожилому мужчине с густыми седыми усами, спросил с добродушной улыбкой:
- Вы случайно не командир авиакрыла Данверс-Смит?
Данверс-Смит тотчас посмотрел в лицо Дону, по-видимому, стараясь вспомнить, где он видел этого незнакомца.
- Бейкер, сэр, - сказал Дональд. - Лейтенант Бейкер. Вы читали нам лекции на базе в Локинге. О самолетах "Вулкан", насколько я помню.
- У вас чертовски хорошая память, Бейкер. Приятная неожиданность. Очень рад видеть вас, старина, - сказал Данверс-Смит, закрывая крышку своего бензобака. - Что сейчас поделываете?
Дженни начала давиться от смеха.
- Работаю в министерстве авиации, сэр. Ушел из летного состава после проверки зрения. Много скучной бумажной работы, сэр, но больше мне ничего не удалось найти.
- Вам не повезло, старина, - сказал Данверс-Смит и направился к кабинке, чтобы заплатить за бензин. Следом за ним туда же пошел и Дон.
Спустя несколько минут они возвращались к машинам и о чем-то весело болтали. Данверс-Смит уже обнял Дона правой рукой за плечи.
Подойдя к машинам, мужчины пожали друг другу руки. Данверс-Смит сел в свою машину, попрощался и поехал домой. Дональд сел на переднее сиденье рядом с Дженни и захлопнул дверцу.
- Боюсь, что он не приведет нас к Джереми Александеру, - вздохнув, сказал Дон. - Старый летчик Данверс-Смит - чистое золото. Тоскует по жене и детям и тяжело переносит одиночество. Спросил меня, не хочу ли я с ним перекусить.
- Почему вы не согласились? - спросил я.
- Я чуть было не согласился, - помедлив, сказал Дон, - но когда я упомянул, что приехал из Лидса, он сказал, что был в Лидсе в командировке всего один раз. Мне стало ясно, что он никогда не слышал ни о Розмари Купер, ни о Джереми Александере. Я держу пари на свою пенсию, что это так. Нам пора приняться за профессора. Разворачивайте машину, Дженни, мы едем в Кембридж. Но не торопитесь. Мы рискуем догнать старого летчика, и он пригласит нас к себе домой.
Дженни повела машину в город. Проехав три километра, Дональд сказал, чтобы она остановилась на обочине рядом с указателем "Шелфордский клуб регби".
- Профессор живет с женой вон там, - показал Дональд через дорогу. - Устраивайтесь поудобнее, мистер Купер, мы пробудем здесь некоторое время.
В половине первого Дженни отправилась в деревню и принесла рыбу с жареной картошкой. Я поел с большим аппетитом. В три часа я начал изнывать от скуки и спрашивал себя, долго ли мы будем здесь торчать и когда вернемся в отель. Вспомнил даже, что сериал "Счастливые дни" начнется в 18.30.
- Мы будем сидеть здесь всю ночь, если того потребуют обстоятельства, - сказал Дональд, словно читая мои мысли. - Я могу пробыть без сна двое суток. Сколько можете вы, Дженни? - спросил он, смотря в направлении дома.
- Сутки и еще семь часов, сэр, - ответила она.
- У вас есть возможность поставить рекорд, - сказал Дон.
В этот момент белый БМВ выехал из дома и остановился на обочине. Сидевшая за рулем женщина посмотрела сначала налево, потом направо, выкатила на дорогу и, повернув направо, двинулась в сторону Кембриджа. Когда она проезжала мимо нас, я увидел за рулем красивую блондинку.
- Я видел ее где-то раньше, - вырвалось у меня.
- Следуйте за ней, Дженни, - сказал Дон резко, - но сохраняйте дистанцию.
Повернув голову назад, он посмотрел на меня.
- Где вы ее видели? - спросил он и передал мне бинокль.
- Никак не могу вспомнить.
- Вспоминайте, вспоминайте. Возможно, это наш лучший шанс, - сказал Дональд, немного смягчая тон полицейского, ведущего допрос.
