Циник
Звоня ему, раз через раз я задавал один и тот же вопрос:
– Ну как, сколько "никчемных жизней" ты спас за смену?
С неизменной иронией он отвечал, что, мол, две, или одну, или спокойно проспал всю ночь на диванчике в ординаторской.
Вообще двадцать лет дежурств в отделении реанимации отшлифовали его характер.
– Ты циник, – бросил я как-то в сердцах при встрече с ним.
Он пожал плечами.
– А у нас нециники помирают быстро. Почитай, на том свете работаем.
Словно в подтверждение своих слов, он рассказывал о том, что пальцы ног при сильном обморожении обламываются, как плитка шоколада, а сердце или печень бомжа можно безо всяких усилий проткнуть пальцем.
Впрочем, справедливости ради надо сказать, что в спальне на стене у него висел довольно неуклюжий рисунок, выполненный цветными карандашами. Подарок от благодарного пациента. Художнику тогда было года три от роду. Сейчас уже, наверное, в школу ходит.
Однажды я гостил у него неделю. Он холостяковал. Жена с сыном поехали навестить родню. Днем, пока он работал, я гулял по набережной, толкался в книжных магазинах, знакомился с красивыми девушками. Вечерами мы с ним смаковали пиво с креветками и шутили о жизни. Именно так. Шутили о жизни.
Накануне моего отъезда он заявился домой вдатый и какой-то слишком уж развеселый. За стол не сел. Шатался по квартире, щелкал лентяйкой в поисках неизвестно чего на телеэкране, протяжно зевал, потом с отвращением уткнулся в какой-то медицинский журнал. Читая, оттопыривал нижнюю губу и вообще кривлялся.
– Ложись давай, – буркнул я, чувствуя, что с ним творится неладное. – Выспись. Сам до вокзала доеду. Чай не десять лет.
– Не-ет, – дурашливо протянул он, – я с тобо-ой…
На перроне мы все-таки тяпнули по пиву.
– Чего такой? – осторожно поинтересовался я.
– А! – отмахнулся он.
– Колись давай.
Он так ничего и не рассказал бы, но поезд опаздывал на полчаса.
– Парня привезли два дня назад. Вылитый младший брат. Помнишь, я вас тогда знакомил? ДТП. Черепно-мозговая. Все: и откачали, и в сознание пришел вчера. Я как раз обход делал. "Как звать-то?" – спрашиваю. "Санек". И звать так же, как брата. Я ему сказал об этом. Он почему-то обрадовался. Про мотоцикл свой спросил. "Я на гитаре, – говорит, – играю. И альбом когда-нибудь запишу". Рокер, б… Такой же дурак, как мой младший. Пошел я сегодня на работу… Яблок ему взял. Прихожу – в палате дед лежит. "А где Сашка?" – спрашиваю. "В десять утра челюсть подвязали. Через час после вашего ухода". Так-то.
Кажется, он сразу пожалел о своей откровенности и, когда я садился в поезд, болтал о том, как выглядят люди при токсическом отравлении техническим спиртом, сравнивая их с персонажами итальянских сказок.
Битый
1
– А что, уважаемый, доводилось тебе когда-нибудь быть битым? Чтобы морда всмятку? Чтобы вместо носа – деревяха? Чтобы губы в заплатах? Чтобы в ушах звенело? Чтобы дышать больно? Нет? Тогда слушай. Ты ведь, кажется, трусоват?
Я, улыбнувшись, пожал плечами. Собеседник нравился мне все больше.
2
– …Пехоте за атаку х… в сраку, медсестре за п… красную звезду. Но это потом было. А тогда – кадр этот к летчику подскочил, РГД ему в харю – нна! "Если попытаешься взлететь без пацанов, взлетишь на тот свет!"
– Успели?
– Успе-ели! И ни одного двухсотого. Черти обдолбанные были, плохо стреляли.
– И того пацана, который всех спас, сослуживцы больше не трогали?
– Ну… пока летели, все ему "спасибо, братуха". А потом все равно зачморили.
3
– …Палач у жмура карманы проверил. Прикинь, яблоко нашел.
– Съел?
– Съел. Русский человек ваще не брезгливый.
4
Мой собеседник опрокинул в себя остатки водки из стакана и, поморщившись, наколол на алюминиевую вилку подозрительный какой-то огурчик с когда-то белой тарелки.
– Чего не пьешь? – с подозрением поинтересовался он у меня. – Пей! Живот у тебя большой, значит, тело свое любишь. Пить любишь, есть… Пей! Не стесняйся.
И он сделал широкий жест рукой, словно бы рюмочная, в которой мы стояли за одним столиком, была его вотчиной. Я отхлебнул из стакана мутноватый кофе.
