- Нет, серьезно. Вы один из немногих влиятельных людей, у кого по-прежнему есть совесть, выделяющая вас из толпы. Она поднимает вас над истеричной традиционной помешанностью на знаменитостях СМИ и позволяет говорить о важных вещах. Таких, как архитектура, почва, баранина, здоровые овощи, потерянное поколение, которое все больше отходит от общества и обращается к крэку и поножовщине. Вы - редкость, общественная фигура, имеющая настоящие убеждения!
- Боже, вы действительно так думаете? Это так мило.
- Конечно, это понятно всякому, если задуматься. Но никто и никогда не думает об этом. А почему?
- Потому что я надоедливый старый чудак?
- Нет!
- Нет?
- Нет! Дело в том, что назойливые СМИ и культ знаменитостей заглушили ваш голос.
- Знаете, я думаю, вы абсолютно правы.
- И я хочу вам сказать, что, если шоу-бизнес победил убеждения, разве не настало время убеждениям победить шоу-бизнес?
- Боже мой!
- Монархия в опасности, сэр! - Кельвин поднялся со стула, и чайная чашка задрожала на блюдце в его руке. - Она уничтожена теми же людьми, которых представляет! Пора обратиться к этим людям, сэр! Обратиться к ним и спасти драгоценные национальные учреждения от насмешек, до которых они позволили им скатиться!
- Появившись на национальном шоу поиска талантов?
- Да! Появившись на самом влиятельном, повсеместном и могущественном культурном мероприятии в стране. Да, сэр, с помощью вашей страстной приверженности к органическому фермерству, богатой клетчаткой диете и проблемам полной занятости молодежи, а также с вашим приятным мягким баритоном вы спасете монархию точно так же, как королева Бесс спасла ее в Тильбери. Сэр, это ваш долг!
- Мой долг?
- Да! Ваш долг!
- Выступить на шоу "Номер один"?
- Да, сэр! Вы нужны своей стране.
Его королевское высочество не ответил. Какое-то время он в молчании отхлебывал чай, пытаясь осознать масштаб предложения собеседника.
- Сэр, - сказал Кельвин с мрачной значительностью, - мы живем в мире постмодернизма. - Эту фразу Кельвин использовал постоянно и добивался невероятного эффекта, хоть и совершенно не понимал, что она значит.
Принц по-прежнему молчал.
- К тому же, - давил Кельвин, выкладывая на стол главный козырь, - люди снова вас полюбят.
Его королевское высочество взглянул на него:
- Вы… вы правда так думаете?
Кельвин изобразил усталый, но требовательный взгляд.
- Конечно, - ответил он тихо. - Все любят победителя шоу "Номер один".
- Победителя?
Кельвин чуть было не выложил слишком много правды.
- Ну, возможно, не победителя, сэр, это, конечно, предстоит решать зрителям, но, как самый главный судья талантов и личностей в стране, я убежден, что вы сможете продержаться очень долго. По крайней мере, достаточно долго, чтобы люди смогли увидеть, какой вы на самом деле.
Принц снова погрузился в молчание и начал жевать печенье. Когда он снова заговорил, Кельвин понял, что он согласен.
- Я никогда не видел шоу "Номер один", - сказал он, - но я помню, что мои мальчишки смотрели "Х-фактор".
- Ну и?
- Кажется, там было целых семьдесят пять тысяч конкурсантов.
- У нас в прошлом сезоне было девяносто пять тысяч.
- В таком случае, мистер Симмс, простите мою глупость, но как вы собираетесь убедить людей в том, что, прослушав девяносто пять тысяч потенциальных звезд поп-музыки, вы выбрали вашего покорного слугу?
Кельвин искренне удивился. Он считал, что, раз уж принц Уэльский всю свою жизнь вращается во властных кругах, он мог бы быть немного проницательнее обычного дилетанта. У него могло быть капельку больше смекалки. Да хотя бы просто здравого смысла. Но, оказалось, он ошибался. Наследник престола по-прежнему верил в фею молочных зубов.
- Девяносто пять тысяч человек? - сказал Кельвин.