Я знал, что где-то ее видел, хотя чувствовал, что мы не знакомы. Мысли вихрем крутились у меня в голове, но все они были связаны с тем, что случилось со мной за последние три года, когда я не мог видеть ни одной женщины. Сколько я ни старался, не смог вспомнить ничего.
- Постарайтесь вспомнить, - сказал Дон, - а я попытаюсь сделать кое-что попроще. Дженни, не подъезжайте к ней слишком близко. Не забывайте, что в ее машине есть зеркало заднего вида. Если мистер Купер никак не может вспомнить, где он ее видел, то она, возможно, не забыла его лицо.
Дональд взял трубку радиотелефона и набрал номер из десяти цифр.
- Будем надеяться, что он еще не знает, что я уволился.
- Дорожная инспекция, Свонси. Чем могу помочь?
- Соедините с сержантом Кренном, пожалуйста.
- Соединяю.
- Дейв Кренн слушает.
- Говорит Дональд Хакетт.
- Добрый день, суперинтендант. Чем могу быть вам полезен?
- Кому принадлежит белый БМВ номер К 273 SCE? - спросил Дональд.
- Подождите, пожалуйста, сэр. Всего одна минута.
Дональд смотрел на машину с блондинкой за рулем, которая ехала впереди метрах в тридцати. Загорелся зеленый свет. Дженни нажала на педаль, чтобы не быть застигнутой врасплох, когда светофор загорится красным. Она проскочила вперед, когда горел желтый, и в тот же миг сержант Кренн заговорил.
- Мы установили, кому принадлежит машина, сэр, - сказал он. - Зарегистрирована на имя миссис Сюзанны Балческу, проживающей в особняке Кендаллс, Хай-стрит, Грейт-Шелфорд. В 1991 году была оштрафована на тридцать один фунт за превышение скорости в районе новостроек. Ничего другого не известно.
- Спасибо, сержант. Ваша помощь была очень кстати.
- Рад был вам помочь, сэр.
Дональд положил трубку и проговорил как бы про себя:
- Зачем Розмари звонила Балческу? С кем она поддерживала связь? С ним или с ней? Может быть, с обоими?
Ни Дженни, ни я не могли ответить на этот вопрос.
- Мне кажется, надо оставить ее в покое, - сказал Дон спустя несколько секунд. - Мне надо продумать ходы, прежде чем пойти на риск и встретиться с ним или с ней. Вернемся в отель и обдумаем наш следующий ход.
- Наверное, это всего лишь совпадение, - решил я высказаться, - но, когда мы были знакомы, у Джереми был белый БМВ.
- У него был номер F 173 BRK, - сказала Дженни, - я запомнила номер, просматривая досье.
Дональд, вдруг резко повернувшись к ней лицом, сказал:
- Некоторые люди никак не могут бросить курить, другие - пить. Но есть и такие, кто предпочитает одну и ту же марку машины. Впрочем, очень многие ездят на белых БМВ, - тихо добавил он.
Мы вернулись в номер Дональда. Сразу же начав просматривать материал, связанный с профессором Балческу, он прочел нам, что писала "Таймс" о нем и о его бегстве из Румынии.
"Известность пришла к профессору Балческу, когда он был еще студентом университета в Бухаресте. Тогда он призывал к свержению правительства, которое было сформировано после всеобщих выборов. Власти с облегчением вздохнули, когда он стал учиться в Оксфордском университете, и надеялись, что больше никогда его не увидят. Однако спустя три года он вернулся в Бухарестский университет и стал преподавать политэкономию. В следующем году Балческу стал одним из руководителей студенческого бунта в поддержку Николае Чаушеску. Когда тот стал президентом, то включил его в правительство в качестве министра образования. Но Балческу скоро разочаровался в режиме, через полтора года ушел с поста министра и вернулся в университет в качестве простого преподавателя. Спустя три года он был избран профессором и заведующим кафедрой политэкономии. Недовольство политикой правительства скоро переросло у профессора Балческу в открытый протест. В 1986 году он написал серию памфлетов, высмеивающих Чаушеску и режим. Спустя несколько недель опубликовал очень едкую статью о существующей власти, был смещен со своего поста в университете и посажен под домашний арест. Группа оксфордских историков поместила в связи с этим статью в "Таймс", но после о большом ученом ничего не было слышно в течение нескольких лет. В конце 1989 года группе студентов удалось вывезти его из Румынии, и он через Болгарию и Грецию попал, наконец, в Великобританию.
