– Здравствуйте! – с удивлением в голосе ответил тот и хотя уже собирался бежать наверх, остановился, словно ожидая ещё какие-то слова от Марии Ивановны. А она немного торопливо, будто это так важно для десятилетнего мальчика, сообщила о том, что слишком много накупила всего, что сумка очень тяжёлая… Тот слушал её внимательно, понимающе кивал головой и сказал:
– Давайте я вам помогу…
– А не тяжело будет? – забеспокоилась Мария Ивановна.
– Ну! Я ещё не такие сумки могу носить! – он легко поднял груз и стал подниматься вверх по лестнице.
– У двери поставь. У пятьдесят первой квартиры, – крикнула ему Мария Ивановна вслед.
– Ладно! – прозвучал Мишкин ответ уже с третьего этажа.
На следующее утро Мария Ивановна ещё закрывала свою квартиру на ключ, когда сверху промчался Мишка с портфелем в руках. Не останавливаясь, только сверкнув на неё глазами, он крикнул "Здравствуйте!", и исчез, грохоча ботинками по лестнице.
На крылечке подъезда Мария Ивановна чуть не столкнулась с Михайловной. Подслеповато щурясь, та из-под руки смотрела на небо – боялась дождя.
– Шалопутный опять промчался, ни здравствуй, ни прощай! Ну, молодёжь… – Михайловна горестно закачала головой.
– Здравствуйте, Нина Михайловна! – сказала Мария Ивановна, но останавливаться не стала, хоть знала, что та будет говорить хорошие слова про её дочь. А как она ругала Леночку за брючный костюм, одетый той в шестнадцать лет, как поносила саму Марию Ивановну за укороченную по тогдашней моде юбку! Этого Михайловна не вспомнит… И ещё подумала Мария Ивановна, что надо будет самой поздороваться с Мишкиным отцом, да и с Клавдией как-нибудь поговорить.
Петька
– Тра-та-та-та!
Это Петька из квартиры над Михалычем пробежал вниз, палкой цепляя за лестничное ограждение. В этом году Петька идёт в первый класс. А вот звонок в дверь. Михайлович заглядывает в глазок. Там видно широкое лицо Петькиного родителя Ивана.
– Михалыч, ты на утреннюю прогулку идёшь?
– Как всегда, Ваня. Ты знаешь.
– Присмотри за Петькой. Выпроводил пораньше. К нам гости придут, Ванюков с Машкой своей. Пригласил обмыть мойку новую. Ну, выпьем, конечно. А Никола выпимши такое несёт!.. Мальцу слушать не стоит… Так что присмотри.
– Ладно, Ваня. Никто Петьку не обидит. Гуляйте.
– Не обидит? – Ваня ухмыляется. – Ну, тогда ладно…
Когда Михалыч выходит во двор, Петька давно выяснил обстановку. В футбол его играть не приняли. Качели заняты – две мамаши катают своих сопливых малышей. Петька стоит около песочницы в раздумье. Домой идти нельзя – пришёл дядя Коля с тётей Машей. Что-то в пакетах несли. Наверное, вкусное. Туда бы пойти, послушать дядю Колю. Здорово он рассказывает, с картинками! Вот Михалыч выполз. Усядется теперь на скамейку и будет надзирать…
– Здорово, Пётр! – Михалыч хочет войти в контакт с Петькой, и тот бурчит сквозь зубы: "Пошёл ты на …" зная, что дед глуховат и не расслышит.
Петька всё внимание переключил на приёмник мусора. Кошка дворовая лазает между пластиковыми пакетами, выискивая поживу. Петька держит в руке комок земли с клумбы, собираясь запустить. Михалыч, проследив за направлением взгляда Петьки, понимает, что кошке несдобровать. Вот кошка, ничего не подозревая, выходит из-за пакетов с поднятым хвостом, и комок земли ударяет рядом с ней по пакету. "Бух!". Кошка в испуге приникает к земле и оглядывается.
– Петро! Ты зачем кошку пугаешь? – Михалыч для строгости стучит палкой. – Не балуй!
Петька отковыривает другой ком, побольше. Делая вид, что не слышит Михалыча.
– Петька! Скажу отцу! Не тронь кошку!..
Эта угроза действует. Отец не будет разбираться долго, отвесит сразу такой подзатыльник! Петька бросает ком на клумбу.