- Да.
- И вы думаете, мы всех прослушиваем?
- У меня было впечатление, что в этом-то и заключается смысл. Разве нет?
- Нет.
- Вы их не прослушиваете?
- Нет.
- О… кажется, я не вполне понимаю.
- Сэр. Пожалуйста. Просто посчитайте.
Подсчет
"Девяносто пять тысяч человек.
Трое судей.
Двенадцать финалистов.
И единственный "Номер один"!!"
Именно этим восторженным сообщением (сопровождающимся навязчивой, шумной музыкальной заставкой) предваряла каждый эпизод очаровательная Кили. Она снова и снова напоминала публике об огромном количестве желающих принять участие в шоу и трех безжалостных, несгибаемых арбитрах непревзойденного поп-масштаба, чьи задницы собирался надрать каждый кандидат в попытках дойти до финала.
"Девяносто пять тысяч человек.
Трое судей.
Двенадцать финалистов.
И единственный "Номер один"!!"
Кили выкрикивала эти фразы на фоне кадров с невероятно длинными эскалаторами, забитыми улыбающимися, жаждущими славы кандидатами. Она вопила в холлах центров досуга, забитых скандирующими толпами будущих звезд. Она выкрикивала их, когда головокружительные вращающиеся камеры показывали сверху огромные толпы на парковках. Она произносила их снова и снова, пока бесконечные очереди мечтающих об успехе рвались вперед, туда, где их пересчитывали, выдавали им беджи и регистрировали у длинных столов.
После всех этих толп показывали угрюмые и драматические кадры: камера скользила по трем мрачным, неулыбчивым лицам троих судей, одетых в черное, со сложенными на груди руками. Эти лица говорили: "Мы посмотрим на вас, мы будем судить вас справедливо, у вас будет шанс. Но не смейте играть с нами, потому что мы не потерпим никакого дерьма, и только лучшие и самые крутые выживут в беспощадном процессе отбора".
"Девяносто пять тысяч человек.
Трое судей".
В этом вкратце и заключалась суть шоу. Контраст, ясно и четко показанный самым тупым.
Девяносто пять тысяч алчущих славы кандидатов. Бурные и нудные. Гордые и нелепые. Трагические и одаренные. Красивые и обыкновенные. Хорошие. Плохие. И очень, очень уродливые. И затем - беспощадное политбюро поп-культуры. Кельвин, Берилл и еще один парень, которые после изнурительной череды прослушиваний выберут двенадцать финалистов и представят их нации.
Все очень просто. И все - полнейшая неправда.
- Сэр, - объяснил Кельвин, - большая часть из этих девяноста пяти тысяч желающих славы конкурсантов отсеивается, когда ни меня, ни Берилл, ни Родни нет не то что в одной с ними комнате, но даже в той же стране.
- Правда? Это невероятно! Неужели я был ужасно наивен?
- Вы разве не читаете модных журналов?
- Я иногда нахожу их в туалете, когда мои мальчишки оставляют у себя на ночь подружек.
- Сэр, мне казалось, вы считаете себя близким к народу? Не важно, если бы вы их читали, вам было бы известно, что я полгода провожу в Лос-Анджелесе! Я там суперзвезда. Шоу "Номер один США" - самое крупное шоу в мире.
- Боже мой, вы просто молодец.
- Поэтому откуда же мне взять время, чтобы болтаться по провинции в Британии и оценивать степень звездности девяноста пяти тысяч ничтожеств?
- Ну, возможно, не вы, но…
- Может, вы думаете, это делают остальные двое? Берилл живет в Америке! Всем известно, что она управляет огромной развлекательной корпорацией семейства Бленхейм. Родни, конечно, тут рядом, но даже у него есть какая-то там жизнь. Как вы, как кто-нибудь вообще может думать, что мы трое в состоянии найти время и прослушать девяносто пять тысяч конкурсантов?
- Ну, наверное, я и не думал, что вы действительно прослушиваете всех их.
- Может, вы думаете, что мы вскрываем конверты? Может, вы думаете, что мы читаем девяносто пять тысяч заявок?
