Они свезли Бэрри домой, надели на него вечерний костюм, потом все отправились ужинать в "Серебряную туфельку". Элф договорился от имени "Дж. Э.", что три прелестные девицы будут наготове и подсядут за их столик. Бим изумительно провел время, равно как и Пэт; Кен и Боб подкатывались - хотя и без особого успеха - к очаровательной японочке, которая только утром приехала в Голливуд. Бэрри же все время ныл, что ему не дают овсянки, и рвался позвонить Мэй спросить, что делать.
- О'кэй, - сказал Элф. - Валяй, иди звони.
Он был сыт по горло. Время близилось к полуночи. От девиц проку не было. Не было проку и от ямайских борцов. И от корейских акробатов, которые в свое время зажгли искорку в погасших мертвых глазах Гарри Фитча, годами мотавшегося по миру и испробовавшего все, что только было под солнцем, - от них тоже не было проку. Наступил последний час. Возможности ребят иссякли.
- Завтра, - сказал Элф, когда Бэрри ушел звонить, - все мы, сидящие за этим столом, будем безработными.
Тем временем Бэрри позвал официанта и попросил показать ему, где телефон, а также дать взаймы доллар. Телефон находился прямо против дамского туалета, в дверях которого стояла уборщица с вязаньем в руках. Из ресторана еще никто не выходил, и делать ей пока что было нечего. Увидев Бэрри, она чуть-чуть улыбнулась и продолжала вязать. Это была полноватая женщина средних лет, старомодно седая - только прямо посередине виднелась прядь рыжих волос. Бэрри не обратил на нее никакого внимания. Он легко дозвонился до Мэй и услышал ее голос.
- Это ты, дорогая? - сказал он. - Я что-то плохо тебя слышу.
- У меня подвязан подбородок, - пояснила она. - Косметическая маска. А как у тебя дела, милый?
- Прекрасно, - сказал он. - Все великолепно.
- Откуда ты звонишь? Ты с ребятами? - спросила она.
- Мы в каком-то ночном клубе, - ответил он. - Нас тут много.
- Что значит "много"? Кто там с вами? - спросила она.
- Не знаю, как их зовут, дорогая, - сказал он. - Какая-то японка, прямо с самолета, акробат с сестрой и две такие смуглые, с Ямайки…
И тут с телефоном произошло что-то странное, и Бэрри не мог докричаться до Мэй, хотя сам отчетливо слышал ее голос, который повторял:
- Что вы там делаете? - как-то странно и очень возбужденно.
Бэрри решил, что говорить ей мешает подвязанный подбородок. Затем телефон вновь заработал нормально.
- У нас все хорошо, - сказал Бэрри. - Мне только одно не нравится. Меня тут кормят бифштексами, а я хочу овсянки.
Мэй молчала. Наверное, она думала, как ему помочь.
- Ты завтра работаешь? - спросила она.
- Наверное, - ответил Бэрри. - Я точно не знаю.
- Что вы делали целый день?
- Мы были на Пончо-Бич.
- На Пончо-Бич?.. - Голос Мэй звучал так, как будто ее душили.
- Дорогая, сними повязку, - попросил Бэрри. - Я ни черта не слышу.
Наверное, он чем-то рассердил Мэй, потому что ему послышалось, что она говорит, чтобы он шел есть свой идиотский бифштекс, а это было нехорошо с ее стороны. А еще она говорила что-то про свои лучшие годы, и как она его любит, и неужели все это должно полететь из-за его карьеры и спрашивала, что было на Пончо-Бич.
- Ну что ты дергаешься, - сказал он. - Я далеко не заплывал. У ребят там животы расстроились, а я ничего. Абсолютно ничего. Все было прекрасно.
Тут телефон совсем смолк, и телефонист сказал, что там повесили трубку. Это уже никуда не годилось. Видимо, Мэй не понравился косметический кабинет в клубе. Бэрри вышел из будки.
Перед туалетом он увидел уборщицу. Она улыбалась и, кажется, хотела что-то сказать. Бэрри полез в верхний карман за ручкой. Ребята научили его держать ручку наготове для автографов. Он снял с ручки колпачок и ждал. Но в руках у женщины не было ни книжки, ни меню, чтобы он расписался на обороте. Бэрри ждал.
- Где мне написать? - спросил он наконец.