– А чего она лазит тут?.. Заразу всякую собирает…
Это уже слова его матери Валентины.
Петька отходит к мальчишкам. Они уже не играют в футбол, собрались на детских карусельках и не гонят Петьку. Юрка из четвёртого подъезда, главарь двора, третьеклассник, достаёт и закуривает сигарету. Прошлый раз он дал курнуть Петьке, и тот закашлялся до слёз на потеху всей компании. Петьке хочется доказать, что он не слабее их, но в этот раз Юрка сигарету ему не даёт. Остальные затягиваются по кругу. Петька подходит к Михалычу с надеждой выпросить у него сигарету. Садиться рядом на скамейку и молчит, соображая, с чего начать разговор.
– Вот и правильно. – говорит Михалыч. – Набегался – отдохни, посиди…
Сидеть Петьке совсем не хочется, но он терпит минуты две.
– Ты курить бросил, Михалыч?
– Нет, не бросил. Кончились, вот… Идти в киоск не хочется, нога болит…
– Давай я схожу!
– Тебе же не продадут?
– Мне? Я для бати пиво покупал, во! Крепкое.
Михалыч с подозрением смотрит на Петьку. Ему хочется закурить, но он сомневается, хорошо ли парнишку отправлять за куревом Петька сидит. с безразличным видом рядом. ждёт.
– Ладно. – говорит Михалыч. – Купишь "Кэмел".
Михалыч даёт Петьке пятёрку.
– Сдачу себе возьми, за работу.
Петька срывается с места и убегает. Киоск на остановке, рядом. Михалыч не успел глазом моргнуть – Петька уже прибежал. Отдаёт коробку сигарет и монеты сдачи.
– Я же сдачу тебе определил. Возьми, заработал…
Петька не берет, мнётся.
– Михалыч, дай за работу одну сигаретку…
– Ты что, куришь? Вредно! Детям особенно…
– Не курю я…
– А сигарета зачем?
– Так…
Петька смотрит в сторону ребят на карусельке…
– На. Только не кури…
Держа сигарету как заправский курильщик, Петька идёт к карусельке.
– Во! Петушок наш с сигареткой пришёл. Садись, покури…
Это Юрка подначивает.
– Дать прикурить? Пожалуйста!
Юрка щелкает зажигалкой. Оглянувшись на Михалыча, Петька прикуривает, но в себя дым не вдыхает, сразу выпускает изо рта.
– Получается у тебя. Молодец!.. – хвалит Юрка.
От дыма во рту противная горечь. Петька ещё раз набирает дым и выпускает. Еле сдерживает кашель.
– Ладно. – милостиво заключает Юрка. – Пока хватит. Дай-ка лучше я покурю.
Юрка забирает сигарету. Смотрит на марку.
– С "Кэмела" начинаешь. Далеко пойдёшь! Иди к деду. Скажи, что отобрали у тебя сигарету, а то он настучит твоему отцу – попадёт тебе.
– Курил? – спрашивает Михалыч.
– Нет. Юрке отдал.
– И не кури! Здоровье береги.
Петька пропускает мимо ушей слова Михалыча. Теперь у него задача – научиться курить по-настоящему. Сигареты можно у отца потихоньку из пачки брать. Надо ещё зажигалку, такую как у Юрки, достать. Тогда он уж точно будет играть в футбол с пацанами.
Праздник
Праздник этот Серёжа ждал три дня, с тех пор, как мама пообещала взять его на день рождения тёти Риты. До этого Серёжу никогда на взрослые праздники не брали. Даже когда приходили гости, он оставался с бабушкой в маленькой комнате, засыпая, слышал музыку и смех, глухо доносившиеся из-за стены.
"Нечего тебе там делать, Серёженька, – говорила бабушка, когда он начинал проситься туда, на праздник, – там большие, взрослые, деток нету…" Праздник представлялся Серёже похожим па карусели в парке – с лошадками, слониками, автомобильчиками. Бабушка и на этот раз не хотела отпускать его, но мама настояла. Ох, эта бабушка! На празднике же весело, там Вовка!
Поднявшись по лестнице на четвёртый этаж, Серёжа уже слышал музыку, а дверь открыла сама тётя Рита, нарядная, вкусно пахнущая духами. Музыка рванулась навстречу в открытые двери, и Серёжа забыл даже про Вовку, но тот уже выбежал ему навстречу.
