- Вас не затруднит выслать мне счет? - обратилась она к герру Фишеру. - Мадам Заблорен ван Томаат.
- Разумеется, мадам, - сказал герр Фишер. - А герр Брюгли - должен ли он знать об этом?
Мадам Томаат взяла картину у герра Фишера и вручила ее герру Брюгли.
- Маленький подарок от меня, - сказала она. - В знак благодарности за вашу доброту.
Они вышли из магазина герра Фишера с подарками в руках: каждый нес подарок, купленный другим. Слегка похолодало, хотя солнце продолжало ярко светить, и герр Брюгли поднял воротник пальто. Мадам Томаат снова взяла его под руку, и так они шли вниз по узкой улочке обратно к реке.
Проходя мимо кофейни, популярной среди студентов, они почувствовали запах только что смолотого кофе.
- Я бы не отказался от чашечки кофе, - сказал герр Брюгли. - А вы как? Можете себе позволить одну порцию?
Ну конечно, мадам Томаат может себе это позволить, и они вошли в кофейню несколько возбужденные от открывшейся возможности попасть в новое место, где собрались люди им не известные и много моложе. За последние несколько лет Цюрих изменился, и теперь нельзя было предугадать, с кем повстречаешься. Некоторые кварталы отныне стали богемными; какие-то кварталы были даже опасными. Как много появилось иностранцев - восточные европейцы и другие - из экзотических стран, думал герр Брюгли.
Они нашли столик рядом со стойкой бара, и к ним подошла официантка, чтобы принять заказ. У нее были колготки черного цвета, напоминающие рыболовецкую сеть, и взлохмаченный вид. Запах ее дешевых духов заставил мадам Томаат сморщить нос.
Герр Брюгли заговорщически улыбнулся.
- Да, здесь все иначе, не так ли?
Мадам Томаат озиралась по сторонам.
- Чем занимаются эти люди? - обратилась она к нему, понизив голос. - Думаете, они и впрямь учатся?
Герр Брюгли пожал плечами.
- Возможно, - ответил он. - Может, они учатся ночью - тоже вариант.
Принесли кофе. Очень горячий и очень крепкий.
- И столь желанный, - произнес герр Брюгли. - В каком бы то ни было окружении.
Он глянул на часы, близилось время ланча. На мгновение он задумался; затем подозвал официантку и что-то ей тихо сказал. Она пробормотала какие-то слова в ответ и возвратилась чуть позже с бутылкой шампанского, которую герр Брюгли внимательно осмотрел. Одобрительно кивнув головой, он что-то еще ей сказал. Похоже, это ее удивило, но затем она улыбнулась и исчезла за стойкой бара.
- Вы что-то скрываете, герр Брюгли! - отругала его мадам Томаат. - Намереваетесь озорничать!
Спустя несколько минут официантка вернулась в сопровождении мужчины в переднике. Он нес две винные бутыли шампанского. Поставив шампанское на стойку бара, он, к удивлению мадам Томаат, начал громко хлопать в ладоши. Разговоры стихли. Люди выглядывали со своих мест; одна женщина отложила в сторону сигарету; молодой человек, уже было вставший из-за стола, снова сел.
- Леди и джентльмены, - произнес мужчина. - Рад вам сообщить, что благодаря любезности нашего уважаемого гостя, каждый столик при желании может получить бутылку шампанского. - Он сделал паузу и вытянул вперед руку, представляя герра Брюгли.
Один из студентов засмеялся.
- Молодчина, уважаемый гость! Где шампанское?
Официантка открыла первую бутылку и подала ее на столик молодым людям. Тогда и другие заполучили свои бутылки, и вино полилось рекой.
- Герр Брюгли! - сказала мадам Томаат. - Какой щедрый жест! Думаю, студенты его одобрили.
Так и было. Бокалы подымали во всех уголках кафе, и герр Брюгли вместе с мадам Томаат принимали звучавшие в их честь тосты. Герр Брюгли выпил два бокала шампанского и тотчас оживился от искрящегося вина.
- Ax, какой сегодня изумительный день! - воскликнул он с экспрессией. - Прекрасная погода, чудесная компания!
