Юлька лежала с открытыми глазами, закинув руку за голову. Привычно ныли суставы и мышцы ног, болела правая стопа. Юлька подтянула колено к груди, ощупала пятку - жесткий болезненный бугор еще увеличился, "шпора" росла. Надо было оперировать прошлым летом… Теперь поздно: впереди экзамены, первый год в театре. Пока терпимо, потом сколько-то можно продержаться на заморозке. Юлька давно привыкла к ежедневной боли: если ничего не болит - значит, плохо работала, день прошел впустую…
Потом вспомнился разговор с матерью, и опять подкатила к горлу злая обида. Для самой Юльки все было ясно и просто: отец - враг. Не враг даже - чужой человек. Юлька и думать забыла о нем, если бы не письмо матери.
Отец ушел восемь лет назад, в последнюю Юлькину зиму в Руднике. Что отец ушел, объяснили сердобольные соседки, зачастившие к матери. А что значит ушел? - жил через улицу, каждый день встречался у магазина или Дома культуры под руку с молодой красивой теткой, бухгалтершей из леспромхоза. Юлька цеплялась за отцовский рукав, тянула домой: "Пойдем, пап, ну пойдем! Мамка плачет!" Потом мать начала пить, не столько от горя, сколько от внимания участливых к чужой беде соседей. Распахивалась дверь, Витька, Юлькин одноклассник, живущий через забор, радостно кричал, едва видный в густых клубах морозного пара: "А ваша-то опять напилась, несут!", следом соседи или вовсе незнакомые мужики волокли мать, и соскочившие наполовину материны сапоги гребли носками снег.
Позже Юлька узнала, что мать виделась с отцом, просила - не вернуться, не денег - уехать куда-нибудь, но те не уехали, так и ходили под руку в Дом культуры в кино и на праздничные собрания, гордые, не слышащие ни шепота, ни громкой ругани за спиной.
Однажды, весной уже, Юлька подкралась к дому, где бухгалтерша снимала комнату, - те смотрели телевизор, обнявшись перед экраном, - и просадила оба стекла ржавым тяжелым замком, найденным здесь же, в чужом дворе. Стекла еще сыпались на пол, а отец уже выскочил в апрельскую грязь в шлепанцах и в майке. Юлька и не пыталась убежать, стояла, ждала, сунув руки в карманы. Отец замахнулся было, узнал дочь и сказал только, подтолкнув к калитке: "Дура ты, Юлька, ей-богу…"
Неужели мать забыла, как поднимала ее с постели, вернувшись среди ночи, и втолковывала, раскачиваясь на валком табурете на кухне: "Всем им одного надо, Юлька, поняла? Говорят - заслушаешься, а нужно всем одного, запомни, какой бы ни был…"Десятилетняя Юлька стояла перед ней и запоминала…
Раньше всех из девчонок "сорвалась с резьбы" Ленка Ильинская - в пятом классе, в пятнадцать лет. Отпросилась на выходные к тетке в Подмосковье, а оказалось - летала на юг со взрослым парнем-журналистом. Мелькал такой - умница в больших роговых очках - по телевизору, путал взрывоопасной обстановкой на Ближнем Востоке. Все было рассчитано по минутам: в пятницу с уроков на самолет, в понедельник с самолета в класс. Ленка в душе хвасталась загаром, взахлеб рассказывала разинувшим рот девчонкам, как красиво все это было - ночью на берегу моря, шампанское, шум прибоя, - и вдруг заревела: "Дуры! Вы даже представить не можете… как в сказке!.."
Неделю она ждала продолжения сказки, не дождалась и сама пошла искать любимого. А когда нашла, тот досадливо покривился и сказал: "Слушай, ведь здорово было, правда? Пусть так и останется. Зачем все опошлять? Ждать, когда жена в отпуск уедет? Ключи у друзей клянчить? Давай просто будем вспоминать. Надо уметь устраивать себе маленькие праздники…" Месяц Ленка ходила как пьяная, с безумными глазами, а потом - понеслась напропалую.