Несколько университетов хотели заполучить его, но в этой битве выиграл Кембридж, и Балческу был избран членом совета колледжа Конвил-энд-Кайюс в сентябре 1990 года. В ноябре 1991 года, после ухода на пенсию сэра Халфорда Маккея, Балческу занял профессорское кресло на кафедре восточно-европейских исследований".
Прочитав заметку, Дональд посмотрел на нас и продолжил:
- Тут есть его фото, снятое, когда он был в Греции, но оно сильно размыто, так что практически бесполезно.
Я взял вырезку и посмотрел на черно-белую фотографию. На ней был изображен бородатый мужчина средних лет, окруженный студентами. Он был похож на кого угодно, но только не на Джереми. Я нахмурился и сказал:
- Еще один тупик.
- Похоже на то, - сказал Дональд. - Особенно после того, что я узнал вчера, поговорив с его секретаршей. Она сказала, что Балческу раз в неделю, по пятницам, с десяти до одиннадцати часов утра читает студентам лекции.
- Но это не может помешать ему разговаривать с Розмари в полдень, - перебила Дженни.
- Можно я продолжу? - спросил Хакетт резко. Дженни низко опустила голову. - В двенадцать часов каждую пятницу проводит заседание кафедры, на котором должны присутствовать все преподаватели. Согласись, Дженни, было бы трудно отвечать по телефону на личный звонок и одновременно вести заседание кафедры. - Дональд повернулся ко мне. - Простите, но мы вернулись к тому, с чего начали, если только вы не вспомнили, где видели миссис Балческу.
- Вероятно, я ошибся, - покачав головой, сказал я.
Дональд и Дженни провели следующие несколько часов, повторно звоня по оставшимся семи телефонам.
- Вы помните, что сказали Розмари, когда она звонила второй раз, сэр? - сказала Дженни, хватаясь за свою догадку, как утопающий за соломинку. - "Директора сейчас нет на месте". Быть может, здесь ключ, который мы никак не можем найти.
- Возможно, - ответил Дональд. - Но для этого нам надо знать, о каком директоре шла речь. Тогда бы мы были на один шаг ближе к Джереми Александеру.
Я помню, что уже собирался уйти к себе, когда Дженни сказала:
- Интересно, сколько директоров в Великобритании, сэр?
На следующее утро за завтраком в своем номере Дональд сделал обзор проведенного расследования. Но ни у кого из нас не было ощущения, что мы приближаемся к его концу.
- Почему вы не занимаетесь миссис Балческу? - сказал я. - Возможно, именно она принимает звонки каждую пятницу в полдень, потому что только ей известно, где сейчас находится ее муж.
- Я согласен с вами. Но какую роль она при этом играет: курьера Розмари или же друга Джереми? - спросил Дональд.
- Быть может, нам надо поставить подслушивающее устройство на ее телефоне, - предложила Дженни.
Дональд, ничего не ответив, посмотрел на часы.
- Нам пора на лекцию Балческу.
- Стоит ли тратить время на эту чепуху? - спросил я. - Конечно, нам надо сосредоточить внимание на миссис Балческу.
- Вероятно, вы правы, - сказал Дональд. - Но мы не можем позволить себе оставить в расследовании хотя бы один камень неперевернутым. Поскольку следующая лекция Балческу состоится только через неделю, нам надо посетить ее и покончить с этим. В любом случае в одиннадцать часов мы будем уже свободны и попытаемся узнать, собирается ли кто-либо звонить миссис Балческу между двенадцатью и половиной первого…
Дональд попросил Дженни поставить машину у входа в отель, а я выскользнул в свой номер, чтобы взять одну вещь, которая была спрятана на дне чемодана уже две недели. Через несколько минут Дженни вывела машину со стоянки перед отелем и, повернув направо, поехала по шоссе. Дональд как-то странно посмотрел на меня в зеркало заднего обзора, но я промолчал. "Чувствую ли я себя виноватым?" - подумал я.