Мадам Томаат кротко улыбнулась, поднеся бокал к губам. Она была умереннее в потреблении шампанского, но тем не менее пила с удовольствием. Разумеется, студенты пили быстро. Очень скоро первые винные бутыли были опустошены, но по знаку, который герр Брюгли подал официантке, принесли еще. Мужчина в переднике высказал опасение, но деньги решили все, и он ушел, улыбаясь.
Вновь наполнялись бокалы, и беседа студентов стала более оживленной. Вдруг раздался взрыв хохота за одним из столиков; разгорелся спор за другим; какой-то студент затянул песню.
К столику, где сидели герр Брюгли и мадам Томаат, подошла парочка студентов. Юноша с девушкой - с виду подростки, ближе к двадцати годам, - одетые в униформу студенческого квартала: джинсы и черные куртки.
- Можно к вам присоединиться? - спросил юноша. - Это так любезно с вашей стороны угостить всех шампанским.
Герр Брюгли встал, чтобы придвинуть стул девушке.
- Разумеется, присаживайтесь, - сказал он. - Я получил огромное удовольствие, наблюдая за вами, за вашим весельем. Ну, совсем как в "Принце-студенте"…
Студенты выглядели озадаченными.
- Ну, вы же помните этот фильм, - вставила замечание мадам Томаат. - Марио Ланца был принцем. И еще он был студентом…
Девушка вскинула голову.
- Старый фильм? - поинтересовалась она.
Мадам Томаат рассмеялась.
- Боже мой! Мы совсем забыли, сколько нам лет. Да, и вправду, это - старый фильм.
- На прошлой неделе мы смотрели "Касабланку", - попытался поддержать разговор юноша. - Классный фильм. Как раз проходил фестиваль исторического кино.
Герр Брюгли взглянул на мадам Томаат.
- Это был по-настоящему великий фильм, - произнес он. - Вероятно, самый лучший из всех, когда-либо вышедших на экран. Я его смотрел вскоре после того, как он появился. - И добавил: - Хотя в то время я был ужасно молод, совсем мальчишка.
Вышла маленькая пауза. Герр Брюгли взял бутылку шампанского и наполнил бокалы студентов.
- Расскажите нам о себе, - попросил он. - Расскажите, что вы изучаете. Расскажите, где вы живете. Кого из профессоров стоит слушать, а кого - нет.
Они вышли из кофейни вместе. Юноша вел под руку мадам Томаат, после четырех бокалов шампанского она была ему за это весьма признательна, а герр Брюгли - девушку.
- Мы живем в двух минутах ходьбы отсюда, - сказал юноша. - Боюсь, наше жилище слишком скромное.
- А что человеку в жизни надо? - спросил герр Брюгли. - Стакан вина, книга, сень ветвей и ты, любимая. Ведь так говорил Омар Хайям?
- Да, - нерешительно подтвердил юноша. - Возможно…
Они прошли мимо книжного магазина и стали подниматься по узкой улочке обратно на холм. Затем повернули в переулок, где вдоль стен домов, разрисованных всевозможными надписями, стояли несколько велосипедов. Как же здесь воняет сыростью и котами, подумал герр Брюгли.
- Вот мы и пришли, - сказала девушка. - Дверь справа.
За дверью тянулся тесный коридор, ведущий к узкой каменной лестнице, которую юноша преодолел одним махом. Поднявшись на лестничную площадку, он пригласил остальных войти: "Дверь открыта! Добро пожаловать!"
Мадам Томаат вошла первой в сопровождении девушки. За ними, пригнув голову под низкой дверной перегородкой, последовал герр Брюгли, держа в одной руке фетровую шляпу, а в другой - пакет.
Там оказалось только две комнаты. Та, что служила гостиной, была очень опрятной, но скудно обставленной. Несколько больших подушек на полу, накрытый клетчатым пледом диван. Стену украшали рисунок мужской головы, рекламный плакат туристического агентства в Греции и расписание движения итальянской железной дороги. На узкой книжной полке и под ней - стопки книг.
Дверь в другую комнату была открыта, и они увидели лежавший прямо на полу большой матрац. Возле матраца стояла ваза с засушенными цветами, а вокруг повсюду книги. Герр Брюгли отвел взгляд, виноватый, трепещущий.