Вскоре она залетела. Очередной мальчик, виновник торжества, тут же исчез, растворился в пространстве. Самое страшное было то, что трехмесячный срок выходил задолго до каникул, а отчисляли за это мгновенно, без разговоров. Ленка перепробовала все, травилась йодом и таблетками, потом, по совету старших девчонок, переспала с семейным мужиком и свалила все на него. Тот с перепугу устроил ее на подпольный аборт. После уроков Ленка поехала в больницу, вечером вернулась в интернат, на следующий день танцевала во Дворце съездов, а после спектакля обливалась кровью в гримерке. Кто-то настучал, и в понедельник утром, перед началом урока педагогиня Наталья Сергеевна вызвала ее, обмершую от ужаса, в центр зала, отхлестала по щекам и сказала, обращаясь ко всем:
- Не умеешь - не берись! - брезгливо кивнула Ленке. - Пошла на место. Работаем!..
Следом за Ильей начались романы у других девчонок. Только Света ничего не замечала до поры до времени. Потом вдруг заинтересовалась разговорами в раздевалке, внимательно слушала, выбрала мальчика из тех, что табуном ходили за ней, поманила пальчиком… а после пожала плечами - ничего особенного! - и тут же забыла про него.
Юлька никого не осуждала, только совсем уже не понимала, когда в интернате - в комнате, где еще три девчонки то ли спят, то ли притворяются…
Все это не для нее. Она ученая. Когда с ней пытались знакомиться, Юлька с каменным лицом проходила мимо, а коснись кто - ударила бы не задумываясь.
Всем им одного надо. И этому долговязому панку, которому все равно, что Илья, что Света. И его приятелю… А вдруг правда придет?.. Юлька засыпала, мысли путались. Контрольная по французскому… Надо написать Зойке, старшей из оставшихся дома сестер, - выяснить, что там происходит… Последние пуанты остались, все разбила. Надо заказывать новые, а денег нет и не будет…
Юлька проснулась ночью от голода. Потянулась было к тумбочке, где лежали на этот случай маленькие черные сухари, но услышала, как тихо плачет в подушку Нина, - и затаилась, согнувшись от голодной, сосущей боли в животе.
* * *
А утром за окном были те же густые синие сумерки; девчонки, молчаливые, медлительные, нечесаные, в наброшенных на плечи халатах, тянулись в умывальник с полотенцами и зубными щетками - малыши спали на ходу, налетали друг на друга и на стены, - стелили постели, шли в столовую на завтрак, складывали в пакет балетки и пуанты, собирали перед зеркальной дверцей шкафа волосы в "кичку" на затылке, натягивали лосины, купальники и хитоны, расходились по залам, занимающим весь периметр второго этажа, навстречу из своего вестибюля поднимались румяные с мороза, шумные москвичи, коротко звенел звонок, объявляя начало занятий, и все длилось, длилось бесконечное зимнее утро.
Первым уроком сегодня был класс - классический танец. Педагог Наталья Сергеевна, как всегда подчеркнуто прямая, со вскинутым холодным холеным лицом, с двойной ниткой жемчуга на высокой шее, вошла в зал.
Поклон педагогу, поклон концертмейстеру, и девчонки разошлись по привычным местам у станка. Место у станка имело свое значение и строго соответствовало табели о рангах, - человек посвященный сразу мог увидеть, кто есть кто. На средней палке, напротив зеркала стояли первые ученицы - в центре Света Середа, рядом с ней Юлька и Ия. На правой, у окна, - середняки, "корда", кордебалет, на левой, которую заслонял от зеркала рояль, - "глухая корда". Крайней, "под роялем", стояла Нина.
За восемь лет все девчонки не раз поменяли место у станка. Только Света неизменно стояла в центре. Она была не просто первой - единственной, выше оценок, экзаменов, интриг педагогов и богатых родителей, всей околобалетной суеты, - потому что такой балериной можно только родиться. Она танцевала так же естественно, как ходила или смеялась. Училась легко, будто вспоминала подзабытые движения, даже на ежедневных занятиях по классу не просто работала - танцевала свое настроение, утро за окном - светлое или пасмурное. Именно на Свету Наталья Сергеевна ставила выпускной спектакль - не "Коппелию" или "Тщетную предосторожность", а "Жизель" с Надеждой Павловой в главной партии: Павлова - Жизель, Светлана - Мирта. Расчет был очевидный: сходящая уже, отяжелевшая Павлова в первом акте и эффектный выход Светы в сложной прыжковой партии Мирты - во втором…
Еще недавно рядом со Светой у станка стояла Нина, резкая, немного грубоватая, но очень сильная по технике. У нее был фантастический прыжок - она вылетала как из пушки. Как-то на спор с девчонками прокрутила сорок восемь фуэтэ. На втором курсе Нина вдруг стала разъезжаться вширь, по-бабьи округлились бедра, появился выпуклый, как у гусыни, живот, толстые защипы на боках, исчезла талия. Она начала курить, пыталась голодать и заниматься йогой, но фигура по-прежнему оплывала, вес нарастал. Нина уже с трудом выдерживала весь урок на пальцах, дважды рвала связки. Она оказалась среди "корды", отошла по правой палке от зеркала в дальний угол, потом в обратном направлении - по левой.
