"Сначала я тоже испугался, как бы это не оказался он, - говорит Йенс. - Но потом присмотрелся получше и думаю, что это тот, из Назарета. Сам Спаситель, короче, ты разве не видишь?"
"Для меня это нисколько не очевидно, - с сомнением говорит Фвонк, - но я не могу, конечно, полностью исключить, что ты прав".
"Он здесь один в один похож на того, что стоит на горе над Рио-де-Жанейро. Я его видел, поэтому знаю, о чем говорю".
"Возможно, есть какое-то более чем отдаленное сходство. Это максимум, на что я готов согласиться".
Йенс тяжело и медленно садится на пол и приваливается спиной к ванне.
"Да что же это за напасть такая? - тихо причитает он. - Ну вот зачем жизнь все время проверяет меня на вшивость, можно подумать, мало испытаний я выдержал, так ведь нет, снова то колом, то помелом, ни минуты покоя. Раз в жизни расслабился, отвлекся от забот, бегаю в халате по коридорам, так фиг тебе, собственные кишки тут же исторгают из меня подобие Спасителя, ну вот где справедливость?"
152) "Мне кажется, тебе не стоит принимать это так близко к сердцу", - говорит Фвонк.
"А как еще я должен это принимать? - обижается Йенс. - Любой, кто сделал бы такую мини-статую Спасителя, разволновался бы".
"Давай не будем забывать, что это, возможно, совсем не Он", - говорит Фвонк.
"Конечно это Он, - не сдается Йенс. - Ты просто хочешь меня утешить. Это мило с твоей стороны, но лишь затушевывает проблему. Нет, все это неспроста. Кто-то хочет сказать мне нечто важное. В этом я уверен".
"И кто, по-твоему, обращается к тебе?"
"Я не практикующий христианин, я всегда считал, что религии в политике не место, но части народа тяжело это принять. Многие верят, что лидер нации чуть ли не получает божественный мандат, это чистое безумие, конечно же, и до сих пор мне легко удавалось аргументированно оспаривать их притязания, но, если мои внутренности возьмутся ваять спасителей из остатков пищи, мне придется вновь обдумать проблему. Фвонк, но теперь помоги мне - что нам, дьявол их за ногу, делать с этим?"
Фвонк ходит взад-вперед по ванной. Жизнь не подготовила его к ситуации типа этой.
"Не знаю, - говорит он наконец, - сам обалдел".
"Пункт первый, - начинает распоряжаться Йенс, - об этом никто не должен узнать. Только представь, что начнется, - журналисты неделями будет процеживать нечистоты из нашего туалета, оппозиция получит роскошный подарок, нет-нет, даже думать об этом тошно. Фрукточница опупеет от счастья, красно-зеленое сотрудничество пойдет прахом, Кристин Халворсен помрет от смеха, и конца-краю этому не будет".
"О’кей, - соглашается Фвонк. - Тогда надо послать фото этого твоего какому-нибудь церковному авторитету".
"Да ты что! Нет, никаких фотографий, - возражает Йенс. - Мои дети научили меня никогда не снимать того, что нельзя напечатать на первой странице VG".
"Это единственное решение проблемы", - говорит Фвонк.
153) Выловив гипотетически фигуру предположительно Спасителя, Фвонк положил ее на лист акварельной бумаги и сфотографировал мобильным телефоном. Потом, воспользовавшись впечатляющим собранием телефонных номеров из записной книжки Йенса, разослал снимок нескольким людям, про которых есть основания думать, что они авторитетны в этом вопросе. "Who, if anybody, is this?" - написал он в сопровождении.
154) "Если это окажется правда, - говорит Йенс мрачно, - я должен переоценить всю мою жизнь".
"Держи себя в руках, - говорит Фвонк. - Это просто кал".
155) Фвонк снова улегся в постель и собирался было заснуть, когда Йенс тихо окликнул его из другого угла комнаты сонным голосом:
"Фвонк?"
"Да?"
"А ты веришь, что есть что-то, кроме нас, типа что-то большее, совсем из другого теста, что оно нас видит и за нами присматривает как бы?"