- Ну вот, - сказал юноша, - так мы и живем. Это наше жилище.
- Очаровательно! - воскликнула мадам Томаат. - Слушайте, да здесь же из окна виден собор!
Герр Брюгли встал рядом с ней, и они смотрели на крыши домов в той части города, что спускалась вниз к реке. Таким они его прежде не представляли; возможно, это даже был другой город.
- Я хотел бы жить в подобном месте, - сказал герр Брюгли спокойно. - Подальше от всего. Одни лишь мы. Вы только вообразите!
Мадам Томаат закрыла глаза.
- Ни о чем не беспокоиться, - шептала она. - Никаких неприятностей от прислуги. Никаких партий в бридж. Никаких телефонов.
- Блаженство! - с чувством произнес герр Брюгли. - Просто рай.
Пока юноша готовил кофе, девушка включила музыку - зазвучал джаз, играл саксофонист.
- Слушайте, - сказал герр Брюгли, подняв вверх палец. - Вы конечно же знаете эту мелодию. "Проходит время", "Касабланка"!
- Потанцуем? - обратился он к мадам Томаат. - Не возражаете?
- Обожаю танцевать, - ответила она.
Юноша поставил чашечки с кофе на низкий столик. Затем подошел к девушке и взял ее за руку. Они танцевали рядом с герром Брюгли и мадам Томаат. "Проходит время!" закончилась, заиграла другая мелодия, это был "День в Париже", и только герр Брюгли знал, что сейчас звучит… но они снова танцевали. И теперь юноша танцевал с мадам Томаат, а герр Брюгли - с девушкой.
Юноша открыл бутылку вина - дешевое швейцарское вино из верхних от озера кварталов, - но Брюгли сказал, что столь восхитительного вина ему еще не приходилось пить. Мадам Томаат согласилась и выпила два бокала.
Вдруг герр Брюгли посмотрел на часы.
- Как летит время! - воскликнул он. - Почти пять.
- Нам надо спешить домой, - всполошилась мадам Томаат. - У меня так много дел.
- И у меня тоже, - сказал герр Брюгли.
Юноша выразил сожаление по поводу того, что гости уходят. Они хотели предложить им остаться на ужин.
- В другой раз, - заверил герр Брюгли. - Как-нибудь мы пригласим вас к себе на ужин.
- Это было бы здорово, - заметила девушка.
Герр Брюгли взглянул на нее. Она была очаровательна: добрая, любящая, прелестная - ну, просто чудо. И юноша тоже, такой галантный; да, собственно, ничего не изменилось в Швейцарии, совсем ничего. Он наклонился к мадам Томаат и что-то прошептал ей на ухо. Она слушала серьезно, а затем восторженно закивала головой.
- Мы так благодарны вам за доброту, - произнес герр Брюгли. - Пригласить незнакомых людей к себе домой и устроить такой изумительный танцевальный экспромт - это великолепно. У нас есть для вас подарки, не откажитесь - примите.
Он передал юноше картину, а мадам Томаат вложила в руки девушки украшенное драгоценными камнями яйцо в оберточной золотой фольге.
Юноша казался смущенным, когда снял бумагу с врученного ему пакета. Он притих, рассматривая картину, которую держал очень бережно.
- Потрясающе, - промолвил он. - Выглядит как подлинник. И все так жизненно.
Герр Брюгли рассмеялся.
- Это и есть подлинник, - сказал он. - Работа флорентинца.
- И яйцо французское, а не русское, - добавила мадам Томаат. - Увы, не Фаберже, но его последователь.
Девушка молча посмотрела на юношу, удивленно вскинувшего брови.
- Подарки слишком щедрые, - сказал он. - Это очень любезно с вашей стороны, но мы не можем… не можем их принять.
- Ну почему же? - возразил герр Брюгли. - Вы просто обидите нас, если не примете. Ведь так, мадам Томаат?
- Разумеется, - поддержала его она. - Именно так.
