Я думаю, тем не менее, что я нравился ему больше, чем Мотоциклист. Он напоминал старику о нашей матери. Она ушла много лет назад, поэтому я ее не помню. Порой он останавливается и смотрит пристально на Мотоциклиста, словно он увидел призрака.
Ты в точности как твоя мать, - говорит он ему. И Мотоциклист глядит на него пустым взглядом безэмоционального лица.
Старик никогда не говорил такое мне. Но я должно быть тоже похож на нее.
"Рассел-Джэймс", сказал мой отец, садясь с бутылкой и книгой, "пожалуйста, будь более осторожен в будущем".
Мотоциклист так долго молчал, что я подумал, что он расстроился из-за Кассандры.
"Она говорит, что не наркоманка", сказал я ему. Даже, если я ее не любил, то подумал, что это может подбодрить его.
"Кто?" спросил он меня удивленно.
"Кассандра".
"Ах, да. Что ж, я ей верю".
"Серьезно?"
"Конечно. Знаешь, что случилось с теми, кто не верил Кассандре".
Я не был в курсе. Мой отец сказал, "Их греки завоевали".
Понимаете теперь, о чем я? Причем тут долбанные греки?
"Тебе ведь она больше не нравится, полагаю, да?" спросил я его.
Он не ответил. Он только встал и ушел. Я сразу же пошел спать. Смоки приехал около полуночи со своим двоюродным братом, у которого была машина, поэтому я отправился с ними на озеро, где мы пили пиво. Там были и девочки. Мы разожгли костер, и пошли купаться. Когда я вернулся домой, то было уже раннее утро. Старик проснулся и сказал, "Рассел-Джэймс, до меня дошел слух, что полицейский хочет поймать одного из вас. Тебя или твоего брата?"
"Обоих, но больше его".
Я знал, кого он имел в виду. Здешний коп, который ненавидел нас уже многие годы. Я не беспокоился об этом. Я был немного обеспокоен тем, что во время плаванья инфекция могла попасть мне в рану, но вроде все было нормально.
Я вымотался снова, поэтому я прогулял школу и проспал до полудня.
Шестая
Этот день оказался намного интересней, чем я предполагал. Я был исключен, и Пэтти порвала со мной.
Я отправился в школу около часа после полудня. Я должен был отметиться в кабинете о своем прибытии, дать им знать, что я здесь. Я сказал, что плохо чувствовал с утра, но сейчас все хорошо. Они не поверили мне, но я не собирался рассказывать им о пивной вечеринке, продолжавшейся до пяти утра.
Я когда-то делал так уже много раз раньше, поэтому я был удивлен, когда вместо того, чтобы отправить меня, обратно в класс, они направили меня к мистеру Харригану, методисту.
"Расти", сказал он, копаясь в бумагах на рабочем столе, чтобы сообщить мне о его драгоценном времени. "Ты должен был видеть меня прежде".
"Да", ответил я. Я не выносил людей, которые называли меня просто "Расти". Это заставляло меня чувствовать, словно я не носил свои штаны или что-то такое.
"Слишком много раз", сказал он.
Я был удивлен происходящим. Я имею в виду, что не входил сюда и не тратил впустую его время. Все, что они должны были сделать - это оставить меня там.
"Мы решили, что не можем больше терпеть твое поведение". Он руководствовался списком всех вещей, которые я делал в течение года: дрался, ругался, курил, дерзил учителю, прогуливал уроки…
Это был большой список, но я знал о нем уже. Он преподносил это так, словно я не знал об этом. Мой ум превратился в мишень. Что-то было такого в мистере Харригане, что делало мой разум похожим на мишень. Даже, когда он ударял меня с правлением, как он делал это два или три раза прежде.
Неожиданно я осознал, что он выгоняет меня из школы.
"У нас есть направление для перевода тебя в Кливленд", сообщил он мне. Кливленд была школой, куда они отправляли каждого, кто им не нравился. Это не беспокоило меня. Но Биф и его банда были переведены в Кливленд. После нашей драки, Биф и я разошлись по углам. Он остался в своем квартале, я в своем. Но, если я перейду на его территорию, я буду трупом. Я был бы один против половины школы. Биф бы попытал бы шанс побить меня в честной драке. Он не собирался это делать снова. Конечно, я отправлюсь в Кливленд. Все, что мне надо - это автомат и глаза сзади.