Юлька двигалась тем же путем ей навстречу, какое-то время они стояли рядом у окна, потом разминулись, и к середине третьего, выпускного курса Юлька твердо встала рядом со Светой, а Нина очутилась "под роялем".
- …И-и… а-тю-тюд!! Держим!.. - Наталья Сергеевна неторопливо ходила по залу, глядя как будто бы в пол, но видя всех сразу. Не оборачиваясь, крикнула: - Чикваидзе, пять копеек потеряла?
Ия торопливо вскинула голову. У нее была дурная привычка смотреть на опорную ногу.
Год назад Наталья выдрала ей клок волос: раз сказала, другой, потом подошла, взяла за волосы и ласково процедила сквозь зубы:
- А головку, деточка, надо держать вот так! - и повернула…
- Четче! Раз-два-три… Хайрутдинова, спину возьми!.. семь-восемь - поворот!..
Девчонки в розовых хитонах работали экзерсис. Титова занималась в глухих болоньевых штанах: сушила бедра. Это было нарушение формы, но Наталья демонстративно не обращала на нее внимания.
Юлька мельком глянула за окно. Там понемногу, трудно светало, в школе напротив старшеклассники склонились над тетрадями, очкарик за последним столом смотрел в окна училища.
Здравствуй, мама!
У меня все хорошо, все по-прежнему. Занимаюсь, отдыхаю. Каждый вечер гуляем с девчонками по Москве. И ем я нормально - не волнуйся и не слушай эти дурацкие рассказы про вечно голодных балерин. Столовая у нас замечательная, кормят как на убой. И не надо покупать мне ничего, шуба мне не нужна - здесь тепло, совсем по-весеннему…
- Середа, так проститутки на Калининском задом вертят!
Света работала непривычно осторожно, зажималась, не успевала за остальными. Наталья Сергеевна начала раздражаться.
- Нефедова, на высоких полупальцах работаем!.. Держи ногу! Пах открой! - Она с размаху ударила ее ладонью в низ живота. - Выше! Выше колено! - подняла сзади ей ногу двумя руками, пнула снизу в бедро. - Да что вы вареные все сегодня?! Спите много? Пошли на середину!
Юлька подхватила лейку, пробежала взад и вперед, смачивая наклонный пол. Началась вторая часть урока - середина зала. Все тяжелее становилось дыхание, чаще взлетали и опускались острые ключицы, выбившиеся из-под заколок волосы налипали на лоб, промокали, темнели под мышками и вдоль спины хитоны.
…Отцу не верь и обратно не пускай. Если раз продал, то и второй продаст. И не плачь, не стоит он того. И не смей, поняла, не смей брать у него деньги! Потерпите до лета.
Я здесь еще никому не говорила - я решила проситься на распределении в Хабаровск, буду ближе к вам, сразу получу роли, смогу подрабатывать педагогом в детской студии. Справимся без него…
- Хайрутдинова, спину возьми! Сто раз тебе, дуре, повторять?.. Азарова, о чем замечталась? В Австралию душа летит?
…Да, в мае мы летим в Австралию на целый месяц! А потом целую неделю дадут отдохнуть! Даже не знаю, чему больше радоваться. На этом кончаю письмо. Привет сестричкам - Зое и Кате. Не верится, что уже восемь лет не виделись. Но теперь недолго осталось, скоро прилечу насовсем…
- Середа! Сто-оп! - Наталья Сергеевна раздраженно хлопнула в ладоши.