- Что написать? - спросила женщина.
- Автограф, - сказал Бэрри.
- Я не просила автографа, - сказала женщина.
- О, прошу прощения, - сказал Бэрри.
Он закрыл ручку и спрятал ее в карман.
- Совсем не изменился, - сказала женщина.
Бэрри почесал в затылке. Когда-то ребята научили этому естественному жесту, и Бэрри пользовался им в ответ на комплименты поклонников. Слова при этом не нужны.
- Помнишь Уинди-Гэп? - не отставала женщина.
Бэрри взглянул на нее пристально. Уинди-Гэп… Забавно, не далее как сегодня он вспоминал Уинди-Гэп. Как раз, когда выходил из воды после второго купания и выскочил на мелкое место, он наступил на маленькую ракушку - это-то ощущение ракушки под ногой и заставило его вспомнить пляж в Херн-Бэй и место недалеко от мола, где он обычно скидывал штаны и рубашку. Там была такая щель в молу, из нее прямо на него тянуло восточным ветром, и Бэрри боялся простудиться и торопился поскорее раздеться и натянуть плавки. Кто еще в целом мире мог знать о Уинди-Гэп? Только он сам… и… Бэрри еще пристальнее взглянул на женщину, и тут все вокруг как будто куда-то ушло, и ему снова стало семнадцать лет, и он стоял длинный, худой и дрожащий в синих плавках, а рядом была Пинки Браун в ситцевом платьице - она смеялась и щекотала ему голые пятки сачком для креветок.
- Ну, - говорила Пинки, - давай ныряй же!
- Я не хочу мочить голову, - говорил Бэрри.
Тогда она спихнула его с мола, и он навсегда запомнил это жуткое ощущение бурлящей воды и поющего шума в ушах и как он захлебнулся и начал задыхаться и чуть не вдохнул. Он вырвался на поверхность и, бешено работая руками, устремился к берегу и вылез, а Пинки бежала по молу, удирая от него. Он пустился вдогонку, поскользнулся, упал, ударился лбом о пень, весь покрытый ракушками, и лоб начал кровить. Он закричал:
- Пинки!.. Эй, Пинки, не уходи!
Она обернулась и увидела, как он стоит, дрожа от холода и пытаясь зажать рану непослушными пальцами. И она побежала к нему, на ходу доставая платок из кармашка трусиков.
- На вот, возьми, - сказала она презрительно, а потом, видя, что кровь все идет, обмотала ему платком голову и стояла, прижимая его пальцами. Когда кровь прекратилась, она взяла платок, и они спустились на берег и сидели на одежде Бэрри неподалеку от Уинди-Гэп, и Бэрри накинул на плечи куртку, чтобы не простудиться. А потом он начал целовать Пинки и целовал, пока ей не надоело и она не отпихнула его. После этого они сидели и жевали херн-бэйские леденцы. Он и сейчас слышал, как они хрустят во рту.
Уборщица из дамского туалета смотрела на него и улыбалась, и впервые за тридцать лет Бэрри Джинз вдруг почувствовал, что щека у него дрогнула и мышцы подбородка чуть-чуть расслабились.
- Да, - сказала женщина. - Пинки Браун. Она самая.
Если бы рядом находились газетчики, они увидели бы такое выражение лица Опасного мужчины, какого никогда прежде не видел ни один из его поклонников. Можно было бы сказать, что он переживает. Или, как теперь говорят, "его достало".
- Черт, - произнес Бэрри. - Вот черт! Как я рад, Пинки.
Он протянул руку, и женщина, сунув вязанье под мышку, пожала ее.
- Я тоже рада тебя видеть, Бэрри, - сказала она.
Бэрри посмотрел вокруг себя, пытаясь осознать происходящее, потом сказал:
- Пойдем к нам. У нас там столик.
Женщина покачала головой.
- Не могу. Мне нельзя уходить, пока мы не закроемся. А это будет только около трех.
Бэрри посмотрел на табличку над дверью: "Дамская комната", потом увидел туалетные столики и высокие зеркала внутри.
- Ты здесь работаешь, Пинки? - спросил он.
- Да, - ответила она. - Я здесь с самого начала. Меня устраивает. Дети выросли, переженились, дома сидеть скучно.
Она снова принялась вязать. Что-то длинное и широкое. Он протянул руку и потрогал вязанье.