– Или ты чего…
– Писатель, – честно признался я. – По делам здесь. Замерз, согреться зашел. А денег не то чтобы…
– А-а! – и стоящий напротив мужичок демонически засмеялся, откинув свою бородатую голову назад. – Дгаматугкг? Или про-заек? Тогда ладно еще. А то стихи я что-то не очень.
– Прозаик, – осторожно ответил я, поняв, что попадаю в сюжет.
– Школа с медалью, университет с красным дипломом, белый билет, все дела? – прищурившись, игриво процедил он.
Я опять кивнул, однако с некоторой опаской, потому что вехи моей социализации случайные знакомые и собеседники воспринимали по-разному.
– Ну и молодец. Не барское это дело топором махать! – неожиданно поддержал меня мой новый знакомый. – Погоди-ка… Раз пошла такая пьянка…
И он пошел к кассе за водкой.
– Я так думаю. Ты – хлипковатый и трусоватый интеллигентик, – продолжил он, быстро вернувшись, но не торопясь опорожнить стакан. – Даже не прочитав ни одного твоего романа…
– Я рассказы пишу, – осторожно поправил я.
– …рассказа, я могу сказать, что эти самые рассказы твои – говно. Они о твоих внутренних метаниях, терзаниях… Короче, внутренняя мастурбация, от которой хочется блевать.
Странно, однако обидные, да просто оскорбительные слова чужого человека в камуфляжной куртке и таких же штанах (так выглядит теперь не только военная, но и рабочая одежда) не задевали меня и даже были мне интересны. Он говорил не зло. Как ни странно, он думал, что я нуждаюсь в помощи, и озадачился, каким образом лучше мне помочь.
– Хм-хм, хрен с тобой, конечно, только парень ты вроде нормальный. Но у тебя мало опыта. Жизненного. Может, призовешься на годик в армию? Я тебе сейчас все расклады открою – не пропадешь!
Я уклончиво покачал головой.
– Ну да. Фигню сморозил. – Он разозлился то ли на меня, то ли на себя, но почти сразу вернулся к размышлениям вслух. – Тебе бы походить на рукопашный бой. Я секцию тут веду. Так ты из другого города… А то – фактуру бы пощупал, подрался бы, а?
Я развел руками.
– Грохнуть тебя? Так что толку. Тебе ведь до сих пор, наверно, только поджопники давали, а ты уворачивался?
Я засмеялся, причем абсолютно искренне.
– Э-эх, мудило! Ладно. Знаю я, как тебе помочь, – и мужичок дружески, однако крепко ткнул меня кулаком в плечо. – Слушай сюда. Сейчас я тебе кое-что покажу. Условие: я могу предположить, лишь как все начнется, но чем закончится – куй его знает, товарищ майор. Ты как? Можешь и отказаться, конечно. Можешь… Но только – сколько же можно дрочить?
И рукопашник развел руками так, что я понял: если откажусь, остатки моей жизни, и правда, пройдут напрасно.
– Да, конечно, я согласен.
– Ага-га, – опять несколько глумливо и на этот раз недобро рассмеялся человек в камуфляже.
Обитатели соседнего столика, трое мордоворотов в кожаных куртках, не очень дружелюбно посмотрели на нас. Но мой сосед не удостоил их ответным взглядом. То ли обидевшись, то ли по какой-то другой причине они почти тотчас же вышли из рюмочной.
– Эх, знал бы ты, под чем подписываешься. Ну, лады. Слушай сюда. Сейчас я бахну, – бородач показал мне на стакан. – Посидим, помолчим минутку. Потом сразу пойдем на улицу. Дальше действуй по своему усмотрению, на сколько сил хватит.
– Все?
Мужик кивнул, поднял стакан и даже произнес тост:
– Живы будем – не помрем, а помрем, и куй с ним. Далее в ход пошел последний огурчик. Бородач лукаво посмотрел на меня:
– Знаешь, что главное в танке?
– Что? – с искренним интересом осведомился я.
– Не бздеть.
5
– Пошли, – скомандовал он ровно через минуту.
И мы пошли.
Для начала странная пара – долговязый и сутулый и невысокий и кряжистый типы – покинула пределы рюмочной.
Мы остановились у входа, на оббитых ступеньках. Здесь было чуть чище и пахло чуть лучше, чем внутри. Метрах в двадцати от крыльца раздавалось лошадиное ржание. Там перекуривали наши давешние недоброжелательные соседи.
– Дальше не ходи, – приказал мой новый и все более таинственный знакомый.
Я обескураженно пожал плечами, но мужичок в камуфляже уже шел вразвалочку к курящей компании.