Дженни заметила стоянку перед Институтом европейских исследований еще метров за сто до нее. Она поставила машину, и мы смешались с толпой студентов, поднимающихся вверх по ступеням. Никто из них не обращал на нас никакого внимания. Перед тем как войти в здание, Дональд, развязав галстук, стащил его и сунул в карман.
Лекционный зал был на первом этаже. Вход в него, как оказалось, был также и выходом. Скамьи, на которых сидели студенты, образовывали амфитеатр, круто поднимающийся вверх. Зал, вероятно, вмещал сотни три студентов. Дональд сразу, как вошел в зал, стал подниматься по ступенькам. Мы все трое сели в последнем ряду, и Дональд посоветовал мне сесть позади здоровенного студента, который, наверное, играл за свой колледж в регби. Без пяти минут десять в зале было негде яблоку упасть - лучшее доказательство того, каким уважением пользовался профессор.
Я смотрел на дверь, из которой должен был выйти Балческу, и на моем лбу появилась испарина. Наконец часы пробили десять, дверь распахнулась, и появившийся внизу человек оказался до того не похож на Джереми, что у меня невольно вырвался глухой возглас огорчения. Повернувшись к Дональду, я прошептал:
- У него волосы другого цвета, другой цвет глаз, и он на десять килограммов легче.
Дон демонстративно промолчал, Дженни тихо прошептала:
- Значит, связь идет через миссис Балческу.
- Согласен, - тоже шепотом сказал Дональд. - Но нам придется проторчать здесь час - мы не можем уйти сейчас, не привлекая к себе внимания. Потом мы быстро спустимся. У нас достаточно времени, чтобы узнать, дома ли она будет, когда последует двенадцатичасовой звонок. - Он на секунду замолчал. - Мне надо было бы проверить ее до этого.
Дженни покраснела, потому что поняла: вместо "мне" он хотел сказать "вам".
И вдруг я вспомнил, где видел миссис Балческу. Я хотел сказать об этом Дональду, но в аудитории наступила гробовая тишина.
- Это шестая из восьми лекций, - начал профессор Балческу, - о недавних социальных и экономических тенденциях в развитии Восточной Европы.
Низким голосом с ярко выраженным центрально-европейским акцентом он бросал в аудиторию заученные, много раз повторенные им слова лекции. Студенты стали торопливо записывать их в свои тетрадки. Между тем мое раздражение становилось тем больше, чем чаще я слышал его гнусавые гласные. Кроме того, я сгорал от желания сказать Хакетту о миссис Балческу и как можно скорее вернуться в Грейт-Шелфорд. Я то и дело смотрел на часы на стене аудитории и думал, что точно так же вел себя в школе. Я потрогал карман пиджака - все в порядке, но пока в этом нет необходимости.
Очень часто во время лекции гасили свет, так как профессор показывал слайды, которые иллюстрировали и дополняли его тезисы. Я смотрел на графики доходов различных групп населения Восточной Европы в связи с их зарплатами и доходами от экспорта. Но я не стал от этого сколько-нибудь умнее, и совсем не потому, что не прослушал первые пять лекций. Ассистент профессора случайно поставил один из слайдов кверху ногами, так что график годового экспорта Румынии оказался выше графика Германии. По амфитеатру пробежала легкая волна смеха. Профессор нахмурился и стал говорить все быстрее и быстрее, и это только нервировало ассистента и мешало находить нужные слайды в нужное время.
Мне стало скучно. Я вздохнул с облегчением, когда увидел, что стрелка часов остановилась на без пяти минут одиннадцать. Балческу попросил показать последний график. Ассистент вынул предыдущий слайд, и с экрана полился поток света. Все смотрели на ассистента, который никак не мог найти нужный слайд. Было видно, что профессор не скрывает своего раздражения. Ассистент постучал по затвору проекционного аппарата, но экран был по-прежнему пуст. В этот момент профессор оказался в ярком потоке света. Он стоял на кафедре и нетерпеливо барабанил по ней пальцами. Повернув голову, он посмотрел в сторону, и я впервые увидел его в профиль. На его виске, чуть выше правого глаза, был небольшой шрам. В ярком свете проектора он был хорошо виден.