"Нет", - отвечает Фвонк.
Повисает долгая пауза.
"И я нет", - говорит Йенс.
* * *
156) Проснувшись, Фвонк обнаружил, что Йенс, лежа в постели, твердой рукой правит страной. Он разговаривал одновременно по двум телефонам и строчил на компьютере. Проходя мимо Йенса в туалет, Фвонк хотел было поздороваться, но Йенс поднял руку и сделал знак, который Фвонк истолковал так: Не сейчас, ты же видишь, я управляю страной, к тому же я не хочу, чтобы мои собеседники догадались, что я делю номер с человеком, замеченным в падении нравов. Один крохотный жест, но очень болезненный для и так разрушительно низкой самооценки Фвонка. Одноразовый я ему друг, попользовался и выбросил, с тоской подумал он, в животе все встало колом, а когда минутой позже он изливал свои утренние воды, ему почудилась в моче кровь.
Вот и пусть, решил он, вот и хорошо.
Намеренно не глядя в сторону Йенса, он прошел из туалета к своей кровати, бесшумно оделся и пошел вниз, завтракать. Взял карту города и стал планировать день без Йенса.
Мне вообще плевать, что эта важная шишка собирается делать, думал Фвонк, если он полагает, что на меня его всевластие производит сильное впечатление, то ничего подобного, мне в жизни нужны перспектива и стабильность, бескрайние просторы, понимание и взаимность. А что мне совсем не нужно - так это человек, который называет меня другом, но, когда доходит до дела, обращается со мной как с ничтожеством. Если Йенс полагает, что может приходить и уходить, как ему в голову взбредет, и сначала называть меня другом и советником, а потом вообще не замечать, то… то всё одно. Фвонк сжал зубы, но несколько слезинок все же выкатились из уголка глаза и сползли по щеке, одна упала в апельсиновый сок, а вторая на круассан. А я еще рисовал его, думал Фвонк, фотографировал его испражнения. И вот вам благодарность.
157) "Вот ты где, - радостно проворковал Йенс, - а чего не сказал, куда идешь?"
Фвонк отвернулся, чтобы Йенс не увидел, как он расстроен.
"Родной мой, - сказал Йенс, - что-то случилось, ты расстроен?"
Фвонк молчит, но из глаз течет, и он должен держаться за стол, чтобы дышать.
"У нас что-то не так?"
Фвонк стискивает зубы.
"Это я виноват?"
Фвонк кивает.
"Все из-за того, что я должен был поработать?"
Фвонк упирается в него взглядом.
"Я потом подумал, - сказал Йенс, - что вышло грубо. Но меня задергали, прости; и надо было поуправлять страной, кто-то должен заниматься и этим тоже. Ситуация такова, что я не могу тратить все свое время на себя, как бы мне этого ни хотелось. К тому же меня выбила из колеи эта история с фигурой Спасителя. Я не в лучшей форме, довольно невнимателен. Притом мне нужно было получить информацию по разным поводам, например, Йонас пробуксовал весь час вопросов и ответов, ха-ха, меня это, скажем так, не огорчает. И не принимай все на свой счет; когда я управляю страной, я другой. Но я тебя очень люблю по-прежнему".
"Ты обращался со мной не как друг", - говорит Фвонк.
Йенс обходит стол кругом и обнимает его.
"Фвончик, малыш мой, - шепчет он, - сладенький мой. Больше я так делать не буду. Я не знал, что ты такой ранимый. Но при падении нравов случаются и не такие травмы. Я видел подобное в политике. Мы опять друзья? Ну скажи, что мы друзья!"
"О’кей, - отвечает Фвонк. - Друзья".
158) "Кстати, ты не получал ответов про наше фото?"
"Совсем о нем забыл, - отвечает Фвонк, - даже телефон еще не включил".
"Ну, давай включи".