Они прощались в конце переулка. Юноша и девушка продолжали стоять еще несколько минут, он обнял ее за талию, и уже у подножия холма герр Брюгли обернулся, чтобы помахать им рукой. Когда подъехало такси, он открыл дверцу для мадам Томаат.
Герр Брюгли сказал водителю адрес, и они направились в сторону озера.
- Какой чудесный день, - вздохнул герр Брюгли. - Так много успели сделать.
- В Цюрихе мы всегда замечательно проводим время, - заметила мадам Томаат.
- Тогда до следующей среды, - предложил герр Брюгли. - Снова приедем сюда?
- Да, - ответила мадам Томаат. - Это было бы очень кстати. Возможно, нам опять повезет с погодой.
Такси двигалось без остановок. Теперь они сидели в тишине, размышляя об удовольствии прожитого дня. Мимо проносились кварталы жилых домов, гаражи, парки. Их сменили заводы и фабрики промышленной части города. На одном из зданий синими всполохами на фоне темного неба светилась огромная неоновая вывеска: "Шоколад Брюгли". Но герр Брюгли не видел ее, ибо прикрыл глаза от явного удовольствия и той усталости, которая приходит после насыщенного дня. Мадам Томаат смотрела на озеро. Вечером предстоит партия в бридж с друзьями, как обычно. В прошлый раз удача отвернулась от нее, все время шла плохая карта, но сейчас она была уверена: ей определенно повезет.
МИЛОЕ СВИДАНЬИЦЕ
Принимали хорошо - он заметил, что так бывало всегда в тех отелях, где стремились заполучить неуловимую знаменитость.
- Мы подготовили вам тот же номер, - сказал управляющий, довольный, что помнит подобные мелочи. - Вы жили в нем в прошлом году. Оттуда еще видны деревья. Надеюсь, вам там было уютно.
- Номер мне понравился. Да.
Он улыбнулся и поблагодарил. То, что его здесь знают, добавляло уверенности, по крайней мере, по отношению к персоналу отеля. Они это тоже понимали и при необходимости могли быть учтивыми. Во всяком случае, никогда не возникало каких-либо неприятностей или затруднений.
Вечером, уходя, он вручил им ключ, который тут же убрали под стойку.
- Сегодня великолепный вечер, - заметил администратор. - Чуть позже жара спадет. Приятной вам прогулки. Посмотрите город.
- Хорошо, - сказал он и вышел через вращающуюся дверь в ароматное тепло сада с цветущими деревьями и кустами. Тяжелый воздух окутал его, словно потоки воды в теплой ванне; как жарко, думал он, но скоро станет прохладней, вот только скроется солнце.
Минуя сады отеля, он пошел той дорогой, что спускалась с холма прямо в центр города. Никаких планов на вечер у него не было, но в глубине души он знал, что может произойти. Впрочем, лучше не загадывать, а подождать и все увидеть. Никому не ведомо, как оно сложится. Возможно, там никого нет. Смелость могла его покинуть. Он мог еще раз все хорошенечко взвесить и передумать - возвратиться в отель, закрыться в своем номере и провести время за чтением. Такое бывало с ним чаще, нежели наоборот.
Дорога круто вильнула вниз, огибая дома и прижатые к ним сады, позади остались магазины с опущенными шторами, женский монастырь, церковь. По пути ему встречались люди, везущие покупки на велосипедах. Стоя в дверном проеме одного дома, на него уставился какой-то старик, и он вежливо поприветствовал незнакомца на португальском. Старик закивал головой, прикрывая и вновь открывая слезящиеся глаза. Неожиданно мелькнула мысль, а что, если остановиться, поговорить, расспросить о близлежащих окрестностях, но тут из дома выбежала девочка и нетерпеливо стала дергать старика за рукав рубашки.
На какой-то миг его внимание привлекла витрина одного магазина, и он заглянул внутрь. Похоже, это квартал антикваров и книготорговцев. В витрине были выставлены выцветшие издания Пессоа с портретом поэта в окружении персонажей его произведений: Альберто Камоса, Рикардо Рейса, Фернандо Соареса. Удивительно, до чего все зависит от имени на обложке. Сегодня к Пессоа отнеслись бы так же плохо, как к любому сложному автору; зачастую критики сродни врачу - они подвергают творчество клиническому анализу, делая поэзию мертвой.