Кельвин протянул принцу копию бланка для конкурсанта шоу "Номер один". Это был тщательно продуманный документ, в соответствии с которым участник давал обязательство выполнять правила конкурса независимо от того, как часто они могут изменяться, а также никогда, под страхом уголовного преследования, не обсуждать ни одной стороны своего опыта с прессой.
- Все, кто заполняют эти бланки, - продолжил Кельвин, - делают это потому, что хотят доказать мне, Берилл и Родни, что в них есть то, что нужно для конкурса: полет, вспышка, молния, которые выдернут их из банальной ничтожности их нынешнего существования и приблизят к мифической нирване, называемой "жизнью знаменитости". Они все думают, что у них есть шанс. Что как только они предстанут перед тремя известными судьями, у них появится настоящий шанс, пусть даже самый ничтожный, на то, чтобы их мечты воплотились в жизнь.
- Ну, в этом я не сомневаюсь.
- Но, сэр, им ведь не доведется предстать перед судьями, верно? По крайней мере, девяноста четырем тысячам - точно нет. Возможность того, что они действительно споют передо мной, Берилл и Родни, просто мизерная.
- Господь мой всемогущий, - сказал принц, искренне удивившись, - значит, это все ложь?
- Конечно, это не ложь, сэр! Это шоу-бизнес. Это развлечение. Мы никого не обманываем. Вся информация на виду, и, если люди захотят увидеть ее, им нужно будет просто посчитать. Девяносто пять тысяч конкурсантов. Трое судей. Как мы вообще можем прослушать хоть малую часть такого количества людей? Предположим, мы прослушиваем десять человек в час, это девять тысяч пятьсот часов. Допустим, мы работаем по десять часов в день, получится девятьсот пятьдесят дней! Почти три года нам придется просидеть за столом и говорить бесконечному потоку идиотов: "Я думаю, вам нужно найти себе другую мечту", да и то если будем работать без перерывов.
- Полагаю, если задуматься, это и впрямь выглядит немного нереально, - согласился принц.
- Разумеется. Люди могут догадаться, если захотят. Им нужно просто посчитать. Но они не хотят считать, да и зачем? Это все равно что смотреть фильм, в котором им напоминают, что перед ними всего лишь актеры, читающие свои роли. У меня развлекательное шоу. Мои сотрудники отбирают самых интересных и забавных личностей, которые предстают перед судьями. Я не сомневаюсь, сэр, что вас они выберут, с моей помощью или без нее. И также не сомневаюсь, что вы дойдете до финала. Где будете вы и зрители. Ваши зрители. Ваш народ. Речь идет о душе нации, сэр. На дворе 1940 год, и варвары стоят у ворот. Британии нужен герой. Примете ли вы вызов, сэр? Станете ли вы этим героем?
Шайана
В сотый раз она начинала предложение заново.
Как это сделать? Как вложить в десять слов свои надежды, свои мечты? Свою жажду стать певицей.
"Я так сильно хочу этого", - написала она.
Прочитав эту фразу, она поняла, что получилось неубедительно. Кому какое дело, что она этого хочет? Все этого хотят. И это вполне естественно. Но хотят ли они этого так, как хочет она? Хотят ли они этого так сильно? Именно потому, что она так сильно хочет этого, они должны выбрать ее. Они просто обязаны увидеть ее яростное желание показать миру, что она не ничтожество, не посмешище, не пустое место. Именно это отличает ее от остальных. Именно поэтому она может стать звездой. Потому что ее работа будет наполнена страстью.
"Я так сильно хочу этого". Пять слов.
Оставалось написать еще пять. Возможно, написав их, она сможет все исправить. Придумает какое-то гениальное, зажигательное, соблазнительное короткое предложение, которое скроет ее боль и покажет ее гениальной, зажигательной, соблазнительной молодой женщиной, которой она так хотела быть.
Вместо этого она снова написала: "Я так сильно хочу этого".
Теперь у нее было десять слов. Или скорее пять слов, написанных дважды.