"Я не хочу переходить", сказал я. "Посмотрите, у меня были проступки и похуже, чем прогулять половину занятий. Почему сейчас?"
"Расти", сказал он, "они хорошо оборудованы в Кливленде для того, чтобы взяться за твое поведение"
"Да? У них есть решетки на окнах и пуленепробиваемые жилеты?"
Он только посмотрел на меня. "Не думаешь ли ты, что настало время подумать хорошенько о своей жизни?"
И так, я должен был беспокоиться из-за денег, пропьет ли их старик до того, как я получу часть, соберется ли уехать Мотоциклист, и у меня был геморрой в виде копа, собравшегося выбить мне мозги. Теперь к этому еще я был отправлен на территорию Бифа Уилкокса. Следовательно, у меня не было достаточно времени, чтобы серьезно подумать о своей жизни.
Я хорошенько задумался над поступком мистера Харригана. Я имею в виду над тем, что они выкидывали меня из школы. Но я был слегка с похмелья, поэтому я решил не терять энергию.
"Ты начнешь в Кливленде в следующий понедельник, Расти", сказал мистер Харриган. "До тех пор ты свободен".
"Я не пойду", ответил я.
"Альтернативный Вариант Юношеский Исправительный Центр". Он зашелестел листами снова, чтобы показать, что мое время вышло.
Юношеский Исправительный Центр. Хорошенькое дельце. Утех парней было много работы с бумагами до того, как они стали преследовать меня. У меня была неделя, чтобы подумать над решением, до того, как они появятся.
Я покинул его офис с намерением отправиться прямо к его машине и проколоть его покрышки. Но я столкнулся с Коч Раяном в холле.
"Расти-Джэймс, парень, извини", сказал он. Он действительно выглядел сожалеющим. "Я скажу им, что ты будешь хорошим мальчиком", сказал он. "Я скажу им, что ты никогда не доставлял мне никаких хлопот".
Это была ложь, так как я доставлял ему проблемы. Он лишь пытался отшутиться.
"Но это ничего не изменит к лучшему. Я не смогу отговорить их от этого".
"Не беспокойся об этом", ответил я ему. Он посмотрел на меня, словно я был приговорен к смерти. Он, должно быть, думал, что я люблю эту школу. Я не любил, но мои друзья были здесь, но мне было лучше находиться здесь, чем где-нибудь, где были парни Бифа.
"Парень", сказал он мне, "не вляпывайся ни во что, хорошо?"
Я обязан был посмотреть на него, словно он был психом, потому что он продолжил: "Я имею в виду неприятности, которые ты не сможешь побороть".
"Конечно", сказал я и добавил, "мужик".
Это сделало его счастливым. Я очень надеялся, что, когда вырасту, у меня будет занятие лучше, чем быть постоянно рядом с сильным слюнтяем, веря, что его репутация отразиться на мне.
Я действительно чувствовал себя фантастически из-за моего исключения из школы. Я всегда найду, чем заняться летом, и после Рождества, таким образом, я полагал, что проживу.
Никого не было у "Бэнни", кроме самого Бэнни, и даже это было лучше, чем никого. Я не люблю играть в бильярд без аудитории. Я прошелся вниз по улице через несколько кварталов к бару "Эдди и Джо". Несколько парней, кто раньше был в группировке Содомитов, околачивались там. Но скоро после того как я зашел туда, Джо, а может быть Эдди, выставил меня наружу. Затем я отправился к Уэстону Маккоули. Он был там, вместе с какими-то людьми, но они были все остолбеневшие, дикие и обколотые героином. Наркоманы не могут терпеть нормальных людей вокруг себя, поэтому я ушел, чувствуя настоящую печаль потому, что Уэстон был младшим лейтенантом у Содомитов. Он был мне более близким другом, чем Мотоциклист. У Мотоциклиста не было друзей, я осознал это, когда я перестал печалиться о Уэстоне. У него были поклонники и враги, но я никогда не слышал, чтобы кто-то называл себя его другом.