- Когда-то ты связала мне шарф, - сказал он. - Я тогда болел гриппом. Тот шарф тоже был белый, и на нем были веселые красные собачки.
- Точно, - поразилась она. - Ну и память у тебя. А сейчас я вяжу одеяльце для очередного внука. У меня их уже двое.
Бэрри на минутку задумался, потом взглянул на часы.
- Жаль, что ты работаешь, - сказал он. - Нам бы посидеть, поболтать.
Уборщица из дамского туалета была в некоторой нерешительности.
- У вас там что, какое-то сборище? - спросила она, кивком указав на ресторан.
- Да, - сказал Бэрри. - Но ничего особенного. Только мои ребята и их друзья. Они как-нибудь перебьются.
Женщина быстро огляделась. Затем сделала ему знак, чтобы он входил.
- У меня тут каморка за вешалкой, - сказала она, ведя его по коридорчику, идущему от гардероба, где раздевались посетительницы ресторана.
- Конура, конечно, - продолжала она, - но есть табуретка, можно посидеть, и никто тебя не видит. Вот, смотри…
Она задернула занавеску, закрывая проход. Стало немного душно, но Бэрри было все равно. Он увидел электрический чайник, включенный в розетку на стене, и чашку с блюдцем.
- Чаю хочешь? - спросила Пинки.
- Лучше бы горячего молока, - сказал Бэрри.
- Это можно, - сказала она. - Тут у меня в шкафчике есть молоко, я его разогрею в чайнике.
Она выглянула в коридор убедиться, что все спокойно.
- Еще рано, - сказала она. - Обычно сюда начинают заходить около часа. Тогда мне придется время от времени выскакивать, но в перерывах можно поговорить. Садись, будь как дома.
Бэрри присел на табурет, облокотясь о стенку. Его длинным ногам было неудобно, но он не мог их вытянуть, так как боялся, что они вылезут за занавеску и женщины, входящие в туалет, их увидят.
- Давно ты здесь живешь, Пинки? - спросил он.
- Двадцать лет, - ответила женщина. - Я там у нас в Херн-Бэй получила первый приз на конкурсе красоты - пробу в Голливуде. Приехала на пробу, но ничего не вышло. Зато вышла замуж и с тех пор живу здесь. Мой бедняга помер два года назад от язвы, но у меня три прелестные дочки и сын в Канаде.
- Хорошо тебе, Пинки, - сказал Бэрри. - А у нас с Мэй детей нет.
- Нету? - сказала она. - Жалко. Я всегда считала, что с детьми дольше не состаришься.
Молоко уже согрелось, и она налила его в чашку.
- А помнишь, как мы ловили креветок в Херн-Бэй, Пинки? - спросил Бэрри.
- Еще бы, - сказала она. - А как они трепыхались в сетке! У меня лучше получалось их ловить. Ты боялся лезть на глубину из-за крабов.
- Так меня краб цапнул однажды, - сказал он. - Прямо за палец ущипнул, зараза. У тебя сахар есть, Пинки? Я люблю молоко с сахаром.
- Вот, пожалуйста, - сказала она, кладя ему в чашку три куска.
- Что мне здесь нравится, - продолжала Пинки, - так это еда. Но жизнь ужасно дорогая.
- Я знаю, - согласился Бэрри. - Это из-за налогов. Меня они погубят. А ты тоже большие налоги платишь?
- Не слишком, - сказала она. - Как-то оборачиваюсь. У меня хорошая квартира. Все в ней механизировано.
- У нас в доме тоже все механизировано, - сказал он. - И отличный вид с террасы. А у вас был славный дом в Херн-Бэй, Пинки. Вы ведь жили на Леонард-Террас, в последнем доме, да?
- Да, - подтвердила Пинки. - Папы бедного давно уже нет. Он тебя почти и не ругал, когда ты суп пролил у нас за обедом. Только и сказал: "Отец - священник, а сын вести себя не умеет". Он очень удивился, когда ты пошел в гору. Но фильмов твоих он, по-моему, не видел. А жаль.
- А ты ходишь на мои фильмы, Пинки? - спросил он.
- Раньше ходила, - сказала она. - А в последнее время нет. Они, мне кажется, выдохлись. Последний был такой дурацкий. Хотя девушка ничего.
Она выглянула за занавеску и сделала ему знак замолчать.