Шайана потянулась за таблетками и проглотила три штуки. Пузырек был почти пуст, но она знала, что сможет достать еще. В ее жизни всегда присутствовали наркотики и алкоголь. Даже будучи маленькой девочкой, она не знала ни дня, когда эта горько-сладкая панацея не была неотъемлемой частью рациона ее семьи.
Таблетки помогли, но Шайане нужен был куда более сильный наркотик. Она была уверена, что если сможет состояться как певица, если станет звездой и спасется от полной унижений жизни, которая создала и определила ее путь, то ей больше не придется искать утешения и спасения в этих таблетках.
Она снова попыталась сосредоточить уставшие глаза на бланке заявки, словно надеясь найти вдохновение в холодных жестких правилах, которые она уже знала наизусть.
"Я так сильно хочу этого. Я так сильно хочу этого".
Шайана вдруг с испугом поняла, что написала эти слова на самом бланке. До этого момента она записывала свои мысли на большой пачке линованных листов формата А4, раньше служивших для домашней работы. Теперь же она связала себя обязательством.
Хотя, конечно, не безвозвратно. Она запросто могла скачать еще один бланк, да хоть сотню. Но не стала. Возможно, это был знак. Возможно, ей было суждено написать именно правду. Шайана взяла бланк заявки, внесла свои данные, поставила подпись, прикрепила фотографию и вложила все в конверт.
Эмма, а также "липучки", "выскочки" и "сморчки"
Ее конверт открыли через две недели в Лондоне, в офисе шоу "Номер один". Открыла его сотрудница по имени Эмма, отборщица. Эмма хорошо справлялась с обязанностями и была кандидатом на продвижение. В последний сезон трое из предложенных ею кандидатов дошли до финала, а это, несомненно, было мечтой любого члена команды. Отзывчивая от природы, Эмма всегда улавливала чужие волнения и мечты, понимая, когда люди несчастливы и нуждаются в поддержке. Это позволяло ей остро чуять жажду, являющуюся столь важным элементом успеха кандидата шоу "Номер один".
Бланк заявки Шайаны поразил Эмму. Конечно, все этого хотели, и фраза "Я так сильно хочу этого" стала своего рода мантрой, но написать ее дважды? Это было интересно; Эмма никогда не видела такого раньше. Это было так неизящно, так по-дилетантски и отдавало настоящим отчаянием, а Эмма знала, что Кельвин обожает настоящее отчаяние. Она взглянула на раздел, где Шайану просили описать себя. Раздел представлял собой маленькую рамку с тремя строчками для заполнения, в общей сложности двенадцать дюймов свободного места. Обычно здесь умещалось много текста; большинство кандидатов умудрялись втиснуть сюда целых двадцать слов, а рекорд составлял сорок четыре.
Шайана написала всего три: "Я - это я".
Эмма посмотрела на фотографию, которая в соответствии с инструкцией была прикреплена в правом верхнем углу бланка. Напряженное, вызывающее доверие лицо, некрасивое, но достаточно привлекательное, своего рода простушка Джейн. Глаза у девушки были большие, и Эмма подумала, что она неестественно широко распахнула их. "Посмотрите на меня! - казалось, говорили эти глаза. - Разве вы не видите, что я так сильно хочу этого?"
- Думаю, нужно взглянуть на нее, - сказала Эмма, передавая бланк заявки через стол Тренту. Трент, главный отборщик шоу, принимал все конечные решения на стадии первоначального отбора и отчитывался непосредственно перед Кельвином.
"Липучки", "выскочки" и "сморчки" были теми тремя типами конкурсантов, которых отбирали для шоу "Номер один".
- "Липучки" - это отчаявшиеся, - объяснял Трент в первый день, когда Эмма заняла новую должность.
- Разве они не все отчаявшиеся? - спросила тогда Эмма.
- Конечно нет. Они все полны надежды, но не все отчаявшиеся. Именно "липучки" - отчаявшиеся. У них достаточно таланта, чтобы полностью заблуждаться на свой счет… вообще-то иногда они умудряются заблуждаться, даже вообще не имея таланта, а это особенно классные сюжеты. Кельвин это обожает. "Липучки" плачут и умоляют. Господь дал им мечту, видите ли. Это ведь так важно. Лично я надеюсь, что если Бог и существует, то у него есть более важные дела, чем помогать барменше из Солихалла получить контракт.
