- Нет, именно у нас как штатный сотрудник в чине полковника.
- И как у вас таких держат?
- Хороший сотрудник, потомственный чекист, - почти официальным тоном произнёс внезапно скурвившийся в глазах Пикина майор, закладывающий своего коллегу под служебную запись.
- А зачем вы мне рассказываете довольно серьезную тайну вашего ведомства?
- Никакой тайны нет.
- Как это нет, это почти сенсация для западных радиостанций. Если я об этом расскажу бывшим диссидентам, завтра об этом будут кричать "Свобода" и "Би-би-си". Насколько я знаю, педерастов не берут даже в ЦРУ. А тут целый полковник из КГБ, да ещё "потомственный".
- Умоляю вас, Андрей, ничего не рассказывать, - уже откровенно смеясь, выдохнул Сикорин.
- Да не буду уж. Тем более, я уверен, что вы меня разыгрываете.
- Нет. Дело в том, что "главным педерастом города" у нас называют товарища полковника, заведующего картотекой гомосексуалистов Ленинграда и курирующего это направление. Надеюсь, тебе не надо объяснять, в каких целях это делается.
Сикорин не знал, какое обращение лучше подобрать, и называл Пикина то по имени и отчеству, то по имени. Что лучше подходит к этому странному парню не в смысле психологического контакта, а в смысле определения сути его личности?
- Ладно, повеселились, давай и поработаем, Андрей.
Пикин посмотрел на майора, и они друг друга поняли, столкнувшись взглядами. Обоим нужно было соблюдать правила игры. Сикорин собирает информацию и пытается завербовать Пикина, Пикин наговаривает на магнитофон всё подряд о своей партийной деятельности, к тому же, скрывать было нечего. Главное - отвертеться от сотрудничества, не стать стукачом.
Через два часа беседы они расстались. Пикин знал, что майор отработал свой хлеб, но не достиг желаемого результата - вербовки. Сикорин же окончательно уверился, что Пикина голыми руками не возьмёшь и нужно переходить к банальной схеме запугивания, дождавшись подходящего случая и новых указаний начальства в отношении "детей перестройки". Но один вопрос продолжал мучить майора: почему он вздрогнул, когда, обернувшись, внезапно увидел Пикина?
"Неужели нервы сдали? - раздумывал Сикорин, ища ключи от машины в карманах брюк. - Что-то исходит от этого парня, есть в нём некая сила, то ли от Бога, то ли от сатаны. Так или иначе, Маканин будет недоволен, а полковником он быть хочет, как и я подполковником".
Грудь и голова Пикина наполнялись пьянящей силой с каждым вздохом, ведь он выдержал поединок с представителем самого КГБ! Ему казалось, что в мире что-то изменилось, но об этом изменении и майор, и он только догадываются и ещё не способны назвать имя этой перемены…
ПАРТРАЗВЕДКА
Глава третья
Связи генерала Чернина за тридцать лет работы в КГБ стали обширными, но получить информацию о лоббистах нового генсека было невозможно. Ретушированные портреты Горбачёва, без пигментного пятна на лысине, напоминавшего русским патриотам картографические контуры Израиля, висели во всех кабинетах рядом с портретом Дзержинского. Анализировать вслух деятельность нового вождя державы никто не решался, а уж тем более осуждать. Чернин знал, что если он проявит интерес к подробной биографии Горбачёва по служебной линии, то будет уволен на следующий же день. Но зато он хорошо знал, что не менее качественную информацию он может получить от партийной разведки. Эта служба подчинялась только высшему руководству партии, так как занималась сбором сведений о руководителях страны разных уровней от директора колхоза до министра; мощным был у неё и зарубежный отдел. Партийная разведка часто пользовалась услугами КГБ, но никогда не делились своей информацией. У Чернина в этой конторе был давний приятель, с лейтенантских погон они служили во время Второй мировой в военной разведке. Чернин не хотел звонить ему домой или на службу, чтобы не светиться, а предпочёл заехать прямо к нему, на работу. Немалая часть партийной разведки работала под крышей обществ знаний, имевших по всей стране огромный штат лекторов, которые работали или на партийную разведку, или на КГБ. Приятель Чернина, Базунов Николай Евгеньевич, официально числился старшим научным сотрудником отдела истории Западной Европы при Обществе "Знание" Ленинграда, имел прямую связь с международным отделом ЦК КПСС.
Чернин постучал в массивные дубовые двери и, не дождавшись ответа, вошёл в небольшой кабинет с огромным несгораемым сейфом. За скромным канцелярским столом, погрузившись в чтение объёмистой папки, сидел Базунов, поблескивая очками и лысиной. Он что-то подчеркнул красным карандашом на машинописном листе, прошептав под нос: "Истинно. Достоверно. Действительно". Затем захлопнул папку, поднял глаза и сдвинул очки на свой огромный лоб.