– Вовка! – закричал Серёжа что есть силы.
– Серёжка! – закричал в ответ Вовка.
Серёжке казалось, что мама раздевает его слишком медленно, хотелось бежать к Вовке.
Из той же двери, откуда вышел Вовка, выглянул большой, на целую голову выше Вовки, мальчик. Он оглядел Серёжу и сказал Вовке:
– Ну, пошли.
И Вовка, ничегошеньки не сказав Серёже, пошёл за ним, да ещё прикрыл дверь. Мама снимала с него сапожки, а он всё думал о непонятном Вовкином поведении.
– Иди, Серёжа, к мальчикам, – сказала тётя Рита, открывая дверь, куда ушёл Вовка. – Вова, Вадя, играйте с нашим гостем!
– Иди, иди, Серёжа! – сказала мама и даже чуть подтолкнула его.
В комнате на полу сидели Вадя и Вовка. Они строили из кубиков дворец.
– Кто это? – спросил большой мальчик Вадя. Вовка оглядел Серёжу так, словно до того ни разу его не видел, и, прищурив глаз, сказал небрежно:
– Это пацан маминых знакомых. Он ещё в садик ходит.
– Как тебя зовут? – спросил большой мальчик.
– Серёжа… – ответил Серёжка.
– Селёжа… – передразнил его Вовка. – Он "рэ" не выговаривает.
– Научится, – сказал Вадя, и Серёже это понравилось. Он сел рядом с мальчиками на пол и стал смотреть, как быстро и умело строит дворец Вадя. Вовка помогал ему, подавая кубики.
– Вот этот давай! – говорил Вадик, и Вовка послушно подавал. В прошлый раз, когда Серёжа с мамой приходил сюда, дворец строил Вовка, а Серёжа подавал ему кубики. Это было здорово! Серёже захотелось опять помогать, он подобрал лежавший ближе всех к нему кубик и потянулся к стройке.
– Ты что делаешь? – закричал Вовка и вырвал кубик из Серёжиной руки. При этом Вовка зацепил локтем за почти построенный дворец, и он рухнул. И хотя поломал постройку Вовка, Серёжа испугался. Он подумал, что Вадя ударит его. Но тот только взглянул на испуганного Серёжу и ничего не сказал. Вовка закричал:
– Из-за тебя это! – и замахнулся на Серёжу кулаком. Он не ударил, а сказал со злостью:
– А ну, отодвинься подальше! И вообще, не лезь, понял?
Серёжа отодвинулся. Потом встал и вышел в коридор.
Из комнаты, где играла музыка, вышел высокий дядя в расстёгнутой по вороту рубашке, на ходу потрепал. Серёжу по волосам и пошёл дальше. В открытую дверь Серёжа увидел маму. Она сидела рядом с тётей Ритой и что-то ей говорила. Мама не заметила Серёжу, и он потрогал её за руку.
– Мама, мама!
Мама оглянулась и наклонилась к Серёже:
– Ты что такой скучный, Сергей? Тебя кто-нибудь обидел?
– Нет, – сказал Серёжа, подумав…
Кто его обидел? Из-за него такой красивый дворец развалился, а Вадик его даже пальцем не тронул. Только Вовка вот кричал.
– Тортик будешь? – Мама протянула Серёже тарелку с большим куском торта.
Серёжа еле-еле справился с тортом. Ему хотелось пить. Он потянулся к бокалу, почти доверху наполненному; как ему казалось, лимонадом.
– Нельзя! – перехватила его руку мама. – Шампанское это.
– Пусть мужик выпьет, – заулыбался Серёже дядя с выбритой, круглой, как мячик, головой. – Хочешь выпить, мужик?
– Хочу! – сказал Серёжа. – Пить хочу…
И так как мама отпустила его руку, отхлебнул из бокала. Ему обожгло язык, а в нос изнутри так ударил газ, что на глазах выступили слёзы.
– Рано тебе вино пить, дурачок. – сказала мама и, забрав бокал, налила в чайную кружку холодного морса из смородины.
Серёжа выпил всю кружку не переводя дыхания. Вкусно! Он даже погладил себе живот, и тут увидел, что на него смотрит большая девочка, тоже сидящая за столом. Смотрит и смеётся. Серёжа показал ей язык – пусть не смеётся!
