Двадцативосьмилетний римский предприниматель был задержан в пятницу днем полицейскими из следственной группы, созданной префектом полиции и командующим карабинерами специально для расследования длинной серии убийств, нарушившей покой самого престижного квартала города.
Вот уже восемь месяцев следователи идут по следам таинственного серийного убийцы, на чьей совести шесть убийств, совершенных в квартале Париоли между июнем 1991-го и февралем 1992 года.
Жертвы: Марио Чеккони 28 лет, Анджела Думино 25 лет, Лоренцо Ло Прести 27 лет, Фернандо Терсини 30 лет, Анна Ла Рока 27 лет и Рита Гальярди 26 лет, все - жители Париоли, были найдены в своих собственных домах зверски убитыми вязальными спицами.
Тяжкие обвинения легли на Джованни Форти. Молодой человек заявил журналистам о своей невиновности и полной непричастности к происшествиям.
Комиссар Пачинетти, который тщетно пытался добиться признания во время долгого и изнурительного допроса, дал понять, что предъявление окончательного обвинения зависит от экспертизы ДНК.
Франческа перечитала статью два раза и вдруг вскочила. Пробежала через кафе. До самого конца, за длинную стойку и темные столы. Открыла дверь и спустилась по узким ступеням, освещенным блеклым, мигающим неоновым светом. Мраморные ступеньки были влажными и скользкими от мокрого мусора. Грязные стены пахли плесенью. Она спустилась в самый низ. Открыла дверь, потом еще одну.
Темнота.
Она отыскала выключатель, висевший рядом с влажной кафельной стенкой. Слабый свет осветил унитаз, расколотую раковину и кусок зеркала и огромную надпись, гласившую: "Нас имеют в зад двадцать четыре часа в сутки. Позвони по номеру 3212723, если хочешь к нам присоединиться". Пахло дешевым дезодорантом и мочой.
Франческа нагнулась над унитазом, и ее стошнило мимо. Все, что оставалось от завтрака, она оставила там, на полу, на черном кафеле.
Так и стояла согнувшись, пока не перевела дух и не провела по лицу руками.
Что происходило?
Мир сошел с ума.
Джованни Форти.
Ее мужчина. Ее бывший парень.
…Тот, с кем ты в первый раз занималась любовью, тот, с кем ты два года жила в одной квартире, тот, которого ты любила до одури, тот, с кем ты провела отпуск в Греции, тот…
…Тот был убийцей.
Убийцей из Париоли.
Франческа видела фотографии, кадры по телевизору. Они хорошо отпечатались у нее в мозгу.
Она помнила Анджелу. Анджелу Думино. Анджелу двадцати пяти лет от роду. Анджелу студентку.
Голую. Распластанную на двуспальной постели в пентхаусе. В Париоли.
Мертвую.
Пронзенную длинными заостренными булавками. Повсюду. В груди, в глаза, в сердце, в половые органы. И алый матрас, превратившийся в огромную губку, пропитанную кровью. Рот открыт, и глаза открыты. Волосы - просто пучки, склеенные свернувшейся кровью.
Дело рук психопата.
Ее снова стошнило. Потом она прерывисто зарыдала.
Поднялась по скользким ступеням, как зомби. Прошла через бар. Ничего не видела и не слышала. Вышла на площадь, под дождь. Подняла руку.
Рядом остановилось такси.
Она села в него и машинально назвала свой адрес.
Они не того задержали. Это явно ошибка.
Теперь ей было почти смешно представлять Джованни в образе серийного убийцы. Какая ерунда!
Этого просто не могло быть.
Джованни, она его знает. Прекрасно знает. Джованни - самый спокойный и нормальный человек из тех, кого она когда-либо знала. Парень с головой на плечах. Основательный. Мозги всегда варили нормально. Парень, который больше всего хотел зарабатывать деньги, жениться на девушке из хорошей семьи и купить себе парусную лодку, чтобы держать ее в Порто Эрколе.
Разве нет находящихся вне подозрений, основательных, прячущих внутри себя ужас и безумие? Разве не они - самые страшные психи? - услышала она внутренний голос.