- Значит, "липучки" - это женщины? - спросила Эмма.
- Обычно да, но встречаются и мужчины. Парни среднего возраста, которые желают для своих детей лучшей жизни. Певцы в клубах, которые отпахали свой срок, заработали положенное и хотят в последний раз попытаться поймать удачу за хвост. Ты достаточно легко сможешь отличать их.
- А как насчет "выскочек"?
- "Выскочки" - это экстраверты. Выпендрежники. Разновидность невероятно самоуверенных лунатиков, чья непоколебимая вера в свои возможности очаровывать действительно делает их своего рода очаровательными, на манер камикадзе. Они говорят что-то вроде: "Эй, что плохого, если ты немного безумен?" Они строят из себя невесть что. Они флиртуют с Берилл. Они думают, что они сексуальны. Женщины-"выскочки" обычно толстушки, но их вполне устраивают их пышные формы, и они неизменно приходят на прослушивание полуголые.
- А "сморчки"?
- А-а, вот это настоящий прикол. Жизненная сила шоу "Номер один", самая его важная часть. Без "сморчков" наше шоу ничего бы не стоило.
- Ну и кто они такие?
- Жертвы, ненормальные, уродцы, до смешного близорукие, люди с волчьей пастью, страдающие ожирением, необразованные, эмоционально неуравновешенные, а также прыщавые ботаники. Самые неадекватные и уязвимые члены общества.
- Похоже на эксплуатацию, - сказала Эмма.
- Ха! - ухмыльнулся в ответ Трент. - Ну ты сказала! Думаешь, у нас благотворительная организация? Конечно, это эксплуатация. Это бизнес. "Макдоналдс" для чувств. Какой по-настоящему успешный бизнес не эксплуатирует своих потребителей, потакая их желаниям? Мы превратили всю страну в огромную средневековую деревню, где люди могут собраться на рыночной площади и посмеяться над идиотами.
- Над "сморчками".
- Именно. Время квазимодо. Они поют свои глупые песенки и пританцовывают, отчаянно желая услышать смех толпы, потому что это, по крайней мере, означает, что их хоть кто-то заметил.
- А что насчет певцов, разве их мы не ищем?
- Хороший вопрос.
- Ну да, это ведь конкурс музыкальных талантов.
- Да, многие ошибаются, думая так. На самом деле певцы - куда менее интересная группа. Тысячи певцов подают заявки, но мы выбираем для рассмотрения только несколько. Быть певцом, даже очень хорошим, недостаточно. Чтобы тебя расценивали как певца, нужно, чтобы ты подходил к одной из остальных категорий. Мы принимаем "липучек", "выскочек" и "сморчков", которые не являются певцами, и тоже даем им возможность, они даже могут дойти до финала, но мы и рассматривать не станем певца, не являющегося к тому же "липучкой", "выскочкой" или "сморчком".
Этот разговор состоялся годом ранее. Теперь Эмма не хуже остальных отборщиков в команде шоу "Номер один" умела видеть искомые категории.
- Это девушка - "липучка", - сказал Трент, глядя на бланк заявки Шайаны. - Жаль, что она не слишком толстая. У нас по-прежнему маловато "студней".
Эмма поморщилась. "Студень" на жаргоне сотрудников значило "старые толстые дуры". Она так и не смогла привыкнуть к пренебрежительной жестокости, с которой ее коллеги обсуждали конкурсантов.
- Ты же знаешь, Кельвину нравятся потолще, - продолжил Трент. - Они более убедительны.
- У этой девушки глаза "липучки", - настаивала Эмма. - Они ей не один фунт прибавляют.
Трент пожал плечами, и на секунду бланк заявки Шайаны повис между горой отклоненных заявок и гораздо более тонкими стопками с пометкой "первое прослушивание". Наконец Трент принял решение, и заявка отправилась в стопку с пометкой "нытики".
Эмма открыла еще один конверт.