Концертмейстер оборвал мелодию. В наступившей тишине Наталья Сергеевна выдержала долгую паузу. Девчонки замерли. Когда у Светки что-то не клеилось - доставалось всем.
- Середа, ты что, нарочно это делаешь?.. - негромко спросила Наталья Сергеевна. - Пойди сюда.
Скрестив руки на груди, она подождала, когда Света подойдет.
- Что с тобой сегодня?
- Бедро болит, Наталья Сергеевна.
- Ну так иди в медчасть! Сама вполноги работаешь и остальным мешаешь!
- Оно совсем немножко ноет, - виновато сказала Света. - Только когда…
- Врачу объяснишь, - отвернулась Наталья Сергеевна. - Так, встали на прыжки!
- Можно я закончу? - спросила Света.
- Нельзя. Алексей Семенович, пожалуйста…
Света накинула халат и, чуть прихрамывая, вышла из зала.
Начались прыжки.
- Выше мах!.. Выше!.. Выше!.. Раз!.. Раз!!
В конце урока на девчонок страшно смотреть. Трясутся от напряжения мокрые лица. Пот уже ручьями течет по шеям, с висков, срывается каплями со скул. Кто втягивает щеки, кто скалится.
- Раз!.. Раз!.. Легче!.. Улыбку дай!..
Ни одной связной мысли в голове. Только красные вспышки перед глазами. Только мат сквозь стиснутые зубы вместе с дыханием. А стрелка часов на стене будто прилипла. Ноги гудят, как чугунные. Колени подламываются сами собой. Мягкие балетки жгут стопу, как наждак. Душа вылетает вперед и вверх, а неподъемное тело едва волочится следом.
- Да спину!! - Наталья Сергеевна с размаху ударила кулаком по спине Чолпан. Та чуть не упала, прогнулась от боли. - Иначе не понимаешь?! Раз!.. Раз!..
После звонка и финальных поклонов девчонки побрели в раздевалку. Чолпан, закинув руку, ощупала синяк на спине:
- Собака! Гляди, прямо по позвоночнику…
Никто не взглянул на нее, девчонки стягивали мокрые хитоны и колготки. Все сами ходили с синяками. Когда бьют - это хорошо, хуже - когда не обращают внимания. Давно не били - скоро выгонят.
- А это чье? - увидела Чолпан рядом со своей вешалкой школьное платье.
- Мое, - третьеклассница только что вышла из душа, стояла позади нее вся в капельках воды.
- Это твое место, ты, мокрощелка?! - Чолпан сорвала ее одежду и швырнула в дальний угол, где раздевались младшие девчонки. - Еще раз увижу - морду разобью!
Девчонка покорно пошла поднимать платье.
Старшеклассницы, обмякшие, лоснящиеся от пота, сидели нагишом, вытянув чугунные ноги, тупо глядели перед собой пустыми плоскими глазами. Шли в душ, засыпали стрептоцидом, перевязывали шелковыми лентами сочащиеся сукровицей пальцы ног, переодевались в школьную форму.
Нина вылила пот из болоньевых штанов, выжала хитон. Встала на весы, погоняла гирьку и зло отшвырнула ее в конец шкалы.
Только неугомонная Илья в спущенном до пояса хитоне возбужденно рассказывала кому-то:
- Ну, я им пару батманов кинула, - она с болтающимися до полу рукавами изобразила канкан между скамейками. - Нет, ты представляешь, юбка-то - во! Они хохотальнички поразинули, блин, а я будто не въезжаю, типа "что такое, я девушка скромная"…
- Ну и что они тебя - сразу или в очередь? - спросила Нина.
- Что? - улыбаясь, обернулась Ленка.
- Ничего! На улицу пойди расскажи, как ты трахалась! - крикнула Нина.
- Начина-ается… - досадливо протянула Нефедова.
- А что, завидно, да? - Илья развернулась к Нине, по-бабьи уперла руки в бок. - Что, поделиться?
- Спасибо! Я не такая блядь, как ты!
- Ха, конечно! Кому ты нужна, корова! Протухла на своей диете!
- Да хватит, надоело! - сказала Нефедова.
- А ты сиди молчи! - закричала Нина. - Сколько за тебя предки заплатили?
- Ты что, Нин… Нин, перестань, - испуганно зашептала Ийка.