Фвонк включил телефон, набрал ПИН-код, и они стали, прижавшись бок о бок, ждать, пока телефон не загрузится и не найдет сеть; у Йенса под носом и на лбу блестят капли пота. Внезапно телефон включился и пронзительно громко принялся сообщать, сколько пропущено звонков и сколько пришло сообщений. Йенс взглянул на Фвонка и изо всех сил стиснул его руку.
Первое сообщение от Каролы. Она написала: "Иисус - святое имя, в нем родник любви небесной. Перед ближними своими повторяй его бессчетно".
"Мимо кассы", - говорит Йенс.
Бывший христианский премьер-министр впредь просил бы избавить его от ночных эсэмэсок кощунственного содержания, а епископ Кварме пригрозил, что, если такое повторится, он вычислит отправителя и обратится в суд; "вы больны", написал он.
"Я действительно болен, - огорчился Йенс, - но от человека Церкви я как-то ждал большей любви. Они некоторым образом обязаны всегда ставить себя на место ближнего".
"У него наверняка своих проблем по горло, - откликнулся Фвонк. - Никто не становится добрым, теплым и милосердным просто потому, что называется христианином".
"И то правда", - отвечает Йенс.
Примас Англии пишет: "Спасибо за это самое необычное изображение Спасителя. Благословляю вас".
"Значит, все-таки Он, - говорит Йенс. - Вот черт!"
"Без паники, - призывает Фвонк, - не надо спешить с выводами, пока я не позвоню Инге Лённингу, он все утро обрывал телефон. Лённинг все же более здравомыслящий человек, чем эти".
Пока Фвонк набирает номер и ждет ответа, Йенс тискает его руку.
"Алло, - говорит Фвонк, - прошу простить, если я не вовремя, но вы звонили мне одиннадцать раз, да-да, это я прислал вам снимок, нет-нет, это не я, а мой друг, нет, мы смыли, да, уже на дне Дуная, так что вы думаете, вот как, ничего себе, и вы в этом уверены? Хорошо, нет, я не знаю, что он ел, понятно, понятно, нет, меня волнует, что это означает, угу, и делать ему с этим ничего не надо, понял, понял, спасибочки, до свидания".
Фвонк положил телефон на стол и строго посмотрел на Йенса.
"Он сказал, - говорит Фвонк, - что традиции христианской иконографии не позволяют связать это изображение со Спасителем. Иначе говоря - это не Он. Сто процентов".
"Какое облегчение!" - выдыхает Йенс.
"Зато, - продолжает Фвонк, - очевидно сходство с Гавриилом, ну этим, архангелом, и настолько полное, что двух мнений быть не может. Это он".
Йенс помрачнел, уставился перед собой и секунд семь-восемь молчал.
"Грубо говоря, - наконец выдавил из себя Йенс, - я наложил Гавриила".
"Да, все на это указывает".
"Это неспроста, - говорит Йенс, - это знак. Я нервничаю".
"Лённинг сказал, что, очевидно, у тебя очень неспокойно на душе и только в лоне Церкви ты сумеешь обрести мир".
"Он правда так сказал?"
"Да".
"Бог мой, чистая правда! У меня и в самом деле нет покоя в душе".
"Вот видишь!"
"И с каждым днем все хуже. Но что я должен сделать, он сказал?"
"Он сказал, что поделать с этим ничего нельзя, ты должен признать этот факт, принять и научиться с ним жить. Такое иногда случается. Он слышал о подобных случаях".
"Слышал раньше?"
"Именно так. В целом он не склонен драматизировать ситуацию. Бывает и не такое".
"Что за мир!"
"Да уж. И я хорош - принял его за обычную какашку".
Йенс покачал головой:
"Ты невероятно наивен, Фвонк, это даже трогательно. В политике ты бы и часа не продержался".
* * *
159) Йенс решил, что они как раз успеют перед вылетом домой посетить Будапештский зоопарк. Ему необходимо побыть среди зверей. Поскольку люди его достали. Никогда не известно, чего от них ждать. К тому же у него есть мечта посмотреть одно конкретное животное. Вернее, не мечта даже, а насущная потребность. "Я уже несколько лет вынашиваю эту мысль, но этот зверь есть всего в нескольких зоопарках, и прежде мне никогда не выпадал шанс туда попасть".