Затем пришло время, когда Пэтти возвращалась домой из школы. Она ходила в Католическую школу для девочек. Ее матушка не хотела, чтобы она была рядом с парнями. Пэтти считала это забавным. Она была из тех девочек, кто якшался с парнями уже в девять лет.
Я ждал ее на автобусной остановке, куря сигарету и валяя дурака, наблюдая за беспокоящимися проходящими мимо людьми. Вы были бы удивлены, как много людей беспокоятся за четырнадцатилетнего подростка.
Пэтти слезла с автобуса и пошла мимо меня, словно не замечая.
"Хэй", сказал я, бросая сигарету и пробегая вперед несколько шагов перед ней, "в чем дело?".
Она резко остановилась, уставилась на меня, и сказала о том, что я мог сделать.
"Что с тобой?" спросил я ее. Я становился раздраженным.
"Я слышала все о твоей маленькой вечеринке", сказала она. Я должно быть выглядел как пустое место, поскольку я себя чувствовал так. Она продолжила: "На озере. Марша Кирк была там. Она все мне рассказала"
"И что? Что это меняет?"
"Ты действительно думаешь, что можешь обращаться со мной так?" она начала снова кричать на меня. Я удивился, где она могла научиться так хорошенько браниться, потом я вспомнил, что она уже общается со мной пять месяцев.
"Да причем тут эта глупая вечеринка?"
"Я все слышала о тебе и той девочке, той черноволосой шлюшке". Она была взбешена, она даже не могла остановиться на секунду.
"Просто проваливай", сказала она в конце. Ее глаза искрили. "Я больше не хочу видеть твою физиономию".
"Не беспокойся, не увидишь", ответил я ей, и добавил еще пару словечек в придачу. Я чуть было не ударил ее. Затем, когда она зашагала гордым видом по улице, ее волосы опадали ей на плечи, голова была поднята вверх, гордая, сладкая маленькая цыпочка, я подумал о том, как мне больше не придется ходить к ней домой, чтобы смотреть ТВ. Мы не будем обниматься, пытаясь заняться любовью в отсутствие ее маленьких братьев, достающих нас. Я больше не буду держать ее легко, но крепко в своих объятьях.
Я не мог знать, что развлечение с цыпочкой на озере может сотворить между мной и Пэтти. Я ничего не собирался разрушать между нами. Почему она позволила чему-то глупому как эта вещь все изгадить.
Я неважно себя чувствовал. В моем горле пересохло, и я не мог нормально дышать. Я удивился, заплачу ли я. Я не помнил, как чувствует себя тот, кто плачет, поэтому не мог сказать. Однако я был в порядке.
Я просто немного прогулялся. Я не мог думать ни о чем, или куда-то идти. Я заметил Мотоциклиста в аптеке, читающим журнал, поэтому я пошел к нему.
"У тебя есть сигареты?" спросил я его. Он вручил мне одну.
"Давай чем-нибудь займемся сегодня, хорошо?" сказал я. "Давай прогуляемся по бульвару, за мост, хорошо?"
"О'кей", ответил он.
"Может быть, я захвачу Стива тоже". Я хотел, чтобы и Стив пошел, в случае, если Мотоциклист забудет, я был бы с ним и прокатился бы на мотоцикле или бы пошел в какой-нибудь бар, куда я один не мог бы пойти.
"Хорошо".
Я стоял там и рассматривал журналы.
"Эй", сказал я, "что ты читаешь?"
"Здесь моя фотография в этом журнале". Он показал мне ее. Это была фотография с ним, хорошая. Он был прислонен к побитому мотоциклу, облокотившись на него. На нем были голубые джинсы и голубая джинсовка, но не было футболки. Он и мотоцикл были на траве возле деревьев и вьюнов. Он смотрелся, словно дикий зверь, выглядывающий из-за деревьев. Это была хорошая фотография. Фотограф был словно художник. Он не улыбался, но выглядел счастливым.