- Кто-то идет, - сказала она. - Я сейчас приду. Допивай свое молоко. Оно не свернулось? Здесь нет холодильника.
- Нет, очень вкусно, - сказал он. - Просто очень.
Пинки пошла в дамскую комнату, к девушке, которой понадобились булавки подколоть комбинацию. Бэрри надеялся, что долго она там не пробудет. Ему так хотелось поговорить с Пинки. Он вспомнил, как они гуляли на утесе и началась гроза. И они заспорили - спрятаться под куст или бежать домой. Бэрри напомнил Пинки, что в грозу опасно находиться около деревьев, потому что может ударить молния. А она сказала, что если не прятаться, то пусть он даст ей куртку закрыть голову.
- Но на мне только сеточка. Если я отдам тебе куртку, я вымокну до костей.
Наконец они договорились поделить куртку на двоих, и всю дорогу, пока они шли, спотыкаясь вдоль утеса, Пинки жаловалась, что он перетягивает ее на себя.
Бэрри выглянул в щелочку в занавеске и посмотрел, не ушла ли девушка. Но оказалось, что пришла еще одна и красится перед зеркалом. Она просыпала пудру в раковину, и теперь Пинки вытирала раковину тряпкой. Наконец обе девушки удалились, оставив на подносе на туалетном столике двадцать пять центов.
Пинки не взяла деньги с подноса, и Бэрри поинтересовался, почему она не спрячет их в сумочку. Она объяснила, что так лучше: пусть клиенты знают, что ей полагаются чаевые. А если поднос пустой, они и не подумают что-нибудь туда положить.
- Сколько у тебя получается за вечер? - спросил он.
- По-разному, - ответила она. - В субботу немало. Иногда целых двадцать пять долларов в субботу.
- Жаль, у меня нет двадцати пяти долларов, - посетовал Бэрри. - Ребята никогда не дают мне денег.
- Ну, ты сыт, одет, так ведь? - сказала Пинки. - Это, в конце концов, главное.
Он отдал ей чашку и блюдце, и она поставила их на полочку рядом с чайником. Затем снова взялась за вязанье.
- Я бы с удовольствием показала тебе моих внуков, - продолжала Пинки. - Очень славные мальчишки. Дома у меня фотографии всего семейства. Дочки - слава богу - замужем, а у Дэвида - это сын - большая бензоколонка в Виннипеге.
- Значит, из них никто не пошел в актеры? - спросил Бэрри.
- Ой нет, - сказала Пинки. - Они все хорошо устроились.
А в ресторане ребята уже начали беспокоиться. Японочка все смотрела на часы и зевала; корейские акробаты выпили все шампанское.
- Чего-то там Бэрри долго треплется с Мэй, - сказал Элф. - Пэт, сходи-ка, вытащи его из будки.
Пэт отпихнул блондинку, заснувшую у него на плече, и через вращающуюся дверь пошел к телефонной будке. Несколько минут спустя он вернулся, и вид у него был озабоченный.
- Бэрри там нет, - сказал он. - Телефонист говорит, что уже минут пятнадцать, как они кончили разговаривать. И в уборной его тоже нет.
- Может, в машине? - предположил Кен. - Спорю на что угодно, что он устроился там на заднем сиденье и спит.
Пэт пошел на стоянку, и Слип отправился с ним. Нельзя же, чтобы у Бэрри растрепались волосы или помялся костюм, если рядом с ним нет Слипа, который тут же все и исправит. Не прошло и пяти минут, как они вернулись в ресторан; оба были какие-то встопорщенные.
- Нет там Бэрри, - сказал Пэт. - Ни в нашей машине, ни в какой другой. Сторож на стоянке его не видел. И швейцар тоже не видел.
У японки на лице впервые проявился какой-то интерес. Она взяла сигарету, предложенную одним из ямайских борцов.
- Знаете что, мистер Бернелл, - сказала она Элфу. - Бэрри Джинз от вас просто сбежал.
- Точно, - согласился борец. - А звонок - для отвода глаз. Пойдемте его искать все вместе. Надо прочесать город.
Элф встал, и все ребята поднялись вслед за ним. Метрдотель ринулся к их столику, но Элф отмахнулся.