Нет. Нет. Нет.
Это явно ошибка.
Конечно.
Полиция ни черта не понимает. Подозревает не того.
Конечно.
Она вышла у дома. Заплатила за проезд гораздо больше, чем следовало. Таксист пытался дать ей сдачу, но она уже исчезла. Проковыляла по лестнице, держась за перила.
Она должна была кое-что увидеть.
Сейчас же.
Немедленно.
Кое-что, от чего кровь стыла в венах и дыхание превращалось в нервный хрип. Ужасная догадка.
Она открыла дверь и понеслась в спальню. Откинула покрывало, свисавшее до пола, и просунула руку под кровать. Туда, где лежали ее чемоданы. Вытащила самый большой, красивый чемодан из темной кожи, который ей подарил…
…ее серийный убийца.
Открыла его, дернув за ремни. Одежда. Которую она расшвыряла по всей комнате.
Лыжный костюм, купленный вместе с Джованни в Пескассероли, шерстяные носки, купленные вместе с Джованни в Зерматте, шапка с красным помпоном, подаренная Джованни ей на именины.
Наконец она нашла то, что искала.
Деревянную шкатулку с инкрустацией. Длинную и узкую. Открыла ее. Вывернула содержимое на пол.
На паркете оказались длинные вязальные спицы, точно великанша рассыпала свои булавки. Она собрала их, насчитала пять пар. Пересчитала.
Нет. Нет. Нет.
Их должно быть намного больше.
Ты уверена? Да, блин, увереннее не бывает. Конечно, их было больше.
Она собирала их несколько лет, от самых тонких, для вязания кофточек из хлопка, до самых толстых, предназначенных для плотной шерсти.
Осталось всего пять пар, толстых, с затупившимися концами.
Каких не хватает?
Более тонких и заостренных.
Она услышала коварный голос, шептавший:
Гигантские стальные булавки, подходящие для того, чтобы втыкать их в плоть. Идеальные для того, чтобы пригвождать тела к матрасам, как тараканов к бумаге.
Где они? Не знаю.
Когда ты в последний раз открывала шкатулку?
Лет сто назад.
В Риме.
Когда в Риме?
По меньшей мере два года назад.
Теперь она пользовалась специальным эбеновым чехлом, купленным в Лондоне сразу по приезде. Эту шкатулку она ни разу не открыла.
Она закрыла рот рукой и до крови впилась зубами в ладонь.
Ты идиотка… ты оставила их в Риме. Конечно. Иначе и быть не может.
Она встала и взяла телефон. Позвонила матери, осторожно, стараясь не ошибиться номером, спокойно.
Занято.
Твою мать!
Она обошла квартиру, не зная, что делать. Нужно было успокоиться. Нужно было подумать. Попробовала позвонить еще раз. Нет. Один, два, три, четыре, пять раз, - наконец свободно.
"Алло?"
"Мама!"
"Франческа, милая, ты читала?"
"Да, мама…"
"Не переживай. Это, должно быть, какая-то ошибка… Так и есть".
"Да, конечно. Это не мог быть он. Я с ним прожила вместе два года…"
"Я знаю, знаю, крошка. Не переживай, они всегда арестовывают не тех".
"У тебя есть другие новости?"
"Нет, по телевизору говорят то же, что и в газетах. Ничего не известно…"
"А где он сейчас?"
"Его отпустили после допроса. Я знаю только это…"
"Послушай, мама, окажи мне одну услугу… Это очень важно…"
"Говори".
"Ты должна сходить в квартиру на улицу Сан-Валентино и поискать в вещах, которые я забыла. Ты должна найти мои вязальные спицы…"
"Что, не поняла?"
"Мои вязальные спицы!"
"Как?"
"Мои вязальные спицы, мама!"
Молчание.
"Франческа, что это значит?"
"Ничего, прошу тебя, ничего не спрашивай. Просто сделай то, что я говорю. Прошу тебя. Здесь их нет… не могу их найти. Сходи посмотреть. Они должны быть еще на Сан-Валентино…"
Молчание.