В метро по пути в зоопарк Фвонк сидит как мышка. Прямо напротив него три женщины детородного возраста. Две в темных очках, а третья все время говорит по-венгерски в телефон, искоса поглядывая на Фвонка. Вот ведь камарилья. И конечно, они решили подловить его за границей. Почерк мастеров. Этого у них не отнять. Они держатся сплоченно по всему миру, и проблемы одной страны легко решаются в другой. Фвонка прошиб холодный пот. Он оцепенел, он знает - скоро его отправят кормить рыб на дне Дуная. Йенс и ухом не ведет, не видит, насколько опасна ситуация. Знай себе дурачится с охранниками да примеряет кроличью ушанку, купленную у метро. Диву даешься, что такой ненаблюдательный человек забрался так высоко.
160) "Я был абсолютно уверен, что у них здесь есть лигр", - говорит Йенс, изучая план зоопарка.
Фвонк, вообще-то, не знает, что это за зверь такой - лигр, но почитает за благо не уточнять, охранники, оба в темных очках, отошли шагов на десять и болтают, как кажется Фвонку, о дачах.
"Зато у них есть малыш гориллы и новорожденный орангутан", - говорит Фвонк.
"Приматы меня сроду не интересовали, - фыркает Йенс. - А вот лигра я всегда мечтал увидеть. Я даже просил зоопарк в Кристиансанне купить одного, но получил отказ. Они, похоже, считают его противным природе существом, а стоит за ними христианское лобби Южной Норвегии, это рана в сердце. Я думаю, практически в любой другой стране дирекция зоопарка приняла бы во внимание намеки премьер-министра и завела бы лигра, но в Норвегии о таком и мечтать не стоит, это больно, Фвонк".
Фвонк кивает.
"Вот если бы Берлускони попросил Римский зоопарк завести лигра, что бы те сделали?"
"Завели бы", - говорит Фвонк.
"Именно! - горячится Фвонк. - Можно головой поручиться, что они бы уж расстарались, не то что в Норвегии. Нет, есть свой шарм в том, как мало пиетета норвежцы испытывают к властям предержащим, но плевать даже на такие мои намеки - это обидно, притом народ бы валом повалил на лигра, о чем они думают, вообще не понимаю".
Несколько шагов они молчат, Фвонка так и подмывает спросить, и Йенс наконец замечает это:
"Что случилось? Говори!"
"Я вынужден признаться, что не очень хорошо представляю себе, кто такой лигр", - мямлит Фвонк.
Йенс останавливается как подстреленный, кидается к Фвонку и двумя руками хватает его за лацканы.
"Что? - вопит он. - Как, ты не знаешь, кто такой лигр?"
Подбегают охранники и спрашивают, не обидел ли Фвонк Йенса.
"Он меня мучит, он не знает, кто такой лигр!"
Охранники, очевидно, тоже не слыхали о таком звере, Йенс смотрит на всю троицу в полном отчаянии.
"Батюшки, ну что ж мне делать-то?! - трагически восклицает Йенс. - Я чувствую, что полностью выкладываюсь на благо общества и ближних, хотя это нелегко в наши трудные времена, но я не сдаюсь. Однако общий уровень необразованности вокруг меня столь высок, что я впадаю в отчаяние, иногда мне хочется свернуться калачиком и так лежать, мной овладевает меланхолия, я чувствую себя страшно одиноким, страшно". Йенс грузно опускается на скамейку.
"Люди добрые, - с трудом произносит он, - лигр - это ребенок льва и тигрицы, это самая крупная хищная кошка на земле. В отличие от львов лигры обожают плавать, они не умеют лазить по деревьям, их самцы стерильны. Ну вот, теперь вы это знаете. Не так давно в тайваньском зоопарке родилось трое лигров. Судя по всему, служитель не усмотрел, а лев не упустил шанса, и я могу его понять, эти тигрицы страсть как хороши, короче, лев налетел на тигрицу, а у кошачьих все происходит мгновенно, им не надо, как нам, активничать черт-те сколько минут, у них за пару секунд хоп - и дело сделано. В Тайване редко проводят встречи на высшем уровне, поэтому я прилетел сюда, но, если бы я знал, что у них нет ни единого лигра, я бы сюда ни ногой. Да, все дело в том, что у меня очень плохой аппарат советников, я с ними слишком миндальничаю, но подождите, ужо я наведу строгость, ага, то-то головы полетят! Всё, я хочу домой!"
