* * *
Наступил день, когда по радио передавали концерт Умм Кальсум. Марианна сказала, что этот вечер жильцы проведут все вместе. Это будет приятный вечер музыки и бесед.
Мы приготовили вскладчину ужин - жареное мясо и виски. Все уселись вокруг радиоприемника, и Зухра кружилась, как пчела, обслуживая нас. Вечер был холодный, но тихий и безветренный. Зухра сказала, что небо чистое - можно пересчитать звезды.
Звенели бокалы, все были оживлены и веселы. Лишь Талаба Марзук испытывал беспокойство. Накануне он сказал мне, что пансионат превратился для него в ад, что он не сомневается - вскоре всем постояльцам станут известны подробности его биографии, если не из печати, то через диктора Мансура Бахи.
Марианна уже все успела разузнать о своих новых постояльцах.
- Господин Сархан - из знатной семьи аль-Бухейри!
- Я не слышал никогда об этой семье. Да и Талаба Марзук, мне кажется, тоже.
- Один из его приятелей, - продолжала Марианна, - узнав, что ему неудобно жить в старой квартире, порекомендовал мой пансионат.
- А Хусни Алям?
- Господин Хусни из семьи Алям из Танты. У него сто федданов земли. - Она сказала это так гордо, будто сама являлась их владелицей. - Ни больше ни меньше, и революция не коснулась его. - Ее лицо сияло, будто это ей сопутствовала удача. - Он приехал в Александрию, чтобы организовать свое дело.
- А ты не засеваешь свою землю? - вмешался в разговор Сархан.
- Сдал в аренду, - кратко ответил Хусни Алям.
Сархан бросил на него насмешливый взгляд:
- Скажи лучше, что не засеял в своей жизни ни одного карата.
Все трое весело рассмеялись, Хусни - громче всех.
- А вот он, - Марианна указала на Мансура Бахи, - брат моего старого друга, который считается одним из лучших офицеров полиции в Александрии.
Мне показалось, что щеки Талаба-бека раздулись еще сильнее. Выбрав момент, когда все были заняты едой, он наклонился ко мне и прошептал:
- Мы попали в логово шпионов!
- Прекрати! Времена репрессий давно миновали, - прошептал я в ответ.
Между тем беседа перешла на политические темы.
- В деревне произошли серьезные преобразования, возникли новые отношения, - с большим энтузиазмом изрекал Сархан, - Новые веяния заметны и среди рабочих. Я постоянно нахожусь в их компании. Вы тоже можете убедиться в этом.
Молчавший все время Мансур Бахи разразился смехом.
- А ты серьезно занимаешься политикой? - спросил он.
- Я член административного совета, избран от служащих, - ответил Сархан.
- А прежде занимался политикой?
- Нет.
- Я полностью согласен с идеями, провозглашенными революцией, - вмешался Хусни Алям, - и поэтому считаю себя восставшим против своего класса, который революция и призвана почистить.
- Тебя, во всяком случае, революция не затронула, - заметил Мансур Бахи.
- Не в этом дело. Ведь даже самые бедные представители нашего класса не одобряют революции.
- Я считаю, что революция обошлась слишком мягко со своими врагами, мягче, чем следовало!
Талаба Марзук подумал, что если он будет и дальше хранить молчание, то это может повредить ему. И он, выбрав момент, включился в разговор:
- Я потерпел значительный убыток, и я был бы лицемером, если бы сказал, что не страдаю, но я был бы также и эгоистом, если бы стал утверждать, что того, что сделано, не нужно было бы делать…
* * *
Когда под утро я добрался до своей комнаты, Талаба-бек вошел следом за мной и спросил, что я думаю по поводу его высказывания.
- Ты говорил прекрасно, - ответил я, вынимая искусственную челюсть.
- Думаешь, они мне поверили?
- Не сомневаюсь…
- Наверное, мне лучше подыскать другое местожительство…
- Глупости.
- Всякий раз, когда я слышу, как восхваляют революцию, принесшую мне гибель, у меня начинается обострение ревматизма!
- Ты должен научиться укрощать его.
- Как это делаешь ты?!
- Мы не похожи с тобой ни в чем, ты же знаешь, - смеясь, ответил я.
- Желаю тебе кошмарных сновидений, - сказал Талаба-бек, отправляясь к себе.
* * *
Марианна спиртного не пила, а из еды довольствовалась кусочками жареного мяса и стаканом теплого молока.
- Плохо, что концерт Умм Кальсум начинается так поздно, - заметила она.
Однако молодые люди не очень тяготились ожиданием. Они ели, пили и веселились.
- Я знаю о вас очень многое, - неожиданно сказал мне Мансур Бахи.