"Эй", сказал я, "Что это за журнал?"
Я посмотрел на обложку. Это был один из тех крупных национальных журналов, один из тех, которые распространяются по всей стране.
"Здесь что-нибудь о тебе?" Я листал журнал.
"Нет. Одна из фотографий известного фотографа. Она сделала ее в Калифорнии. Я и забыл. На самом деле я был в шоке, когда открыл журнал и увидел там свою фотографию".
Я посмотрел на другие фотографии. На них были изображены в основном люди. Они все выглядели как картины. В журнале говорилась, что человек, сделавший их, известен тем, что ее фотографии были похожи на картины.
"Уау", сказал я. "Подожди, пока я расскажу всем…"
"Не надо, Расти-Джэймс". Я не хочу, чтобы ты рассказывал всем. И так всем скоро станет известно"
Он был немного другим с тех пор как вернулся. У него был странный вид теперь, поэтому я сказал, "Конечно".
"Это что-то вроде бремени на подобии того, что было у Робина Гуда, Джэсси Джэймса, и мальчика с дудочкой. Я точно также скоро стану героем района, и все это будет с тобой тоже. Не то, чтобы я могу стать в таком крупном масштабе, я просто не хочу этого".
"Хорошо" ответил я. Я знал, что он имеет в виду быть Робином Гудом для некоторых людей. Мотоциклист был очень известен в нашей части города. Даже люди, которые ненавидели его, не могли этого не признать.
"Эй, до меня дошло", сказал я. "Мальчик с дудочкой. Приятель, те парни пошли бы за тобой куда угодно. Черт возьми, большинство из них до сих пор бы".
"Это было бы замечательно", сказал он, "если бы я знал куда идти".
Как только мы покинули аптеку, то я заметил копа Петерсона на противоположной стороне улицы, наблюдающего за нами. Я поглядывал на него. Мотоциклист же, как обычно, даже не видел его.
"Это действительно хорошая фотография", сказал я.
"Да". Он улыбался, но не счастливо. Он редко улыбался. Это пугало меня, когда он это делал.
Седьмая
Мы отправились в центр города ночью, через пост, туда, где были огни. Это было не так сложно уговорить Стива прогуляться, как я предполагал. Обычно я его беспокоил, чуть не доходя до угроз, чтобы заставить его делать то, что его родителям не нравилось. Но в этот раз он просто сказал "О'кей, я скажу моему отцу, что я пошел в кино". Это был самый простой раз, когда мне удалось уговорить его пойти куда-нибудь. Стив был странным в последнее время. С тех пор как его мать отправилась в больницу, у него был странный вид полный безрассудства. Он выглядел как искренний кролик, собирающийся сразиться со стаей волков.
Он встретил нас в нашем месте, я никогда не ходил к нему домой. Его родители даже не подозревали, что он знает меня. Я перелил половину бутылки вишневой водки в бутылку дешевого виски, чтобы взять с собой.
"Держи, сделай глоток вот этого", сказал я Стиву, идя по мосту. Здесь не было достаточно места для прогулки. Мы остановились посередине, поэтому Мотоциклист мог глядеть на реку некоторое время. Он делал так, с тех пор как я его помню. Ему действительно нравилась эта старая река.
Я вручил Стиву бутылку, и на мое удивление, он сделал глоток. Он никогда не пил. Я пытался уговорить его в течение нескольких лет, и лишь разочаровался в этом. Он задержал во рту, посмотрел на меня, а затем проглотил. Он вытер свои глаза.
"Ну и гадость", сказал он мне.
"Не беспокойся о вкусе", ответил я, "главное эффект".
"Напомни мне пожевать жвачку до того, как я приду домой, о'кей?"
"Конечно", сказал я. Мотоциклист был готов снова идти и мы зашагали вперед за ним. Он покрывал большое расстояние одним шагом.
Все шло к тому, что ночь должна была быть хорошей. Я мог так сказать. Мотоциклист был в основном ночной персоной. Он приходил домой утром и спал до часу или двух и становился бодрым около четырех. Он слышал нас довольно хорошо, и, кажется, не возражал против нас, идущих с ним. Ему не нравилось, когда я следовал за ним повсюду. Теперь, казалось, что он просто нас не замечает.