"Алло! Алло, мама? Ты слышишь?"
"Слышу, слышу. Ладно. Схожу. Позвоню тебе, как только вернусь. Я заказала билет на самолет на завтрашнее утро. В одиннадцать буду у тебя. Теперь успокойся".
"Я в порядке. Позвони мне, как только проверишь…"
"Да, но ты мне обещай, что хорошо выспишься…"
"Ладно. А теперь иди".
Положила трубку.
Нужно было только подождать, пока мать перезвонит. Нужно было просто посидеть спокойно, посмотреть немного телевизор и подождать, пока она скажет, что ее спицы там, лежат в чемодане вместе с книгами.
А если это не так?
Она включила телевизор. Документальный фильм про обезьян Южной Америки. Переключила. Игра с призами. Переключила. Сериал "Дом на лугу". Переключила. Клип Мадонны. Выключила.
Кое-кого из погибших она знала. Не очень хорошо, только в лицо. Это были люди из ее круга, она встречала их на вечеринках. Этого Фердинандо Терсини, он же Ферди, она вспоминала. Когда мы встречались, то здоровались. Высокий, с залысинами, хорошо сложенный. Бабник из Париоли. Торчал постоянно напротив Мамели, лицея, где училась Франческа. Он был старше и занимался этим с лицеистками.
Убийца приколол ему мошонку и член к ноге.
Она пошла на кухню.
Достала пакетики ромашки. Согрела воду.
Она знала и Анну Ла Рока. Анна работала в одном баре неподалеку, на площади Евклида. Худющая, словно у нее анорексия. Волосы длинные и светлые.
Ее нашли повешенной в душе. Руки сложены, как для молитвы, и пронзены спицами, воткнутыми в голову.
В это время никто никуда не ходил. Некоторые подшучивали над этим. Придурки. Встречались только в гостях у друзей. Ходили только к давним приятелям, никогда - к незнакомым. Не выходили поодиночке. Поговаривали, что убийца-психопат - кто-то из Париоли, возможно, кто-то, кого все знают, кто-то, у кого крыша поехала.
Нет.
Она не могла оставаться одна.
Мысли ее устремлялись к спицам, к убитым и к Джованни, и все вращалось по кровавой спирали.
Клайв!
Позвони ему!
Она подошла к телефону и набрала его номер.
Она попросит его составить ей компанию. Провести ночь вместе, пока не приедет ее мать.
Автоответчик. Голос Клайва. Чертов голос Клайва на фоне чертовой музыки.
"Клайв, ты где? Позвони мне, как только вернешься, я дома!"
Повесила трубку.
Села.
В доме было слишком тихо. Лишь немногочисленные звуки, которые внезапно показались ей враждебными. Гудение холодильника. Бульканье водогрея. Тиканье будильника на камине.
Она прошла по квартире с чашкой отвара ромашки в руке, слушая, как ее шаги стучат по полу.
Ей казалось, что жизнь, город очень далеко, по ту сторону окон. Она прислонилась лбом к мокрому стеклу. Люди все еще ходили, машины все еще выстраивались перед светофором на перекрестке, но это было так, словно между ней и всем этим - глубочайшая, непреодолимая пропасть.
Надо было куда-то пойти. К людям. Потеряться на улицах, заполненных освещенными витринами. Купить что-нибудь. Сходить в институт. Сходи…
Нет. Она не могла. Она должна дождаться звонка матери.
Клайв, позвони мне. Ну же.
Как могло случиться, что Джованни - убийца?
Подумаем. Они все время были вдвоем. Днем. Ночью. Иногда он возвращался поздно, но это потому, что играл в футбол.
Она бы страшно удивилась, если бы узнала, что у него есть любовница. Он даже врать не умел. У него, когда он врал, все было на лице написано. Он морщил нос.
Невозможно.
Она легла в постель, накрылась одеялом, включила радио. Взяла какую-то книгу.
Скоро позвонит Клайв или мать. Нужно просто ждать.
Она свернулась и стиснула в руках подушку. Мурашки.