Меня охватило чувство детской радости, будто я на мгновение вернулся к дням своей юности.
- Я не раз просматривал старую прессу, когда готовил очередную радиопрограмму, - пояснил он, - У вас интересная биография. Вы ведь активно участвовали в политической жизни страны, состояли в партии аль-Умма, в партии "Ватан". А в революцию…
Я с жаром ухватился за предоставившийся случай пройтись по дорогам истории. Мы говорили с ним о незабываемых событиях, разобрали позиции различных партий, вспомнили партию "Вафд", противоречивость ее принципов, выяснили, почему я примкнул к партии "Истикляль", а позже поддержал революцию…
- Но почему вы так мало писали о коренных социальных проблемах?
Я рассмеялся.
- Я начал свой путь с "Аль-Азхара", поэтому нет ничего удивительного в том, что я действовал как маазун, который выступает в роли примирителя Востока с Западом!
- А не странно ли, что вы вели кампанию и против братьев мусульман и против коммунистов - ведь их учения противоположны.
- Было время сомнений. А затем пришла революция.
- Значит, ваши сомнения кончились?
Я ответил утвердительно. Но я знал, что мои сомнения, которые не могут разрешить ни партия, ни революция, остались со мной, и повторил про себя мольбу, о которой не ведает ни одна душа на свете.
* * *
Эти остроумные, состоятельные молодые люди доставляли немало хлопот Марианне. Да и у Зухры прибавилось работы, но она и виду не подавала. Что касается Талаба Марзука, то он заявил:
- Мне не нравится ни один из них.
- И Хусни Алям? - спросила Марианна.
- Сархан аль Бухейри - самый опасный из них, - продолжал Талаба. - Он пользуется революцией для своей выгоды. Заявляет, что он из семьи аль-Бухейри, о которой никто не слышал. В то время как каждый, кто родился в провинции аль-Бухейри, считается Бухейри, даже Зухра может называться Зухрой аль-Бухейри.
Мы с Марианной рассмеялись. Мимо нас, спеша куда-то по своим делам, прошла Зухра, очаровательная, как распустившийся цветок. На ней была голубая косынка и серый жакет, подаренный ей Марианной.
- Мансур Бахи, - вернулся я к разговору, - умный юноша. Ты не находишь? Мне думается, он из тех, кто делает все молча. Он из подлинного поколения революции…
* * *
Я вышел из ванной и увидел в коридоре Зухру и Сархана аль-Бухейри, они о чем-то шептались. Сархан стал говорить нарочито громко, как бы отвечая на вопрос девушки. Я прошел в свою комнату, сделав вид, что ничего не заметил. Однако мной овладело беспокойство. Как уберечь Зухру, когда вокруг нее столько молодых людей?
Когда Зухра принесла мне утренний кофе, я спросил ее:
- Где ты проводишь воскресные вечера?
- В кино, - весело ответила она.
- Одна?
- С мадам.
- Да сохранит тебя аллах, - удовлетворенно промолвил я.
- Ты беспокоишься обо мне, будто я маленькая девочка, - улыбаясь заметила она.
- Ты и есть девочка, Зухра.
- Вовсе нет. В трудный момент ты увидишь, что я могу вести себя как мужчина.
Приблизившись к ней, я сказал:
- Зухра, эти юноши не знают меры своим желаниям, что же касается серьезности их намерений, то…
Я щелкнул пальцами, но она перебила меня:
- Отец мне рассказывал обо всем…
- Я действительно люблю тебя и боюсь за тебя.
- Я понимаю. Нет на свете другого такого человека, как ты. Я тоже люблю тебя.
Никогда прежде я не слышал, чтобы эти слова произносили так чисто и нежно.
* * *
Мы были одни в холле. Марианна сидела на своем обычном месте под статуей девы Марии, глубоко задумавшись. Дождь, начавшись с обеда, лил не переставая. Вспышки молний перемежались раскатами грома. Тяжелые серые тучи заволокли небо.
- Господин Амер, - сказала Марианна, - я чувствую, что-то неладное.
Я с опаской взглянул на нее.
- Зухра! - с негодованием бросила она и, помолчав немного, добавила: - И Сархан аль-Бухейри!
У меня стеснило дыхание, но я простодушно спросил:
- Что ты имеешь в виду?
- Ты хорошо понимаешь, что я имею в виду.
- Но девушка…
- Мое сердце никогда не обманывает меня!
- Она добрая и честная девушка, дорогая моя Марианна.
- Какая бы она ни была, но я не люблю, когда за моей спиной ведут какую-то игру.