"Ну-ну-ну, - журчит Фвонк, - не надо так нервничать. Тебя выбило из колеи это происшествие с Гавриилом, все понятно, но остальные тут ни при чем. Давай знаешь что сделаем - сядем, съедим по мороженому и подумаем, как нам быть. Я схожу за мороженым".
"Не хочу я никакого мороженого".
"Не куксись. Конечно ты хочешь мороженого".
"Нет".
"Да. Тебе клубничное?"
"Только не клубничное".
"Шоколадное?"
"Давай шоколадное, если уж тебе так приспичило с этим мороженым".
161) Они долго-долго сидят вместе на скамейке. Сперва съедают два мороженых, потом Фвонк покупает два хот-дога, под конец они заливают все квартой пива.
"Реагировать так на то, что в зоопарке не оказалось лигра, - ненормально", - говорит Фвонк.
"Я знаю", - кивает Йенс.
"Ты не можешь вести себя с людьми подобным образом".
"Я был слишком разочарован. Я очень надеялся на встречу с лигром".
"Все равно".
"На самом деле я страшно не хочу возвращаться домой. Было так прекрасно побыть здесь с тобой, расслабиться. Чувство свободы, которое я испытал вчера в коридоре, Фвонк, - это что-то совершенно особенное. Но теперь я вижу, что все прежнее, обычное снова предъявляет на меня права: страна, которой надо все время управлять, все эти встречи и совещания, и Йонас с Фрукточницей, большие отличники. Меня это давит и ломает, Фвонк".
"Я понимаю".
"И поверх всего еще Гавриил самодельный. Это слишком. Я хочу сбежать от самого себя. Вдвоем с тобой, куда-нибудь".
Он в страхе оглядывается на охранников, боится, не услышали они чего лишнего, часом.
"Ты согласен? Махнем с тобой на юг!"
162) "А это кто?" - спрашивает Йенс и тычет пальцем в большую, странного вида птицу, которая бегает по загону прямо напротив них. Фвонк встает и идет к вольеру почитать табличку.
"Шлемоносный казуар", - говорит он.
"Очень странный".
"Да".
"А где он живет?"
"В Новой Гвинее и Австралии", - читает Фвонк.
Йенс подходит к решетке и протягивает казуару кусок хлеба, тот немедленно выхватывает его без всякого почтения.
"Вот эта птица мне нравится, - сообщает Йенс. - Взгляни на этот коготь, - показывает он на птичью лапу с огромным когтем. - В политике такой ох как бы пригодился, мы могли бы драть и увечить друг друга, когда слов не хватает, а их вечно не хватает, правда, Фвонк. Долгая жизнь в политике научила меня, что почти все дискуссии и дебаты ходят по кругу, если ты поучаствовал в нескольких, ты уже выучил эту механику наизусть, и где тогда взять терпения на следующие дебаты-дискуссии? Как некоторые выдерживают в политике целую жизнь, я просто не могу понять и только надеюсь, что меня сия чаша минует. Фвонк, мне хочется такую птицу, с когтем. То-то бы я вспорол живот Фрукточнице, ха-ха, только не цитируй эти мои слова, или пропорол этого эгоиста, ну, премьера христианского, за то, что он на веки вечные лишил меня возможности взять больничный, этих моих слов тоже никому не передавай, прикинь, вонзить ему коготь прямо в брюхо и провернуть, вот бы я тогда полюбовался на его личико, этого психически нестабильного пса христианского!"
"Йенс, тебе надо успокоиться".
"Даже не проси меня успокаиваться".