- Чернин! Вот не ожидал. Здравствуй, дорогой!
Они тепло обнялись, похлопывая друг друга по спине.
- Ну что, товарищ старший научный сотрудник, пойдем, прогуляемся - нам, старикам, надо больше двигаться.
- Пошли, товарищ генерал, опрокинем по сто фронтовых!
Базунов быстро собрал бумаги со стола и закрыл в сейф.
- Ты почему форму не носишь? Генеральский мундир тебе идёт!
- Ты же знаешь, что форму мы одеваем только по большим праздникам. Куда пойдём?
- Решим, - Базунов поднёс руки к ушам, дав понять Чернину, что его кабинет прослушивается.
Они вышли на Литейный.
- Ты без машины? - прокричал Базунов под грохот проезжающего трамвая.
- Не на служебной же к тебе подъезжать. На своей тоже не решился, тем более я знаю, что без бутылки у нас разговора сегодня не получится.
- Тогда мы, Юра, зайдём к моему приятелю на квартиру, тут рукой подать, пошли в сторону Невского. Приятель сейчас в командировке, попросил присмотреть за его аквариумными рыбками каких-то редких пород. Я в них не разбираюсь, сыплю корм. А за это он разрешил пользоваться его запасами спиртного. Чего у него только нет: и французские коньяки, и шотландские виски. Он работает с иностранными делегациями, обуржуазился. А главное, там прослушки нет, и это в наше время весьма актуально.
- Откуда такая уверенность?
- У него сын в техническом отделе вашей конторы работает.
- Убедительно. А тебя давно стали слушать?
- А как весь этот бардак начался, так и стали пасти.
- Как узнал, что слушают?
- По последствиям одной беседы на троих. Сначала подумал, что кто-то стучать из своих начал. Перепроверялся несколько раз, пока не убедился, что у стен уши выросли.
- Кто слушает, знаешь?
- И ваши, и наши, и чёрт знает кто ещё, Юра. Сейчас всё смешалось…
Вот мы и пришли. Лифта нет, топаем на пятый этаж.
Квартира приятеля Базунова больше напоминала магазин антиквариата. Все три комнаты были заставлены старой, но хорошо отреставрированной мебелью из разных эпох и стилей. На шкафах и столах громоздились подсвечники и часы явно из прошлого века.
- Ты, Юра, не удивляйся, это его жена работала реставратором, поэтому такая эклектика. Год, как умерла. Неплохая баба, но тащила всё, что можно было. Проходи на кухню.
- Сюда бы ОБХСС, а Евгенич?
- Брось ты, это не хищение социалистической собственности, а мелкое воровство. Не мне тебе рассказывать, как у нас грабят государство.
Кухня была просторной и обставлена современно. В углу урчал огромный холодильник. Базунов вошёл с большой картонной коробкой, позвякивающей бутылками, и, блаженно улыбаясь, поставил её на стол. Чернин, разглядывая кухню, вытащил вилку радио из розетки, отключил телефон, зашторил окно.
- Это ты, Юра, правильно, лучше подстраховаться. Что будешь?
- Давай коньячок.
- А какой хочешь?
- Французский.
- Есть "Наполеон".
- Давай "Наполеон".
- А ещё есть, - Базунов начал выставлять бутылки, - водочка "Смирновская", виски англицкие и шотландские, ликёрчики.
- Так мы, Коля, отсюда не уйдем и до утра. Давай водочки по сто и отполируем коньячком.
- Согласен, товарищ генерал.
Базунов, напевая "я встретил вас, и всё былое", извлёк из холодильника баночку чёрной икры.
- Кучеряво живёт твой приятель.
- Я же тебе говорил, что он работает с буржуями. От жены немало антикварных безделушек осталось. Поверь, пользы от него для нашего государства больше, чем вреда. Давай за встречу…
- Хорош коньячок, - цокнув языком, оценил генерал, - а вот водочка не очень, наверное, польского разлива.
- Да, похоже, кто-то ехал через Польшу.
- Слушай, полиглот, что ты там шептал у себя в кабинете за папкой "Истинно. Достоверно. Действительно"?
- А, это из скрижалей Гермеса Трисмегиста.
- А я кроме закона подобия из его изречений ничего и не помню. Как там, "что на верху, то и внизу, и наоборот"?
- Если быть абсолютно точным, то это звучит так "То, что находится внизу, подобно находящемуся наверху, и то, что находится наверху, подобно находящемуся внизу, ради выполнения чуда единства". Я понял так, что ты ко мне по делу, а не за тайной "чуда единства".