Зухра либо должна оставаться честной девушкой, либо должна действовать в твоих интересах. Я хорошо понимаю, что ты имеешь в виду, старуха…
* * *
Мне приснилась демонстрация на площади Аль-Азхар, которую разгромили англичане. Я открыл глаза, а в ушах продолжали звучать голоса демонстрантов и выстрелы. Нет, это другие голоса - голоса постояльцев пансионата, звучащие за дверями моей комнаты. Встревоженный, я надел халат и вышел в коридор. Все жильцы уже собрались в холле, желая узнать, что произошло. Разъяренный Сархан аль-Бухейри завязывал галстук на белой сорочке, Зухра с пожелтевшим от гнева лицом, тяжело дыша, обдергивала складки своего платья, в то время как Хусни Алям в халате открывал дверь, уводя за собой какую-то женщину, которая кричала и ругалась и успела плюнуть в лицо Сархану аль-Бухейри, прежде чем за ней захлопнулась дверь.
- Это невозможно в приличном пансионате! - воскликнула мадам. - Нет! Нет! Нет!
Холл опустел, и мы остались втроем: я, Марианна и Талаба Марзук.
- Что случилось? - спросил я, окончательно проснувшись.
- Я видел не многим больше, чем ты, - ответил Талаба Марзук.
Мадам отправилась в комнату Сархана выяснить подробности.
- Наш друг аль-Бухейри, оказывается, Дон-Жуан, - заметил Талаба Марзук.
- Почему ты так думаешь?
- Ты разве не видел женщину? Она еще плюнула ему в лицо.
- Но кто эта странная женщина?
- Женщина - этого достаточно! - рассмеялся он и добавил: - Женщина, которая хочет вернуть своего мужчину!
Вошла все еще возбужденная Зухра и, не ожидая вопросов, принялась рассказывать:
- Я открыла дверь господину Сархану и вдруг вслед за ним вошла она. Он и не знал. И началась ссора, настоящее сражение…
Вернулась Марианна и сообщила:
- Девушка - его невеста или что-то в этом роде. Я не поняла.
Все разъяснилось, как я и предполагал. Однако Талаба Марзук ехидно спросил:
- А какое отношение к этому имеет Зухра?
- Я хотела помирить их, а она накинулась на меня!
- А ты настоящий боксер, Зухра! - заметил Талаба Марзук.
- Давайте, пожалуйста, переменим тему, - попросил я.
* * *
Я сидел в кресле, укутавшись в халат и придвинув к себе лампу, и читал Коран, когда раздался легкий стук в дверь.
- Войдите, - сказал я.
Вошла Марианна и уселась передо мной на скамейку. За окном бушевала непогода, и в комнате царил полумрак, так что трудно было определить, который час.
- Я хочу сообщить тебе удивительную новость, - сказала Марианна, едва сдерживая смех.
Я положил Коран на тумбочку и пробормотал:
- Ну говори скорей, дорогая…
- Зухра решила учиться…
Я смотрел на нее, ничего не понимая.
- Она в самом деле решила учиться. Она сказала мне, что будет каждый день уходить на один час на занятия…
- Это действительно удивительная новость.
- В нашем доме на пятом этаже живет учительница, и Зухра договорилась с ней об уроках.
- Да, удивительное решение!
- Что касается меня, то я ничего не имею против. Жалко только ее денег - ведь ей придется платить учительнице.
- Это благородно с твоей стороны, Марианна, но я очень удивлен!
Когда Зухра принесла мне послеобеденный кофе, я сказал:
- Хитрушка, ты что же это скрываешь от меня свои новости?
- Я ничего не скрываю от тебя, - застенчиво улыбнулась она.
- Ты ведь решила учиться? Скажи мне, как это пришло тебе в голову?
- Все девушки учатся. Таких сейчас много.
- Но ведь прежде ты не думала об этом. - Я весело засмеялся. - Ты говорила себе, что красивее их, хотя и не так образованна… не так ли?
Во взгляде ее светилась радость.
- Но ведь это еще не все… - продолжал я, выдержав паузу.
- Что же еще?
- Еще есть наш друг Сархан аль-Бухейри…
Ее лицо залилось румянцем.
- Что касается твоего решения учиться, то это прекрасная мысль, - сказал я одобрительно, - а вот Сархан…
- Что же он?
- Эти юноши себе на уме!
- Все мы дети Евы и Адама, - ответила она с досадой.
- Да, конечно, но…
- Мир изменился, разве не так?
- Мир изменился, но они еще не изменились…
В ее взгляде отразилась работа мысли.
- После того как научусь читать и писать, я стану учиться какой-нибудь профессии, например портнихи, - сказала она.
Я боялся ранить ее чувства и поэтому лишь осторожно спросил:
- Он действительно любит тебя?