- Нет, шампанского нам больше не нужно, - сказал он. - Мы уходим. Счет пошлете в "Джигентик Энтерпрайзис". Спасибо… да, мистер Джинз прекрасно провел время. Двинулись, ребята.
Все направились к машине, а девицы вместе с борцами и акробатами остались стоять на ступеньках "Серебряной туфельки". Их вечер или то, что от него осталось, тоже оплатила фирма. А ребята мчались по шоссе к дому, где - как утверждал Кен - они наверняка найдут Опасного мужчину.
- Знаете что, - сказал Боб. - Мэй нас ему заложила. Она по телефону сказала, чтобы он ехал домой спатеньки.
- А как он доберется до дому? - спросил Элф. - У него же нет денег на такси.
- Может, пешком, - предложил Боб. - Точно, пешком.
- Бэрри за всю жизнь не прошел и пяти ярдов, - сказал Слип. - Пройдет пять ярдов, и у него тут же колет в боку.
- А вдруг его похитили! - сказал Кен. - Господи, а если какие-нибудь подонки украли Опасного мужчину!
- Ну что ж, - сказал Бим, - тогда ему не придется завтра выходить на площадку. А я могу выйти вместо него.
Кен велел Биму заткнуться. Положение было слишком серьезным. Если Бэрри Джинза похитили - гореть всему Голливуду синим пламенем. Нужно будет звонить в Госдепартамент, в Вашингтон, фэбээровцам придется задержать все рейсы.
- Погодите, погодите, - сказал Элф. - Посмотрим, может, он спит себе дома преспокойненько.
Они влетели на подъездную аллею, подкатили к дому и разбудили перепуганного управляющего. Все комнаты обшарили, но никаких следов Опасного мужчины не обнаружилось. Тогда Пэт позвонил в загородный клуб Мэй. Говорил он осторожно, чтобы не растревожить ее. Просто сказал, что они уже дома, и что Бэрри как-то притих, и что они с ребятами подумали, может, это она его чем-то расстроила.
Голос у Мэй был какой-то странный, приглушенный, как будто она только что плакала.
- Я вам поверила, - говорила она. - Думала, вы за ним присмотрите. А вы взяли и повезли его на Пончо-Бич.
- Мэй, подожди… - начал Пэт, но Мэй уже повесила трубку, а потом к ней было не прозвониться.
- Есть что-нибудь новое? - начали спрашивать ребята, когда он швырнул трубку на рычаг.
- Обиделась Мэй, вот и все новости, - сказал Пэт.
- На что это она обиделась? - спросил Кен.
- Да на то, что мы возили Бэрри на Пончо-Бич.
Они вернулись к машине, каждый со своей идеей, что делать дальше. Боб считал, что нужно сейчас же звонить в ФБР, но Элф возразил, что, если ФБР хоть что-нибудь пронюхает, сразу же пойдет звон по всему побережью про уровень "G".
- Разве эти типы хоть что-нибудь могут держать в секрете? - говорил он. - Вот если убедимся, что не сможем доставить Бэрри завтра в восемь на студию, тогда и обратимся к ним.
- Завтра? - сказал Слип. - Сейчас половина второго. У нас всего семь часов.
Они сели в машину и двинулись по направлению к городу.
- У меня идея, - сказал Боб. - Я думаю, он сел на попутку и поехал на Пончо-Бич. Ясно, что он придуривался, будто ему все это неинтересно. Пари держу, что он поехал еще раз взглянуть, что там ребятишки выделывают.
- Боб прав, - сказал Пэт. - В два часа весь пляж освещают, и они танцуют "Танец с перьями" при неоновом свете. Без нас там Бэрри небезопасно находиться.
Кен развернулся и выехал на дорогу, ведущую на Пончо-Бич.
- Не знаю, - засомневался Элф. - Что-то мне не верится. Ни черта эти штучки на него не подействовали. А вот когда мы смотрели шоу, тут мне показалось, что он забеспокоился. Я почувствовал, как он заерзал. Я ведь сидел рядом с ним в ложе. Если он где и есть, так это в казино на Пончо-Бич смотрит представление.
- Сходим и туда и туда, - предложил Кен. - Сначала на пляж, потом в казино. Сколько на это уйдет времени?
- По-моему, они закрываются в пять, - сказал Слип. - У них там столько всего, что раньше пяти не управиться.
Кен прибавил газу, и машина понеслась по направлению к Пончо-Бич.