"Почему ты так много пьешь?" спросил меня Стив. Что-то его удивляло. Он всегда был немного нервным или обеспокоенным, но я не мог поверить, что он может даже попытаться затеять драку со мной.
"Тебе же не нравится, что отец все время пьет", продолжил он настырно. "Так почему же ты? Почему хочешь закончить вот так?"
"Ох, да не пью я много", ответил я. Я был в городе, на тротуаре, где было много людей, и шум, и огни, и я мог чувствовать энергию, исходящую от вещей, даже зданий. Я проклял бы, если Стив собирался все это испортить мне.
"Чувак, это будет классная ночь", сказал я, чтобы сменить тему. "Мне здесь нравится. Мне хотелось бы, чтобы мы здесь жили".
Я раскачался вокруг осветительного столба так, что чуть не опрокинул Стива на дорогу.
"Утихни", пробормотал он и сделал еще глоток из бутылки. Я подумал, что это его немного развеселит.
"Эй", сказал он Мотоциклисту, "хочешь выпить?"
"Ты же знаешь, он не пьет", сказал я. "Лишь иногда".
"Это тебя изменяет. Почему ты не пьешь?" спросил Стив.
Мотоциклист ответил, "Я люблю самообладание".
Стив никогда не разговаривал с Мотоциклистом. Это пойло сделало его храбрым.
"Все так клево здесь", продолжил я. "Свет, я имею в виду. Я ненавижу это в нашем районе. Там нет никаких красок. Эй…" сказал я Мотоциклисту, "ты же не видишь цветов, не так ли? На что это похоже?"
Он посмотрел на меня напряженно, словно он пытался вспомнить, кто я такой. "Черно-белый телевизор, предполагаю", наконец-то ответил он. "Вот так".
Я вспомнил яркий свет, исходящий от телевизора в доме Пэтти. Тогда я попытался избавиться от мыслей о Пэтти.
"Это печально".
"Я думал, что дальтоники только красный и зеленый не различают. Я читал кое-где, где они не могли видеть красный или зеленый или коричневый или другой цвет", сказал Стив. "Я читал про это".
"Я никаких не вижу", ответил Мотоциклист. "Но мы не можем быть теми, о ком мы читаем".
"Это никак его не тревожит", объяснил я Стиву. "Но, когда он едет на мотоцикле, то он проходит через красные огни"
"Временами", сказал Мотоциклист, удивив меня, так как он был обычно не склонен к беседе, "это для меня так, словно я вспоминаю цвета, возвращаюсь назад, когда я был ребенком. Это было давно. Я перестал быть ребенком, когда мне было пять".
"Да?" я подумал, что это интересно. "А мне интересно, когда же я перестану быть ребенком".
Он посмотрел на меня так, как он обычно смотрит на всякого другого. "Никогда".
Мне показалось это действительно забавным, поэтому я засмеялся, но Стив уставился на него - кролик впился взглядом в леопарда. "Как это трактовать - как пророчество или проклятье?"
Мотоциклист не слышал его, и я был рад этому. Я не хотел, чтобы Стиву выбили зубы.
"Эй", сказал я. "Давайте пойдем в кино".
На этом бульваре, прямо здесь, был один хороший кинотеатр. Мы заметили рекламные плакаты.
"Это отлично звучит", сказал Стив. "Дай мне бутылку".
Я вручил ее ему. Он становился счастливее с каждым разом, как прикладывался.
"Хреново", сказал он. "Тебе должно быть 18, чтобы пойти на этот фильм. Это хреново, так как это действительно выглядит интересным". Он изучал сцену, которая была изображена на рекламном плакате.
Мотоциклист пошел к кассам и купил три билета, вернулся и дал каждому из нас. Стив уставился на него, разинув рот.
"И так", сказал Мотоциклист. "Пошли".
Мы вошли.
"Тот парень был слепой или что?" спросил Стив тихо. В кинотеатре темно, но я мог слышать оборачивающихся людей, чтобы посмотреть на нас.