В окно она видела яркую вывеску индийского супермаркета напротив, горящую красным и синим, и серые облака, плывущие по еще более серому небу.
Она чувствовала себя усталой и измученной. Смертельно усталой: дыхание стало коротким, словно легкие внезапно уменьшились. Она чувствовала, как веки наливаются тяжестью и опускаются.
Она закрыла глаза.
Теперь все стало темно. Наконец-то.
Теперь нужно было просто поспать.
Дом загрохотал.
Шум шагов. Изношенных тапок. На кухне. В гостиной. Повсюду.
Он вернулся.
Злой человек вернулся и волочил ноги в ее комнату.
Он вернулся только за тобой. Чтобы сыграть еще раз…
Франческа подняла голову. Села.
Он стоял там, прямо перед ней, и смеялся. Судорожным сдавленным смехом, от которого по коже побежали мурашки. Она не видела лица, скрытого в тени занавески. Видела только низ его брюк, перепачканных в грязи, над уродливыми ногами, с трудом втиснутыми в резиновые сандалии.
Воздух стал соленым. Соленым, как запах крови.
Ты ведь не Джованни, правда? Скажи мне! Прошу тебя.
Он не ответил. Она слышала лишь дыхание, похожее на хрип смертельно раненного кита.
Ты хочешь убить меня?
Он вынул что-то из куртки, что-то, сверкнувшее металлическим блеском.
Сталь. Тихий-тихий шорох. Тень держала в руке что-то длинное и тонкое.
Он вышел из тени.
Франческа в постели оцепенела от ужаса. Бесполезные мышцы одеревенели.
Это был китаец. Необычный китаец. Довольно маленького роста. Глаза узкие и миндалевидные, мутные и безжизненные - урод с катарактой, да и только. Нос его был просто дырой, откуда свисали ошметки плоти, зубы во рту шатались. Улыбка открывала посиневшие гноящиеся десны.
"Я хотеть кусать. Осень хотеть", - радостно ухмыльнулся он.
Подошел к ней мелкими шажками. В руке, между большим и указательным пальцем, он сжимал две палочки. Две металлические палочки. Две заостренные вязальные спицы. В них был зажат кусок мяса, с которого капала кровь. Это губа, поняла Франческа, а на ней усы.
Китаец с идиотской улыбкой протянул это ей, словно предлагал проглотить. Капли крови на одеяле. Потом забрал, поднял и отправил к себе в рот. Рассмеялся, стал жевать и, пока жевал, преобразился.
Надбровные дуги стали превращаться во что-то черное и твердое, вроде пластмассы, и над подобием носа появилось нечто черное, соединившееся с тем, на надбровных дугах, и ставшее солнцезащитными очками. Волосы поредели и посветлели. Из дыры высунулся нос, заостренный нос, а зубы приобрели желтоватый оттенок и выпрямились, стали намного лучше. Глаза стали живыми и бесконечно печальными.
Джованни!
Это был Джованни.
Он смотрел на Франческу так печально…
С отчаянием и любовью.
Глазами покинутого возлюбленного.
Джованни, это ты? Мне жаль, я не хотела бросать тебя… Я была не права!
"Франческа, Франческа. Прошу тебя. Помоги мне!" - прошептал он, и это был его голос, именно его, с едва заметным римским акцентом.
Он подошел еще ближе и едва заметно улыбнулся. Вытянул окровавленную руку, сжимавшую спицу, взглянул на нее.
"Помоги мне, Франческа!"
И воткнул в нее спицу.
Франческа вскочила с кровати как ужаленная.
Я схожу с ума!
Она была в поту, насмерть перепуганная. Сердце ушло в пятки. Она оглянулась в поисках своего кошмарного видения.
Это был просто еще один чертов сон… Расслабься.
Она опять залезла под одеяло.
Квартира внезапно показалась ей совсем маленькой. Маленьким, тихим, пугающим замкнутым пространством. За окнами - чернильное море. Тьма за дверью. Она представила свой маленький домик, его комнатки, представила себя девочкой, сидящей на кроватке, что погружается медленно и неумолимо в пучину бездонного черного моря.