– Серёжа, не вертись! Иди, играй с мальчиками, – и мама поставила его на пол.
– Хорошо, что ты пришёл! – закричал Вовка, когда Серёжа несмело приоткрыл дверь. – Давай, заходи! Мы в медведя и охотников играем.
Серёжка увидел на полу что-то страшное, лохматое. Это лохматое ползло к нему и рычало голосом Владика.
– Хватай его!" закричал Вовка и вцепился руками в это лохматое.
"Это Вадя переоделся", – понял Серёжа и тоже ухватился за густой мех.
Вадик дёрнулся так, что Серёжа откатился в сторону и ударился о ножку стола головой. Ему было больно, но он удержался, не заплакал, чтобы опять его не прогнали. Он только потёр ушибленное место ладошкой.
– Теперь ты будешь медведем, – сказал ему Вовка.
Вадик вылез из-под вывернутой мехом наружу куртки Вовкиного папы и надел её на Серёжу. Куртка была большая и тяжёлая.
– Ты рычи и кидайся на нас! – кричал Вовка, но Серёжа не смог даже сдвинуться с места. Тут на него навалились, поволокли куда-то, положили так, что было очень тесно. Серёжа лежал на спине, стараясь выпутаться. Потом он закричал и заплакал.
– Испугался? Мы понарошку…
Вадик помог Серёже вылезти из-под куртки. Размазывая по щекам слёзы, Серёжа опять пошёл в зал. Музыка там уже не играла, и все сидели вокруг стола с остатками еды и смотрели телевизор.
Серёжа забрался на колени мамы, обнял её за шею и тихонько сказал ей на ухо:
– Мама, пойдём домой…
– Подожди, – мама отвела его руки. – Вот кончится кино и пойдём.
Кино всё не кончалось, и у Серёжи начали слипаться глаза.
– Пойдём домой! – заныл он уже громче.
– Ну идём, идём! – обидным голосом заговорила мама, снимая Серёжу с колен. – Десять минут подождать не можешь…
Когда мама одевала его, Серёжа только подставлял руки и ноги – так ему хотелось спать. Он только чуточку проснулся, когда папа, который хотел его взять на руки, покачнулся и сел рядом с ним на пол. Серёжа засмеялся, а мама почему-то рассердилась и назвала папу "алкаш несчастный".
Потом папа всё же взял его на руки и понёс. На улице Серёжа вновь проснулся и вспомнил про Вовку и Вадика.
– А мы в медведя играли, – сказал он, заглядывая папе под козырёк шапки.
– В медведя? – переспросил папа. – А как это – "в медведя"?
Серёжа молчал, не зная, что сказать, но потом ответил, подбирая слова:
– В медведя… Стра-а-шно!
В ожидании автобуса он сидел рядом с папой на скамейке и молчал, потом спросил:
– Папа, это был праздник?
– Конечно! – ответил папа. – Праздник. День рождения. А что?
– Плохой праздник.
Голос у Серёжи был скучный и сонный.
Дома его раздевала и укладывала спать бабушка. Серёжа уснул сразу и, наверное, какое-то время спал, но потом ему приснился медведь. Лохматый, зубастый медведь полз прямо на него, и Серёжа закричал, забился в кроватке, сел. В комнате было совсем темно, он не понимал, где он, и стал громко звать маму.
Мама унесла Серёжу и положила с собой в постель, а папа принёс раскладушку и поставил рядом с кроватью. Серёжа лежал рядом с мамой, держался за её тёплую мягкую руку. Он не закрывал глаза, потому что тогда сразу начинали кружиться какие-то карусели с мохнатыми зверями и Вовка, злобно перекосив рот, замахивался на него кулаком.
Утром пришёл вызванный врач. Он посмотрел на градусник, покачал головой и попросил Серёжу открыть рот и сказать "А-а". Потом слушал Серёжину грудь и спину и, написав что-то на синем листочке, ушёл со своим чемоданчиком.
– Ну вот, придётся мне сидеть на больничном, – недовольно сказала мама.
Серёжа знал, что означают слова "сидеть на больничном". Значит, мама не пойдёт на работу и не отведёт его в садик. Это его обрадовало.
– Мама, давай устроим праздник! – предложил Серёжа.