В магазине, где продавали африканские реликвии Империи, торговля велась сдержанно, почти извиняющимся тоном. Об обширных, кошмарных колониях уже никто не говорил; ведь теперь они вынуждены жить в этом городе, отставные чиновники, которые большую часть жизни провели в далеких селениях Мозамбика и Анголы, а потом вернулись в свою страну, желавшую лишь одного - стереть все из памяти. Вряд ли им было под силу все забыть; невозможно перечеркнуть годы жизни, постоянно делая вид, что в течение двадцати, тридцати лет службы за границей они ни к чему не имели отношения. Им необходимо было говорить об этом, ну хоть иногда, даже если только между собой, украдкой, подобно преступникам, которые делятся воспоминаниями о содеянном.
Для них такой магазин - своего рода бальзам на раны: здесь они всегда могли найти знакомые атласы, ведомственные инструкции с загнутыми уголками страниц, изданные в большом количестве Институтом колониальных стран, учебники грамматики языков малых народов. Столько усилий, столько борьбы; и все, к чему это привело, - долги, смерть, позор. Он подошел к витрине поближе. Большую часть вещей следовало выбросить за ненадобностью; ленты от старых медалей, резная трость из африканской древесины, голова мыльного камня. А рядом - старинная жестяная аптечка для оказания первой помощи, с нанесенным по трафарету именем на крышке. Аптечку могли выбросить еще несколько лет назад - возможно, никто ее не хотел покупать, - но теперь она, казалось, приобретала некоторую ценность. Вполне вероятно, что у кого-то она вызовет ностальгию или заставит пристальнее взглянуть на историю тех, кто не может этого помнить, так как их еще не было на свете, когда пал Салазар.
Какой-то человек встал рядом с ним, нарочито рассматривая предметы в витрине.
- Они нас просили вернуться, - заговорил незнакомец. - Вернуться и управлять их фермами. Можете в это поверить? В конце концов, так и случилось. Война, Фрелимо, выселение, масса всего. Марксисты просили нас вернуться!
Он взглянул на непрошеного собеседника, который улыбался ему, почти заговорщически, обнажив несколько золотых зубов.
Хотелось что-то сказать в ответ, но ничего не приходило на ум.
- Признаюсь, не думал дожить до таких дней! - продолжал тем временем незнакомец. - Но вот дожил. Никогда не знаешь, что произойдет. Никогда.
Он кивнул в знак согласия, и незнакомый мужчина ушел, тихо посмеиваясь над своим же наблюдением.
И вот тогда он понял, что хотел сказать и что следовало сказать. Не нужно стараться забыть свое прошлое. В самоотречении нет смысла. Отстаивайте иное мнение, как это делали немцы; прочь беспокойство, анализируйте, не отгоняйте воспоминания, пока не сможете взглянуть на все со стороны. В конце концов, у вас получится это сделать.
Он добрался до площади и зашел в маленький бар. Заказал себе кофе, покрепче, а затем стакан портвейна. Владелец бара обслужил его и уткнулся в газету. В стране был политический кризис, и материал о фиаско правительства занимал всю газетную полосу. Ему их политика казалась бестолковой, впрочем, такое часто наблюдалось и в других правительствах, и он уже не пытался что-либо понять.
Владелец бара отложил газету.
- Отвратительно, - пробурчал он.
- Да уж.
Повисла небольшая пауза.
- Вы не здешний?
- Нет. Из Америки. Штат Южная Каролина.
- Вы хорошо говорите по-португальски. Обычно американцы…
Он улыбнулся и неожиданно для себя закончил:
- Ленятся учить языки.
Владелец бара тоже улыбнулся и продолжил уже примирительным тоном:
- Возможно, кто-то не ленится. Вы, например.
- Я работал в Бразилии. Много лет. Вероятно, вы заметили мой акцент.
Владелец бара кивнул.
- Да, акцент всегда выдает иностранца.
Он попросил еще стакан вина, который быстро опустошил, хотя вино было слишком теплым, а позже ему еще предстояло пить vinho verde. Возможно.