- Что? - взвилась Нефедова. - А ты знаешь, да? Ты видела? Сама скоро вылетишь отсюда!
- Посмотрим еще, кто вылетит!
- Тихо! - крикнула Юлька.
Уже никто никого не слышал, в раздевалке стоял общий гвалт.
- А ну, тихо!! - заорала Юлька. - Умолкни, я сказала! А ты сядь! Достали!
Младшие девчонки притихли на своих скамейках, наблюдая за ссорой старших.
- Жопу отожрала, а я, блин, виновата, - буркнула Илья, доставая из сумки сигареты.
- Заткнись! - крикнула Юлька.
- Корова…
- Заткнись, я сказала!
В раздевалке наконец стало тихо. Мрачные девчонки разошлись по своим местам, не глядя друг на друга. Юлька сорвала полотенце с вешалки и пошла в душ. Чем ближе к экзаменам, тем чаще вспыхивали в раздевалке ссоры, девчонки истерили, заводились по любому поводу…
Юлька, блаженно прикрыв таза, стояла под душем. Тонкие острые струйки кололи плечи и грудь. В углу душевой торопливо докуривали Илья и Чолпанка.
И снова звонок. На истории Юлька дремала, подперев голову руками, поглядывала сонно, как пишет Ия письмо на родном языке непонятными закорючками. На химии вязала новые гетры.
Потом снова переодевались - к народному танцу: в черные купальники и юбки, туфли с мощным каблуком. На уроке что-то не заладилось, как бывало иногда, все безбожно врали и путали друг друга.
- Азарова, ты же ведешь! Ты же первая идешь!.. Середы нет - как стадо баранов! - Народница ругалась, но никого не трогала: народно-характерный - не основной предмет, здесь старшеклассницы могут послать тебя далеко и красиво.
Потом был обед, такой пресный, что повтори его тут же - и все равно не наешься и не поймешь вкуса. Но и тот половина девчонок пропустили.
Потом литература, и опять переодевались в купальники и длинные шопеновские пачки к дуэту. Света выдала недавно: "А вот угадайте, кто я? Раздеваюсь-одеваюсь, раздеваюсь-одеваюсь, раздеваюсь-одеваюсь. Вы думаете, я проститутка? Нет, я балерина". В других училищах давно отменили школьную форму, но директриса на каждом собрании долбила, что московская школа - лицо советского балета, что форма дисциплинирует, и, бывало, опаздывающие девчонки кое-как натягивали школьные юбки и пиджаки прямо на мокрые купальники.
После дуэта Юлькин класс отправили в фотоцех, "на клеточки". В подвале тупиковая стена была расчерчена в крупную клетку, девчонки по одной выходили в комбинезонах под слепящий свет ламп - спиной к стене, пятки вместе, руки по швам, подбородок вверх, потом профиль слева. Двойные фотографии, похожие на "их разыскивает милиция", подкалывались в личное дело - по ним каждый год перед экзаменами проверяли форму: длину ног, ширину бедер, у кого коротка голень, у кого крупная голова или великовата грудь.
В кабинете анатомии, увешанном схемами человеческих костей, Юлька раскрыла наконец учебник французского, полистала и принялась рисовать узоры на полях. Хаким за соседним столом, скучно подперев одной рукой голову, другой тискал Ильинскую. Та невозмутимо красилась, разложив косметику.
- Что, на дуэте не нащупался? - спросила она, поправляя тени.
- Не, скелет учу…
На улице темнело, в классе зажгли свет - тянулся к концу длинный день, обыкновенный день, неотличимый от других таких же, которые оставляли за собой только привычную боль в ногах и забывались раньше, чем коснешься головой подушки.
Середа вернулась к последнему уроку, математике, села на свое место перед Юлькой.
- Ты что так долго?
- На рентген ездила, - Света обернулась к ней - и вдруг улыбнулась безмятежно и счастливо.
- Ты чего? - спросила Юлька, тоже невольно улыбаясь.
- Весна скоро…
- Экзамены скоро, - буркнула Ия, не отрываясь от тетради.
Когда девчонки после репетиции в учебном театре возвращались в интернат, Юльку окликнула из своей комнаты Галина Николаевна и сказала, что ее ждут внизу.