– Ну да, праздник, – вздохнула мама. – Вчера напраздновались, хватит.
– Мы не такой праздник устроим, а свой, – стал уговаривать её Серёжа. – Ты сделаешь вкусный-вкусный морс, и будем праздновать – я, ты, папа и бабушка. Хорошо?
Красивая вещь
Вечером после работы Василий ладил новую раму на веранде. Остро пахло смолистым деревом, клеем. На столе лежал инструмент, на полу – кучки стружки.
Поставив собранную раму к стене, Василий сел на табурет, закурил. Егорша, сын, тут же, на полу, что-то мастерил из обрезков планок. Подрос пацан, даже помог кое в чём, когда надо было собирать раму. В этом году в школу пойдёт.
– Пальцы не обруби! – напомнил сыну Василий, видя с удовольствием, что и топорик Егорша держит ловко, и раскалывает чурочку умело. "Работник будет" – и Василий погладил сына по пушистой макушке.
– Пап, я самолёт делаю. Во, смотри! – Егорша показывает две планки, крест-накрест сбитые гвоздиком.
– Давай, летай!
Настроение у Василия радостное, как всегда, когда работа ладится.
– Пап, ты эти бруски на станке пилил?
– Ну да, есть у нас такой станок. Только успевай доску подавать.
– А ещё у вас какие станки есть? Ты потом меня на работу возьмёшь?
– Вот подрастёшь немного и пойдёшь ко мне в помощники…
Хорошо, если будет так! Вот он, Василий, не представляет себе другой работы, чем работа в столярке. Как можно, например, целую смену возиться с железками? Или, ещё хуже, бумажки переписывать… Дерево! Тёплое на ощупь, пахучее, каждое в свой цвет и рисунок слоя, прочное и одновременно податливое. Живое! Василию оно и на работе не надоедает, и дома всё деревянное своими руками сделано.
Тёплый августовский вечер опускается на домики и дворы Новосёловки. Темнеет. С улицы по временам слышаться приглушенный шум от проезжающих машин, разговоры.
Резко звякнула щеколда, проскрипела калитка, и на веранду зашла Людмила, жена Василия.
– Ох, замучилась! – она поставила на пол сумку, распрямилась, раскрасневшаяся. Сдвинув брови над карими глазами, поджав полные губы, она поглядела на Василия. Тот ответил ей неумелой, почти виноватой улыбкой, словно извиняясь за стружку, за инструмент, за дым от сигареты.
– Мама, мама! Что вкусненького принесла? – белобрысый, в отца, Егорша стал рыться в сумке.
– Вывалишь, чертёнок! – Людмила звонко шлёпнула сына по затылку. Егорша отошёл к столу, надув губы.
– А ты всё возишься, мастер? – протянула презрительно Людмила. – У людей как у людей, а у столяра… Она махнула рукой и, подняв сумку пошла на кухню. Было слышно, как там Людмила щелкала дверью холодильника – выгружала сумку.
Василий торопливо притушил сигарету и начал убирать со стола разложенный инструмент. Настроение у Василия испортилось. Ну чего так она всегда – придёт, накричит… И говорит она на два голоса. Это Василия всегда удивляет – ну, только что рявкает, и – вот таким медовым голоском поёт. За восемь лет никак привыкнуть не может, пока гулял с ней до женитьбы, и после женитьбы такого не замечал, был наверно обалделый, а как родила Людмила Егоршу, так и пошло "на два регистра".
– Сынуля, иди сюда! – Людмила снова вышла на веранду, держа в руке что-то, обёрнутое в бумагу. – Ну иди, не сердись на свою мамку. Принесла я тебе вкусненького.
Егорша стоит отвернувшись, словно не слышит материнского заигрывания. Ухо у него красное – видно успела она его и за ухо дёрнуть.
– Видал! И от пирожного нос воротит… Мать для тебя старается, а ты… На! – голос её становится резким. – Выброшу, вот в мусор.
Людмила села к столу, не глядя на Василия, начала с усмешкой:
– Сегодня опять вся перетряслась, сумку волоку эту, в ней вверху каша. а под низом масла сливочного два пакета, осталось у меня, а навстречу заведующая. Моду она завела проверять сумки. А тут пронесло.
– Дотаскаешься ты, Людмила. Ведь позору не оберёшься потом…