– Это что еще за х… в говне? – раздалось со стороны амбалов.
Они даже перестали смеяться. Двое из троих запулили хапчики в сторону крыльца (ну и в мою тоже). Третий сигарету не выбросил, а лишь вынул из губ, держа за фильтр большим и указательным пальцем левой полусогнутой руки. Затем прочистил горло, смачно харкнул прямо под ноги вплотную подошедшему к нему рукопашнику. Снова засунул сигарету в губы.
Мой знакомец остановился на краю мутноватой лужи в выбоине бетонных плит и в глубокой задумчивости уставился на желто-зеленый плевок под ногами.
– Сказать, мля, нечего? – поинтересовался курящий.
– Вот… Из-за этого-то все и происходит, – грустно пробормотал камуфляжный мужичок, удрученно качая головой.
– Че сказал? – хором рявкнули двое без сигарет.
– Я говорю: из-за таких, как вы, русских и называют свиньями! – громко и внятно произнес камуфляжный.
Возникла неловкая, но короткая пауза.
Мордоворот, стоящий по центру, выплюнул сигарету, которая, задев куртку возмутителя спокойствия, упала в лужу и зашипела, а потом так же легко опрокинул в лужу и самого возмутителя почти незримым ударом кулака.
– Че скажешь? – поинтересовались бугаи, стоящие по краям мордоворота, у камуфляжного, который лежал в воде, пуская кровавые пузыри.
– Вали отсюда, – приказал мне центровой.
Я заскочил обратно в рюмочную, подождал тридцать секунд, а потом снова приоткрыл дверь.
– …раз на раз, – тут же донеслось до меня.
Бородатый с трудом, но вставал на ноги.
– Ты че, не слышал про Жбана? – делая боксерскую стойку, орал центровой.
– Не слышал, – меланхолически и шепеляво ответил бородатый. – Мало ли чудаков…
Жбан взревел и вторично положил бородатого в лужу.
Крайние дернулись, но Жбан остановил их властным жестом.
– Ща я сам его отхерачу.
– Бить не умеешь, пидарас, – еще более шепеляво пробормотал бородатый из лужи.
Жбан взревел и всем своим немалым весом обрушился на моего знакомого.
Его спутники наклонились к луже, словно снимали происходящее на камеру.
После десятка ударов бородатый что-то промычал.
– Че сказал? – остановил в воздухе свою руку Жбан.
– Гвардейский восемьдесят первый полк! – едва внятно забулькал бородатый.
Жбан с тоненьким визгом обрушил на него свою пудовую руку.
Я ринулся к кассе и потребовал:
– Срочно вызовите милицию! Человека убивают!
Кассирша невозмутимо и не торопясь пошла в подсобку.
Я резко выдохнул и выбежал на улицу.
– О! – словно обрадовались мне двое, оттаскивавшие Жбана от моего бородатого знакомого. – Забирай его, и валите оба отсюда!
Я кивнул и стал поднимать тело в камуфляже из лужи, которая стала мутно-красной.
– Живой? – походя, спросил я.
Бородач с трудом разлепил глаза и пожал плечами:
– Живой. А что мне сделается? – скорее угадал я по его распухшим губам, чем услышал.
Жбан рванулся, но кореша крепко, уже по-настоящему держали его за плечи.
– Всё, валите-валите, – уже совсем миролюбиво сказал один из них.
А второй так и просто дружески хлопнул меня по плечу.
– Так! Никто никуда не валит, – раздалось у нас за спиной. – Лейтенант Бобриков. Ваши документы.
6
Появившиеся вслед за Бобриковым из простецкой, но с мигалкой буханки другие люди в форме несколько уравновесили ситуацию.
Мордовороты были выше бородатого, но одной с ним комплекции. Я был выше мордоворотов, но гораздо дохлее их и бородатого. Бойцы были выше меня и здоровее мордоворотов.
– Документы, – уже гораздо категоричнее потребовал Бобриков.
Мы потянулись к карманам.
Мой паспорт блюстители порядка пролистали невнимательно и недоуменно. Вообще на протяжении практически всего нашего знакомства они меня игнорировали, что, однако, нисколько не обидело рассказчика.
А вот на документ бородатого – мужчины в форме посмотрели куда как с большим интересом.
– Ого! – воскликнул Бобриков, листая книжечку в коричневой обложке. – Когда угораздило?
– В самом начале, – прохамкал кроваво-бородатый.
– Эх! – ностальгически воскликнул Бобриков, взяв в руки еще три коричневые книжечки. – Прямо праздник какой-то получается. А вы давно с юга?
– Вторая кампания, – пробубнил за всех Жбан, массируя при этом костяшки левой руки.