- И по делу, Коля, и за тайной "чуда единства". Я хочу у тебя некоторые свои сомнения развеять о "новом".
- Да я бы рад их развеять, Нилыч, но боюсь, что не получится. Что же в вашем ведомстве нет на него досье?
- Если и было, то, думаю, уже нет, да и до московских дел у нас руки коротки. А вот в вашей конторе, я знаю, более горизонтальная структура. Ты же наверняка копался в его прошлом.
- Конечно, копался.
- Что-то есть?
- Есть. Ты не обижайся, но тебе лучше этого не знать. Спать перестанешь, да и что мы можем сделать? Нас, стариков, скоро выкинут, как балласт.
- Ты меня, Коля, не береги, давно уже плохо сплю. Неизвестность хуже. Пойду искать по другим источникам, пока не узнаю.
- Вот этого делать не надо, долго не протянешь. Ты даже не представляешь, какие силы его поддерживают. Они даже голод могут организовать! Страна и так уже на талонах, позор на весь мир. А эти митинги, антисоветские организации… Ещё вчера подобное не могло и присниться. Такое ощущение, что за всем этим один режиссер, и театр у него мирового масштаба!
- Говори. Я своё прожил, может, напоследок что-то ещё успею сделать. Кстати, у нас, похоже, ликвидируют сионистский отдел. Мне это очень не нравится и настораживает.
- Ничего, Коля, мы уже не сделаем. Я пытался зондировать почву. В лучшем случае можно запастись на будущее информацией и отслеживать процесс, но изменить его мы уже не в силах. Всё идет к большой катастрофе.
- Что в худшем случае?
- Рост сепаратизма, межнациональные конфликты, распад страны. Будет всё, что предлагали ещё троцкисты в тридцатые.
- Я так далеко не заходил в своих предположениях. В худшем случае допускал многопартийность, политическую и экономическую дестабилизацию.
- Ты, Николай, оптимист. Ты вот только немецкий знаешь, да и то уже, наверное, забыл. А я ведь кроме английского ещё и французский, и итальянский выучил. У меня есть возможность читать их прессу и слушать радиопередачи. На краткие переводы и стерильные сводки аналитического отдела не надеюсь. Тут по одним каналам три пунктика из программы мне подкинули. Цитирую по памяти: "Первое - системный развал существующего политико-экономического устройства. Второе - переворот и форсированное внедрение рыночной экономики по типу "дикого капитализма" периода первоначального накопления капитала. Третье - провоцирование хаоса и неразберихи как средства мобилизации масс на борьбу с властью под лозунгами о восстановлении социальной справедливости". Вот, Юра, как хитро сформулировали.
- Так это же, Евгенич, две гражданских войны!
- Первая, думаю, будет без крови. Народ купят обещаниями и капиталистическими побрякушками. А вот вторая умоет кровью всех.
- И ты так спокойно говоришь об этом?!
- Спокойно, Юра, потому, что уже переболело. Мне не ведомо, что вы там делаете в своем политическом отделе, но знаю точно - качественной информацией вы не владеете. Вот ты уже пять лет, как генерал, и что нового тебе открылось? Вас бросили на борьбу со всякой диссидентской швалью. Вы в ней и утоните. Власть, генерал, не массы берут, её берут сверху, и ты знаешь это, но как марксист боишься в этом признаться, боишься обрушить лубочную историю партии. Да, Юра, чтобы сменить власть в нашей огромной стране достаточно сговора десятка людей. Ты что, забыл как ставили Хрущёва, а потом Брежнева?
- Но мы не меняли идеологию и строй. Не провоцировали волнения и гражданскую войну.
- Но мы, генерал, пришли к тому, к чему пришли. И как бы ты не анализировал сложившуюся ситуацию в рамках марксизма-ленинизма, причин не найдешь, тут нужно мыслить как специалисту по истории заговоров и переворотов. Для тебя, надеюсь, не новость, что октябрьский переворот семнадцатого делал не пролетариат. Так вот, и этот переворот будут делать не ваши уличные и митинговые антисоветчики, они лишь необходимая массовка. Переворот будет сделан сверху, а новые кадры будут черпаться из недр партии, из её гнилой сердцевины. Да и в вашей системе продажные суки найдутся. По какому принципу мы подбирали кадры?! Нам нужны были покорные холуи режима, громко орущие о великой партии и клянущиеся в верности марксизму-ленинизму. Нас даже не интересовало, насколько они искренни, главное, чтобы была чистой биография и были рабоче-крестьянские корни. Сталин подбирал профессионалов, людей государевых, вот на этих людях ещё что-то и держалось. На таких людях могла работать даже хреновая система. А какое поколение управленцев взрастили мы?! Надо же быть реалистом.