Я схожу сума!
В ушах гудело.
Она взглянула на часы. Половина девятого. Клайв не позвонил. Мать тоже.
Надо куда-то пойти. Вернуться к жизни.
Она сняла трубку и набрала номер Клайва.
Три гудка, а затем автоответчик.
Где тебя носит?
"Клайв! Это Франческа. Куда ты пропал? Позвони мне, как только придешь!"
Набрала номер матери.
Никого.
Подождала. Наверное, мать не вернулась еще. Повесила трубку. Быстро оделась. Квартира давила на нее. Эта одежда, разбросанная по полу, эта шапочка с помпоном, деревянная шкатулка. Схватила сумку и вышла, захлопнув дверь снаружи. Сбежала вниз по деревянной лестнице к входной двери. Открыла ее и вышла.
Шел дождь.
Он падал с неба, бесконечный и безжалостный. Франческа отважно двинулась по улице, идти приходилось по жидкой грязи, состоящей из земли, так как шли дорожные работы, и мусора. Через двести метров она уже продрогла до костей, и промокшая одежда тяжело повисла на ней.
Да как я одета?
Она оглядела себя. На ней были кроссовки, джинсы и замшевая куртка. Ни шапки, ни шарфа, ни закрытых туфель, ни зонта. Она вышла даже без зонта.
Спокойно! Все нормально. Сейчас ты вернешься домой. Переоденешься в теплое. Возьмешь такси и поедешь к кому-нибудь в гости, - подумала она.
Повернулась в обратную сторону и возвратилась, прикрывая голову руками.
Оказавшись перед дверью, открыла сумку и стала искать ключи.
Там было все: косметика, пенал с ручками, пара тетрадей, клубок шерсти, сигареты, зажигалка, таблетки от головной боли, даже ключи от ее римской квартиры, - только не ключи от ее дома, чертовы ключи от дома.
Ты их забыла.
И она даже знала где: у входа, рядом с автоответчиком. Выругалась. Позвонила к мисс Ренделл. У нее был второй комплект.
Никто не ответил. Она вдавила кнопку звонка.
"Где ты шляешься, дура старая? Ответь!"
И это Франческа тоже знала. Сама старуха ей сказала. Два дня назад.
"Синьорина, я завтра уезжаю. Вернусь во вторник. Еду к сыну в Плимут. Два года уже его не видела. Проследите за светом на лестнице. Гасите его!" - прозвучал в ее голове голос Ренделл.
"А, черт", - ругнулась она сквозь зубы.
Другой голос, голос сознания, прошептал ей то, чего она не хотела услышать:
Милочка, если ты пороешься в сумке, увидишь, что не хватает еще кое-чего!
Чего?
Твоего прекрасного кошелька из крокодиловой кожи. Того, подаренного твоим бывшим. Где он?
Франческа знала, где он. На столике у кровати. Она вытащила его из сумки. Внутри лежал листок с телефоном Клайва.
Она в отчаянии села на ступени. Ключей нет. Денег нет. Вышла как дура. Даже зонта нет. Ничего нет. Она приободрилась и сунула руки в узкие карманы джинсов. В глубине правого кармана она нашла свернутую купюру. Она удостоверилась в ее существовании кончиками пальцев.
Обрадовалась.
Вытащила ее.
Один фунт.
Только один дурацкий, бесполезный фунт.
Вода по-прежнему лила с небес, текла по водосточным трубам, наполнять ручейки, текущие по краям тротуаров, так, что они переполняли водосток.
Иди в институт.
Она взглянула на часы. Слишком поздно. Там закрыто.
Надо ехать к Клайву, в студию.
Фунта хватит на билет, и когда она приедет, то найдет Клайва, который ожидает ее, с видеомагнитофоном, Бальони и всем остальным.
А если его нет?
Он будет. Должен быть. Нужно порвать эту цепочку неприятностей, невозможно, это не может продолжаться, не может стать еще хуже. Шевелись. Он будет там.