Она кивнула.
- Да сохранит тебя аллах и пошлет тебе счастье.
Время от времени я помогал ей в занятиях по овладению грамотой. Все в пансионате уже знали о том, что она учится. И никто не смеялся над Зухрой, во всяком случае в ее присутствии. Я был уверен, что каждый из нас в той или иной степени одобрял ее действия. Талаба Марзук следил за развитием событий, от его пристального внимания ничто не могло ускользнуть. Однажды он сказал мне:
- Какова же будет развязка в истории Зухры? Может быть, мы получим однажды киносценарий, как ты думаешь?
Я послал его к черту.
* * *
Как-то вечером я, по обыкновению, отправился в холл и увидел там Зухру, сидящую на канапе с незнакомой девушкой, очень изящной. Я догадался, что это учительница. Она пришла сюда потому, что у нее в квартире нельзя было заниматься - у ее родителей были гости. С тех пор она не раз приходила в пансионат и не могла нахвалиться своей ученицей.
Однажды, когда Зухра принесла мне кофе, я заметил, что она очень мрачная. Я спросил, здорова ли она.
- Как бык!
- А занятия?
- Все в порядке.
- Значит, дело в нашем друге аль-Бухейри! - заключил я.
Мы помолчали, прислушиваясь к шуму дождя.
- Мне тяжело видеть тебя такой угнетенной, - сказал я.
В ее глазах засветилась признательность.
- Что же случилось?
- Счастье покинуло меня.
- Я давно и не раз говорил тебе…
- Все это не так просто, как ты себе представляешь! - Она с грустью смотрела на меня. - Что мне делать? Я люблю его. Что делать?
- Ты думаешь, он обманывает тебя?
- Нет, он тоже любит меня, но все время говорит о каких-то трудностях.
- Но если человек любит…
- Он любит меня, - повторила она настойчиво, - однако постоянно говорит о трудностях.
- Но раз вы любите друг друга, ты сама должна знать, что делать.
- Да, я, конечно, знаю, что нужно делать, но сделать этого не могу.
* * *
- Пойдем, - прошептала Марианна, - пришли родственники Зухры.
Я направился за ней в холл. Там сидели сестра Зухры и ее муж. Зухра стояла посреди холла и смотрела на них твердо и решительно.
- Это хорошо, что ты пришла к мадам, - сказал мужчина, - но это позор, что ты убежала.
- Ты опозорила нас на всю деревню, - подхватила сестра.
- Я свободна, и никому до меня нет дела! - гневно возразила девушка.
- Если б твой дед мог приехать сюда!
- У меня нет никого после смерти отца.
- Стыдно говорить так. Ведь дед хотел выдать тебя замуж за достойного человека.
- Он хотел продать меня.
- Аллах простит тебя… поедем домой…
- Я не вернусь.
Муж сестры хотел что-то сказать, но Зухра опередила его.
- А тебя вообще это дело не касается. Я здесь работаю, а не развлекаюсь и живу на то, что зарабатываю в поте лица.
Мне казалось, что они готовы были высказать свое мнение о мадам, о пансионате, о статуе девы Марии, однако не посмели.
- Зухра - дочь человека, которого я уважала, - сказала Марианна, - и я отношусь к ней, как к дочери. Если она захочет остаться, я буду рада. - И посмотрела на меня, ища поддержки.
- Подумай, Зухра, и выбирай, - сказал я.
- Я не вернусь, даже если вернутся мертвые! - решительно повторила она.
Визит родственников Зухры закончился неудачей. Уходя, муж сестры бросил в лицо девушке:
- Убить тебя мало!
После их ухода мы долго не могли успокоиться.
- Скажи честно, - обратилась ко мне Зухра, - ты считаешь я неправильно поступила?
- Я бы хотел, чтобы ты возвратилась в деревню!
- Возвратиться… на позор и унижение?
- Я сказал "хотел бы", Зухра, то есть я был бы рад, если бы, вернувшись, ты нашла там свое счастье.
- Я действительно люблю землю и деревню, но я не люблю произвол!
Воспользовавшись моментом, когда мадам вышла, Зухра с грустью призналась мне:
- Ведь здесь у меня любовь, учеба, надежды!
Я понял, что тяготило ее. Так же, как и она, я покинул со своим отцом деревню, которую любил, но жить в которой не мог. Только благодаря своему упорному труду я сумел получить образование. Так же, как и ей, мне бросали глупые обвинения, говорили, что я заслуживаю смерти. Так же, как она, я обрел здесь любовь, радость познания, надежды. Да пошлет тебе, Зухра, аллах счастье большее, чем мне!