- Ты рассуждаешь так, как будто ты не коммунист, как будто не представитель интересов партии!
- Я, Юра, самый настоящий коммунист, я служу интересам народа и государства. В крайнем случае, я так понимаю свою роль. Просто в силу своих профессиональных интересов и осведомленности я знаю больше, чем положено знать мне. Ведь наша система и ваша строились по принципу разделения информации на такие дозы и направления, чтобы невозможно было иметь представление о целом. Ну, если у тебя в руках шестерёнка или даже три, разве ты сможешь определить, от какого они механизма, от какой системы? Даже если у человека руль в руках, это ещё не значит, что он знает принцип работы остальных систем. И будут ли повиноваться колёса рулю, когда машина поедет.
- Ну, пока ехали, и всё работало.
- Куда мы ехали?! Мы стояли, Юра, и грелись в кабине. А вот сейчас машина поехала, и все, у кого есть механизмы воздействия на её движение, попытаются ей управлять. И что самое интересное, многие обнаружат, что их рычаги не работают, их рули не рулят, так как на месте передаточных узлов зияют пустоты.
- Если честно, я это уже начал чувствовать. Неужели ты прав?!
- Наш генсек требует "нового мышления". Вот я и мыслю по-новому, всматриваясь во всю систему и вижу, что режим работы для двигателя задан такой, что он уже начал резонировать и скоро пойдёт в разнос. И сидящий ближе всех к двигателю об этом знает, но молчит, потому что у него есть дверь, в которую он в критический момент выскочит.
- Выкладывай о "новом", не томи душу.
- Чёрт с тобой. Давай по пятьдесят коньячку под лимончик, для храбрости.
- Наливай!..
За окном уже стемнело. Чернин курил трубку и слушал Базунова:
- Я когда первый раз эту информацию получил в сжатом виде, не поверил. Его возлюбили на Западе - почти единодушно во всех солидных изданиях Европы о "Горби" только комплиментарные статьи, включая США. Тут я стал перепроверять, и всё сошлось. В шестьдесят шестом году он с женой Раисой был приглашён во Францию французским бизнесменом прокоммунистических взглядов Жаном-Баптистом Думенгом. Они приехали вместе с группой других советских туристов, но когда официальная часть посещений фабрик для обмена опытом закончилась, Горбачёвы решили отдохнуть независимо. Они взяли напрокат "Рено" и пару недель колесили по Франции. Отсюда всё и началось. Первого секретаря Ставропольского горкома КПСС спецслужбы не могли упустить. Его там пасли и французы, и англичане, и америкашки.
- И на чём их вербанули?
- Они на машине сбили человека. Насмерть. Не знаю, то ли это был несчастный случай, то ли было подстроено. Но факт в том, что об этом знали только они и спецслужбы Франции и Англии.
- А как об этом узнал ты?
- Ты же знаешь, что во Франции достаточно сильная коммунистическая партия, мы поддерживаем некоторые связи ещё со времён Коминтерна. И деньги они получают от нас. Через тамошних коммунистов и копали. Проговорился полицейский, который был свидетелем происшествия. Конечно, полицейским не дали ничего оформить, через пять минут уже подъехали представители французских спецслужб и взяли дело под свой контроль.
- А откуда полицейский узнал, что это был Горбачёв?
- Полицейский из русской семьи эмигрантов первой волны, хорошо знал русский. Говорил, что документы водителя он не видел, тот отказывался что-либо предъявлять, но слышал разговор между супругами и запомнил имена Михаил и Раиса. Мы проверяли всех советских туристов и дипломатических работников, находящихся в тот период во Франции. Было три Михаила, но ни одной Раисы кроме Горбачёвой. И главное - он узнал их по фото.
- Дело было в шестьдесят шестом, Горбачёву было тридцать пять лет. А вы показывали фото в каком году?
- В восемьдесят седьмом.
- Через двадцать один год. Можно и не узнать или спутать. Может, в машине были русские, дети тех же эмигрантов?
- Коля, мы же не идиоты, мы показали фото тех лет!
- А если это подстава, деза в чистом виде? И этого полицейского вам подкинули французские спецслужбы…
- Я бы рад в это поверить. Скоро всё увидим. Я думаю, ещё пару лет, и все агенты влияния, и продавшиеся себя проявят. Не верю я "новому", его говорку, его простоте. Он мне чем-то напоминает хитрого сельского попа, который знает, как заполучить столичный приход. Паскудные времена ждут нас. Наливай!
- После такого детектива не грех и выпить…