– Ну дак чего, парни, – пожал плечами Бобриков. – Может, тогда и всё? Встретились ветераны – разошлись ветераны.
– Да конечно всё, – промычал мой знакомец.
– Не будешь подавать? – дружелюбно спросил у него Бобриков.
– А на что тут подавать-то? – пожав плечами, уже более внятно удивился потерпевший. – До слез не натыкал, дрищ.
– Ты, ссссука! – Жбан, растолкав патруль, рванулся к нему и положил бородатого в лужу третий раз.
И снова возникла неловкая пауза. На этот раз совсем короткая.
– На хер пошли отсюда вы, оба, – зло прошипел Бобриков бородатому и мне, пока его подчиненные легко, словно большие мягкие игрушки, закидывали троицу наших давешних соседей в "буханку".
7
– Извини, братуха, – весело и заговорщицки шепелявил бородатый, пока мы скорым шагом выходили из злополучного закутка к рюмочной. – Не могу без встряски. Семья, дети, работа – но пару раз в год надо. Просто НАДО!
Выйдя на проспект, мы остановились. Я перевел дыхание, бородач размазал по лицу кровь, подтекавшую из рассеченной брови.
– Слушай, отведи душу. Вернись, глянь, что там, а?
Я нехотя поплелся назад.
Забегая вперед, скажу, что бородатый не дождался меня. Видимо, возвращение к рюмочной было нужнее мне, чем ему.
8
Смеркалось. Издали я увидел, что салон машины освещен изнутри. До меня донеслись звуки, напоминавшие о роли мужчины во время предпраздничной уборки. В окне мелькали руки с дубинками.
Димка Лебедь
– Димка Лебедь умер как герой. Он вытолкнул из-под колес автобуса своего ребенка и был убит страшным ударом железного механизма прямо в грудную клетку. Ребро Лебедя, сломавшееся от этого удара, пронзило ему сердце…
– Не знаю, не знаю, – качает головою мой сегодняшний собеседник. – Я слышал совсем другую интерпретацию этой истории. Лебедь был просто пьян. Очень пьян, как обычно. А его смерть раздули и, как это называется…
– Мифологизировали, – подсказал я.
– Во-во! – поднял мой собеседник указательный палец вверх. – А для меня он был просто Лебедушкой. Худеньким, беззащитным. Его били старшие ребята – и оттого он стал злым…
Димку Лебедя мы боялись и особенно не скрывали этого друг от друга. Бояться Лебедя было не стыдно. Он был большим. Позже я перерос его на несколько сантиметров, но все равно – для меня он остается большим.
Впервые я увидел его, когда он гнал по школьному коридору на скейте. Огромный парень размером с крепкого фактурного мужика-спортсмена. Такое тело досталось ему от природы. Насколько я помню, Лебедь никогда ничем физическим не занимался в системе. Но парень он был, повторюсь, здоровый и красивый. Девки просто вешались от него.
Лебедь первый раз обратил на меня внимание, когда мне было четырнадцать лет. Он сказал мне, что у меня дурацкий ремень, и стал сшибать у нашей компании мелочь на пиво:
– Давайте бабки ваши вонючие.
Мы дали ему деньги, но не все. Лебедь не стал заводиться:
– Остальное ссыпьте себе в жопу.
Но когда мы поступили в училище, всё несколько изменилось. На первой дискотеке Лебедь выспросил у меня, когда я вышел на крыльцо глотнуть свежего воздуха, как меня зовут, сколько мне лет, на какое отделение я поступил. Вообще странно, однако он выделил меня из толпы однокурсников. Он вообще не трогал перваков. Так, гонял за пивом. Но не меня. Вот старшим – тем от него доставалось, и доставалось хорошо.
Притом, что на Лебедя вешались девки, в любви ему почему-то не везло. У него были очень красивые подруги, рослые, фигуристые, под стать ему самому, однако что-то каждый раз не срасталось, и даже на девчонке, которая честно ждала его из армии, Лебедь не женился.
С армии начались его проблемы с законом. Серьезные проблемы. (Не буду тут говорить о мелочах вроде постановки на учет в детской комнате милиции и условки за юношескую драку с увечьями.) Лебедь не вернулся в свою в/ч из отпуска, куда-то свалил на два месяца, его искали, нашли, но дело замяли. Он дослужил пару месяцев в другой части и демобилизовался. На дворе стояли девяностые. Прятали Лебедя здоровые сельские парни, которые вступили на тропу войны с законом. Но называть их бандитами как-то не поворачивается язык. Да и погибли они все в течение двух пятилеток. Лебедь последним ушел. Но когда он вернулся из армии, то вернулся уже не водилой и не в БАТМ.